Нетерпение сердца. Новеллы

Какое это произведение эмоциональное! Оно просто вывернуло мою душу. От отвращения, до жалости и сострадания. Герои прописаны так натурально, как будто на сцене сидела и наблюдала всю трагедию со стороны. А книга трагична и грустна с самого начала.
25-летний офицер Антон Гофмиллер посещает знатный дом Кекешфальве и знакомится с девушкой, которая прикована к инвалидному креслу. По мере их знакомства и частых посещений, Эдит, как и следовало ожидать, теряет и сердце, и голову перед молодым офицером, демонстрируя бурю эмоций и страстей, от ненависти, истерии, обмороков и до любых попыток к исцелению. С другой стороны, мечущийся в своих чувствах офицер, который не может разобраться в себе, что же он испытывает к девушке калеке? Дружбу? Любовь? Симпатию? Жалость? Или все-таки нездоровое любопытство. Здесь момент как раз для дискуссий, т.к. каждый читатель видит картину отношений по-своему. Порой мы верим в его любовь к бедной девушке, а через миг он убегает с чувством отвращения к себе и к ней. И терзает его эта ситуация, или ловушка, но и бросить все он не может, девушка с ранимой психикой и очень тонко манипулирует людьми. Я честно сочувствовала главному герою, в ситуацию он попал безвыходную, готов и в петлю, и на войну, да хоть куда...и бросить все нельзя, зная, что разрушишь жизнь и девушки, и ее отца, страдания которого так велики, что сам иссыхает с каждой минутой. Финала я ждала с нетерпением сердца, как и у главных героев, хоть и подозревала, что счастья не приобрести никому, да и не было к нему никаких предпосылок. С самого начала веяло драматичностью. Сильное произведение, я обязательно приобрету бумажную версию в свою библиотеку. Цвейг мастерски описал весь спектр эмоций, сложно остаться равнодушной после прочтения.

Рада, что познакомилась с творчеством Стефана Цвейга именно с этой книги, так как осталась я в совершенном восторге. С другой стороны, как я поняла, других крупных законченных произведений у него нет, а это означает, что самое глубокое погружение я совершила. Впрочем, этого хватит надолго, и пока возвращаться к Цвейгу я не планирую.
В этом романе автор использовал нетипичный приём: трагедия человеческой судьбы обычно изображается на фоне масштабных исторических событий, которые её как бы оттеняют и возвеличивают. Здесь же наоборот: происходящее с главным героем даже несколько меркнет на фоне национальной трагедии, да ещё и под занавес романа, что производит действительно необычное впечатление.
В "Нетерпении сердца" нет хороших и плохих персонажей; все, скажем так, с душком, но по-своему. И хоть главный герой, Антон Гофмиллер, не воспринимается мною как наиболее положительный по сравнению с прочими, но ему я сочувствую больше всех, потому что понимаю, что он пострадал больше всех (как ни странно). Он, что называется, оказался не в том месте не в то время. И если Гофмиллер ещё относительно противоречивый персонаж, то все остальные однозначно отрицательные: Эдит, разумеется, домашний тиран, но и более того - она распространяет свою волю к смерти на любого, кто вхож в её ближайшее окружение; нетрудно заметить, что все вокруг Эдит совершенно несчастны и лишены будущего. Господин Кекешфальва, на мой взгляд, отчасти обладает чертами мистического персонажа: если Эдит при таком рассмотрении - это исключительно разрушительная энергия и зло, то Кекешфальва - её приспешник и посредник, как Мефистофель, заманивающий слабых духом людей на скользкую дорожку ко злу. Неспроста автор делает его евреем и дельцом, что воспринимается прочими второстепенными персонажами крайне отрицательно (но тут ещё, разумеется, повлияла социальная обстановка времён написания романа - 1938 г.). Неспроста он всегда приходит в ночи, облачённый в свою неизменную тёмную одежду, а края его верхней одежды развеваются, будто чёрные крылья.
Чуть менее отрицательные, но всё равно вредоносные персонажи - это Илона и доктор Кондор. Оба они также толкают Гофмиллера к предательству самого себя (считай, продаже собственной души, потому что после всего произошедшего его душа уже не успокоится), но главную роль здесь играет Кондор, который изощрённо шантажирует Гофмиллера. Убеждая его в том, что он обязан взять на себя ответственность за чужую жизнь и ради этого пожертвовать собой, Кондор прибегает к любым манипуляциям. К этому моменту, разумеется, главному герою давно уже стоило прикрыть лавочку своей жалости, но всё же, даже тут, даже зная, к чему теперь приведёт отказ, я считаю (и это позиция христианской этики в том числе), что Гофмиллер имел полное моральное право послать всё к чёрту и уехать или, как минимум, перейти в режим неприступного игнорирования. Но случилось то, что случилось.
"Нетерпение сердца" - роман вообще очень немецкий, очень фантасмагоричный. Он во многом перекликается с мистикой позднего романтизма (со всеми его сделками с дьяволом, трикстерами и прочей нечистью), отчасти напоминает Гофмана с жуткими видениями механизированных дребезжащих кукол (и здесь обращают на себя внимание сны Гофмиллера, в которых ему является на своих грохочущих костылях Эдит) и его горячечный бред. Во многом роман даже предвосхищает будущую немецкую литературу, где лейтмотивом станет тема ответственности и жизни "после". Это талантливое произведение, очень многоплановое, в достаточной степени непредсказуемое (что не даёт заскучать). И несмотря на незамысловатый в общем-то сюжет, очень живое, в чём, несомненно, заслуга прекрасного авторского слога. Сперва я немного побаивалась, что это будет картонное повествование в духе Бальзака, скажем, где мужчины подкручивают ус и посмеиваются, а дамы смущённо охают: это не отменяет того, что сюжет может быть на высоте, просто персонажи получаются довольно посредственно выписаны, а многие любопытные подробности замаскированы нагромождением эвфемизмов. У Цвейга такого нет, а описание иногда даже поражает натуралистичностью и неожиданной откровенностью: так, главный герой признаётся об испытанном им некогда влечении к юноше, или же, описывая сцену поцелуя, автор делает это замечательно живо со всеми неловкими моментами (например, стукнувшимися друг о друга зубами).

