Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. За рекой, в тени деревьев. Старик и море. Опасное лето. Праздник, который всегда с тобой. Очерки. Публицистика

Я обиделась на Хэмингуэя. Глупо, по-детски, но по-другому свои эмоции от прочитанного выразить не могу. Очень уж печалит финал. И это несмотря на то, что отчаяния в книге нет, даже наоборот: старик не опустит руки и продолжит так же добросовестно выполнять свою работу.

Повествование ведется неторопливо и очень основательно. Читатель постепенно втягивается в жизнь рыбака и наблюдает за ним несколько дней, от ухода в море до возвращения. Нет ощущения философствования, хотя старик очень много размышляет, и есть что выцепить из цитат.

При этом книга производит впечатления глубокой, не сразу отпускает, и появляется желание хотя бы выборочно перечитать и продумать некоторые моменты, найти и расшифровать символы. Кажется, всё понятно: море – это жизнь на её протяжении, рыба – важное дело, акулы – всяческие нахлебники, старик – простой обыватель, которому условные злые капиталисты мешают вырваться из среды. Как-то даже банально, но повесть цепляет в первую очередь не этим. Она пронизана какой-то светлой печалью, христианским смирением. Верой в то, что не всё в жизни сводится к поимке большой рыбы. Убежденностью, что жизнь важна сама по себе.

И, в конце концов, эта повесть просто интересна благодаря сюжету, накалу страстей, писательскому таланту. Долго к ней шла, долго над ней думала, и не разочаровалась.

"Праздник, который всегда с тобой" — лёгкие и ненавязчивые короткие зарисовки из жизни Эрнеста Хемингуэя в период его пребывания во Франции. Это мемуары, наполненные обычными деталями, погодными вставками, местами, где был автор, людьми, с которыми разговаривал.

Эмоциональны даже невыразительные обыденные мелочи: то, как за столиком кафе пишутся рассказы, как совершаются прогулки, поездки, встречи, путешествия. Такие незначительные на первый взгляд эпизоды, как чтение, рыбалка, скачки, ставки, танцы, катание на лыжах, употребление вина или шнапса, приобретают безмятежные и оптимистичные черты. Изумляют рассуждения о писательстве, идеалах, живописи, работе, покупках, деньгах, об окружающих людях, видны и стереотипные предрассудки о других национальностях. Эрнесту Хемингуэю приходится справляться с бедностью и голодом, но он никогда не теряет надежды и светлого взгляда на происходящее.

Описания того, что происходит вокруг писателя, искрятся приятными чувствами, каждое событие передано с особым упоением. Жизнь насыщена красками, которые позволяют раскрыть характер автора как довольно сдержанного, но сентиментального человека, готового полностью отдаться своим порывам и увлечениям. Несмотря на серьёзные и тяжёлые события, Эрнест не унывает, по-своему отвечает на вопрос: как быть, когда ты — писатель?

Занятно то, как рассказчик высказывает мнение о русских классиках (Л.Н.Толстой, Ф.М.Достоевский), как передаёт знакомство с Ф.С. Фицджеральдом. Очень атмосферно воссоздаются воспоминания о встречах с Гертрудой Стайн, Дж. Джойсом, беседы на литературные темы, мысли об авансах за рассказы. Эрнест Хемингуэй балансирует между писательством ради денег и просто для удовольствия.

Были и не увлекающие части, и места, которые вызывали недоумение. Например, сцена с болезнью Ф.С. Фицджеральда — нечто странное и несуразное. Не ожидайте от историй подробностей о парижанах, улочках и достопримечательностях, это скорее очень личные автобиографические рассказы о разных событиях.

Книга, благодаря которой хочется верить, что всё будет хорошо, идеально подойдёт для тех, кто ищет умиротворение, спокойствие.  "Праздник, который всегда с тобой" — чудесное произведение, полное тепла, любви, дружбы, вкусных блюд и напитков, мимолётного счастья. Концовка нежная и милая, вызывает радость и воодушевление от жизни настоящим днём.

Текст очень обрывочный, между главами происходит какой-то период времени. Автор создал общее настроение нескончаемой жажды жизни. Слушала книгу в прекрасной озвучке Родиона Приходько, которую могу смело посоветовать. Если бы не аудиоформат, я бы ещё долго откладывала это произведение. Если вы не любите описания — читать может быть скучно.

