Избранное: Миссис Дэллоуэй. На маяк. Флаш. Рассказы. Эссе

Еще до того, как приступить к чтению, я мельком глянула рецензии и увидела, что многие рекомендуют эту книгу в качестве отличного снотворного.
Не могу сказать, что меня сильно клонило от нее в сон, но читалась она долго, уныло и монотонно.
Я была наслышана, что Вирджиния Вульф является представителем модернистского направления в литературе, и что многие ее произведения написаны в технике "потока сознания", в том числе и "На маяк", но я ожидала, что этот опыт окажется более интересным.
Сюжет в книге практически отсутствует.
Речь ведется о супружеской чете Рэмзи, которая вместе со своими восемью детьми, а также разного рода знакомыми и приятельницами, отдыхает в старом доме на острове Скай. Неподалеку находится маяк, который очень хочет посетить младший сын Рэмзи - Джеймс. Мать поддерживает его в этом желании, отец же, напротив, категорически заявляет, что будет плохая погода, и поехать на маяк не получится. Проходит 10 лет, и на острове опять собираются семейство Рэмзи и их гости (правда, в значительно усеченном составе). В этот раз уже отец всячески уговаривает детей отправиться на маяк. И в финале они все-таки добираются до него.
Таким образом, своим объемом книга обязана вовсе не развитию сюжета (оно минимально), а потоку мыслей различных героев. И местами мне было даже интересно погружаться в этот поток, пару раз в нем проскользнули мысли, близкие и понятные мне, но все же их оказалось недостаточно для зарождения симпатии и принятия. По большей части, книга оказала крайне угнетающее воздействие.
К автору, тем не менее, однозначно вернусь, но позже.

Склоняюсь к мысли, что Вулф – это не мой автор и не стоит, по крайней мере, в ближайшее время возвращаться к её творчеству. Лет через пять восприятие поменяется и, может, проявятся новые оттенки миссис Дэллоуэй. Пока же отсутствие сюжета и нелепые размышления героев у меня особых положительных эмоций не вызывают, впрочем, как и особо негативных – разве что отдельные мысли казались раздражающе глупыми. Через пару дней фактов о действующих лицах вспоминается минимальное количество, зато чётко всплывает информация о наличии бесконечных потоков сознания (наверное, самый мой нелюбимый художественный приём).

Лично для меня спас ситуацию и, вероятно, удержал оценку в нейтральной позиции аудиовариант этого произведения. Татьяна Шпагина – новый для меня исполнитель, и при всё моём специфическом восприятии женских голосов озвучки я не могу не написать, что справилась она потрясающе. Её эмоциональность помогала не впадать в уныние от текста. И в целом слушать книгу в её исполнении – чистое удовольствие.

Вирджиния Вулф пишет так, что если ты перемахнешь не глядя пару страниц, - ничего, как будто, не изменится, - как раньше ничего не понимал, так и дальше ничего не ясно. Но в этой паре страниц, как раз, может прятаться сюжет. И если раньше ты ничего не понимал, то дальше не поймёшь вообще совсем абсолютно ни капли.
Плюс это или минус - лично мне не ясно.
Её стиль повествования настолько плавный, что вся книга звучит как одно предложение.
Поток сознания. Идеальный, но всё-таки поток.

"Миссис Дэллоуэй" - уже не первое, что я читала у Вирджинии Вулф. Но сейчас мне сложно сказать, чем между собой различаются две её разные книги (пару-тройку лет назад я читала "На маяк").
"Миссис Дэллоуэй" - это один день из жизни.
Можно подумать, что один день из жизни самой миссис Дэллоуэй, но нет.

Это дивный контрапункт - жизнь нескольких людей, нескольких семей, перемешанных в одном городе, в одном дне.
И день этот выдаётся насыщенный - тут вам и новые встречи со старыми друзьями, и врачи, и пациенты, и приёмы.
Один день в "Миссис Дэллоуэй" вобрал в себя и лучшие и худшие аспекты простой человеческой жизни - смерть, любовь, розы/слёзы.