Должна заметить и предостеречь, что в моём издании - а это сборник Цвейга от "Азбуки" в серии "Большие книги ИЛ" - роман предваряет отвратительная статья Ю. Архипова, в которой совершенно бессмысленно пересказывается сюжет и, главное, финал. Как это интересно, в подробностях узнать развязку, только-только приступая к чтению... Теперь всегда буду читать предисловия только по прочтении самого произведения.

Атмосфера в книге, я вам скажу, очень тревожная и болезненная.
Зато читается на одном дыхании и оторваться невозможно!
Сюжет: Писатель получает письмо, в котором женщина, рассказывает о своей жизни, где он, не подозревая этого, сыграл главную роль!
Ничего похожего по содержанию и по антуражу мне ещё не доводилось встречать.
К главной героине я успел прочувствовать все эмоции: от брезгливости и жалости, до уважения и восхищения!
Но это маниакальное влечение к человеку - перебор во всех смыслах.
Хоть она и не относилась к людям, которые проходу не дают своему предмету воздыхания, преследуя его, но здесь свой, не менее пугающий, перебор!
Мне не понять такого поведения, порой сами женщины не понимают поступков других женщин, что уж тогда говорить о противоположном поле.
Не хочу судить героиню, хотя и про героя можно найти много нелицеприятных слов.
В целом они оба дают пищу к размышлению.
Что еще мне понравилось, так это то, как автор пишет. Та самая классика, которую я обожаю читать.
Нет того чувства, что читаешь просто текст - это одно сплошное удовольствие!
Слова объединяются между собой, превращаясь в нечто красивое и потрясающее.
До этого, с автором не был знаком, но с огромным удовольствием продолжу читать его книги!
У меня всё. Спасибо за внимание!

Странные впечатления оставила у меня эта новелла Стефана Цвейга. И вроде бы нет здесь поводов для печали: никто же из хороших людей не погиб, нет и несчастной (неразделенной) любви или же разлуки, но нет и поводов для счастья...Отдать двадцать лет своей жизни самообвинениям - глупым, надуманным, неоправданным. Корить себя за ошибки другого. Другой поступил непорядочно - а страдаешь ты?

Автор, или вернее, главный герой книги, сравнивает два случая - два поразительно диаметрально разных происшествия, которых отчего-то, с непонятным упорством, хочет привести к универсальному знаменателю: мол, человек имеет право поддаться страстям, но от этого он не становится хуже или лучше в наших глазах и не нам его судить.

