Избранное: Миссис Дэллоуэй. На маяк. Флаш. Рассказы. Эссе

"Флаш" Вирджинии Вулф — это тонкая пародия на викторианские биографии. Очень серьезно, очень основательно с первых страниц нам рассказывают о чистокровном происхождении Флаша (кокер-спаниеля не в первом поколении!). Да и принадлежал Флаш двум именитым викторианцам — поэтессе Элизабет Баррет и ее мужу-поэту Роберту Браунингу. Биография Флаша документирует вехи его жизни с первого до последнего дня.

Вулф постоянно играет с точкой зрения. То это полностью собачье восприятие, ограниченное в понимании и интерпретации событий. То это практически человеческое восприятие отношений (сатирическое изображение классовых различий разных пород собак и уклада их жизни — великолепно). Таким образом, через описание обыденной жизни простой (пусть и аристократической) собаки Вулф дает оценку английскому высшему свету — снобистскому, консервативному, пекущемуся о внешнем достоинстве, равнодушному, — и городской жизни, которая характеризуется как среда болезненная, серая, неестественная.

Узнать из этой небольшой повести вы сможете не только о повадках спаниелей и английского пэрства, но и о жизни самой Баррет. О загадочной болезни, томившей ее всю юность под надзором деспотичного отца, о влюбленности в  Браунинга и дерзком побеге в Италию, где все они наконец обрели подлинное счастье (и даже Флаш стал вполне "демократичен" в своих взглядах и поведении).

Интересный опыт получился. Феминизм, социальные вопросы, классовое неравенство, предрассудки, описание эпохи — тем очень много, все подано с юмором, но с характерной для прозы Вулф цепкостью и глубиной. Преданным поклонникам Вулф и любителям собак читать обязательно.

Очередной интересный рассказ, чему я рада, ибо постепенно начала разочаровываться в сборнике.

Жизнь в браке. Какая она? Вулф рассматривает натуру отношений мужчины и женщины в браке. Эрнест и Розалинда или всё-таки Лапин и Лапина.

Порой очень тяжело смотреть на человека и видеть его настоящего, а не те картины, которые рисует наше сознание. Когда мечты тесно переплетаются с живыми образами и заменяют реальность.

Когда живешь с иллюзией, а не с человеком, выбранным в партнеры. Ведь выдуманные образы намного ярче, эффектней и привлекательней. Но зачем и почему?

Иллюзия рушится, Ляпин становится Эрнестом, а Ляпина Розалиндой. Ведь никаких Ляпиных и в помине не было, они только замещали подлинных людей, убегающих от реальности, вместо любви к себе истинным, он холили и лелеяли воображаемых партнеров.

Почему так сложно принять и полюбить истинного человека? Связно ли это все с придуманными идеалами? С представлениями о том, как должно быть. Либо человек просто не в состоянии видеть других без предрассудков и предубеждений?

Сначала кажется, что читаешь записки сумасшедшего, так как скорей всего люди в здравом уме не буду представлять себя кроликами, царями кроличьего прайда. Особенно вдвоем, одновременно, но аллюзия вышла достаточно эффектная.

Рассказ оставляет больше вопросов, чем ответов. Но финал отрезвляющий, ведь последствия всегда одинаковы. Карточный домик рушится, холодный ветерок пробирает до дрожи в костях. Ты снова один в этом темной мире, темной комнате, где только пятно на стене.

Рассказ относится к отличным представителям потока сознания. Если, боитесь, думаете и метаетесь перед выбором читать ли романы писателей, использовавших данный метод изложения, то, пожалуй, данный рассказ станет вашим подсказчиком.

Я так понимаю, Вулф писала его для своего романа Миссис Дэллоуэй . Но по каким-то причинам не включила в основную работу, либо он стал неким подспорьем, пробой пера или предисловием, а может вообще послесловием.

Модернисты были не из мира сего, но вот именно модернисты в литературе мне очень симпатизируют в отличие от искусства и дизайна.

И буквально сегодня прочитала ее очерк, в котором она пишет следующее:

В рассказе нет экшена, хитросплетений сюжета, он спокойный, но при этом витиеватый, так как Вулф исследует сознание своих героев, их мысли, чувства и переживания. Буквально нужно хвататься за обрывки фраз, чтобы уловить посыл. Словно вы находитесь в голове совершенно другого человека.

Мимолетная встреча, обычный диалог без смысла и интеллектуального напряжения. Но он будоражит души героев, заставляет их снимать свои наигранные личины, слой за слоем, проникая и открывая потаенные двери.