Париж никогда не кончается, и каждый, кто там жил, помнит его по-своему. Мы всегда возвращались туда, кем бы мы ни были и как бы он ни изменился, как бы трудно или легко ни было попасть туда. Париж стоит этого, и ты всегда получал сполна за все, что отдавал ему. И таким был Париж в те далекие дни, когда мы были очень бедны и очень счастливы.

Читал в школе - не понял, чем все восхищены. Ладно, детское скудоумие и отсутствие опыта оправдало меня. Но перечитал уже в более зрелом возрасте, и не получил удовольствия. Возможно, моя негативная оценка связана с тем, что от книги я жду простого читательского, возможно примитивного, удовольствия. А эта книга во мне вызвала только ужас от нищеты, жалость к несчастному старику, и ненависть к рыбам, которые сожрали тунца. Да, эти чувства во мне вызвал бесспорный писательский талант Хемингуэя, полностью отдаю себе в этом отчет. Но хочу простых читательских радостей.

Книга не пошла от слова "совсем"!
Читать было скучно и не интересно... Хотя я люблю автобиографичные книги! Это очень увлекательно - погрузиться в историю! А здесь.... Даже не знаю почему ( но было сухо. И я при чтении периодически отключалась, приходилось возвращаться назад и перечитывать снова...
Мы имеем много разных, не связанных между собой, историй. Встречи, игры, ставки, творчество.. Вот только праздника я не увидела! Наоборот - было грустно..
Я с Хемингуэем знакома всего ничего - Старик и море только прочитано. Но мне понравилось! А праздник - нет.. Все таки ждала от книги я больше радости!

Как-то раз, в одном из своих репортажей, Эрнест Хемингуэй описал случай, лёгший в основу повести. В этом репортаже сообщалось об одном старом незадачливом рыбаке, который в самозабвенном порыве заплыл далеко в море и там, истощая свои скудные силы, долго боролся с большой рыбой, которую в итоге сожрали акулы, а несчастного рыбака в полу-безумном состоянии подобрали через какое-то время его коллеги. Отличие от повести весьма примечательное. Мне как-то сказали, что, мол, нет, всё нормально — это художественное преображение действительности. Что ж, пусть так, ибо иронию от ситуации это никак не отменяет. Теперь к делу.
К «Старику и морю» Хемингуэй шёл, как известно, всю жизнь. Часто он, к примеру, практиковал наиподробнейшие описания рыбалки и охоты (мне в последний раз встретилось в «Иметь или не иметь»), причём из раза в раз старался делать эти отчёты как можно более утомительными и скучными. Это как если бы Фолкнер в своём прекраснейшем «Медведе» начал подробно отчитываться, как персонажи заряжали ружья, не знаю... прочищали дуло, смазывали механизмы, приставляли ружьё к плечу и что они при этом чувствовали и так далее, - ведь это же совсем не главное! Но Хемингуэю до этого дела нет. И если те писатели, которых я почитаю хорошими, описали бы эти сцены рыболовного быта парой штрихов, чтобы можно было перейти к главному, то Хемингуэй с маниакальной упорностью будет насиловать читателю мозг всеми этими бессмысленными подробностями, ибо если дядюшка Хемингуэй любит рыбалку и знает в ней толк, то и его читателям это должно быть ой как интересно. Нет, не интересно. И хотя в «Старике и море» подобная скрупулёзность обоснована, ибо основной конфликт (борьба... с рыбой) плотно связан с описанием действий рыбака, но читать это всё равно невыносимо.
Хемингуэй, как известно, был мастером пустых диалогов, причём сам он считал свои диалоги едва ли не образцовыми. Ну, диалоги двух даунов ему, действительно, удаются как нельзя лучше (- Мария. - Да. - Мария. - Да.). Как правило, диалоги эти совершенно безлики. Прочитав очередную чушь типа: - Ты меня любишь? - Да. - Точно любишь? - Да. - Сильно любишь? - Да. - задаешься вопросом: кому это принадлежит? Героям «Оружия», «Колокола», «Фиесты», Нику Адамсу, героям «Иметь или не иметь», «Холмов Африки»? А какая между ними разница? А никакой! Так вот, в «Старике» это глумление над эстетом изящно упразднено, ибо в большинстве своём старик довольствуется обществом самого себя (рыба, к которой он иногда обращается, по неизвестным причинам от общения уклоняется), но никакого облегчения это не принесёт, ибо место феерического хемингуевского диалога занял не менее феерический хемингуевский монолог. Вообще, я как-то прочёл в рецензии одной барышни, что благодаря примитивности языка книги Хемингуэя могли бы читаться легко и просто, если бы он не был так скучен и зануден. Аминь.
Идейное наполнение под стать. Всё те же сказки, что человека нельзя сломить (если бы Хемингуэй читал Шаламова, он бы знал, что если давление не сломило человека — значит недостаточно надавили. Впрочем, когда Хемингуэй подставлял дуло ружья к своей голове, он вполне мог осознать, какую лапшу вешал людям на уши). Совершенно непроизвольно для автора повесть прекрасно показывает, как дурак сам навлекает на себя страдание, иллюстрируя старую поговорку о больной голове. Как-то я прочёл, что в Сантьяго нет христианского смирения. Действительно нет. Но и считать его стоиком (а аннотация уверяет, что эта повесть - гимн «героическому стоицизму» человека. Простите нас Сенека, Марк Аврелий, Эпиктет) — всё равно что считать литературой книги «Оттенков», то есть ничего общего. Дело даже не в том, идиотизм героя, конечно, разителен, но, по-моему, начался он с гордости. Всё, что делает или не делает Сантьяго — продиктовано гордостью. Следуя её советам, он постоянно набивает шишки, но всё по той же гордости упрямо не желает осушить то болотце, в котором он так славно сидит, хотя он ведь мог бы исправить свою жизнь, но нет, человек не сдаётся, поэтому я не буду ничего менять. Дополнительная беда в том, что по воззрениям Хемингуэя того времени, Сантьяго — чуть ли не образец для подражания: простой человек, избежавший развращения богатством, который не склоняется под ударами судьбы (которые сам на себя вызывает) и прочее. Но что в нём образцового? Его дела — всё тот же бодрый душевный онанизм стареющего человека. Ну, условно говоря, кто в 70 идёт с рыбами бороться, а к то женится на 19-летних. И когда в конце он мирно (ути-пути) засыпает, и во сне видит львов, ты всем своим изнасилованным мозгом понимаешь: вот, молодец, ублажил себя, отвёл душу — фенита ля комедиа.

