Падение. Миф о Сизифе. Калигула. Недоразумение

Как говаривал Кинг ("Как писать книги") в каждом из героев любого писателя есть что-то от него: мы любим говорить о себе, мы любим говорить о том, что знаем лучше всего. И самонадеянно считаем, что уж себя-то мы знаем - о, это великое прекрасное заблуждение! Не ведаем порою и сотой доли творящегося в глубинах нашего "я".

В герое книги "Падение" знаменитого французского писателя находила кого угодно - только не его. Печорин, Дориан Грей... Маски обывателя двадцатого века, удобные, размер в размер и как никогда актуальные - считать себя лучше, выше. способнее, красивее, удачливее других. Этих же других ни в грош не ставить. Оправдывать собственные пороки неидеальной средой, особенностями воспитания, непониманием окружающих - только не винить себя.

Адвокат (а позже и судья) Жан Батист Кламанс - личность пренеприятная: вот те печоринско-греевские пороки, они, кажется, удесятерились в одном французе. Тщеславие - по полной! Холодность к окружающим - выше не придумаешь! На повестке дня исключительно деньги и забота о себе любимом, ну что ж поделать, если окружающие не вышли ни умом, ни манерами, ни личиной. Ты - центр собственного мира, его порождение и отражение. Вот она главная болезнь минувшего двадцатого - равнодушие к чужим бедам, упорно скрываемое под завесой милосердия.

Профессия, конечно, накладывает свой отпечаток (не единожды вспоминала я при чтении книги французского классика про любимого моего адвоката - Микки Холлера из цикла Коннелли), но кажется и думается мне, что на любом месте Кламанс бы вел себя аналогично, отпуская едкие саркастические остроты и любуясь собой. Его замечания забавны до поры до времени, тонкая грань между легкими насмешками и злыми унижениями очень быстро стирается. Он не верит в искренность дружбы, в любовь и подавно. Он ищет от жизни наслаждений и успеха, без труда получая и то и другое, вот только ширится где-то в районе сердца пустота, не дающая сполна радоваться получаемому...

Он идет по двадцатому веку, но прямой дорогой из девятнадцатого. Хочет видеться другим хуже, чем есть. Надо признать, у него это отлично получается...

Никогда не наскучит мне чтение исповедей, а книга Альбера Камю представляет собой именно ее - исповедь выпившего в баре случайного попутчика. Не вспомнишь на утро ни имени, ни профессии, ни лица. Останется чувство горечи от услышанного - от чьей-то бесцельно и бессмысленно прожитой жизни. У меня до сих пор саднит от чтения такое же послевкусие. Будем объективны (или постараемся таковыми быть): чтобы стать успешным адвокатом, мало одной протекции - необходим определенный набор личных качеств. Лишь они вкупе с усилием дают какой-либо результат. И вот человек, одаренный подобными качествами, пускает жизнь под откос, предаваясь излишним страстям. Вот это обидно! Растрачивание талантов, душевных сил, времени, которого с каждым днем у всякого из нас все меньше и меньше. "Зачем?" - немой вопрос повисал облачком во время прочтения романа. В "Падении" я, кстати, ответа на него я так и не нашла. Отыскала позднее, читая записные книжки самого Альбера Камю, где он всей откровенностью рассуждает о бренности сущего, абсурде мира и жизни, смерти, о парадоксах бытия, когда, к примеру, боишься одиночества и вместе с тем не выносишь толпы... Вот у и нашего Кламанса вся жизнь будто бы соткана из подобных, кажущихся неразрешимыми парадоксов. Неразрешимыми для всех, кроме него. Умный человек обычно неординарен во всем и выходы из сложных ситуаций может найти тоже самые неожиданные.

Как быть, если хочешь в рай (все-таки вторая половина жизни, конец где-то там маячит на горизонте), а грехи оставить не готов? Не готов прекратить эту беспечную и бесконечную погоню за все новыми наслаждениями? "Грешу и каюсь, грешу и каюсь и люблю. А после маюсь, всё уповая на судьбу..." - строчки из песни взлетали при чтении в моем подсознании. Кламанс выбрал самый простой, самый очевидный способ разрешить собственные противоречия. Правильный ли? Как знать... Не нам судить чужие грехи...

