Выбор Софи

Прошло три или четыре месяца, как я прочитал эту книгу. Я метался в попытках понять, почему часть людей видит в романе только пошлость, а в главной героине - только развратную потаскушку, при этом упуская суть и главный посыл автора, его крик души, разрыв и мольбы психики.

Я не смогу вам сказать, зачем читать эту книгу. Давайте я расскажу, почему я ее полюбил, и почему я к ней когда-нибудь вернусь.

Выбор Софи - это попытка отрефлексировать зверскую страницу человеческой истории. Не очередная попытка понять, почему так произошло, почему появились концлагеря, Холокост и бессмысленные убийства. Это маленькая история большого человека. Это история без положительных героев. Все они грешны - потому что они человеки. Поэтому они так похожи на нас. Наверно, поэтому, многим не нравится эта книга. Как у Юнга - осуждаем в других то, что отвергаем в других.

Выбор Софи - это миф. Это история об Аврааме, который приносит в жертву своего сына Иакова. Мудрая София должна сделать выбор, с которым ей придется жить всю жизнь. София - это Медея XX века.

Выбор Софи - это экзистенциальная история о мнимости выбора. Это история о выборе, который приводит к страданиям Это история о выборе в условиях страха и тревоги. Это история выбора без выбора. Это история о выборе Хобсона.

Выбор Софи - это потрясающий, гармоничный набор разных стилей повествования. Сочетание, которое погружает в традиции американского Юга. Потом в поток сознания - одурманивающее наркотическое состояние, в котором у героев просыпается Хайд и проявляет свои низменные и черные стороны. Это история от лица одного из героев, сквозь субъективную пленку влюбленного юноши, в котором только только просыпаются гормоны, и его желания консолидируются в месте ниже пояса. Автор держит интригу круче лучших детективных историй, постоянно вплетая в сюжет острые повороты, держа читателя в своих руках.

Выбор Софи - это гимн искусству. Это история, которая раскрывается через музыку. На языке мелодий перед нами раскрываются герои и их внутренний мир. Виниловые проигрыватели, пластинки, радио, Бетховен, Шуман и Шуберт.

Важно, насколько аутентичны герои, их внутреннее состояние и психика в разные периоды жизни. Стайрон сам страдал депрессией, и он точно знал, о чем он пишет. Это сублимация, полная автобиографических черт.

Выбор Софи - это экзистенциальная история о жизни.

Выбор Софи - это энциклопедия, вобравшая в себя столько человеческой жизни, чувств и боли.

Выбор Софи - это исследование глубин человеческой психики.

Выбор Софи - это история любви.

Выбор Софи - это я.

Эта книга произвела на меня неизгладимое впечатление. Это фантастическая, великолепная, уникальная книга. Это лучшее, что я вообще когда-либо читала. (скромно хочу заметить, что читала я не мало). Это невероятно. Это не высказать словами. Это потрясающе. Мне хочется пойти в магазин скупить всего Стайрона и подарить «Выбор Софи» всем своим близким друзьям… Мне хочется читать ее вслух… Боже мой, я не знаю как описать словами свои эмоции… Сейчас, когда я закрыла последнюю страницу у меня просто нет слов…

Есть книги, от которых получаешь буквально физическое удовольствие. Это именно тот случай. Когда влюбляешься в автора с первого взгляда, первого слова, когда смакуешь каждый абзац, каждую фразу, когда впитываешь в себя каждую страницу, когда растягивая удовольствие, откладываешь книгу в сторону и мысленно проговариваешь про себя прочитанное, пробуешь на вкус его слог, когда читаешь и в голове возникает столько мыслей, вопросов, идей, что нет сил держать это в себе и ты берешь любую бумажную поверхность, попавшую под руку (в моем случае это трамвайные билеты), и начинаешь лихорадочно писать, когда чувство юмора покоряет, когда глубина боли и страданий потрясает, когда эмоции переполняют тебя, когда ты понимаешь – что ничего подобного раньше ты не читал.… Так вот – это и есть книга Уильяма Стайрона «Выбор Софи»!