Остается только отважиться, сделать шаг на встречу, расправить крылья, выйти за рамки привычного. И выбор достаточно сложный, хотя может показаться наоборот. Получить главный приз или продолжить играть роль в спектакле?

И любопытно ведь, как сознание человека ловко прячется и скрывается за привычной ширмой, мешает сделать шаг на встречу, возможно, более светлому будущему. И невозможно не задать себе вопрос. Кто главный враг в жизни человека? Сам человек!

Да и финал внутреннего конфликта обычно один. Снова вспоминается бабка сидящая перед разбитым корытом. Но только не из-за жадности, а из-за трусости дальнейших изменений или возможных страданий.

Прекрасный рассказ, мне очень понравился! Пора возвращаться к романам писательницы, а пока буду наслаждаться малой прозой, которая не особо издавалась при жизни Вулф.

"...и какие милые бабочки кружили над вишнёвым пирогом и сонным уже первоцветом!"

"Какая радость - видеть бьющийся на ветру листок."

Невероятное везение. Крупное. Беспрецендентное. Фантастическое. Фурор. Я смятена.
Вирджиния Вульф - теперь (наконец-то!) один из моих самых любимых писателей. "Миссис Дэллоуэй" - любимая книга.

У меня бешеное количество впечатлений и ассоциаций.
Вирджиния Вульф. Я полагаю, великую, величайшую литераторшу не могли звать никак иначе - только Вирджиния. Ничуть не простое, ни капли не вычурное, королевское совершенно имя. И в этом имени вся она.
Фильм "Часы" я, конечно, видела. И что удивительно: из всего фильма я помню только Вирджинию Вульф в исполнении Николь Кидман. Мне кажется, это был совершенный выбор актрисы. Николь Кидман я всегда считала дивой. Богатейшая актриса.
И запомнилась только она. Только она, женщина с королевским, ничеть не вычурным именем, воплощённая с истинным талантом Николь Кидман.
Мятущаяся, в чёрной шляпе, с мягкими волосами, за письменным столом, на вокзале. Магическая моя персона.

Пэлем Гренвилл Вудхауз. Чувство юмора Вирджинии Вульф напомнило мне именно моего любимого Вудхауза. Смех, сметающий всё на своём пути, пробивающий асфальт; чувство юмора, пребывающее с тобой и в беде, и в радости, неизменная высокая смесь иронии, сдержанной усмешки, заменяющей смех, откровенного хохота и изысканной британской манеры говорить.

Я мечтаю и думаю, что будь Вирджиния Вульф среди нас, современных, - это будет Бьорк.

Я намеренно не читала пока литературоведение в области Вирджинии Вульф, однако.... С первой строки, с первого слова "Миссис Дэллоуэй" ощущается веяние мощнейшего какого-то валуна, нечто фундаментальное, небесное, НОВОЕ. Вирджиния Вульф сотворила нечто принципиально новое в литературе. (А также в жизни отдельных людей.) И наверняка у этого нового есть уже насмерть проклассифицированное имя, но мне всё равно. Это не важно. Что важно - так это чувство, ощущение валуна, разверзающихся страниц, ощущение полёта снизу вверх, когда на самом деле падаешь строго вниз.

"Мечтаете среди овощей ?"..."Мне люди нравятся больше капусты."

Книга, действие её длится один, ровно один день. Немножко страниц, 200. Это чудо. Абсолютно гениальна.

"И разве важно, спрашивала она себя, приближаясь к Бонд-стрит, разве важно, что когда-то существование её прекратится; всё это останется, а её уже не будет, нигде. Разве это обидно ? Или наоборот - даже утешительно думать, что смерть означает совершенный конец; но каким-то образом, на лондонских улицах, в мчащемся гуле она останется, и Питер останется, они будут жить друг в друге, ведь часть её - она убеждена - есть в родных деревьях; в доме-уроде, стоящем там, среди них, разбросанном и разваленном, в людях, которых она никогда не встречала, и она туманом лежит меж самыми близкими, и они поднимают её на ветвях, как деревья, она видела, на ветвях поднимают туман, но как далеко-далеко растекается её жизнь, она сама. Но о чём это она размечталась, глядя в витрину Хэтчарда ? К чему подбирается память ? И какой молочный рассвет над полями видится ей сквозь строки распахнутой книги:

Злого зноя не страшись
И зимы свирепой бурь."

