Собрание сочинений в четырех томах. Том 1

Цвейг всегда остается Цвейгом - мастером тонкой психологичной прозы даже в том случае, если описывает не только любовные переживания, но и что-то другое. В любом случае, какой бы сюжет он ни выбрал, в нем всегда присутствует значительная степень драматизма, сильная внутренняя напряженность.
В этой новелле речь идет о женщине, которой омрачает дальнейшую жизнь встреча двадцатилетней давности. Цвейг пишет о том, как страсти и случайные в общем-то события способны повлиять даже на самого уравновешенного человека. Новелла традиционно для Цвейга небольшая по объему, но отнюдь не по глубине проработки.

Старик Соломонсон тяжело болен, но вместо полезного для лечения отдыха он отправляется отдыхать вместе со своей семьей - женой и девятнадцатилетней дочерью. И вроде бы жизнь идет своим чередом, и вроде все складывается хорошо - он богат, его семья обеспечена и здорова, но одно маленькое событие заставляет посмотреть на годы своей жизни совсем под другим углом.
Повествование, кажется, пропитано чувством безысходности. Ощущением, что все уже зашло в тупик и что поменять что-то уже невозможно - по крайней мере для этих конкретных людей.
Старик уже не сможет смириться с тем, что его дочка выросла и что осознать это ему пришлось таким не самым приятным образом. Его жена уже не сможет понять, что неинтересным и усталым стариком ее муж стал по большей части из-за стараний сделать ее жизнь беззаботной и счастливой. Она уже не проникнется к нему чувством хотя бы благодарности, а у Соломонсона уже не хватит сил объяснить ей, что он чувствует. Дочь уже не сможет быть прощена отцом, чье отношение к ней так резко и бесповоротно изменилось, хотя, мне кажется, она одна в этой семье еще могла бы что-то поменять: она не производит впечатление бесчувственной и расчетливой, как ее мать. Может быть лишь немного легкомысленной - но в 19 лет в то время это было еще простительно, думается мне...
Как страшны безразличие, отрешенность и непонимание. Как пугает разъедающая сердце ненависть.

Для меня читать новеллу Цвейга было одно удовольствие. Этакая смесь абсолютной легкости самого слога, благодаря которым произведения читаются мягко и гладко, и... в общем, читается легко, но написано не о легком. Люблю я такое.

Читаю уже вторую книгу Цвейга и снова не трогает он меня, совсем не трогает. Повествование не захватило, дочитывала лишь потому, что произведение небольшое.
Воспоминание давно минувших дней, описание 24х часов из жизни одной женщины, которые стоят особняком во всей ее жизни - как-то не прочувствовала я.
Она рассказывает о неком помутнении рассудка, о желании резко всё изменить ради малознакомого человека, при этом человек этот никогда не был в курсе таких страстей, происходящих в другом человеке. А меня совсем это заинтересовало. Я просто ждала, как же эти сутки закончатся. Они закончились, ничего знаменательного не принеся, во всяком случае внешне не принеся.
На мой вкус - пресно как-то.

Никогда ничьи герои не вызывали во мне столько неприязни, сколько герои Цвейга.
Трусливые, безвольные мужчины.
Глупые, истеричные женщины.
КАК у него получалось собирать их всех в одном произведении, при этом описывать ту проблему, которая никогда не произойдёт в реальной жизни и тем более никого никогда не будет волновать. Этим героям так и хочется сказать: "Люди, почему вы паритесь из-за такой ерунды? Почему такая херня вызывает у вас столько эмоций? Такое чувство, что ваш создатель был пубертатным подростком, сидевшим на метадоне". Ай да сукин сын.
Я не понимаю.

Как обычно у Цвейга рассказ имеет формат истории-исповеди: пожилая особа в виду произошедшей ситуации измены вспоминает свой порыв страсти, совершенно внезапный и стремительный, и казалось бы несколько минут, часов оставили много чувств и воспоминаний. Отмечу начало истории, как она органично вытекает из какого-то случая, казалось бы герои сначала придерживаются разных точек зрений, но они соприкасаются в понимании страсти и как это может происходить в жизни. и совершенно неожиданно услышать подобную историю от на вид респектабельной пожилой дамы, в этом тоже есть свой эффект.
Оценивать со стороны разума нельзя, такие истории воспринимаешь только чувствами. в отличие от "письма незнакомки" голос разума не включается, так как история не такая трагическая и жертвенная.
любителям Цвейга или эмоционально насыщенной литературы понравится.

Март 1912 года. Исповедь незнакомца ночью на палубе океанского корабля , идущего под Южным Крестом, - ещё одна человеческая загадка для Стефана Цвейга... Человек способен многое вынести, но всему когда-то наступает конец под натиском обстоятельств, в которые человек часто сам себя загоняет. С доктором случилось нечто подобное. То, что доктор называет "амок," - безумие, наступившее вследствие ряда обстоятельств в Малайзии, где доктору довелось работать в условиях крайне тяжёлых для европейца - здесь и климат, и отсутствие цивилизации, и физические, психические нагрузки... У доктора очень высокая планка ответственности за пациента - и за свои поступки, несовместимые с понятиями этики, нравственности. Доктор сам себя наказал за то, чего не совершал, Наказал себя за чужую вину, за тайную любовь замужней женщины к юному офицеру.

