Полное собрание сочинений. Том 22. Повести и рассказы. 1897-1903 гг.

Вот, что я Вам скажу, Антон Павлович: вивисектор вы, вот вы кто! В толк не могу взять, что со мной делается: читаю обычную, скучную, вроде бы, что и художеством не назвать, историю, а чувство такое будто душу мне режут. Вскрыли меня строчками да буковками и смотрите: как там душа-то у читателя, жива ли, дергается ли в ответ, понимает ли о чем речь-то.
Понимает, смею уверить, что и моя жизнь так-то пройдет, как у героев Ваших: с недовольством тем, что есть, да мечтаниях про что-то там эдакое.
Больно. Не буду я Вас больше читать, Антон Павлович.
Хотя, конечно, буду.

Последнее мое «общение» с А.П. Чеховым, было еще в школе. Честно сказать даже не помню, что именно мы проходили. И с той поры, мне в руки не попадались его книги. Но вот, уже учась в ВУЗе держа в руках наш не маленький список к прочтению, я обнаружила там «Даму с собачкой». И уже позже, систематизируя и упорядочивая его под себя, увидев, что это произведение самое маленькое – я решила его прочитать.
Не первый раз мне попадаются небольшие, на первый взгляд безликие, чем-то напоминающие брошюры, книги. Но это только на первый взгляд. Как правило, в таких непримечательных книгах содержится очень глубокий, и порой даже философский смысл. Так и здесь, всего несколько страниц печатного текста, которые смогли нарисовать четыре судьбы – четыре нелегкие жизни.
«Курортный» роман – вот первое, что приходит на ум, когда начинаешь осмысливать сюжет. Стандартная ситуация – он, она, берег Черного моря, одиночество. У обоих есть семьи – жены и мужья, но оба несчастны. И это несчастье сближает. И чтобы заглушить одиночество… были те несколько дней и ночей, которые они никогда не забудут. Счастье, быть может, оно у них было – в те мгновения, что они провели вместе. А потом расставание. Возможно горькое, а возможно – безразличное. И быть может, в погоне за счастьем, а иначе я это никак назвать не могу, он снова приехал к ней…. Но зачем? Я не понимаю… Зачем давать надежду на то, чего никогда не будет? Я понимаю, сердцу не прикажешь, но иногда нужно включать и разум.
Они были не нужны друг другу. Почему я так решила? Я отвечу на этот вопрос. Все просто, подумайте сами, Гуров и Анна Сергеевна после разлуки не виделись долгое время, и за время разлуки, можно было понять – нужен тебе человек или нет, и попросить развода, а не встречаться потом тайком, каждые две минуты озираясь по сторонам со страха: «Ой, что же будет, если нас увидят….» Можно было рассказать супругам, не обманывать, а сказать прямо, что у меня есть другой/другая и прекратить измены.
Измена – да, это была измена. Низкая и подлая. Да, пусть у них там любовь, но это подло. Подло по отношению к тем, кому они давали клятву верности. Вряд ли они думали, когда ложились в постель, о том какую боль они причиняют близким. И как больно быть обманутыми. А это больно, очень больно. Вы скажете, я «старой закалки», но меня так воспитали и я не приемлю измены. Я считаю что мужчина должен быть один, но если ты изменил/изменила мужу и жене, то скажи правду. Я осуждаю героев – открыто осуждаю, они трусы, трусы потому что молчали. Не знаю как другие девушки, но я бы, не смогла смотреть в глаза мужу, которому изменила. Меня бы совесть замучила.
Я не думаю, что Гуров и Анна были бы счастливы, продолжая такие отношения. Почему? Герои забыли главное – на чужом несчастье, счастья не построишь.
И пусть моя рецензия вызовет бурю негодования, и мое мнение пойдет в разрез с мнением многих (а я знаю – так и будет), но эта книга не о любви. Там, где есть измена с одной стороны – никогда не будет счастья с другой.

В своем репертуаре - "Краткость - сестра таланта" , А. П. Чехов смог уместить правду, с которой народ не может считаться, смысл жизни и историю человека, который нашел этот смысл.

Николай Иванович, ныне сидя в "казенной палате", мечтал о приобретении своей усадьбы. Мечта эта привела к идее, а идея к цели. И вот к этой цели он фанатично стремился. Даже бедную старушку "погубил". Хотя бедной, в финансовом смысле, она не была. Вскоре, свою мечту-идею-цель он осуществил:

Чехов хочет показать такую очевидность: Найдешь в жизни цель - будешь стремиться к ней - будешь доволен жизнью - умрешь со спокойной душой, зная, что ты смог преодолеть барьеры, которые перед тобой возникали.