Уследить за сюжетом сложно - внимание рассеивается, глаза разбегаются.
Книга удивительная. Вирджиния Вулф удивительная - никогда не читала ничего подобного.
Ведь это у неё получилось так здорово смешать всё в одном дне.

Как итог: это странно, текуче, удивительно, странно, плавно, гладко.

Я оказалась совершенно не готова к этой книге, к этому стилю, к этому беспрерывному потоку слов, изливающемуся на меня будто бы из всех персонажей разом. Я до последнего момента не знала, какую оценку ставить, что делать с собственным отношением к книге, к героям, к тому сумбуру, что творится у них в головах. И все это было так перенасыщено словами, что я буквально захлебывалась.

Итак, семейство Рэмзи. Муж, жена, 8 детей, парочка друзей/знакомых и этакая цель отправиться к маяку. Вот и вся завязка. Но Вулф очень тонко и точно проводит грань между тем, что персонажи делают и тем, что они думают. Особенно в этом преуспевает мисис Рэмзи, точнее даже не так, она - настоящий мастер. Меня упорно не покидало ощущение, что у нее раздвоение личности, потому что поток мыслей и поток действий это два разных человека. А уж как она великолепно разговаривает с мужем/читает сыну сказку/беседует с подругой, а в голове у нее в этот момент совершенно свои мысли, то есть вообще не имеющие никакого отношения к тому, что происходит с телесной ее формой. Нет, я могу понять, когда готовишь, делаешь все на автопилоте, а думаешь тем временем о чем-то своем. Но чтобы читать ребенку, болтать с ним и при этом удерживать внутри себя вполне цельный поток (опять это слово, да что ж такое) мыслей, диалогов и рассуждений... это для меня слишком круто, наверное.

Вообще, эту книгу можно подсовывать мужчинам, которые желают узнать, что творится в головах у девушек. Хотя, даже у меня от такого глаза на лоб полезли))))

0.
Трудно первые пятнадцать страниц, потом отвлекает. Вулф отвлекает от образов прочитанных и просмотренных «Часов» Каннингема, Вулф отвлекает — от всего. Её повествование — вода, которая несет тебя куда-то, спокойно, тихо, только иногда захлестывая нежно по лицу. Люди, улицы — Город (наверное, я бы страшно восторгалась этим романом в свои 14? 15? когда так свежо было впечатление от городской темы, когда я еще писала в дневничке сюрреалистические пассажи о своём городе). Сейчас всё по-другому, но от Города не уйдёшь. Лондон, Лондон Вирджинии. И я четырнадцатого мая вышла из дома в платье, с любимой сумкой через плечо, с убранными волосами, и взяла с собой «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф — такое было настроение. И всё время я чувуствовала себя немного Клариссой Дэллоуэй, немного Вулф.
Повествование несёт, тянет тебя за собой, не хочется сопротивляться. И тебе не хочется торопиться, потому что незачем. Громко говорить, кричать, хохотать. Потому что всё суета, а она не нужна. Это не твое, не твоего города, это лишнее.

1.
Мне кажется, саундтреком к «Миссис Дэллоуэй» могла бы стать эта музыка. Она такая... правильная.
Harold Budd - Loitering
Harold Budd - The Writing On The Wall

5.
Это не реализм в обычном понимании. У Вулф нет стороннего всезнающего наблюдателя, который смотрит на чью-то жизнь, пересказывает её, являясь проводником между миром романа и миром читателя. У Вулф стирается эта грань. Описывая мир через эмоции, чувства персонажей, она действительно достигает максимальной реалистичности; мы видим всё происходящее изнутри, мы узнаем не о следствиях, а о причинах, и это поразительно.
Качаясь на волнах такого повествования, читатель становится непосредственной частью романного мира, наблюдателем, но включённым в эту реальность. Он вынужден узнавать детали, мелочи, складывать всё по полочкам и соотносить — чтобы представить себе действительность, в которую он попал, и Вулф дает для этого материал.
Здесь нет сюжета — во всяком случае, нет того, что принято называть сюжетом. Вулф просто описывает один день из жизни Клариссы Дэллоуэй, из жизни её города, Лондона. Одни и те же события могут быть описаны несколько раз — в зависимости от того, сколько героев осознает это событие, видит, ощущает его. По большому счёту, в романе нет сюжета, а есть фабула, просто поток чьих-то проступков, случайностей, преднамеренностей, и переход от одного эпизода к другому осуществляется не в прямой или нарушенной хронологической последовательности, как обычно, — а Вулф от сцены к сцене смещает ракурс, точку зрения. Строится цепочка, по которой персонажи последовательно передают друг другу право описывать окружающий мир. Лукреция идёт по парку, переживая минуту за минутой, оглядывается, видит своего мужа, Септимуса, и вот мы уже читаем, что ощущает в это время Септимус Смит; потом в поле зрения появляется Питер Уолш, и пичужка внимания садится ему на плечо: теперь мы видим парк и окружающих его глазами.
В романе нет выдумки — есть настоящая жизнь, нелогичная, яркая. Поэтому проза Вулф по-настоящему реалистична.