Дальше...

Задумывались ли вы над тем, что вы делали с 7 по 12 августа 2008 года, когда в Южной Осетии по разным данным погибло от 364 до 1692 человек? Вы смотрели об этом по телевизору, читали новостную ленту в нете, просматривали газеты, видели фотографии на выставке… Вы знаете, что произошло. Но вот в состоянии ли вы понять, ЧТО чувствовали люди, которые были там? Задумывались ли вы над параллельностью наших миров? Возможно, 7 августа вы провели обычный ни чем не выдающийся вечер, поужинали, почитали книгу, потрепались по телефону или в аське, накормили кота, проверили почту, пораньше легли спать, потому что завтра на работу… А в Цхинвали в это время начался «массированный артиллерийский обстрел»… Мы можем знать об этом. Но объяснить, как эти две реальности уживаются в пространстве невозможно. Так и со второй мировой войной. Нас тогда не было на свете. Но это не имеет значения, потому что в апреле 1943 года американский мальчишка до тошноты объедался бананами перед медосмотром, а в Освенциме в этот день было умерщвлено 2100 евреев. Как могут уживаться эти вещи в одном мире? Стайрон не может этого понять… Как могут сосуществовать столь несовместимые вещи. Как мир вообще допустил такие зверства? Автор приводит в книге цитату Джорджа Стайнера, который смог потрясающе точно выразить эту мысль – «

Как вообще можно рассматривать появление концентрационных лагерей в нашей истории… Конечно, лично от нас (наших родителей) ничего не зависело, но, тем не менее… Можно ли считать, существование этих страшных механизмов смерти упущением человечества в целом? Недосмотром? Попустительством? Мы прекрасно знаем историю второй мировой войны, историю прихода к власти Гитлера, его стремительную, буквально неуязвимую, напористую внешнюю политику. Мы помним, как отреагировал весь мир на его наглые претензии, и помним, что было потом… Мы знаем, что пресловутая Лига Наций показала свою несостоятельность… Мы помним знаменитый «Пакт о ненападении» и секретный протокол к нему.… Во многом, признают историки, виноваты осторожные политики Европы, которые просто не могли поверить своим глазам… Мы уверенны, что сегодня человечество надежно защитило себя от такого человека. Сегодня, никто не закрыл бы глаза на подобное. Но все равно - у нас нет гарантий, что это не повторится… «Человеческая жизнь ровным счетом ничего не стоит…». Скажите, если подобное было, и действовало, работало, можем ли мы себя чувствовать в безопасности? Я думаю, что нет.…

Я не хочу, чтобы создалось впечатление, что книга Стайрона – это исключительно тема концлагерей. Вовсе нет. Вообще, как это свойственно классике в целом, «Выбор Софи» это множество вопросов и можно как угодно расставлять акценты… Это мир после войны, это благополучие Америки практически бескровно вышедшей из нее, это судьба Польши во время второй мировой – «крысы в горящем доме», это проблема холокоста, патриотизма, проблема человеческой сущности, которая принимает ужас холокоста как должное, как часть работы, это вопрос долга, вопрос религиозности, непостижимости психологии убийцы, психологии морального урода, который заставил Софи сделать страшный выбор, проблема реабилитации души и тела, наркотики, алкоголь, секс, любовь, девственность, наивность, цинизм, суицид.… И самое парадоксальное, что, не смотря на серьезность затронутых проблем, «Выбор Софи» совсем не тяжелая книга, закрывая которую, на тебя наваливается груз мрачных мыслей. Стайрон ведет повествование с таким остроумием, что, не смотря на трагические события, описываемые в конце, он так заканчивает книгу, что дочитав последнюю страницу, вы невольно улыбаетесь… В этом есть определенная жизненная философия. Это не улыбка сквозь слезы. Не наивный оптимизм, когда ты знаешь, что на самом деле все плохо. Не преувеличенное, показное веселье. Не поверхностное отношение несерьезного человека. Не равнодушие постороннего наблюдателя. Это просто такое отношение к жизни, где боль соседствует с верой в будущее.