Случай первый, сумасбродный, глупый - вот уж здесь-то я никак не могу оправдать героиню, отдыхавшей с близкими в пансионе на Ривьере и сбежавшую с красавцем-французом и оставившую семью: мужа и двух дочек, двенадцати и тринадцати лет. Да, в жизни бывают разные обстоятельства, подчас трагические, но что может оправдать измену? Что может оправдать позорное бегство от собственных детей? Сложно мне это представить даже на гипотетическом уровне...Как будто человек безвольное существо, обладающее одними лишь инстинктами...

Наш герой единственный из присутствующих, кто вступается за эту женщину, мимолетно и как бы вскользь он упоминает об ее слабости, но подчеркивает при этом, что для него она остается все равно порядочной и уважаемой дамой. По поводу уважения соглашусь - каждый человек достоин уважения, но вот порядочно ли она поступила по отношению к своим родным - вопрос сложный...

Случай первый, имевший такой грандиозный резонанс в тихом и мирном пансионе, приводит к неожиданным последствиям: дружбы и общения с героем ищет одна из постоялиц отеля, пожилая дама аристократической наружности, сдержанная в поступках и словах, строгая, образец английской чопорности и здравомыслия, миссис К. Оказывается, в ее жизни тоже имела место некая тайна, некое происшествие, некая страсть, за которую она фактически расплачивается вот уже двадцать с лишним лет - случай номер два. Долгие годы эта милая женщина корит себя за то, что пыталась спасти другого человека, прониклась к нему симпатией, а он выставил ее перед людьми падшей женщиной, недостойной уважения, осмеянной и проч. Ее исповедь случайному соседу по пансиону полна горечи: самый тяжкий суд, как выяснится, это самообвинения, терзавшие ее на протяжении нескольких десятков лет. Как можно сравнивать первый случай со вторым? 40-летняя свободная женщина (вдова к тому времени) не имела ни перед никаких обязательств: ее дети были взрослые, мужа у нее не было. Ошибкой стала лишь вера в чужую порядочность и раскаяние, но вины ее в том нет...

Двадцать лет терзаться угрызениями совести за чужой грех - странные наказания готовим мы порою для самих себя. Стефан Цвейг не оправдывает страсти, он учит лучше разбираться в людях и прощать себе собственные ошибки...

Кажется, что двадцать четыре часа – это так мало. Но случается, они могут изменить жизнь. Именно это и произошло с героиней этой новеллы Цвейга, одни лишь сутки из жизни которой изменили её и её судьбу, оставив неизгладимый отпечаток в печальных воспоминаниях.

Миссис К. делится своей историей с почти незнакомым мужчиной, как и она жителем маленького пансиона на Ривьере. Она уверена, что он сможет её понять, так как не будет осуждать. Решение поделиться своими сокровенными воспоминаниями родилось вследствие оживлённого спора, возникшего в их небольшом кружке: достаточно ли двухчасового разговора с незнакомым мужчиной за кофе в саду, чтобы тридцатитрёхлетеяялетняя попядочная женщина к вечеру бросила мужа, двоих детей и ушла за этим мужчиной. И двадцать четыре года назад миссис К. оказалась в очень похожей ситуации.

Первая часть, в которой повествование ведётся от лица рассказчика, плавно подводит нас ко второй части, посвящённой рассказу пожилой женщины о тех злополучных сутках. В них вместилось столько, сколько иной человек не проживёт и за всю жизнь: страсть, грехопадение, стыд, ненависть, отчаяние, боль от предательства и чувство тупой безысходности.

Цвейг в очередной раз восхищает тонким пониманием загадочной женской души и своим неповторимым стилем письма. Чего только стоит описание рук. Оно завораживает, изумляет и поражает поэтической выразительностью:

А как искренне испытываешь "испанский стыд" в сцене последней встречи миссис К. с любовником в казино:

Поистине, лишь великий мастер может так играть человеческими чувствами, жонглируя ими заставляя читателя проживать их со своими героями.