Красивая получилась книга. Терпеть не могу в книгах диалогов, монологи же - пространные, философские - обожаю. Весь роман - один такой беспрерывный монолог-покаяние. Сложно копаться лишь в собственной душе, в чужой же - чертовски интересно. Герой - антипод автора (сужу по записным книжкам Камю, который очень трогательно всегда размышлял о дружбе и любви, был самокритичен, не выносил несправедливой похвалы, любил одиночество), и в то же время в нем точно есть его частичка - вот даже эта его любовь к рефлексии, установлению и поиску взаимосвязей... Для любителей подобного (то есть минимума сюжета и максимума чужих раздумий) от всей души рекомендую. Прочим читателям она может показаться несколько скучноватой, тут уж, как говорится, на вкус и цвет. Мне прочитанное пришлось по душе, хоть и показалось чуть слабее "Постороннего" у того же Камю. На очереди - его романы "Чума" и "Первый человек", а также пьесы: после дневников и записных книжек, в которых автор предстает перед нами очень интеллигентным и тонко чувствующим человеком, хочется прочесть как можно большее количество его творений.

«У несчастья всего одно средство перебороть самоё себя, и это средство - трагизм» (А.Камю).

Может ли несчастная женщина воспитать детей счастливыми? Вряд ли... Но у выросшего ребёнка всегда остаётся шанс сделать себя счастливым самому, если, конечно, удастся отыскать верный путь и силы для его прохождения. «Спасение в наших руках».

Мать, её взрослые дочь Марта и сын Ян - главные персонажи пьесы. Говорят, что дети - зеркало родителей. Что же увидела стареющая героиня в двух своих отражениях? Она вдруг осознала, что суровое лицо её дочери никогда не озарялось улыбкой. А на лице заглянувшего в их странный дом-гостиницу неузнанного сына сразу заметила печать жертвы.

Бессердечная и холодная мать научила и Марту ни с чем не считаться и никого не щадить. Убийства богатых постояльцев с целью ограбления она называла простым вмешательством и небольшой помощью, оказываемой незнакомым жизням. Матери было трудно признать себя виноватой, она даже убеждала дочь, что «убийство красит человека».

Доброжелательное равнодушие Марты заняло в её сердце место сочувствия и задушевности. Девушка, не знавшая ни материнских, ни мужских объятий, наивно верила, что географическое перемещение в пространстве (например, к морю) принесёт ей свободу и счастье. Но от себя не убежишь... Какую цену придётся заплатить за переезд и дальнейшую безбедную жизнь, для Марты не имело значения. Можно и собственную душу отдать, тем более что ей надоело «всё время носить в себе душу».

Яну, казалось бы, удалось на чужбине обрести счастье с любящей женщиной Марией, но (в надежде ощутить ещё большую его полноту) он возвращается в давно покинутый отчий дом, где попадает в досадную ловушку. Герой предполагал, что мать и сестра на радостях «устроят пир по случаю возвращения блудного сына», а ему подали смертоносный чай. Он мечтал поделиться с родственниками своим счастьем и богатством, но так и остался для них посторонним, скрыв своё настоящее имя, несмотря на настоятельные просьбы жены сразу себя назвать. «Возвратиться в свой дом вовсе не просто, и требуется время, чтобы посторонний стал сыном».

Узнав, что убитый был её сыном, мать неожиданно ощутила любовь к нему, утрату свободы и начинающийся ад. Она «изведала всё - и творение, и разрушение». Почувствовав боль, сердце матери ожило и заговорило, но переносить жизнь она уже больше не могла. «Если мать не способна узнать своего собственного сына, значит, окончена её роль на этой земле». Сестра же испытала ненависть и зависть к убитому брату, считая себя попавшей «в лапы праведного гнева». На фоне глубокого отчаяния и фрустрации «безмозглое счастье булыжников» показалось ей единственным подлинным счастьем. «Рассвет никогда не наступит».

По собственному признанию Камю, хоть пьеса и окрашена в цвета изгнания, она не внушает безнадёжность и не учит смиряться с судьбой. Автор призывает и к бунту, и к искренности. Ведь ложь и молчание обрекают всё вокруг на несчастье, а правда помогает жить и самому себе, и другим.
«Нельзя всегда быть посторонним».