Бьорк. Кандинский. Вирджиния Вульф богиня.

Bjork "Human behaviour"

"Что такое мозги, - сказала леди Россетер, вставая, - в сравнении с сердцем ?"

Итак, перед нами один день из жизни Молли Блум... ой, то есть, Клариссы Дэллоуэй. Она покупает цветы, починяет платье, смотрит в окно, готовится в вечернему приему гостей, а в это время по Лондону 20-х годов прошлого века гуляют сходящий с ума Септимус и приехавший из Индии Питер. Иногда их пути пересекаются. Как и мысли, хотя каждый думает о своем, но автор не делает границ при переходе от одного героя к другому. А зачем?
От романа осталось впечатление, что это Улисс-лайт. Здесь тоже описан один день одного+1 героя (хотя здесь повествование идет от лица большего количества героев, но так и в Улиссе такое встречается, вспомнить хоть полглавы размышлений юной Герти). Да и манера очень похожа - широко используется "поток сознания". Отчего и впечатления похожи - продиралась с трудом. А лайт, потому что страниц раза в четыре меньше, и отсылок нет, и игра со стилем присутствует по сравнению с Джойсовым magnum opus'ом в минимальном количестве. Про смыслы и подсмыслы и подподсмыслы вообще молчу. А может для меня возникло впечатление общности книг, потому что я больше не читала ничего из модернизма.
Во время чтения вдруг понимала, что получаю удовольствием от читаемого сумбура, но в памяти в итоге ничего не откладывалось. И после перерыва могла не поняв перечитать уже прочитанные пару страниц. Но что-то цепляющее в таком потоке сознания есть и вязь слов проникает на подкорку, все эти:
_______________

На части и ломти, на доли, дольки, долечки делили июньский день, по крохам разбирали колокола на Харли-стрит, рекомендуя покорность, утверждая власть, хором славя чувство пропорции, покуда вал времени не осел до того, что магазинные часы на Оксфорд-стрит возвестили братски и дружески, словно бы господам Ригби и Лаундзу весьма даже лестно поставлять полезные сведения даром, — что сейчас половина второго.
_____________

И все равно — подумать только — день сменяется днем; среда, четверг, пятница, суббота; и можно проснуться утром; увидеть небо; пройтись по парку; ...
_____________

не лучше ли ей его позабыть и запомнить таким, каким был он в августе двадцать второго — тенью на меркнущем перекрестке, тающей, покуда уносится вдаль двуколка, и ее уносит, и она надежно стянута ремнями на заднем сиденье, и руки раскинуты, и тень уже тает, уже исчезает, а она кричит, кричит, что готова на все, на все, на все…
_____________

Да, душа человеческая, думал он, наше «я»; прячется словно рыба в пучине морской, снует там во мгле, огибая гигантские водоросли, промчится по солнечной высветленной полосе — и снова во тьму — пустую, густую, холодную; а то вдруг взметнется вверх, разрезвится на прохваченных ветром волнах; просто необходимость какая-то встрепенуться, встряхнуться, зажечься — поболтать, поболтать.
_____________

Нет большей радости, думала она, поправляя кресла, подпихивая на место выбившуюся из ряда книгу, чем, оставя победы юности позади, просто жить; замирая от счастья, смотреть, как встает солнце, как погасает день.
_______________

Но мне всё-таки ближе день жизни героя, описанный Иэном Макьюэном в его "Субботе".

Если бы я познакомилась с Вирджинией Вулф... мы бы друг друга поняли.
Но она далеко от меня - за гранитной плитой книжного переплета. Каждый сам за себя, и некому задать вопрос.
Она нанизывает реальность, как стеклянные бусинки на детское ожерелье. Воздушно-манящая, неприступно холодная, болезненно красивая.

Увидев друг друга, мы бы вынесли две не пересекающихся линии. Допустим, шел бы дождь.
Я вижу женщину с печатью отчаянной грусти на лице, с острым, уверенным профилем. Идет дождь. Вот и все, что мне под силу сказать.
Она бы увидела мерцание мириад капель, превращенных по прихоти ветра в маленькие, игрушечные торнадо, которые никому не навредят, а впрочем, это как посмотреть. И молодую женщину, у глаз которой каскадами льется вода, рисует вихри, смешные маленькие вихри, но та женщина их почему-то не замечает. Возможно, она думает о грозе. А возможно, ей сейчас припоминается давно упрятанное в мешок ненужного во взрослой жизни воспоминание о том, как будучи девочкой, она промокла насквозь июльским ливнем. И что-то блеснет в ее лице, когда она пройдет мимо.

