Падение. Миф о Сизифе. Калигула. Недоразумение

Несмотря на множество неутешительных и неоднозначных рецензий и отзывов на эту пьесу Камю, я все же решился за нее взяться, потому что Калигула — один из самых загадочных и парадоксальных правителей Древнего мира, который своими выходками поражал и поражает до сих пор даже самые смелые умы.
И куда же я попал, когда начал читать эту пьесу ...

"Калигула" — пьеса о единственном свободном человеке в Римской империи, где равенство, безумие, честность и магия искусства сходятся в одном месте, где смелость переплетается с невидимой прямотой, которой иногда не хватает и сейчас.
Это не сказка и не мир безумца. Нет!
Это мир людей, которые не знают чего хотят, и поможет им только горе.
И нет в этом мире никакой любви, как и нет никакой ревности. И как следствие, появляется мир, где нет веры в богов, но каждый все равно решает для себя сам.
Это мир, где нет судей, но где каждый виновен.
В историю, Калигула, в историю! ©

Внимание, спойлерофобы! Во избежание душевных травм, просьба переходить сразу к шестому абзацу. До встречи!

Задумка о том, что после двадцати лет отсутствия мужчина приезжает в отчий дом под видом путешественника, желающего снять квартиру, а его мать и сестра, не признав в нём сына и брата, убивают его с целью наживы - просто шик. Моё воображение сразу нарисовало мне, как сестра, желая отблагодарить этого мужчину (на поверку являющегося её братом) за щедрость и запав на него, тайком пробирается ночью в его комнату, забирается к нему под одея—

Уф, отставить! Оставим этот сюжет для собственной пьесы.

Так вот, задумка была что надо, однако исполнение подкачало. Может, я ничего не смыслю в драматургии, но по-Сомерсету-моему, реплики героев чересчур пафосны, наигранны и театральны. Очевидно, что пьесы как раз и пишутся для театров, но в ряде случаев Камю мог точно обойтись более простыми выражениями, типа "Да", "Нет" или "Наверное", а не "И ваша мать, и вы сами останетесь для меня лишь мимолетными ликами, промелькнувшими и сгинувшими в ходе бесконечной, неизбывной трагедии". Ещё пример: жена мужчины, придя в гостиницу и услышав откровенное признание сестры её мужа в убийстве, вступает с ней в полемику и пытается сквозь слёзы выпытать у неё причины содеянного, вместо того чтобы, развернувшись, ломануться в полицию в страхе за собственную жизнь.

Итак, дамы и господа, учитывая все за и против, спешу сообщить, что эта пьеса (выдерживает театральную паузу) хорошая.

Ба! Вот и вы, голубчики! Эх, всё интересное пропустили!

Забыть Камю

Рождение нового типа человека объявляет Альбер Камю – абсурдного человека – бунтующего, без религии, без надежды, не сдерживаемого границами и творящего новое искусство, ясно мыслящего, но иррационального. Иррациональность есть синонимом всего этого мутного текста, не зря Миллер агитировал идти в бордель, а не на занятия философией. Особенно ярко весь блуд выражен в первой половине, где Камю возит дрова в лес: тысячей терминов, литрами воды, пожарным шлангом красноречия и с настойчивостью дзен буддиста он пытается переливать из пустого в порожнее, а именно утвердить смысл жизни при полном его отсутствии. Признаюсь, уважаемые дамы и господа, почти 2 года назад, затерявшись в пустыне около Брюгге, я принял этот мираж за оазис, но он испарился быстрей, чем я смог утолить им жажду. Хотя тогда, наглотавшись симуляков, дальше я некоторое время брел довольный, это да.

Философия экзистенциализма, я вам не скажу за всю Одесу, данное эссе точно, при всем голословном постулировании бунта, является ребенком уставшего от войн времени. После большой попойки, под столом всегда найдется один парень, пытающийся убедить других, что пора бросать это дело, но только наивные оптимисты, дети золотых времен, верят в бывших алкоголиков. Гуманизм все же кажется лучшим, чем милитаризм, поэтому нет смысла отрицать прогресс общества, проявлением которого в философии стал экзистенциализм. В связи с этим я оставляю вязкие дебаты «кто больше прав – Камю или Кьеркегор» философам, преподавателям вузов, а также бедным студентам гуманитарных факультетов. Здесь меня интересует другое поле битвы.