Не понимаю я, как можно в одном романе писать о концентрационных лагерях и о страданиях современного писателишки, который никак не может расстаться со своей девственностью. Совершенно бредовый сюжет. Интересные рассуждения о природе зла, но к чему здесь все эти эротические сцены? "Ужасы" лагерной жизни выписаны беспомощно и жалко. Так и хочется сказать: да что вы, американцы, знаете о фашизме, почитайте наших русских писателей! Долго себя мучила и пыталась дочитать сие литературное творение, но после сцены, где героиню вырвало съеденным инжиром, добытым для нее другим таким же "привилегированным узником" у привезенных в лагерь для селекции греческих евреев, поняла, что не осилю. Эпизод с лесбиянкой-домоправительницей - мерзко. Да, в нечеловеческих условиях люди пытаются выжить ценой нечеловеческих унижений - но как-то это не вызывает жалости, сочувствия героине, у меня возникло только отторжение и нежелание читать книгу дальше. И в целом, все слабо, неправдоподобно, глупо, надуманная трагедия, надуманные страдания, чувствуется, как хотелось автору написать все на таком же надрыве, как у Достоевского, да не получилось. Слог неплохой, ожидания у меня были хорошие от книги, но не оправдались...

Рано или поздно, но все исторические события в общественном сознании и исторической памяти кристаллизуются в набор стереотипов. Высвободить достоверные факты из этой застывшей массы способны только беспристрастные историки, а проложить дорогу к ним помогают порой деятели искусств, потому что дают «прочувствовать» те или иные события через силу художественного образа. Так, немцам Холокост показал своим одноименным мини-сериалом режиссер Марвин Чомски, а уже через год, в 1979 году был издан роман «Выбор Софи» американского писателя Уильяма Стайрона (1925-2006), предлагающий посмотреть на эту катастрофу еще с одной стороны, через призму травмирующих отношений двух молодых надломленных людей и их невольного соучастника, alter ego самого писателя. По стечению обстоятельств, и в «Холокосте» Чомски и в экранизации «Выбора Софи» (1982) Алана Пакулы главные роли сыграла Мерил Стрип, и в обоих картинах это были роли женщин, жизнь которых трагически изменилась из-за Холокоста, но обе они не были еврейками. В данном случае это важно.

***
В первую очередь у Уильяма Стайрона получилась насыщенная история о трагической любви, то самое «безумие на двоих», которым нынче называют довольно примитивные сюжетные аналоги. Это долгая и витиеватая история, наполненная многочисленными отсылками к прошлому, которая ведет от иллюзорной идиллии к весьма конкретному, но неоднозначному финалу. Главный повествовательный инструмент автора – это очень медленно наполняемое деталями повествование, неспешно раскрывающее и дополняющее через события прошлого образы главных героев. Структура романа как будто по спирали погружает читателя в самый ад. Сначала мы видим просто счастливых молодых людей, но затем раскрываются новые детали, и читатель понимает, что вся предыдущая картина была лишь иллюзией. И тут автор в новой главе (а всего их шестнадцать) снова приоткрывает еще одну трагическую тайну прошлого, и погружает нас еще глубже в пучину ужаса и несправедливости. И так повторяется снова и снова. Выдержать такой медленный, но неумолимо приближающий к трагической развязке темп может только хороший писатель, коим и является Уильям Стайрон. Иначе, читатель давно бы заскучал на этих ни много ни мало семистах страницах. То, как углубляясь в давние дни, история раскрывает нам страшное прошлое, постепенно сводясь к точке того самого «выбора Софи», в чем-то напоминает устремленную в прошлое стрелу времени в одноименном романе Мартина Эмиса (см. мою рецензию), который также рассказывает про нацистские лагеря и начинается с обреченной разрушиться идиллии.
Но помимо общей истории отношений трех друзей, Стайрон в романе поднимает важные и непростые темы. Они раскрываются в диалогах, воспоминаниях, описании тех или иных исторических событий и отношении к ним главных действующих лиц.
Первая проблема, которая проговорена автором в романе: это выкристаллизовавшееся в США 1970-х стереотипное понимание Холокоста, как проблемы исключительно отношений немцев и евреев, а концлагерей – как фабрик, предназначенных исключительно для уничтожения людей и только евреев.