В Вирджинии - громадная сила, которую она сама в себе не может объяснить, как не сможет и всякий читатель. Мне стоило больших трудов пропускать через себя ее всестороннесть, обычные слова в ее устах превращались в загадки сфинксов, в расплывчатые силуэты на картинах Моне. Мы по разные стороны баррикад: она созидает, а я, блеклая тень, так же точно пытаюсь анализировать.
Это попытка анализировать воздух. Но нет, она не пуста, вовсе не в этом смысле.
Ею дышишь, настолько она целостна.
От нее перенимаешь почти невыносимую для плеч тяжесть - чувстововать все, не фильтруя. Честно скажу вам, в мои грани восприятия не укладывается, как можно жить, позволяя всем мыслимым микро и макрокосмам вливаться в недра сознания.

На той стороне она опять мучительно отбрасывает перо. Я, здесь, сейчас, в попытках сделать ее понятной для себя - тоже перо отбрасываю. (Фигурально, конечно. Могу отбросить клавиатуру, что будет эффектно, но непрактично.)
Если бы не леса условностей, если бы не моря десятков лет меж нами. Уверена, она была примечательным собеседником, но увы, на ее паутинных монологах лежит печать безмолвия.

У меня столько вопросов к ней... но мы никогда не встретимся. Поэтому я складываю оружие и остаюсь как есть: вопрошающая, покоренная, смотрящая на профиль писательницы, за которой мне не угнаться.

***
Луч срезал с крыши солнце, поблескивал утомленный дождь. Почему-то Петербург. Тротуары проплывают людьми. И вдруг - она.
Вот что будет сниться мне, когда я захочу узнать ответы на свои вопросы.

Всем нравится смотреть, как летит перышко в "Форесте Гампе" и винтики-гаечки у Тимура Бекмамбетова, но мало кому нравится читать подобные полеты.

"Миссис Дэллоуэй" — четвертый и самый знаменитый роман Вирджинии Вулф. Он рассказывает об одном лондонском дне с раннего утра до позднего вечера. В основном этот день представлен жизнью главной героини, но иногда бразды повествования передаются то ее семье, то друзьям, а то и просто случайным встречным. Роман написан в технике "поток сознания", а это подразумевает перескакивание с одной мысли на другую, от одного героя к другому без логики и предупреждения, как пушинка на ветру.

Мне понравилось. Не могу сказать, что согласна с формой этого произведения, все же у наших классиков повести в разы длиннее, а уж романы так и подавно, но что поделать, не буду оспаривать автора. В остальном — блестящая работа! Это и "фотография" обычного дня послевоенного города, и "фотография" типичного дня типичной женщины из высшего света. Здесь умело собраны почти все слои горожан — от королевских особ до простолюдинов. Вирджиния Вулф показывает хорошую работу с законами человеческой жизни. Напомню, действие происходит после Первой Мировой войны. Юность смотрит вперед, зрелость сожалеет о содеянном, старость благодарно вспоминает прошлое.

Больше всего мне понравилась сцена со скорой помощью на дороге. В ней и жизнь, и смерть, и сострадание, и уважение, и ужас. Единственное, чего чуть-чуть не хватило — рождения. Вот тогда это было бы полностью укомплектованное по колесу сансары произведение!

Не могу однозначно советовать к прочтению. Все же стиль накладывает особый отпечаток. Сама смогла прочитать только с третьего раза, при чем все три начинала с самого начала — никак не удавалось поймать ритм и попасть в ногу с миссис Дэллоуэй, поэтому строчки разбегались, детали терялись, глаза закрывались. В третий раз все получилось, и вышло чтение на одном дыхании. Кто решится — поддерживаю, кто нет — понимаю и принимаю ваше решение.

Удивительная книга, в которой почти нет действий, но которая цепляет с первой строчки и не отпускает до конца. Слог автора потрясающий, читать это, сплошное удовольствие. Мягкий, мелодичный, словно обволакивающий тебя тёплым пледом.

О сюжете не могу много сказать, история разворачивается на протяжении одного дня и показывает судьбы нескольких человек. Герои мысленно возвращаются в прошлое, анализирую свои поступки и размышляют о том, как все это повлияло на их настоящее. Сожалею ли они о чем-то, или быть может наоборот довольны тем выбором который совершили в прошлом? Всё это можно узнать погрузившись в эту удивительную книгу.