Сильный, глубокий, эмоциональный, проникновенный рассказ. Это такая большая, растянутая до размеров романа, очень Цвейговская новелла о любви, сострадании, выборе, малодушии, долге.
О содержании написано много, поэтому повторяться не буду. Скажу лишь, что герои у Цвейга, как всегда, многогранны и интересны. На мой взгляд, нет в этом романе отрицательных персонажей. Все в нем живые люди со своими достоинствами и недостатками. Взять хотя бы историю барона фон Кекешфальва: аферист, прощелыга и вдруг такая чуткость и совестливость! Откуда, почему?! Или Антон Гофмиллер... Вот уж не стала бы упрекать его во всех грехах! Положа руку на сердце, 90% молодых людей повело бы себя так же малодушно. Одно дело сочувствовать, а другое — взять на себя обязательства. А то, что сбежал и не объяснился — это трусость, только, думаю, конец все равно был предрешен. Очень уж неуравновешанна, истерична и надломлена была Эдит.
А доктору Кондору — низкий поклон! Почти каждое его выражение хочется выделить в отдельную цитату и выучить наизусть.
Замечательный роман! Очень рада, что, наконец-то, прочитала его!

Если бы существовал на свете клуб почётных невротиков, то данная цитата подошла бы как нельзя лучше в качестве девиза. Тяжело живётся людям, чья душевная организация настолько тонка, что колеблется от нежнейшего ветерка. Обычно это амплуа принадлежит девушкам, но в «Нетерпении сердца» трепещущей ланью является офицер Антон Гофмиллер, главный персонаж. Какие же ветра тревожат его сердце? Какая погода стоит в Австро-Венгерской империи начала двадцатого века?

Начинается роман одним из любимых приёмов Цвейга: «эту удивительную правдивую историю я услышал от знакомого». Повестование ведётся от первого лица, от Гофмиллера, и таким образом автор достигает интимности и остроты чувств, необходимых для истории, которую он собирается рассказать. Вообще система рассказчиков подчас становится довольно запутанной. Просто пример: Цвейг рассказывает нам, как Антон Гофмиллер беседует с доктором об одном богаче, и вот доктор говорит, что однажды богач разоткровенничался и выложил всю историю своей жизни, и как-то раз богач дремал в вагоне поезда и слушал, как на соседней лавке кто-то в красках обсуждал своего начальника... Пять рассказчиков спрятались друг в друга, как матрёшки.

Все всё знают, все обо всём судачат, сплетни разлетаются быстрее телеграмм – общество того времени предстаёт перед нами эдакой большой скамейкой у подъезда. И один из глубочайших страхов Антона Гофмиллера – это боязнь оказаться предметом неодобрения условных бабулек. Под бабульками можно понимать его товарищей-офицеров, население городка, где расквартирован его полк, всю семью и знакомых любой степени близости. Однажды Гофмиллер познакомился с богатыми Кекешфальвами: пожилой богатый коммерсант, его дочь-инвалид Эдит и племянница Илона.

Полный сострадания юноша утешает и развлекает больную, прикованную к инвалидной коляске. Семейные обеды, прогулки, вечерние посиделки за чаем – он, пунктуальный, как часы, всегда у Кекешфальвов, готовый поддержать и оживить маленькое общество. Но он пребывает в блаженном неведении, что такое внимание будит в Эдит некоторые надежды. Гофмиллер оскорбляется в лучших чувствах, когда Эдит признаётся ему в любви. Как так? Юная затворница, толком не знающая света, влюбляется в статного офицера, которого видит каждый день – ах, как же это так получилось, невозможно, почему она влюбилась в меня??

Гофмиллер спускается с небес на землю, как дряблый воздушный шарик. Меня ведь засмеют товарищи, если увидят с калекой? А что скажут мама и тётя? Но упоение христианским состраданием вводит нашего офицера в опасную иллюзию, что одним человеком, как большим пластырем, можно залепить трагедию другого. Гофмиллер опять надувается осознанием собственной важности. У Эдит толком нет друзей, нет никакого здоровья, она никогда не сможет заниматься любимым делом, ей не нравится отражение в зеркале – но это всё магически починит Гофмиллер своим присутствием. Отец Эдит и лечащий врач стараются совсем запудрить ему мозги. Если женщина в тебя влюбилась – не имеешь морального права не влюбиться в ответ. Если она больна – тем более.

Здесь я сворачиваюсь с описанием сюжета. Скажу лишь, что подобный груз ответственности смог бы вынести лишь очень устойчивый и любящий человек. А Гофмиллер у нас так, облако в штанах, и девушку максимум жалеет. Должен ли он быть в ответе за ту, которую приручил? С одной стороны, его недальновидность и готовность раздавать обещания поражают. С другой стороны – а чего все ждут от него? Хоть парня в бельевую верёвку скрути, всё равно не получится выжать любовь вместо хиленького сострадания. Но тема невротичной вины часто повторяется в романе. Сам богач Кекешфальва женился на женщине, которую развёл при покупке недвижимости, а доктор связан узами брака с безнадёжной пациенткой.