Уильям Стайрон предлагает взглянуть на Холокост и нацистские лагеря как проблему общечеловеческую, как универсальное Зло, которое выступает против всей нашей цивилизации. Холокост оскорбляет не только евреев, а КАЖДОГО человека, который придерживается принципов равенства, добра и свободы. И именно с этой точки зрения стоит рассматривать это явление. А что это значит? А это приводит к легитимации исследования этой беды любым человеком, пусть даже это будет американский писатель с его «несвойственной для выбранной темы биографией». Говоря проще: о Холокосте, могут говорить не только евреи. Интересно, что за это автор подвергся критике, но, похоже, точку в споре поставил тот факт, что в 2002 году Стайрон получил премию «Свидетель правосудия» от Фонда еврейского центра Освенцима.
Как известно, в нацистских концлагерях гибли не только евреи, но и пленные военнослужащие, политические противники режима, цыгане, подпольщики. Более того, как бы страшно это не звучало, но немцы относились к своим лагерям как к особым предприятиям, со своей внутренней экономикой, да и сами они были вписаны в общую экономику войны (заключенные работали на сборке вооружения, сдавали донорскую кровь, участвовали в строительных и ремонтных работах, выполняли различные грязные работы, в том числе по утилизации трупов, что для нацистов было отдельной «расходной статьей»). С этой точки зрения, Стайрон в одном из диалогов в романе пересказывает мнение теолога Ричарда Рубенштейна:

Этот известный мыслитель предложил смотреть на концлагеря, как на капиталистические рабовладельческие предприятия. А какие параллели это позволяет нам провести? Верно, параллель с рабовладельческими штатами американского Юга! Стайрон как бы говорит, что если мы будем считать систему концлагерей исключительно вопросом уничтожения немцами евреев, а не общемировой проблемой новых рабовладельческих практик, то не сможем посмотреть трезво на то, что происходит и происходило в самих штатах. Писатель предупреждает, что думать, мол, «это другое» - опасно.

К слову, Ричард Рубенштейн после Холокоста еще высказывал идею о том, что в свете новых обстоятельств «евреи не могут более отстаивать идею всемогущества Бога в провидении истории или идею Израиля как избранного народа». Так уж получилось, что в угоду случайного символизма истории, в противостоянии столкнулись два народа, которые по разным причинам считали себя «избранными».

Зараза «избранности» замечена Стайроном и в американцах, что ярче всего проявляется в их отношении к чернокожему населению. Вообще разность мировоззрения между консервативными «южанами» (в образе Стинго) и либеральными «северянами» (в образе Натана) в сюжете часто приводит к долгим дискуссиям. Стайрон напоминает, что самое настоящее (а не скрытое в сегрегации) рабство в США закончилось совсем недавно.

По иронии судьбы Стинго какое-то время будет жить на Севере на деньги, которые достались ему в наследство от бабушки от продажи одного из рабов.
Стоит ли говорить, что сравнение автором рабовладельческого Юга и нацистской Германии вызвало жаркие споры. Но тут необходимо провести еще одну ниточку распространения заразы «избранности» и антисемитизма, вернувшись на другую сторону Атлантики.
Еще одна важная тема в произведении, за которую собственно роман «удостоился чести» не быть изданным в СССР вплоть до 1991 года – это антисемитские настроения в Польше 1930-х годов. Главный персонаж, через которого раскрывается образ этого явления – это отец Софи Збигнев Беганьски, профессор, типичный «антисемит-интеллектуал», пытающийся подвести под свои воззрения теоретическую базу. Нет никакого сюрприза в том, что именно он станет одной из первых жертв нацистов после оккупации Польши. Такие «близкие» новому режиму люди всегда становятся его жертвами, поскольку режиму этому нужна дистанция, а не близость, между ними и «ресурсом».

