Процесс

Совсем небольшая новелла, читается за пару часов. К стилю Кафки привыкнуть довольно таки непросто. Скурпулезность и детализация поналачу слишком раздражают и надоедают, становится скучно. Но потом понимаешь, что все эти подробности даны для того, чтобы лучше понять героя и прочувствовать ситуацию, в которой он находится.

Семья- это самое близкое и родное, что есть в жизни любого человека. Но там ли хорошо мы знаем этих людей и можем быть уверены в них? Страшно и дико читать о таких отношениях в семье, когда всё свалили на плечи одного молодого человека, а он всеми силами цепляется за близких людей и остатки своей жизни.

В детстве я почему-то думала, что Кафка - это какой-то средневековый философ и если я что-нибудь у него прочитаю, то буду охрененно крутой.
Подросла - поняла, что оказывается нифига это не философ, но прочитать все равно надо, реально же буду крутой.

Выросла - окончательно созрела для подобной литературы - прочитала. Офигела.
Первые страниц 150 шли вообще прекрасно - повествование меня сразу затянуло, язык понравился, в общем сплошная благодать.
А потом как-то нелегко стало. Вторая половина книги выжала меня. Совсем.
Ощущение, что ты вместе с главным героем проходишь через все перипетии этого процесса. И неважно, что ты невиновен, и в чем именно тебя обвиняют - всё это неважно. Сначала ты плюешь на этот процесс, а ему по барабану, он движется и движется своим ходом, и постепенно одерживает над тобой верх.
Пока читала, было беспрестанное ощущение духоты, какой-то нехватки кислорода. Подобно тому, как Йозеф К. задыхался в залах канцелярии и в ателье художника, так и я чувствовала, что мне не хватает прохлады и свежести, поэтому время от времени захлопывала книгу и усиленно пыталась набрать как можно больше воздуха в легкие.

Если у Кафки все книги такие энерговысасывающие, то тяжело мне придется в будущем, потому что я планирую ознакомиться с творчеством этого господина очень подробно.

10 из 10.

P.S. Кстати да, наконец-то я стала охрененно крутой! :)

Кафка идёт со мной по жизни рука об руку. Вряд ли смогу я назвать более часто перечитываемого мной зарубежного писателя. Недосказанность, абсолютная нереальность происходящего и мерное, тягучее повествование, в которое сложно войти, но, как только "вошёл", он катит тебя в этом ритме, не отпуская. У Кафки одни выводы сменяют другие, зачастую прямо противоположные, и формируют уникальную, присущую только ему атмосферу тотального отчаяния и абсурдности человеческой жизни.

Роман "Процесс" начинается с "выбивания двери ногой", без раскачки. Просто однажды утром главный герой К. просыпается и получает уведомление об аресте. Вроде пока ничего страшного, но сразу вместе с этим в полотно текста начинают проникать совершенно абсурдные вещи: охранники съедают его завтрак, а первый допрос производится в комнате его временно отсутствующей соседки. Поначалу К. полностью уверен в своей невиновности, но чем больше он пытается разобраться в своём деле, тем больше запутывается. Попадающиеся ему на пути люди отнюдь не стремяться помочь ему, но своими размышлениями и советами ещё больше запутывают его. Часто герой попадает в какие-то места, где тесно, узко и неудобно, но ему всегда говорят, что вот у него-то ещё нормально, а другие бедняги маются намного больше него.

Собственно, весь роман - это череда разговоров и странных событий, которые со стороны выглядят совершенно нереально, но в рамках контекста приобретают реалистичные черты и железную логику. Все выкладки кажутся совершенно правильными и даже если в какой-то момент герой начинает сомневаться в их правильности, ему сразу же объясняют, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд, и эти объяснения звучат ... абсолютно логично.

В этом сила прозы Кафки. Он безжалостно препарирует бюрократическую систему, порождённую тоталитарными институтами права, которые сминают и перемалывают в своих жерновах любого случайно попавшего туда человека. Многократно усложняя все процессы они превращают его существование в ад, лишая возможности самостоятельно разобраться в нюансах своего "процесса".

Роман стал достоянием общественности благодаря Максу Броду - другу Кафки, который нарушил завещание писателя и опубликовал произведение, несмотря на то, что Кафка просил его сжечь. Возможно с точки зрения писателя он и прав, ведь незаконченное произведение не полностью отражает мысль автора, но как читатель я безмерно благодарен Броду за своеволие, которое позволило этому кирпичу занять своё достойное место в фундаменте литературы XX века.