Что за магия любви такая? Получается, что женщины здесь – это жалкие, не приспособленные к жизни, убогие существа. От банкротства, от неизлечимой болезни, от горя и тревог их может спасти только другой человек, благородно кладущий себя на жертвенный алтарь брака. Разве не чувствовали эти женщины, что на них женились из соображений «птичку жалко»? Или, в отличие от Эдит, они смирились?

В моём понимании, крепкая любовь – это союз двух самостоятельных личностей, которым есть, что дать друг другу. Это двухстороннее движение ласки, опеки, интересов, понимания. Здоровые, сильные, гордые, весёлые по-настоящему умеют принимать и отдавать любовь, потому что они не умирают от жажды в пустыне. Другой человек не является для них единственным билетом в жизнь. Это не очень романтично, но зато все остаются целы.

Даже небольшие новеллы Стефана Цвейга способны вызвать бурное обсуждение морального облика и мотивов персонажей, а уж его единственный роман, «Нетерпение сердца» – и подавно. Формула «эта книга заставляет задуматься о…» вызывает зубовный скрежет ещё со школы, но здесь она уместна. Прогноз погоды на Австро-Венгрию начала двадцатого века неблагоприятный: ожидается штормовой ветер, дождь слёз, крушение надежд и империй. Запасайтесь дождевиками.

Цвейг не перестаёт удивлять глубиной и чувственностью своих книг. Он так искусно выставляет напоказ человеческие эмоции, что становится немного неловко за нарушение личного пространства его героев. Этот роман необычайно силён именно в эмоциональном плане, тогда как сам сюжет меркнет на фоне разыгрывающихся человеческих страстей.

История рассказывает нам о молодом австрийском офицере Антоне Гофмиллере, оказавшимся волею приказа со своим эскадроном в небольшом гарнизонном городке у венгерской границы. Служба пуста и однообразна, а из развлечений молодым офицерам предлагается единственное в округе казино, пара кафе и паршивенькое варьете с потасканными певичками. Можно понять энтузиазм умирающего от скуки молодого человека, когда он неожиданно получает приглашение в дом известного и состоятельного барона фон Кекешфальвы.

Обаятельный Антон довольно быстро становится вхож в дом на правах лучшего друга семьи; но, собственно, именно обаяние и сослужило ему дурную службу. Привыкший к общению с женщинами, Антон использовал привычные приёмы ни к чему не обязывающего флирта и с племянницей барона Илоной, и с его дочерью Эдит. Причём, делал он это без корыстных намерений, а скорее автоматически, стараясь расположить к себе и завоевать дружбу. Однако он не учёл того факта, что прикованная к инвалидной коляске Эдит расценит эти знаки внимания, как чувства особой к ней расположенности и отчаянно влюбится.

Есть любовь во благо, а есть та, которая рушит всё на своём пути. Эдит начала тонуть в своей безответной страсти и тянуть в омут безысходности окружающих её людей. Капризная и эгоистичная, видя, что её привязанность не находит отклика в сердце любимого, она превратилась в домашнего тирана, своенравного манипулятора. И как это часто случается, Антон оказался последним, кто узнал об истиных чувствах к нему Эдит. И что вполне закономерно, он попросту испугался, так как отвечать на пылкую страсть девушки никак не входило в его планы. Да, она ему нравилась, да, с ней было интересно дружить, да, ему было её искренне жаль, но явный физический недостаток Эдит был для Антона явно не совместим с любовным томлением.

Но озадачивает в романе как раз не поведение Гофмиллера, а то, как близкие Эдит начали бессовестно использовать чувство сострадания, испытываемого юношей к девушке-инвалиду, уговаривая того жениться на ней. Нерешительный и, по совести сказать, малодушный Антон был достаточно внушаемой личностью. И видя его душевные колебания, фон Кекешфальва и лечащий врач Эдит, доктор Кондор, каждый по своему пытался навязать молодому офицеру нужное по их мнению решение. Один – обещая золотые горы и безбедную жизнь; другой – убеждая Антона, что сострадание обязано требовать человеческих жертв. И только тогда можно помочь человеку, когда принесёшь в жертву самого себя без остатка.