«Двадцать четыре часа из жизни женщины» небольшая, но очень мощная новелла Стефана Цвейга. Прочитать произведение можно за тридцать-сорок минут, но отклик после него останется надолго.

Рассказанную историю незаурядной не назовешь: разумная, состоявшаяся женщина готова бросить всё ради мужчины, которого она едва знает, но уже любит без памяти. В обществе, которое по большей части живёт стереотипами, таких барышень принято осуждать, апеллировать к их низкой социальной ответственности. И, будем честны, как правило, такие истории для самой женщины заканчиваются ой как горько.
Мощь новеллы и то, какое сильное впечатление она производит как раз и состоит в её некой постыдности актуальной до сих пор. Наверное, в жизни каждой представительницы прекрасного пола был как минимум один такой порыв, что с любимым и за любимым хоть в рай, хоть в ад, лишь бы вместе, лишь бы всегда рядом. Просто, к счастью или к сожалению, как правило, это заканчивается ничем в действии, только лишь раненым или разбитым сердцем. Вот только каждая женщина эту свою готовность бросить всё помнит, понимает, что от разрушенной жизни и, возможно, ещё больших сердечных мучений её отвела не сильная воля, а лишь случайные обстоятельства, личной заслуги в сохранении того, что раньше именовалось благопристойностью, как правило, нет. И вот о таком ярком, возможно, самом ярком и одновременно стыдном и мучительном воспоминании и ведётся рассказ.

Как мне кажется, прочитать обязательно стоит, хотя бы для того, чтобы приоткрыть завесу тайны женской души.

Я, конечно, понимаю, что книга не про шахматы, что шахматы играют здесь довольно посредственную роль предмета интерьера, что с тем же успехом Цвейг мог бы написать про игру в подкидного дурака, но, видите ли, шахматы благороднее, являются спортом, гремят на весь мир и считаются (совершенно справедливо, впрочем) игрой сложной и умной, потому выбор автора пал на них. Но писать о чём-либо, в чем не смыслишь, значит заведомо угробить произведение. Современные авторы твёрдой НФ, даже если и являются специалистами в какой-либо области, консультируются с массой учёных. Тот же Тевис при создании «Ферзевого гамбита», несмотря на то, что сам неплохо играл в шахматы, консультировался с гроссмейстером Брюсом Пандольфини. Так почему же Цвейг, признанный литературный талант, позволяет себе писать откровенную лажу? Немыслимо браться описывать партии уровня чемпионов, когда ты сам шахматы и в руки не брал. Но Цвейг берётся. И выходит у него полная чушь, потому что саму суть игры – стратегические планы и их просчёт – он выдает за исключительно гениальные чемпионские способности. Остальные люди по Цвейгу не видят в шахматах дальше своего хода. Не думают, ни что в ответ может сделать противник, ни что вообще сейчас делает противник. Но это совсем не так. Даже если считать, что люди, начавшие думать, как противник ответит на их ход, имеют рейтинг 600 (на самом деле и ниже), то в мире Цвейга не существует людей от 600 до 2500. Он просто взял и выкосил их. Его персонажи – либо совершенные новички, либо сразу гроссмейстеры, третьего не дано. Позиция, которую он описывает, когда появляется безымянный главгер, довольно острая: там есть проходные у обеих сторон, и главгер говорит вещи, очевидные уже для тех, чей рейтинг >900. Чем острее позиция, тем проще она просчитывается, для этого не требуется никакой гениальности. Чем меньше фигур на доске, тем легче увидеть мат, особенно если защита короля пробита. Есть ли вообще кроме Тевисовой художка о шахматах, которая бы не разочаровывала?..

Ну да ладно, Цвейг провалился в матчасти, но состоялся ли он как автор? В старшей школе я с интересом прочитал его «Марию Стюарт», но с тех пор утекло более десятилетия и мой литературный багаж жанровых черт, стилей и тропов стал гораздо шире. Поэтому когда я вижу штампы вроде такого:

мне хочется закрыть книгу и никогда больше к ней не прикасаться. Наверное, стоит проявить снисхождение к человеку в депрессии, сбежавшему от нацистского режима и покончившему с собой на следующий же день после отправки готовой «Шахматной новеллы», отражающей всего лишь его предположения о нацизме, своему другу. Но испоганенные шахматы и испоганенная литература не позволяют мне почувствовать хоть какое-то сострадание. И эту «Новеллу» я дочитал лишь потому, что слушал ее в аудио на морозе, и было себе дороже доставать руки из карманов.

Может быть, хотя бы исполнение меня порадовало? Отнюдь. Начитывал книгу Юрий Яковлев, которого я с детства терпеть не могу за его неестественные интонации, манерность и тембр. Все персонажи, которых он играл, говорили одинаково, и ребенок, которым я был, не мог не почувствовать фальшь, несмотря на все бабушкины славословия в адрес актёра. Нетрудно догадаться, что и персонажи этого рассказа были тем же самым несимпатичным, единственным персонажем, которого только и умеет играть Яковлев.