Так же открывается вся правда о жизни, о её предрассудках. Вернее правда о людских предрассудках, которые эту жизнь и проживают.

Это меня и поражает. В такой манере кратко описывать всё, что многие смогли описать только в тысячу страниц, и при этом потратить достаточный срок.. Действительно, талант.

Наконец передо мной предстал другой Чехов – не ироничный и высмеивающий, а серьезный и глубокий. Ждала и на этот раз подвоха, но вместо этого получила интересную и немного грустную историю.

Редкая девушка не мечтает когда-нибудь стать невестой. Белое платье, фата, свадебный букет…Не являлась исключением и главная героиня Антона Павловича:

Ей, Наде, было уже двадцать три года; с шестнадцати лет она страстно мечтала о замужестве, и теперь, наконец, она была невестой…

Но когда счастье уже шуршало в ухо свадебным нарядом, а будущий дом сверкал начищенными половицами, Надя взяла и круто изменила свою праздную жизнь.

А вы знаете сколько необходимо сил, чтобы перечеркнуть привычный образ жизни?
И как решить, можно ли синицу в руках менять на журавля в небе?
Чехов не дает ответы на эти вопросы, но показывает, что все возможно. Если есть желание и человек, который сможет поддержать и помочь.

Ох, уж эта метель! Для меня она словно символ российской деревни, захолустья и неизбывной тоски. Редкий классик обошёл стороной это явление. Вот и у Чехова молодой следователь Лыжин вместе с врачом Старченко едут в деревню для вскрытия трупа застрелившегося страхового агента. Метель препятствует выполнению работы. Но не только. Кажется, что непогода лишь предлог, главное — леность, нежелание что-то делать. Лучше поехать к знакомому пить шампанское и веселиться. Метель же! А покойный куда денется? И ничего, что деревенские боятся до смерти. Лыжин и вовсе думает, что Россия — это Москва и Петербург. Остальное так, колония. И его тянет в Москву, в цивилизацию. Бесконечные размышления о стране, о причинах самоубийства. Лыжин считает, что в провинции только стреляться, ведь жизни-то нет. Удивительно, как ещё все не перестрелялись.

А здесь в деревне есть сотский, старик Лошадин. Он не размышляет особо, а делает. Думает о людях, что живут в деревне. Даже в метель идёт докладывать вышестоящему начальству, потому что положено. Это Лыжин может сослаться на метель, а Лошадину метель не помеха, потому что надо.

Нет в рассказе Чехова особого сюжета. Просто противопоставление, маленькая зарисовка.

Только что дочитал этот рассказ моего любимого Антона Павловича. Сижу подавленный, разбитый. Очень уж тяжкое впечатление он на меня произвёл.
Написан рассказ на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. И время и ситуация, насколько я понимаю, современны автору. Уже по просторам России, из края в край её, бегают дымящие поезда, и даже по деревням нет-нет да и звонят телефоны. Недолго, правда, звонят. Вскорости завелись в том телефоне клопы и прусаки, в результате чего действовать телефон перестал.
Да не о телефоне в том рассказе речь. О семье одной русской, зажиточной. Хозяин, вдовый старик Григорий Петров, держал лавочку — вёл кой-какую, далеко не всегда честную, торговлишку. И было у старика два сына. Старшой обитал не в деревне, в городе. Служил в полиции. Младший, глухой на оба уха, жил с отцом, отпускал товар в лавке.
Вот об этой семье, об этих мужиках, об их жёнах, да немного вообще об этой деревне, о российской житухе, и идёт речь в этом рассказе.
Село, в котором живут герои — лежит посреди бесконечных российских просторов. И, почему-то, в глубокой яме, практически — в овраге. Отсюда, кстати, и название рассказа. Но не только оттуда. Из оврага, того, что на местности, люди ещё могут выбраться. А вот из глубочайшего оврага их беспросветной жизни, их бытового скотства — выбраться наверх бесконечно тяжелее.