Сизифа следует представлять себе счастливым, пишет автор, но что если Сизиф может быть счастливым? Камю пишет, что есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема – проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, значит ответить на фундаментальный вопрос философии, и здесь он чертовски прав, но последующие мысли, завершающиеся итогом самоубийство есть полная противоположность бунта, так как предполагает согласие, теперь вызывают у меня только недоумение. Суицид есть бунтом и только он!, а жить – значит, так или иначе, существовать в так называемом абсурдном мире. Застрелись или харе уже играть в абсурдного человека, собери свою волю в кулак и наслаждайся ей. Никаких страданий, это не религия, религия это вера в абсурдного человека. Здесь бы следовало пристроить цитату Ницше о святых отшельниках, но я ее забыл и лень искать, поэтому я как истинный эклетик, без объяснений утверждаю, что Камю, пользуясь псевдоницшеанством, провернул трюк – облачился в латы атеиста, но на место прошлой религии попытался установить свой абсурдизм, что является копией религии слабых с поправкой на время. Страдай! Веруй, ибо абсурдно!

Есть абсурдные браки, вызовы судьбе, злопамятства, молчания, абсурдные войны и абсурдные перемирия… Вы гоните? Какие абсурдные войны-браки? Браки существуют хотя бы даже для того, чтобы рожать детей. Войны бывают абсурдные? Не смешите меня, Камю! Все, что не самоубийство (да и здесь не все так однозначно, например, политическое), является винтиком в огромном механизме и абсурдным оно может показаться только со дна бессмысленной пропасти, на которой построена цивилизация, но это взгляд нигилиста. Поскольку живой человек находится над пропастью, в середине иерархического механизма, то:

а) смотреть из вне, вне Добра и Зла, можно, но только осторожно, но не следует забывать, что и бездна смотрит в тебя.
б) жизнь человека в цивилизации, обществе не может быть абсурдной, это бред. Даже деклассированный элемент или человек в коме являются частью большого муравейника.

Человеческая организация – выработанная за века, защита от абсурда. Все что вне ее – пропасть, абсурд, и суицид – бунт против системы – тоже вне, абсурдный, значит самоубийство бессмысленно, нужно жить, но не корчить из себя Сизифа, живущего абсурдностью страдальца. Шах и мат месье Камю. Начали мы с тех же позиций, финишировали вместе, но пути у нас разные: вы говорите, что нужно жить, не смотря ни на что, я же говорю – нужно жить, потому что это круто. Видите, и я могу отстрелять проповедь в вашем стиле.

Камю был красноречив, поэтому после Войны ему следовало стать премьер министром Четвертой республики, возможно, его гуманистические взгляды уберегли бы много потраченных жизней в последующей французской политической драме, философия же его пустая, утонувшая во флуде, похожая на церковную веру, абсурдность которой он постулировал. И если сюда, к этим словам, плохая погода на улице или что-то другое привело заблудшую душу, то я не советую искать пилюлю от твоих бедствий в этой книге-пустышке, а лучше прочти «Символический обмен и смерть» – полную противоположность абсурдной веры. Если на дно, так до предела.

Не знаю, с каких книг лучше начинать читать Камю, но "Падение" влетело мне прямо в сердце. Такой склад мыслей — о человеческих недостатках, о суде, о вере, любви, о бытии. Вечные вопросы, которые требуют ответа, и тут же мы начинаем бороться с этими вопросами. Эти поиски, постепенно заводят нас всех в тупик, выбраться из которого очень трудно.

«Прaво, совeтую вам, дорогой соотечeственник, подумать немножко, каков будет ваш яpлык. Вы молчите? Ну ничего, потом ответите. Во всяком случае, я-то свой яpлык знаю: «Двyликий. Обаятельный Янyс». А сверху дeвиз: «Не довeряйтесь ему». На визитныx же каpточках будет напечaтано: «Жaн-Бaтист Клaманс, комедиaнт».

Ну, это было крyто! И я, честно, в восхищении перед Камю, хоть отношeния у нас до этого складывались сложновaто. «Падeние» написано в фоpме монологa-иcповеди одного бывшего aдвоката, а нынe «сyдьи на покaянии», который рассказывает о своей жизни слyчайному знaкомому. Вaжно: читать лучше не отрываясь, произведение короткое, это не надолго, зато впечатление получится сильнее. Итак, у нас на покaянии тщeславный и лицемеpный человек, который, пережив некоe событие, задyмывается о своей жизни. Но к чему пpиведёт его эта задумчивоcть, этот кpизис, это падeние - с этим все не так пpосто. Да, человеческaя пpирода - это нeчто, не перестaю удивляться, и часто ужаcаться.

«Гоpе вам, когда все будут xвалить вас!» Пpаво, золотыe cлова!»

«Но в наше время слишком многие карабкаются на кpест только за тем, чтобы их полyчше было виднo.»

Здравствуй, друг. Никогда я тебе вот так не писала. Надеюсь, моя первая попытка не будет совсем уж комом.
Это первая пьеса Камю, которую я у него прочитала. Можно сказать, знакомство с чистого листа. Камю-драматург - это для меня новое. Как ты знаешь, с Альбером отношения у меня сложные. Его "Чума" мне не очень, "Посторонний" как-то странно и далеко, "Миф о Сизифе" попросту сложно. Что же мы имеем здесь?