Я понемногу приобщаюсь к классике. Франца Кафку хотела прочитать уже давно, но все не решалась, пока не представился шанс. И вот я начинаю читать. С самого начала автор кидает нас в абсурдную ситуацию: главного героя арестовывают, причем без оповещения причины оного. И что самое странное - это реакция обвиняемого. Несмотря на некое неприятие сего факта, он ко всему происходящему относится как к само собой разумеющемуся. На этом моменте меня сразу отнесло к "1984" Оруэлла. Там тоже события и история менялись по щелчку пальцев, и проснувшись утром ты не был уверен, в каком мире ты проснулся, тот ли он, что вчера, или несколько раз успел измениться. Именно этой вольной трансформацией действительности эти романы показались мне схожими.
Но мы идем дальше, а нашего Йозефа К. все больше затягивает судебная рутина. И вот здесь уже по манере исполнения мне вспомнился Борис Виан со своей "Пеной дней". Тот же сюр, но с другой темой. На этом этапе герой уже принимает факт того, что он обвинен и пытается найти решение. Очень странно наблюдать, как К. пытается написать оправдательный доклад, не указывая сути вины. Почему-то на ум приходит расхожая фраза: "Был бы человек, а статья найдется". Очень точно описывает происходящее в этом романе. Да и пути решения не кажутся чем-то разумным. К. обращается ко всякого рода сомнительным личностям с просьбой о помощи, которые, в свою очередь, предлагают довольно абсурдные методы.
Весь процесс показан как будто с изнанки. Все то, что в жизни считается теневым, здесь выдвинуто на передний план и показано как нечто правомерное. И финал тому подтверждение. Что самое здесь поразительное - это отношене К. ко всему происходящему. Постепенно его отношение от отрицания переходит к повиновению и принятию того факта, что он виновен и подчинению решению его судьбы.
Роман производит очень необычное впечатление. Мне кажется, Кафка был довольно прогрессивен для своего времени, чтобы написать такой роман. О самом авторе у меня сложилось впечатление как о человеке внутри себя - его произведение как будто вырвано из его мыслей и не оформлено, и нам приходится интерпретировать его самостоятельно, исходя из нашего жизненного опыта и сведений об авторе. Но ведь никто не знает, что он хотел сказать своим творчеством и хотел ли вообще, если принять во внимание тот факт, что он завещал сжечь свои труды. Со своим отношением к этому творчеству я тоже не определилась: первым порывом было не читать его больше. Но после обдумывания и выражения своих мыслей на бумаге я уже не буду так однозначна. Но в любом случае, думаю, что не скоро вернусь к произведениям Кафки. Это тот случай, когда должно пройти какое-то время, и ты должен измениться сам, чтобы по-другому взглянуть на чужое творчество.

Во время чтения таких историй всегда возникает соблазн искать скрытые смыслы и всячески метафоризировать. Этому соблазну я поддаюсь с удовольствием, обычно. И тут не обошлось.

Да тут и думать долго не стоит: Грегор - воплощение тяжелобольного человека. При чём, безнадёжного. Родственнички плачут-горюют, но в глубине души надеются, что всеобщие мучения продлятся не слишком долго.

Хотя вряд ли, слишком уж семейка неблагожелательно настроена к своему "уроду", яблоками кидаются. Похоже, это просто подутренний кошмар задолбанного работой, ответственностью и нытьём домочадцев коммивояжера. Ещё секунда, и прозвенит будильник, наш герой, стремительно выскочив из постели, забудет все свои тараканьи приключения, и отправиться по накатанной впахивать во благо семейства. Или не забудет и призадумается над своей судьбой и начнёт отдавать родственникам менее солидную долю своих кровно заработанных.

Обычно у меня существует не меньший соблазн воспринять историю прямолинейно и поверхностно. Представить себе на минуту, что в результате какой-то нелепой ошибки в определённом участке бытия человек действительно может обнаружить себя отвратительным насекомым. Или, что страшнее, обнаружить отвратительное насекомое вместо одного из близких. И, почему-то, такие варианты пробирают меня гораздо сильнее их притчевых аналогов, непременно предполагающих мораль и назидательный посыл. Никаких уроков для добрых молодцев, только хардкор, только поединок один на один с обнажённой, поцарапанной действительностью.