Все и всегда ругали Беликова – «человека в футляре», а вот я хочу выступить в его защиту.
Этот рассказ входит в школьную программу, и я отлично помню, как мы разбирали его на уроке. Да и после этого я читал его неоднократно. И понимал его всегда так, как нас учили, т.е. Беликов – «плохой», смешной и вредный.
А теперь я с этим утверждением не согласен абсолютно!
Беликов – учитель. У него должны быть твёрдые убеждения. И они у него есть. Может, он человек не очень привлекательный, не «эффектный» (как и гоголевский Акакий Акакиевич, которого, кстати, нас всегда учили жалеть и любить), но он человек порядочный. За что осуждает его читатель и герои рассказа? За то, что он не придерживается новомодных идей? Так было бы странно, если бы он их придерживался, - он ведь учитель, а не модник.
В детстве нас смешило, что Беликов выступает против того, чтобы женщина ездила на велосипеде. Ещё бы! Мы же росли в те времена, когда уже даже НЕ ЗНАЛИ, что в XIX веке для женщины было просто НЕПРИЛИЧНО РАЗДВИГАТЬ НОГИ. Было для женщин специальное седло, если они катались на лошади. Женщина с раздвинутыми ногами воспринималась как шлюха. Но потом пришли новомодные идеи, и женщины стали ездить на коне в мужском седле и смогли позволить себе кататься на велосипеде. Думаю, ничего страшного в этом нет. Но требовать от учителя, чтобы он радовался В ТО ВРЕМЯ этим переменам – нелепо. В наши дни «эмансипация» женщины продолжается. Женщина теперь носит брюки, делает татуировки (sic!), курит, пьёт спиртное, употребляет наркотики, ругается матом, сама ищет себе любовников. А я, например, не приветствую татуировки на теле девочек, их занятие сексом до брака, их матерную речь, их волосы, покрашенные в розовый и голубой цвета, их часто нелепые стрижки и причёски. Значит, я «человек в футляре»? Ну, уж нет! В футляре, на мой взгляд, находятся как раз те, кто не понимает, КУДА эта эмансипация женщин привела.
Женщины стали такими же, как мужчины. Нивелировалось понятия пола. И сейчас мы имеем признание гомосексуализма нормой, заключение однополых браков, операции по перемене пола и т.п. вещи. Так над Беликовым ли надо было смеяться? Не над либералами ли тех лет?
Я сейчас занимаю очень твёрдую позицию по «беликовскому» вопросу – Беликов был прав! И «фискалом», как его попытался выставить Чехов в рассказе, он тоже не был. Он вёл себя как порядочный человек и как учитель. Он был тактичен, предупредителен, вежлив, доброжелателен. И, кроме того, - ОН БЫЛ ПРАВ! И я полагаю, что переосмысление этого рассказа ещё придёт, и смеяться мы будем над беликовскими насмешниками. Если, конечно, наша цивилизация сумеет сохранить себя.

Я - вот об этом: https://www.youtube.com/watch?v=sPlhKP0nZII

Introitus
Архиерей (греч. старший священник, начальник священников) священнослужитель, относящийся к третьей, высшей степени священства. Имеет благодать совершать все таинства (в т.ч. рукоположение) и руководить церковной жизнью (Словопедия).

Благолепие

«… всему саду, освещенному луной, разливался веселый, красивый звон дорогих, тяжелых колоколов».

«… по обе стороны кареты, в лунном свете, ярком и покойном, плелись по песку богомольцы. И все молчали, задумавшись, всё было кругом приветливо, молодо, так близко, всё — и деревья и небо, и даже луна, и хотелось думать, что так будет всегда».

«… Во время обеда в окна со двора всё время смотрело весеннее солнышко и весело светилось на белой скатерти, в рыжих волосах Кати».

«… гулкий, радостный звон с утра до вечера стоял над городом, не умолкая, волнуя весенний воздух…»

«… было весело, всё благополучно, точно так же, как было в прошлом году, как будет, по всей вероятности, и в будущем».

Тревога

«На душе было покойно, всё было благополучно, но он неподвижно глядел на левый клирос, где читали, где в вечерней мгле уже нельзя было узнать ни одного человека, и — плакал. Слезы заблестели у него на лице, на бороде. Вот вблизи еще кто-то заплакал, потом дальше кто-то другой, потом еще и еще, и мало-помалу церковь наполнилась тихим плачем».

«Милое, дорогое, незабвенное детство! Отчего оно, это навеки ушедшее, невозвратное время, отчего оно кажется светлее, праздничнее и богаче, чем было на самом деле?»

«… и казалось тогда преосвященному, что радость дрожит в воздухе, и он (тогда его звали Павлушей) ходил за иконой без шапки, босиком, с наивной верой, с наивной улыбкой, счастливый бесконечно».

«Вспомнилась преосвященному белая церковь, совершенно новая, в которой он служил, живя за границей; вспомнился шум теплого моря. Квартира была в пять комнат, высоких и светлых, в кабинете новый письменный стол, библиотека. Много читал, часто писал. И вспомнилось ему, как он тосковал по родине…»

Почва

«За границей преосвященный, должно быть, отвык от русской жизни, она была не легка для него; народ казался ему грубым, женщины-просительницы скучными и глупыми, семинаристы и их учителя необразованными, порой дикими».

«Когда он укрывался одеялом, захотелось вдруг за границу, нестерпимо захотелось! Кажется, жизнь бы отдал, только бы не видеть этих жалких, дешевых ставень, низких потолков, не чувствовать этого тяжкого монастырского запаха».