3.
Фактически, Вулф дала мне осязаемые, словесные эквиваленты каким-то разбродным эмоциям. Она написала то, что я ощущала. А всегда, несмотря ни на что, нужно, чтобы кто-то озвучил или осуществил твои мысли — тогда ты начинаешь им совсем верить, своим мыслям, себе, ты становишься увереннее и можешь лучше оперировать этими своими идеями и пониманиями в жизни.
Так вот Вулф, она ословливает – выражает словами – мои ощущения, очень насущные и очень болезненные для меня, но неизбежные. Поэтому я так люблю её, поэтому я так нежна к ней.

Читаешь романы Вулф и понимаешь, что нельзя понять по человеку, по его виду, по словам и даже поступкам — что он думает. Как чувствует, что на самом деле он хотел сказать и сделать. Это невозможно.
Бесконечная, глубочайшая пропасть между даже самыми близкими людьми. Это и страшно, но с этим же ничего и не сделать. Человек — монада. И мы не только не можем словами выразить свою мысль во всей её полноте, потому что какая-то часть смысла всё равно ускользает, вербализированная мысль становится слишком конкретной, определенной, но даже поступки абсолютно всегда внешне, в сознании других людей оказываются не такими, какими их видим, представляем мы.
И Вулф пишет именно об этом, иногда кажется — только об этом.

Второе, о чём пишет Вулф — что все люди видят мир своим. Это кажется банальным, но на самом деле мы редко разговариваем об этом, и многие, многие люди, судя по всему, просто не имеют об этом понятия.
По большому счёту, как бы мы ни старались, мы не можем в отношениях поставить себя на место другого, не можем влезть в его шкуру — будет не по размеру. В ежедневной жизни это проявляется реже, потому что есть такая вещь, как терпимость и терпение, мы закрываем глаза на нестыкующиеся мелочи, проходим мимо, чтобы достигнуть цели. Но как только что-то идёт не так, мелочи мгновенно вылезают, и ты понимаешь: нет человека, который видит мир так же, как ты. Его НЕТ, и быть не может, контекст всегда разный, и если речь идёт о родных брате или сестре, и если говорить о человеке, стоящем на другом конце социальной лестницы. И богатый и бедный, как Кларисса Дэллоуэй и мисс Килман, два любых разных человека — они оба могут быть добропорядочны, добры, хороши и прекрасны. Но у них разные миры, они из разного теста, у них абсолютно разный контекст, был есть и будет. Я никогда не могу до конца понять другого человека, потому что не могу поставить себя на его место, не могу видеть мир его глазами — и поэтому я не могу до конца принять слова, мысли и поступки другого.
Единственное, что ты можешь сделать — найти людей, рядом с которыми тебе как можно реже придётся закрывать глаза и рядом с которыми это будет наименее болезненно.

4.

Но подумаешь, мало ли кто что помнит; а любит она — вот то, что здесь, сейчас, перед глазами; и какая толстуха в пролетке. И разве важно, спрашивала она себя, приближаясь к Бонд-стрит, разве важно, что когда-то существование ее прекратится; все это останется, а ее уже не будет, нигде. Разве это обидно? Или наоборот — даже утешительно думать, что смерть означает совершенный конец; но каким-то образом, на лондонских улицах, в мчащемся гуле она останется, и Питер останется, они будут жить друг в друге, ведь часть ее — она убеждена — есть в родных деревьях; в доме-уроде, стоящем там, среди них, разбросанном и разваленном, в людях, которых она никогда не встречала, и она туманом лежит меж самыми близкими, и они поднимают ее на ветвях, как деревья, она видела, на ветвях поднимают туман, но как далеко-далеко растекается ее жизнь, она сама.