Збигнев Беганьски был к тому же автором программного документа, который (снова же по иронии судьбы) Софи уже в концлагере пыталась использовать ради спасения сына от уничтожения в газовой камере, дабы перед начальником Освенцима Хессом «доказать» лояльность своей семьи новому режиму.

Стайрон буквально устами героев проводит параллели между антисемитизмом в Польше и расизмом американского Юга:

Важным эпизодом в романе является антисемитский выпад Софи после того, как ее снова избил и бросил Натан (американский еврей) в приступе шизофрении, усиленном наркотиками. В этом монологе видно, как в порыве отчаяния, прорастают стереотипы, навязанные пропагандой идеи, упрощенный и привычный образ врага… И это все у девушки, которая на собственной шкуре в стенах Освенцима прочувствовала, что такое быть евреем в Европе 1940-х! Этот фрагмент красноречиво говорит о том, насколько глубоко могут сидеть в нас предрассудки и насколько опасными, будящими слепую ненависть они могут быть.

Действительно, от любви до ненависти всего один шаг.
Есть еще один важный аспект антисемитизма, его неочевидная на первый взгляд причина: возникающее чувство безопасности или «хорошо, что не меня». Стайрон хорошо описал это в следующем лагерном эпизоде:

Это «правило» универсально. Пока в США существуют афроамериканцы, на них проще всего списать уровень преступности и ими занять полицию; пока избивают самых непримиримых и открытых борцов против диктатуры, не придут за более осторожными противниками режима; пока в компании есть более глупые и неспособные сотрудники, меньше шансов на твое увольнение. Secret pleasure нашего социального мира…
И где тогда еврей может чувствовать себя в безопасности? Ответ Стайрон вкладывает в уста одного подпольщика, и ответ этот однозначен:

В 2024 году, после волны антисемитских выступлений во всем мире после нападения на Израиль 7 октября 2023 года и последующей ответной компании в Секторе Газа, эти слова звучат остро.
Не обойдена Стайроном и проблема «банальности зла», «простого выполнения своей работы, приказа». Рудольфа Хесса автор называет «готическим уродом». Главы, где описана служба Софи у него – это тонкая и напряженная психологическая игра между палачом и его жертвой. Жертва пытается соблазнить палача, чтобы уговорить его отправить сына Яна по программе «Lebensborn» в Германию. Софи тогда потеряет своего мальчика, но он хотя бы останется жив. Но Хесс не так прост. Стайрон создает в его образе не надменное лицо абсолютного зла, а простого уставшего чиновника, который «просто не осознает» чем занимается на самом деле. Для него прибывающие составы с евреями – это ресурс для предприятия, которое должно работать слаженно…

Стайрон утверждает, что надо читать и перечитывать показания Рудольфа Хесса, ибо они живое свидетельство «банальности зла»:

В дуэте Софи и Натана есть важная социальная подноготная. Он - американский еврей, сын богатого отца, который одержим идеей мщения за Холокост, всю жизнь проживший в безопасности и благополучии и пытающийся вывести всех антисемитов на чистую воду. Она – полька, католичка из оккупированной Польши, бывшая узница Освенцима, дочь антисемита, своими глазами видевшая пытки, убийства и унижения и старающаяся забыть травмирующее прошлое. Кто из них в большем праве выносить приговор исполнителям преступных приказов в немецких концлагерях? Кажется, что Софи, но она молчит. А Натан рвет и мечет, да к тому же подозревает в преступлениях и саму Софи. Это странное и болезненное противостояние задает определенную динамику всему повествованию.