«После обеда приезжали две богатые дамы, помещицы, которые сидели часа полтора молча, с вытянутыми физиономиями; приходил по делу архимандрит, молчаливый и глуховатый».

«И теперь, когда ему нездоровилось, его поражала пустота, мелкость всего того, о чем просили, о чем плакали; его сердили неразвитость, робость; и всё это мелкое и ненужное угнетало его своею массою».

«А бумаги, входящие и исходящие, считались десятками тысяч, и какие бумаги! Благочинные во всей епархии ставили священникам, молодым и старым, даже их женам и детям, отметки по поведению, пятерки и четверки, а иногда и тройки, и об этом приходилось говорить, читать и писать серьезные бумаги».

«И он, который никогда не решался в проповедях говорить дурно о людях, никогда не упрекал, так как было жалко, — с просителями выходил из себя, сердился, бросал на пол прошения. За всё время, пока он здесь, ни один человек не поговорил с ним искренно, попросту, по-человечески».

Agnus Dei

«Преосвященный сидел в алтаре, было тут темно. Слезы текли по лицу. Он думал о том, что вот он достиг всего, что было доступно человеку в его положении, он веровал, но всё же не всё было ясно, чего-то еще недоставало, не хотелось умирать; и всё еще казалось, что нет у него чего-то самого важного, о чем смутно мечталось когда-то, и в настоящем волнует всё та же надежда на будущее, какая была и в детстве, и в академии, и за границей».

«… целый день душа дрожит, и успокаивался преосвященный Петр, только когда бывал в церкви».

«… Вечером монахи пели стройно, вдохновенно, служил молодой иеромонах с черной бородой; и преосвященный, слушая про жениха, грядущего в полунощи, и про чертог украшенный, чувствовал не раскаяние в грехах, не скорбь, а душевный покой, тишину».

«От кровотечений преосвященный в какой-нибудь час очень похудел, побледнел, осунулся, лицо сморщилось, глаза были большие, и как будто он постарел, стал меньше ростом, и ему уже казалось, что он худее и слабее, незначительнее всех, что всё то, что было, ушло куда-то очень-очень далеко и уже более не повторится, не будет продолжаться.
«Как хорошо! — думал он. — Как хорошо!»

«А он уже не мог выговорить ни слова, ничего не понимал, и представлялось ему, что он, уже простой, обыкновенный человек, идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он свободен теперь, как птица, может идти, куда угодно!»

Невозможно, мне кажется, читать Чехова и вставать из-за книги тем же человеком, которым был.
Переворачивает душу, перекручивает, до дна пронимает.
Хотя я очень люблю Чехова, я нечасто его читаю... слишком больно, слишком горько...
Слишком он современный, слишком откровенно говорит о грехе, слишком трогает.
Повесть, конечно, жуткая.
А вместе с тем и светлая, с какой-то надеждой, с каким-то примирением в конце.
Все мы гости в этом мире, а Там - рассудят.

Несмотря на "трудное" в религиозном плане детство, кажется мне, был он в самой-самой глубине души верующим человеком.

Чехов готовился к созданию рассказа пятнадцать лет...все вынашивал замысел.

Последним, что подтолкнуло его, стала фотография изможденного жизнью человека, который приник головой к своей матери, совсем уже старенькой. Лица у изображенных на снимке были действительно страдальческие... Сыном этой пожилой женщины был епископ, который в тот момент находился при смерти. А смерть ему грозила от чахотки. И был он ровесником самого Чехова, тоже чахоткой страдающего....

Епископ Воронежский Тихон

В рассказе "Архиерей" мы сталкиваемся с отголоском библейского предания о воскрешении. Главный герой произведения испытал влияние одного и другого полюсов («есть Бог» и «нет Бога») и нашел для себя то, что искал. В этом истинная вера.

Любовь к службам, духовенству, колокольному звону была у него "врожденной, глубокой, неискоренимой". Но пришел момент, когда он "Кажется жизнь бы отдал, только бы не видеть этих жалких, дешевых ставень, низких потолков, не чувствовать этого тяжкого монастырского запаха".

И только когда он освободился от своего прошлого, ушел от мирской суеты в мир духовный, смог приобщиться он к вере истинной. А потом преосвященный "приказал долго жить". А на другой день была Пасха. Завершив свой жизненный цикл (на это указывает сюжет произведения), архиерей умирает, чтобы затем воскреснуть.

Исследователями давно уже выявлена календарная символика «Архиерея». Действие начинается в субботу на Вербное воскресенье и заканчивается смертью героя в предпасхальную субботу.

Таким образом получается, что его - архиерея - жизнь и смерть можно соотнести со страданиями Христа, его смертью и воскресением...