Первым делом мне на ум приходит Стейнбек, я уже знаю, что и к тебе он приходил, когда ты читал эту пьесу, то самое "О мышах и людях", да. И не уходит до самого конца, хоть и приобретает особые оттенки, мрачные, вязкие, посторонние. Тут, кстати, часто упоминали о постороннем. Не просто ведь так, верно?

Друг мой, я знаю, как ты любишь Камю, но вот не разделяю я твою к нему любовь. Он не кажется мне таким уж далёким от меня, как Платонов (пока что), но и близким не становится. Здесь заметны их пересечения с Сартром, кстати, пахнет всей это философией бессмысленности жизни, её жестокой безразличностью ароматами веет.

Здесь мне начинает казаться, что у Камю странные отношения с солнцем. В Постороннем оно тоже было немым и жестоким свидетелем того, что называть нельзя. Дальше в пьесе солнце тоже будет холодным, а сама атмосфера сырой и мрачной, словно это солнце максимально недостижимо.

СС, я до последнего надеялась, что слова будут произнесены вовремя, или что без слов удастся донести главное, но увы. Мать оказалась без сна... Или с вечным успокоением? Скажи мне, ты тоже понял, что Старик - бог, куда раньше, чем этому появились доказательства прямые в пьесе? Уверена, что да. Немой бог, едва уловимый вершитель судеб. Уставший и в прислуге.

Как тебе Марта, друг?
Отсутствие материнской любви, бесчувственность, мертвенная холодность. Каменность внутри.
Мария - спасительница, которая опоздала. Любовь, которая не нужна без дома. Без ощущения себя как дома. Любовь, которую некуда привести и зачем было от неё бежать?
И последнее. Мать. Уставшая природа, Земля.

Долго не могла понять, что же мне напоминает эта пьеса. И сейчас не понимаю, но вот фильм "Мама!" точно приходит на ум, есть в них что-то схожее.

Кажется, первый блин всё-таки вышел комом. Не серчай, друг мой, я быстро учусь.

Сочинение на тему «Как прилюдно рефлексировать Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей».
Оказывается, один из способов — гундеть о себе и человечестве. Кажется, на этом завязаны все кухонные беседы в пять утра над остатками водки?

Вроде бы всё хорошо: вот тебе поток сознания, вот тебе афористичные мысли, вот тебе интересная биография, вот тебе загадочность и противоречивость человеческой натуры. Но как же утомительно «Падение».
И опять-таки, препарирование сгнившей душонки, лживые мотивы доброты, выбор и последствия выбора, оголение всех нервов — ну всё же есть!

Но: разобрать на цитаты — и забыть. Ад — это занудня.

Калигула как Ангел-Истребитель устраивает казнь, признавая виновными всех. После смерти возлюблённой (и сестры) Друзиллы, он переживает онтологический разрыв; существующий порядок перестаёт устраивать Цезаря, он жаждет только невозможного, несбыточного, запредельного, и уходит бродить в поисках Луны; его возвращение отмечено печатью усталости и признаками помешательства. «Этот мир, такой, как он есть, выносить нельзя. Поэтому мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что-нибудь пускай безумное, но только не из этого мира». Калигула отвергает всё, что способен предложить ему этот мир, поскольку всё, что мы обретаем в нём, мы неизбежно утрачиваем, наблюдая, как земные смыслы умирают перед лицом сияющей вечности. Мир, который Калигула видит вокруг, кажется ему ложью. Подобное состояние испытывает человек, переживший la rottura del livello (Эвола). Отныне Цезарь исполняет роль карающего бога, исполняя задачу, которую сам он определяет как «сделать возможным невозможное». В этом - призвание Императора. Власть признаётся необходимой для того, чтобы «дать кое-какие шансы невозможному». Калигула обвиняет литераторов в том, что они лжесвидетельствуют, приписывая какой-либо смысл людям и вещам. Его решение безжалостно: «Этот мир не имеет значения, и кто это принимает – обретает свободу». Цезарь сам становится единственным свободным человеком в Римской Империи, он не охвачен волей к власти, ибо знает истину. Не воля к власти, а воля к невозможному ведёт Калигулу: «Я берусь управлять державой, в которой царствует невозможное». Он радикально отрицает человека и мир. Херея – мудрый враг Императора, по-настоящему постиг, что война, объявленная Калигуле – это война не с сумасбродством и тиранией, это война с великой идеей, «победа которой означала бы конец света». Цезарь – казнящий и не знающий пощады, вычитающий из бытия все его модусы – имеет право убивать, ибо готов умереть в любую минуту. Пришедший в мир, чтобы обнажить истину, суровый каратель Калигула, предстаёт перед нами на страницах книги Камю как эсхатологический посланник ненаречённой бездны, куда спускаются лишь по пути наверх.