Читаешь. И именно потому, потому так больно городу, потому так тоска берёт, когда кто-то приходит и рушит твой город. Рвёт его на части, с корнем вырывая историю. Потому так страшно, когда у города отбирают память.

Кларисса как-то сочинила целую теорию <...> Ей хотелось объяснить это чувство досады: ты никого не знаешь достаточно; тебя недостаточно знают. Да и как узнаешь другого? То встречаешь человека изо дня в день, то с ним полгода не видишься или годами. <...> И вот, на Шафтсбери-авеню, в автобусе она сказала: она чувствует, что она — всюду, сразу всюду. Не тут-тут-тут (она ткнула кулачком в спинку автобусного кресла), а всюду. Она помахала рукой вдоль Шафтсбери-авеню. Она — в этом во всем. И чтобы узнать ее или там кого-то еще, надо свести знакомство кой с какими людьми, которые ее дополняют; и даже узнать кой-какие места. Она в странном родстве с людьми, с которыми в жизни не перемолвилась словом, то вдруг с женщиной просто на улице, то вдруг с приказчиком, или вдруг с деревом, или с конюшней. И вылилось это в трансцендентальную теорию, которая, при Клариссином страхе смерти, позволяла ей верить — или она только так говорила, будто верит (при ее-то скептицизме), что раз очевидное, видимое в нас до того зыбко в сравнении с невидимым, которое со стольким со всем еще связано — невидимое это и остается, возможно, в другом человеке каком-нибудь, в месте каком-нибудь, доме каком-нибудь, когда мы умрем. Быть может — быть может.

6.
Вулф надо давать читать в качестве лекарства от эгоизма, черствости, от человеческой невнимательности к жизни и к другим людям.

Начну с того, что это было моё первое знакомство с Вирджинией Вулф.
И оно прошло на Ура!
Я в таком восторге!
Когда я читала, то получала огромное удовольствие от каждого прочитаного мною предложения.
Она умеет писать.
1.История которая кажется как никогда реальной и правдоподобной
2.Вкусные описания
3.Стекло, которое заложат в твоё сердце, и оно будет кровоточить
4.Взмах руки, и стекла больше нет, но что-то всё равно не так...
История такова, что Флаш сменил Хозяйку
Которая увы и ах не могла ходить
Была принесена своего рода жертва, но создались крепкие узы
Эта история помучила моё сердце
Некоторые моменты были такими жестокими лично для меня, но такими реальными.
Здесь хорошо показано, какие могут быть сильные узы, между человеком и собакой.
И как собаки могут переживать те или иные изменения. Здесь, конечно, больше очеловечили), но я один из тех), кто в такое верит :)
То, как пишет автор, мне понравилось
Буду обязательно читать её ещё. 5/5

«На маяк» – роман Вирджинии Вулф, написанный в 1927 году. В этом произведении модернизма царит поток сознания и всё подчинено внутреннему ритму мысли, а не внешнему действию.

В основе сюжета – семья Рэмзи, их мечта добраться до маяка, которую откладывают из-за погоды. Затем рушится мир: Первая мировая война, разруха поместья, смерть близких. И вот спустя годы "выжившие" возвращаются, чтобы, наконец, добраться до заветного маяка.

Ожидала я, конечно, чуть большего. Как будто даже сама аннотации кричит о динамичности, которой тут нет. Да, я знакома с потоком сознания Вулф, поэтому именно разочарования не случилось.

Структура романа состоит из 3 частей: "безмятежное детство", "разруха поместья", "возвращение домой".  Эти части условны, но очень чётко выстроены: сперва тепло и уют, затем хаос и холод, и наконец – попытка исцеления, возвращение к себе.