Всегда, когда читаешь Кафку, он представляется человеком, не видящим ничего настоящего и устойчивого в мире. В этом небольшом произведении эта сторона личности автора раскрывается как нельзя лучше.
Главный герой произведения, Грегор Замза, однажды утром просыпается жуком. Но он как будто не замечает этого факта, этот факт воспринимается им лишь в контексте его обыденного распорядка, его обязанностей, лишь как причиняющее множественные неудобства обстоятельство. Это поразительно, ведь превращение в жука не может быть чем-то само- собой разумеющимся, не может человека не выбросить за пределы его мира, не перевернуть его мировосприятие. Как можно думать о том, как же поскорее избавиться от досадного недоразумения и вернуться к обыденной своей рутине, когда ты просыпаешься насекомым? Но Грегора тревожит не то, что его человеческий облик потерян, а то, что волновало бы и человека, слегшего с воспалением легким или ветрянкой. Вчерашние заботы не отступают, не вытесняются новым, необыкновенным положением героя. Грегор потерял возможность существовать как функция для своей семьи, и это единственное, что его по-настоящему беспокоит, единственное, вокруг чего кружатся все его мысли.
Семья Грегора Замзы – обычная, довольно сплоченная семья, в которой есть место и любви, и заботе друг о друге. По сути – в ней есть все то, чем должна обладать «хорошая» семья, всё то, к чему стремится почти каждый человек, создающий семью собственную. Грегора любят его мать и сестра, по крайней мере, той любовью, на которую способен человек. Превозмогая страх и отвращение, сестра заботится о благополучии своего превратившегося в насекомое брата. Но делает это она частично по инерции (ведь прежде они были близки, и тогда она питала к нему те самые «человеческие» теплые чувства), частично в надежде на выздоровление, на возвращение брата к нормальному состоянию. Но в основном её действия продиктованы подростковым стремлением к «власти» и «героизму» (отныне Грегор или точнее «то насекомое в комнате Грегора» - это её забота, никто не имеет к нему доступа - и это её «власть», в то же время она «героически» освобождает свою семью от этого бремени). Мать же, жалея сына, проливает по нему слезы как по умершему. Никакой любви к Грегору-насекомому ни сестра, ни мать не испытывают.
Никто не пытается его понять, разглядеть в нем человеческие черты, те черты, которые прежде составляли его личность. А какой же, в самом деле, личностью был Грегор до превращения? Какую совокупность его качеств так ценили его близкие? Он был надеждой семьи, её кормильцем, утешителем. Может ли он теперь, потеряв даже способность доносить до родных свои мысли, продолжить быть для них всем этим? Нет. Он был понимающим другом для своей сестры, ценителем её музыкального таланта, тем, наконец, кто мог принять самое горячее и положительное участие в её будущем.Теперь и это не возможно. По сути, вся личность Грегора сводится именно к такому «служению» другим. Теперь «служить» по-прежнему он не в состоянии. Он продолжает думать о семье , мучится, но не в силах ничем помочь. Это страдание – единственное, что осталось насекомому-Грегору от Грегора-человека.
Мир, в котором суждено было родится Кафке, рождал не Человека, а человека-Функцию. Функцию для общества, семьи, рабочего коллектива и т.д. В награду за служение он давал человеку:

• мнимую любовь, мнимую близость,
• мнимое ощущение достижений и самого присутствия в мире.

Не покидают мысли о том, что я ни слова не поняла из прочитанного, а если и поняла (как иногда смею поверить), то чудовищно искаженно.
Роман меня перемолол и выплюнул. Порой, чувствовала себя Йозефом К., а книга выполняла роль того самого суда - я была полностью в ее власти, невидимой и загадочной. Сон наяву, тонкий лучик реальности и вновь погружение в морок.
И вот сижу: обескураженная, ошеломленная, силясь понять и передать свои впечатления, и внезапно понимаю - ничего подобного. Переваривать мне еще и переваривать. Перечитывать, еще раз копаться в груде впечатлений, вновь переваривать и неизвестно, когда же закончится этот процесс.

В этом коротком рассказе речь идет даже не о непонятной ненависти к насекомому, таракану, букашке, - короче, совершенно чуждому тебе жалкому существу, - а об презрении к милому, родному, любящему человеку; не из-за непонимания или нежелания принять что-то отталкивающе непохожее на тебя, а точно так же, как пренебрегают старыми, немощными, инвалидами. Люди, окружающие Грегора Замзу, все какие-то кривенькие, как извращение нормального человека в кривом зеркале: они боятся чудовищной метаморфозы, случившейся с их родственником, но не переживают от того, слышит, понимает ли он их, не лишился ли он способности чувствовать.

Меня рассердило яблоко, брошенное отцом в сына, предназначенное для того, чтобы попасть в его уязвимую плоть, больно ударить в незащищенное место, а затем сгнить и сгубить заживо. И более всего печально то, что я зачастую сама чувствую эту дрожь отвращения, стыжусь и не знаю, как бы поступила на чужом месте.
Одно меня утешает: мне действительно стыдно.

Что-то, по-видимому, помешало мне быстро прочесть «Процесс», потому что при всем интересе, я растянула его надолго.

Книжка лежала у меня лет пять, и была куплена в то время, когда я особо не разбиралась в литературе, и как следствие,  покупала то, что казалось знакомым на слух. 

Сейчас, заимев некоторый багаж, я подошла к «Процессу», как полагается. Общая канва была знакома: некий Йозеф К. узнает о собственном судебном разбирательстве. Естественно, он обескуражен, ведь никто не говорит в чем причина, но все твердят о том, что процесс крайне серьезный и сложный. 

Наверное, живя в нашей стране, ситуация, в которой тебе не говорят время, когда нужно прийти в государственную организацию, а потом возмущены опозданием, не кажется такой уж фантастикой. До сих пор с ужасом вспоминаю, когда в больницах не было талончиков с временем. Да, Йозеф К., и с нами такое было. 

По ходу повествования возникало дурацкое чувство. Ну почему ГГ просто не может сказать: а в чем, собственно, обвинение ? А где свидетели? Подозреваю, в этом и есть задумка. Читателю должно быть некомфортно в этом мире. И от тонкого ощущения, что никакие слова не исправят ситуацию, становится еще грустнее.