Ну что тут можно сказать...Да слов даже нет. И вряд ли когда-нибудь появятся...
Повесть читала первый раз уже давненько. Сейчас появилась возможность услышать её в потрясном исполнении актера Анатолия Григорьева (Новосибирский драматический театр "Старый дом"). Об исполнении речь отдельная - очень здорово и Анатолию за это огромное спасибо!
Теперь что касается самого произведения. Интересно, но у меня впечатления после первого прочтения и второго отличаются. Причем, мне оба раза ОЧЕНЬ понравилось! Объяснить, при этом, в чем именно разница я затрудняюсь. Могу сказать только, что в первый раз произведение для меня осталось сильно философским, а во второй раз я его прочувствовала лучше душой, чем умом.
Совершенно убойный сюжет - с самого начала и до концовки. Причем вторая половина даже "триллерная". Страхово местами :)
Какие чудесные герои. Душевнейший Мальчик с чистой душой, широким сердцем. Трогательный Старик, который страдает от того, что ему нужно убить друга (и не важно, что это всего-лишь рыба). Сильнейший (и в телесном, и в духовном смысле слова), отзывчивый, стойкий;

Великолепный язык!!! Красота и загадочность моря, обалденная глубина человеческой души и силы воли.
Сантьяго - чемпион! :)
Читать всем и перечитывать! Это настоящее искусство пера!

Не слишком люблю военную тематику и у меня сомнительная совместимость с творчеством Хемингуэя. Но данное произведение — нечто особенное. Эта повесть оставляет за собой след печали, горечи, войны, жизни и надежды, которой не должно было быть...

В центре повествования история любви полковника США Ричарда и молоденькой девочки, итальянки Регины. Полковник — человек, прошедший войну, проживший ее, прошитый ею насквозь. Он все чувствовал по особенному, через призму войны... Каждый знакомый город, где он служил молодым, остался для него родным, каждыйгорожанин, помнящий военные времена, уважает и считает Ричарда своим... А водитель, что везет Ричарда к любимой — молодой и, несмотря на военную выправку — по жизни гражданский, ему непонятен трепет бывалого полковника перед неприметным кусочком суши, ему кажутся пафосными пронзительные рассказы о битвах и потерянных героях, от которых разрывается вечно усталая душа старого полковника, он то и дело повторяет: "А вот тут..." Боль, печаль, утрата, радость — все это так смешалось! И так обесценено, когда собеседник считает тебя одним их больших начальников, когда никому вокруг не интересно то, что уже стало частицей тебя. То, чему ты отдал свое здоровье и даже жизнь. Ричард воевал честно, от сердца, как патриот, он уже никогда не сможет быть другим, потому что знает изнанку и невыгодную правду, которая будет выжжена только внутри тех немногих понимающих — выживших, но умирающих; видевших и охраняющих от своих же воспоминаний спокойствие мирных людей в мирных городах.