Но вообще, Софи могла, если бы набралась сил, сказать Натану, что в отчаянии и борьбе за своих детей антисемитом может стать любая отчаявшаяся мать…

В романе много таких эпизодов, показывающих, насколько сложен вопрос ответственности и насколько важны обстоятельства. Тут на первый план выходит не ЧТО ты делаешь, а ВО ИМЯ ЧЕГО. Что уж говорить о благородстве, когда в невыносимых условиях люди не только забывают свои лучшие качества, но и теряют свою личность.

В претензии Натана к Софи можно заметить популярную и сегодня позицию: если выжил, то сам виноват в своих бедах, как будто оправдывает и делает правым тебя только смерть. А в ответ Стайрон между строк задает вопрос: насколько морально и нравственно «просто жить» в благополучных США, когда параллельно на другом конце Земли творится абсолютное зло? Или это снова же только проблема евреев и немцев?
Затрагивает автор в романе и вопрос гражданской ответственности перед обществом и страной. Обязательно ли все должны становиться партизанами и подпольщиками? Если ты просто пытаешься выжить, спасти своих детей – это ЕЩЕ недостаточно для фундамента будущего? Софи, жена подпольщика-киллера, уничтожавшего доносчиков, отказывается лично принимать участие в подполье. Это не спасет ее от ареста и обвинения, но ЕЕ выбор останется ЕЕ выбором.

Когда происходят страшные события, первая психологическая реакция (к слову, очень понятная) – это отрицание. Но именно отрицание не позволяет обеспечить себе должный уровень безопасности в новых условиях. Так произошло и с Софи, что очень показательно:

История никогда не спрашивает, когда поставить нас перед ключевым в жизни выбором. Набор ошибок, набор случайностей, сумма обстоятельств, собственное желание – какая уже разница! Софи думала, что никогда не окажется на платформе Освенцима на процедуре селекции, но это случилось. Это еще не был выбор, но именно ВЫБОР ей предстояло сделать в следующие минуты:

<...>
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ РЕЦЕНЗИИ НА МОИХ КНИЖНЫХ СТРАНИЦАХ (В ПРОФИЛЕ)

Главное разочарование месяца. Да, тут есть история о тяжёлой судьбе женщины, выжившей в Аушвице. Но, если собрать все кусочки текста, посвящённой именно Софи, получится повесть страниц на 100. Остальные же 600 страниц были для меня настоящей мукой. Думаю, что главной ошибкой автора было вплетать историю Софи в любовно-эротические похождения рассказчика, который якобы встретил Софи, переехав в Бруклин, чтобы написать книгу. Да, ГГ "Благоволительниц" тоже периодически начинал уделять много внимания своему детородному органу, но эти моменты терялись на фоне всех остальных событий и философских размышлений. Здесь же произошла координально иная ситуация, и история Софи потерялась в тонне страданий из-за возможности или невозможности затащить ту или иную девушку в постель.
К Софи у меня тоже были вопросы, особенно по части её зацикленности на Натане, который оказался тем ещё фруктом. Впрочем, возможно, эта одержимость можно воспринимать как наказание себя за тот самый поступок в Аушвице. Кстати, "тот самый поступок" не вызвал у меня особой бури эмоций, вероятно потому, что о нем было рассказано на последних пятидесяти страницах, а книга к тому времени меня уже изрядно вымотала и к героям я особо не прикипела, поэтому выбор Софи вызвал у меня вялый "О!"

Великолепная книга.
Советую читателям старше 18 лет.
Бесспорная ценность книги еще и в том, что написана она американским автором. Американцы плохо знали о войне и о фашизме. Особенно во времена, описанные автором.
ГГ вспоминает себя и анализирует: "А что делал я?" Что делал ГГ, когда Софи видела, как евреи горят в газовых камерах? Он ел бананы, чтобы набрать вес!
Нам, людям, у которых, практически в каждой семье кто-то погиб в ВОВ, знакома такая литература -литература о войне: Васильев, Василь Быков, Алесь Адамович, Алексиевич и мн.др. Я читала потрясающий сборник воспоминаний деток, выживших в концлагерях.
Американцы ничего этого не знали.