Рассуждая, приятных эмоций ни один из персонажей не вызывает, но и каждого можно оправдать. Эдит – требовательная эгоистка, но её мир ограничен; Илона не всегда терпелива, но она молода и хочет своей доли счастья; барон готов продать душу дьяволу за выздоровление дочери, но какой отец поступил бы иначе? А что касается Антона, то с какой стати он кому-то чего-то должен? Свободный от обязательств человек, он сам решает свою судьбу и несёт ответственность за свои действия. Поэтому-то в конечном итоге, сочувствуешь именно ему. А нетерпение сердца – сентиментальное сострадание – далеко не самое плохое качество.

"Сострадание - это палка о двух концах: тому, кто не умеет с ним справиться, лучше не открывать ему доступ в сердце. Только вначале сострадание, точно так же, как и морфий, - благодеяние для больного"

Для того, чтобы хотя бы в какой-то мере подумать о том, что ты понял автора - для этого недостаточно его коротких произведений. Рассказы, новеллы и т.д.- наиболее эффективный способ, чтобы спрятаться от читателя. Исключая некоторых гениальных типов вроде Борхеса, пожелавшего так и остаться загадкой, захоронив себя в коротеньких опусах, но при этом не оставивших сомнения насчет собственного таланта, который сочится из каждой написанной строфы. Тем не менее, например, Чехов имеет несколько видов собственных рассказов, которые будто бы писаны разными людьми - искрометный юмор рядом с тяжелой морализирующей трагедией. До "Драмы на охоте" об авторе судить сложно вообще. Или, скажем, Тэффи, которой будто бы и нет вовсе, ибо даже ее воспоминания написаны в виде коротких заметок, предположительно позже скомпонованных для чего-то более объемного. Все это к чему - гораздо проще избежать собственных надуманных выводов, если иметь под рукой представление о человеке, проверенное внушительным текстом, где он никуда от нас не денется и раскроется в большей степени. Таким образом, "Нетерпение сердца" - первое произведение Стефана Цвейга в моей жизни (после нескольких новелл), где сюжет более-менее реалистичен, а не фантастически-идиотичен, как ранее. Можно было всегда восторгаться содержанием, стилем, диким надрывом в каждой новелле, но ощущение маразматичности первоосновы не покидало с самого начала.

Абсолютно все герои произведений Стефана Цвейга - особенные необычайные альтруисты (вариант "высокодуховные мнительные невротики"), которые необычайно привлекательны своими отклонениями, преподносимыми очень верными дозами, чтобы не отпугнуть читателя с первых страниц. Автор в совершенстве постиг науку - держать аудиторию заинтересованной, нигде не перегнул палку, он сразу же завораживает, затягивает наши глаза вглубь произведения и уже совершенно невозможно их отлепить. Даже если умом и понимаешь, что читаешь полнейший бред и клинику. Эмоции-то и существуют, чтобы притягивать разум. Тебе тяжело дышать, своими эмоциями повествование тебя держит не просто близко, а ты готов впрыгнуть по ходу дела на какую-нибудь страницу, проглатывается все на едином дыхании.

Описание "Нетерпения сердца" долгие годы меня отталкивало, но желание увидеть реального Стефана Цвейга пересилило. Фантастические герои никуда не делись, здесь тот же полный набор суперлюдей, но помимо реализма произведения здесь четко просматривается реализм автора. Таким образом, можно признать, что облик автора, ранее возникший перед внутренним оком после чтения новелл, был робкой версией экспериментатора, только начавшего практиковать более серьезные методы. Вся эта отмороженная ненормальная шелуха, относящаяся как к женщинам произведений Стефана Цвейга, так и к мужчинам, вдруг слетела ураганным ветром и передо мной поднялся другой Стефан Цвейг - с холодным рассудком, очень продуманный и абсолютно рациональный, в котором нет ни капли ненормального, а эмоции - часть действующего плана. В который раз можно посетовать на чужое влияние, ибо столько пытался оградить себя от чужих рецензий и даже биографий, пока собственное мнение не станет устойчивым и понятным. Моя бабушка в бытность так любила Стефана Цвейга, что трудно было этого не заметить и я только теперь понял - за что именно. Вовсе не за предполагавшуюся ранее лирическую ненормальность, эмоциональный посыл, ахи - охи, а за холодный и ясный разум. Этот автор настолько продуман, настолько манипулирует читателями, что сие даже в какой-то мере удручает, ибо указывает нам, стандартным обывателям, на наше скромное место в этом мире.