Слог Вулф чистая магия. Он полон метафор, эпитетов, необычных сравнений. Хочется останавливать взгляд на каждом абзаце, перечитывать предложения, как будто ловишь на язык снежинки. Очень многое хочется запомнить. Над очень многим хочется подумать.

Герои здесь скорее фон, чем действующие лица. Запомнилась художница Лили, потому что она олицетворяет поиск собственного взгляда, своей правды.

По атмосфере: в воздухе чувствуется соль, слышен плеск волн . Маяк как неуловимый свет в тумане, как символ всего, к чему мы стремимся, но редко доходим.

Вулф умудряется погрузить читателя в бездну тем: память, время, женственность, смерть, одиночество. Лёгкость? Её тут нет. Нужно поймать особый ритм, войти в этот поток. Мне, я думаю, помогло знакомство с эссе Вулф.

«На маяк» – роман не для всех. Книга как зеркало: каждый видит там своё. Я бы сказала, что это произведение для тех, кто готов слушать шёпот волн внутри себя.

В первую очередь, это красиво. Настоящая гармония текста. Переплетение слов не выглядит громоздко, а, напротив, создает подобие кружева. Как паук ткет свою паутину, протягивая серебристые ниточки из угла в угол, и обратно, а потом глазам представляется чудо природы — симметричная "снежинка", восхитительно узорная, но замкнутая на самой себе, так и Вирджиния Вулф пишет про целую жизнь знакомых и незнакомых людей, умещенную в один день. Связанным напрямую или косвенно — впечатлениями, присутствием — им уделяется равное авторское внимание, и их истории совершенны и завершены.

Прием "потока сознания" использован очень умело. Он не тяготит, но позволяет отдаться на волю автора, следовать за ним, как перо следует за ветром, подхватившим его. И вот эти волны, завихрения, все воздушные фигуры — и есть самая подходящая ассоциация к тексту. Его не нужно пытаться "подмять" под себя, препарировать, "докопаться до сути". Им нужно наслаждаться. И через доверие к писателю все завершенные фрагменты паззла встанут на свое место, явив вашему взору цельную картину. Конечно, смотреть на нее каждый будет под своим углом. Но в этом и прелесть наших индивидуальностей.

А еще "Миссис Дэллоуэй" очень грустный роман. Светлый, но грустный. Как неожиданно налетающий приступ меланхолии. Вроде бы всё залито солнцем, оно буквально отражается от каждой поверхности, играет в волосах и листьях деревьев. Но день, пригожий и погожий, клонится к закату. Как клонится к закату чья-то жизнь или ее отдельный, но важный, период. Это чувство порой испытывают даже дети, у которых впереди целая замечательная жизнь. Это ощущение скоротечности словно заложено в самой человеческой природе. И, смеясь и играя в свои самые беззаботные десять лет, ребенок неожиданно замирает с этой взрослой, мудрой грустно-светлой улыбкой на устах, смотрит на залитое солнцем, но такое хрупкое, пространство и с печалью догадывается о скоротечности и конечности детства. И не только его.

"Миссис Дэллоуэй" одновременно и элегантный, и интеллектуальный роман. Красивый, благородный и статный, он похож на старинный бриллиант, преломляющий свет: он играет всеми цветами радуги, и каждая его грань готова рассказать свою немного солнечную, немного грустную, но неповторимую и бесценную историю.

4,5/5 

Это не тот автор, которого следует читать в метро: сплошная рефлексия, требующая полной сосредоточенности. Порог вхождения, на мой взгляд, невысокий – несмотря на кучу персонажей, кажущееся бесшовным перемещение между их мыслями, почти полное отсутствие действий.

Считается, что «На маяк» – произведение частично автобиографичное, в котором Вулф рисует уклад патриархальной семьи с отцом, постепенно превращающемся в деспота. Его образ вышел довольно противоречивым. На ряду с мамой, папой и шестью детьми, в полотно повествования вплетены гостившие у них представители типажей, одновременно отличных от членов семьи и поразительно на них похожих.

Если совпадёте с автором, почувствуете ритм текста, получите интересный и незабываемый опыт. Однако «Миссис Дэллоуэй» больше во мне откликнулась. «На маяк» оставил лишь чувство безысходности.