Книга однозначно попала мне в настроение, она медленная и размеренная, с прекрасным слогом автора в который я безоговорочно влюбилась. С другими произведениями автора точно буду знакомится.

Первое знакомство с Вирджинией Вулф было до идеального скучно и безобразно. Засыпая на каждой строчке, я пыталась заставить себя думать о тексте. Но, увы, все попытки были тщетны. Это очень девочковая книга, очень нежно-женственная, как те дамочки, которые увидев на стене подъезда слово на букву Х нервно перебирают пальчиками и спешат побыстрее уйти. Я никогда не понимала этих женских ужимок, этих терзаний-страданий. В этой же книге этими ужимками пропитана каждая страница... Будто кроме как вспоминать об ушедшей молодости и давно увядшей любви, женщинам и заняться нечем!
Я неисправимый идеалист и искренне верю в то, что женщина и мужчина нечто большее, чем набор первичных и вторичных половых признаков и дополнение друг к другу. Я верю в то, что каждый из них прежде всего - Человек.

Каюсь, до этого я не читала Вулф, успустила ее из виду в университете, а потом долго не возвращалась к классической литературе. Но, кажется, весна — отличное время, чтобы вернуться к сильным женским голосам.

Читать «Миссис Дэллоуэй» - это все равно, что разглядывать очень подробную картину, случайным образом проникая в мысли каждого из нарисованных людей. Перескок между героями происходит бесшовно: вот мы в голове Клариссы Дэллоуэй, а вот уже перепрыгнули в мысли одной из ее горничных, а затем секунда, и слышим путанный рокот мыслей Септимуса, страдающего от ПТСР.

Пересказывать поток сознания дело бесполезное и неинтересное, однако я постараюсь хотя бы наметить, за каким кусочком жизни позволила подсмотреть Вулф.

Кларисса Дэллоуэй — светская дама около пятидесяти. Она готовится устроить прием: выбирает цветы, подшивает любимое платье, расстраивается, что ее не пригласили вместе с мужем на завтрак к знатной даме, встречается со старым другом, восклицает в спину уходящей дочери, напоминая о приеме.

О Клариссе можно узнать не так много. Она обаятельна, когда-то очень была дружна с Салли — бедной, но очень творческой и свободной девушкой, которая писала стихи и могла пробежать голышом по этажу, когда-то могла выйти замуж за друга, Питера Уолша, но выбрала другого. У нее есть семнадцатилетняя дочь, замкнутая, религиозная Элизабет.

Однако и этих скромных фактов хватает, чтобы подглядывать за мыслями героини и получать большое удовольствие.

Второй персонаж, о котором бы хотелось рассказать чуть больше — Септимус. Он не знаком с Клариссой, но их мысли будто бы сталкиваются друг с другом. Септимус вернулся с войны, испытывает стресс и тревожность, большую часть дня он головой все еще там, на поле боя. Он даже сказал жене, что готов покончить с собой, но несмотря на это, доктор считает, что он полностью здоров и ему просто нужен отдых.

Септимус важен, так как его путанные мысли и опыт можно противопоставить опыту Клариссы и ее окружения, больше сосредоточенному на обществе и его страстях.

Мне было непросто начать читать, попадая в омут чужих мыслей я легко отвлекалась на свои и приходилось перечитывать страницу. Я читала медленно, брала в руки другие книги. Однако со временем я попала в плен прозы Вулф и перестала искать причины отложить чтение, полностью отдавшись неторопливому, но такому поэтичному ритму романа.

К тому же, интересно наблюдать за женщинами в этом романе. Если же сама Кларисса — классическая героиня высшего света, которую обычно идеи феминизма не волнуют, то ее подруга детства Салли познакомила ее с важностью борьбы за свои права.

Иронично, что Салли в итоге вписывается в общество, выходя замуж и рожая пятерых детей, а Кларисса начинает задумываться о правильности своих выборов и о свободе.

Дочь Клариссы, Элизабет — это женщина нового поколения. Она размышляет о том, что может выучиться юриспруденции, медицине, политике, стать более свободной, чем мать. Прекрасная мысль для романа 1925 года!

«Ориентир» романа — бой часов. Так читателю удается понимать, не только сколько времени, но и что будут делать персонажи, ведь многие из подслушанных голосов придут на прием Клариссы. А еще течение времени помогает очертить границы: мы подсмотрели за одним лондонским днем. Все, дальше герои вольны жить без нашего присутствия.