Фашизм представляется нам абсолютным злом, и на вечный вопрос "Где был Бог?" есть ответ "Где был Человек?".

Софи делает выбор три раза: бездействие ради жизни, действие ради смерти и самый страшный выбор Софи - тот, который выбором вообще не является.
Глубокая, трагическая и правдивая книга.

Каким же невыносимо тягостным вышло для меня прочтение этого немаленького романа. Навязчивая мысль, не отпускавшая меня при чтении, это то, что автор пытается объять необъятное. Вместить в 700 страничный труд и проблемы антисемитизма в Польше военного времени, и Аушвиц, и наркоманию, и душевные болезни, и тот самый выбор, что стоит перед главной героиней, и даже юношеские сексуальные проблемы - это уже перебор. С тем количеством проблем, что пытается запихать в читателя автор, стирается вся их значимость и весомость, как-то обесцениваются все страдания и ужасы войны, все проблемы семейного насилия, сексуальных извращений и побоев, наркозависимости и безответной любви. Если быть откровенной с собой, то мне даже не жалко героиню. Происходящее - это ни что иное, как ее собственный выбор и жизнь, что она ведет, не могла быть другой. Так же как и трагический конец (вполне себе предрекаемый и уж очень пафосный), что был уготован ей еще задолго до знакомства с рассказчиком. Относительно ее истории с сыном тут оказался вполне себе открытый финал, который не оставляет комка слез в горле, а скорее вселяет надежду на лучшее, если так вообще можно выразиться. Вообще мне кажется, что Софи - недостойная героиня книги. С ее внешностью и способностями она могла очень многое, но не готова была ни жертвовать, ни рисковать. В общем, слабовольная полька, не более.
Сам рассказчик - это конечно альтер-эго писателя с его аутотренингом, с бахвальством и лестью, которую он не отрицает. Он вообще никогда не видел в Софи человека - только сексуальный объект и будущую жену.
Натан выписан совершенно неправдоподобно, весь какой-то гротескный и нереальный. Мне оказалось очень тяжело понять, что такого человека можно любить и всё ему прощать, или назвать его лучшим другом после 3-х недель знакомства. И насчет его отношений с Софи - тут уж я совсем не уверена, что Софи была настолько слепа, не видя его приступы, "заскоки" и не догадываясь о происходящем, ничего не делая с его пристрастием к наркотикам. Скорее всего она знала и шла на эти ненормальные отношения сознательно.

Если говорить про литературный стиль Стайрона, то мне понравилось как он пишет (или спасибо переводчику?), как умело жонглирует воспоминаниями, составляя целостную картину. Это большой плюс романа. Про себя могу сказать, что опыт вышел непростой, не уверена, захочу ли еще прочитать Стайрона.

Когда он умер, в День Всех Святых в 2006, когда услышала о его смерти из выпуска новостей, подумала: Он не может так со мной поступить, не может уйти и оставить меня одну с этой книгой! Как-будто писатель - тот, кому довелось спасти другого и, согласно китайским понятиям, взять на себя ответственность за его жизнь. Будто пока он был жив, еще один человек держал тяжесть этой истории на своих плечах, а теперь осталась с ней одна.

Словно вообще вспоминала об этой книге и ее авторе в годы, прошедшие с 94, когда была прочитана до известия о кончине Стайрона. О нем - нет, и имя-то его не вдруг помнила, книга была со мной все время. Сильные и "самые твои" истории - это всегда вхождение в живую плоть. Они не отдельно от тебя, но как через надрез на коже проникают внутрь. Одна глубоко и думаешь: "Ни за что не забыть этого", - читая, а проходит совсем немного времени и только бледный шрам напомнит, а то и он рассосется.