"Нетерпение сердца", несмотря на незамысловатость сюжета, очень разноплановое, ибо затрагивает самые различные, временами даже стандартные, вопросы, каждый из которых оглушает, удивляет глубиной проникновения, заставляет все больше покрываться красными пупырышками уважения по отношению к автору и язвами гнойного восхищения. В этом любовном романе меньше всего этого самого любовного романа. Произведение ясно демонстрирует игру автора и раскрывает ее последовательность. Получается, что во всех новеллах по сути Цвейг издевается над читателями - берет полнейшую ерунду, высосанную из пальца, делает из нее конфетку, превращая в шедевр. В "Нетерпении сердца" можно увидеть и многое другое. Например, здесь изображен четкий срез общества, который очень сложно разглядеть за основным повествованием - противоречиями и истинными ценностями личности, куда Стефан Цвейг без обиняков залезает в грязных сапогах, хотя и графских. Да и люди - военный, врач, делец - как обычно, исключительно человечны, сострадательны и с рьяным альтруизмом. Может такие где-то в темноте и таятся , но мне лично не попадались. Как здесь, за этими нагромождениями, можно увидеть, что врач очень определенно проехался по своим коллегам, сорвал покровы, раскрыл циничные тайны. Что делец нарисовал стандартные механизмы холодного объегоривания рядовых людей, хотя и пожалел кого-то (деньги и жалость - взаимоисключающие вещи). Что военные настолько глупо и алкоголично бездельничают, что это кажется нормой. Чем не норма у нас.

Мимо темы основной пройти, конечно, не могу. Любовь - жалость, ущербность - благотворительность. Сразу оговорюсь, что все нижесказанное касается исключительно постсоветского пространства, ибо не знаю доподлинно - как и по каким принципам осуществляется благотворительность не у нас. Возможность сравнивать что-то с чем-то, а особенно - себя любимого и других - на этом строится вся система социальных взаимоотношений. Помимо всем известных чувств доброты, которая взирает на нас с любого рекламного плаката, подобные контрасты будят во всех такие прекрасные качества, как зависть, злобу, желание обвинять и заставлять страдать. У человека в чем-то ущербного (в "Нетерпении сердца" идет речь о девушке-инвалиде) подобная контрастность гораздо ярче выражена. Если мы можем завидовать успешным, образованным или красивым, то сие в какой-то степени не смертельно, ибо все большей частью в наших руках. Инвалид же завидует всем, кто не похож на него. В нашей стране, ибо он забыт, забит, заброшен до такой степени, что чувство собственного достоинства им покупается исключительно со ссылкой на папу-маму и т.д., которые являются редкостью, особенно, если на них можно сослаться. Чтобы никого не обвинять в собственных бедах - а это единственный вариант - инвалид не должен знать - кого именно он обвиняет и все масштабы собственной трагедии. А потому - единственный путь к какому-то ощущению нормальности - это не находиться среди людей (эту версию принято подсовывать людям коммерческими организациями, ибо, даже спрятанная под дежурной улыбкой, зависть по отношению к миру все равно когда-нибудь прорвется), а пребывать в неведении. А потому - дочь миллионера (а их очень мало, но именно о них и пишут книги) - это сгусток злобы по определению. Коммерсанты, сосущие средства с помощью инвалидов, дурят их тем, что заводят разговоры о равенстве, которого не видать никому. Все эти многочисленные книжонки о якобы поднявшихся инвалидах (исключительно импортные) - другая сторона благотворительного цирка и тухлая коммерция. Вкладываются только в перспективных инвалидов, об этом сами инвалиды знают прекрасно. Их, осчастливленных и описанных в книгах примерно 0,00001%. А потому Стефан Цвейг прав в том, заложенное изначально в человеке чувство вины заставляет его принимать демонстративные позы, когда корочка лица на час-другой покрывается благородным налетом и слезы проступают на щеках от ощущения себя, такого хорошего. Прав Стефан Цвейг и в том, что ко всему человек приходит исключительно опытом собственной шкуры. Но любовь никакого отношения к жалости не имеет в принципе.

"Как неодолимо тягостное чувство неприязни, которое испытывает должник к кредитору, ибо одному из них неизменно суждена роль дающего, а другому - только получающего, так и больной таит в себе раздражение."