Дальше...

Любовь... Любовь Регины и Ричарда трепетная, нежная, требующая ежечасного напоминания и подтверждения. Это такое нужное чувство. Нужное двоим, чтобы наполнять друг друга, чтобы дышать, жить и забываться!

• Когда-нибудь он будет обладать всей Венецией.
• Не совсем, - сказал полковник, - Он никогда не будет обладать тобой.
• Нет, и никто другой, пока ты меня хочешь.
• Я хочу тебя, дочка. Но не хочу тебя прибирать к рукам.
• Знаю, - сказала девушка, - за это я и люблю тебя!

  Регина — легкая, как ветерок, красивая, как сама молодость! Прекраснее ее точенного профиля нет ничего на свете. Ричард взлетает к небесам, видя это прекрасное и преданное создание, которое так беззаветно любит каждый узувеченый сантиметр его кожи и каждый грубый военный шрам опыта в его душе, каждую кровоточащую рану! Дивная! Ни на кого не похожая!

• И ты не напишешь об этом? Даже чтобы мне сделать приятное?
• Нет, - сказал полковник, - Книги о войне пишут преимущественно нервные юноши, немного сумасшедшие, но сохранившие свежесть впечатлений о первом дне битвы, или о первых трех или даже четырех днях. Это неплохие книги, но они скучны для тех, кто воевал. Другие пишут, чтобы поживиться на войне, в которой они не участвовали. Это были те, что убежали в тыл, чтобы скорее сообщить новости. Это были глупости, а не новости. Профессиональные писатели приспосабливались на службе в тылу и писали о битвах так, словно видели их собственными глазами. Не знаю, как назвать подобный грех! Вот и некий морской капитан, который не смог бы управлять даже лодкой, взялся писать о тайнах действительно Великой войны. Рано или поздно каждый опубликует свою книгу. Может, среди них случится и неплохая. Но я, дочка, книг не пишу. »

  Самозабвенно, не понимая до конца, не осознавая подлинный ужас маленьких точечных реплик о войне, девятнадцатилетняя Регина старается расковырять старые шрамы Ричарда, чтобы полковник рассказал правду, обнаженную страшную правду о войне — так может быть он сможет найти покой перед тем, как уйти… Ему это так нужно. Между строк этой красивой любви впутаны неуместно и неуемно страшные подробности о смерти, о жизни, о нелепых приказах, потерянных городах, о капризах генштаба и сказочных патриотических подвигах генералов, которые ни разу не были в настоящем бою, которые не теряли друзей и не забирали их тела с поля боя, или не оставляли на съедение каким-нибудь птицам… Как потом жить, если едешь по живописной мирной местности, а видишь надувающиеся в реках трупы?! И никто рядом с тобой этого никогда не поймет. Как?! Как тут быть другим?! Как объяснить Регине, этому молодому цветку?... Зачем ей это знать?! В мирное время твоя задача — сделать так, чтобы другие люди не видели таких картин, смотря на родные пейзажи. Рассказать о войне? Пусть это будет легкий героический мужественный бой, чистый, как в кино. Пластмассовый, ненастоящий, бóльщей часть лживый, сознательно лживый. Хватит уже того, что ты это пережил. Воспоминания настолько настоящи и полны, что начинаешь понимать, о чем и почему всегда молчат вернувшиеся из ада войны.

• Тебе не нравятся танки?
• Главным образом люди, в них сидят. Броня превращает их в наглецов, а это уже первый шаг к трусости. Я имею в виду настоящую трусость.

  Вот такая любовь... Регина, молящая о рассказах, выводящих на исповедь, Ричард — вечный военный, знающий цену вечному и знающий, как порой вечное обесценивается, становясь пустой фальшивкой. Непростая пара, подходящие друг другу, настоящие. Влюбленные становятся друг для друга оберегом, замыкаясь в собственном тяжелом мире, где все имеет причину, где каждое слово взвешенно, а каждый прорыв — глубокая печать боли. Ричард оберегает Регину даже от своей любви, мечась между проявлением чувств и отожествлением расстояния. Называя девушку дочерью, полковник не столько констатировал нежный возраст, столько нежно ее отталкивал, не давал совсем привыкнуть к себе, только кто знает, насколько это удалось?..