Другая как привой: надрезали тебя, ввели веточку от другого растения и с той поры сам становишься другим. Не то, чтобы весь и сразу изменился, но в каких-то своих проявлениях серьезно, а дальше - больше; ветка крепчает, разрастается, отдает свои живые соки в обмен на твои и уже не разберешь: где ты, где привитое.

Третья как прививка. Вроде и вошло неглубоко и самая капелюшка внутрь попала, а неуютно отчего-то после, и утомляешься какое-то время быстро, и подзнабливает, даже температура может подняться. Потом проходит. Но сталкиваешься с ситуацией, напоминающей описанную и ты совершенно защищен от нее. Даже и странно: умом понимаешь, что такое могло покалечить, а то и убить, но сердцу не больно.

"Выбор Софи" был как стигмат. Проступит открытой раной в самое неожиданное время, примется кровоточить, после закроется, но совсем о себе забыть не позволит. О чем не умеешь забыть, то обдумываешь, вертишь невольно в уме, так и с этой историей. Сколько ни думала, все к одному приходила: это мерзость нацизма; ужасы лагерей; цинизм системы. которая делает возможной ситуацию страшного выбора и возлагает ответственность за него на жертву.

И совсем не связывала боли, которкую продолжала причинять книга, с послевоенной историей Софи. Наоборот думала: ей такой и нужен был. Заботливый внимательный, умный, сильный, обеспеченный, щедрый и обаятельный. Такой закрывает собой все ниши потребности в общении, какие могут возникнуть у этой женщины. А что псих, ну так что с того? Побудет некоторое время в сумеречном состоянии, да и вернется к норме. Даже еще и сформулировала для себя: Натан перевел внутреннее чувство ее вины на внешний план, сделал возможной защиту.

Какая несусветная глупость. Не может человек защитить себя от злобы, нападок и абсурдных обвинений другого, если этот другой вместил весь его мир. Негде спрятаться и не у кого искать защиты. Чудовищная жестокость судьбы героини не только и не столько в происшедшем с ней во время войны. Страшно продолжение. Когда встретила лучшего на свете, самого внимательного нежного и заботливого; самого интересного умного и забавного. Когда раскрылась и почувствовала себя в раю, а он оказался сумасшедшим. И одно только остается - взлететь вниз.

Но Стайрон, он все-таки кто? Вивисектор, садовод или врач-инфекционист? Третье. Он делает прививку.

На эту книгу мне рецензии не написать, умениями не вышла. Довольно часто сожалею, что я совсем не филолог и не умею так- фундаментально, и чтобы все поняли- какая это книга, и как в ней поразительно переплетаются сюжетные линии- и подчеркивая одна другую и контрастируя, и какая в ней и ширина, и глубина. Ну да ладно, на "Выбор Софи" очень много хороших и прочувствованных рецензий.

Это единственный долгострой в моей жизни, книга, которую я боялась прочитать 17 лет подряд. Не без оснований, конечно- я видела часть экранизации. И взялась сейчас за неё по личным мотивам- с возрастом мне стало казаться, что поскольку я- не работник соцслужбы или другого места, имеющего дело с болью, то мне как-то не к лицу себя беречь.
Думаю, я довольно скоро буду перечитывать её опять, потому что прочитала в диком напряжении, всю дорогу ожидая Той-жуткой-сцены и того, что начнется распил меня бензопилой. Но всё, конечно, оказалось гораздо сложнее и тоньше.
Поэтому остановлюсь в словесах и просто посоветую её всем взрослым людям.

PS Важный вопрос-Может, кто-то прочитает из обладающих этим знанием- большинство рецензий- на перевод Кудрявцевой, я читала в переводе Микушевича. Мне он показался слабым- тяжеловесный и Язвина этот кошмарный и временами странный и искусственный выбор слов. Или мне показалось и это просто авторский стиль, к которому стоит привыкнуть? Или искать Кудрявцеву (склонна верить)? Что у неё, например, с именем Стинго?