Ну вот и познакомилась с Камю. Признаюсь честно, я его со времен зарубежной литературы удачно избегала. И правильно делала. Я бы его просто не поняла, не оценила бы, он бы мне просто не понравился."Чуму" побоялась читать, думала что будет тяжело, поэтому знакомство начало с короткой повести.
Ну что я могу сказать. Это был шок. Не проходящий шок. Сказала бы, эпатаж на литературной ниве.
Вся повесть - это монолог парижского адвоката Жана-Батиста Кламанса, а сейчас он "судья на покаянии". Жан-Батист рассказывают свою жизнь неизвестному собеседнику. Может и были вопросы от собеседника, но мы слышим-читаем только ответы. И хоть этот монолог и был покаянием, исповедью, но больше похож на высмеивание рода человеческого.
И ведь рассказывает интересно, захватывающе, потрясающе. Именно потрясает своими откровениями, мыслями. Сначала он, будто красуясь расскажет о своем успехе, о своей карьере. Он рассказывает нам и любуется собой. Да, он помогал другим, но чтобы похвалили его,чтобы покрасоваться , показать "ах, какой я молодец!". Он помогал бедным, сиротам, нуждающимся, но только с прицелом на свою пользу, после отдельного взвешивания помощи и пользы от нее именно для него - такого хорошего. И ведь , если по-честному, многие так и делают, только не каждый может в этом признаться. Это ведь уже будет лицемерием, а не помощь страждущим. И ведь он это всё понимал и понимает и он счастлив от этого своего расчета, от этой циничности. Ему нравилось считать себя выше и лучше других. И вот случай на мосту, когда он не помог, не спас только потому, что не было зрителей. Что никто не увидит его геройства. А раз так, то и нечего рисковать собой. Это и была точка невозврата. С этого момента не-помощи и начался новый виток жизни Жана-Батиста. Он себя начал есть ,совесть ли, стыд ли, но ударился во все тяжкие. И падение женщины с моста стало падением рассказчика как человека. А чтобы не падать самому, "судья на покаянии" вывернул все грехи общества нам же на голову. Ткнул носом, что не один он с грехом, все грешны...
Хоть и тяжелая эта повесть, но прочитала на одном дыхании, не хотелось(да и не моглось) отрываться от книги

...За чтением таких историй поневоле возникает мысль: что же все-таки такое гуманизм и чем он отличается от тирании? Мы знаем, как проявляют себя две стороны одной этой медали, но каково их интеллектуально-эмоциональное, если можно так сказать, отличие?

Альбер Камю очень интересно размышляет о новом типаже тирании – абсолютной власти идеалистов. Прошли времена тиранов, которым нравилось лить кровь «просто так», для собственного удовольствия (а были ли такие?). Камю застал время новых тиранов – тех, что «тиранствуют», искренне веря, что несут миру благо. Они объявляют себя спасителями от чего-то там, новыми богами, которым судьба дала в руки шанс принести другим свободу... или как-то иначе перекроить мир. Сделать его «лучше». Это страшный вывих разума – вера, что ты точно знаешь, как «надо», а мир так несовершенен, так отчего бы не учинить насилие «во благо»? И если тирания отстаивает свое право менять мир во имя идеалистических идеалов и мифической справедливости, то ее противоположность, гуманизм, говорит о том, что никакой всеобщей справедливости не существует – ее и не должно быть. Гуманизм говорит, что нужно смириться с меньшим (неизбежным) злом, чтобы не было большего зла, объявляющего себя «освободительным» (а именно «освободителем» возомнил себя главный герой Альбера Камю).

Калигула в интерпретации Камю – это отчаявшийся идеалист, словно бы прочитавший «Братьев Карамазовых» и уверовавший, что все сказанное персонажами Достоевского – это применимая к жизни истина. Так, отчего-то Калигула уверен, что мир вопиюще неправильный и вообще уродливый, и в нем «все виноваты» (без объяснения, в чем конкретно – в том, что родились людьми и живут по законам людей?).

«Виноватых» не только не жалко. Их можно как угодно ломать, перекручивать, мучить, всячески издеваться. В понимании Калигулы, так он пытается приблизить их к некой свободе (от чего? от человеческого образа жизни?). Говоря проще, Калигула – провокатор, который, к несчастью, наделен огромной властью для исполнения собственных задумок. Он стремится разрушить обычный человеческий мир, вынуть из него то, что и делает нас людьми, потому что, по его мнению, «человечность» – это и есть рабство. А чтобы стать «свободным», нужно ее преодолеть, в т.ч. лишившись естественных чувств – страха и любви, ненависти и отчаяния. Свобода допускает лишь одиночество (почти ницшеанские пассажи, схожие так же и с фашистскими идеалами 30-40 гг.)

Камю писал свою пьесу в 1944 г. Заметно, что он вдохновлялся образами современных ему диктаторов. Он не клеймит диктатуру сразу же (хотя она явно ему антипатична), он пытается разобраться в безумной ее стороне. Власть должна быть логичной и последовательной. Диктатура же, если и кажется поначалу логичной, все равно неизбежно скатывается к абсурду. От этого возникают противоречащие здравому смыслу формулировки типа: «Мир – это война, свобода – это рабство». Тирания не может существовать без оправдания. Но Камю говорит: тирания, которая не верит собственной пропаганде, еще может выйти на путь разума; тирания же, которая начинает верить в собственный бред (а обычно так и бывает), – она обречена.

Несчастье диктатора Калигулы не в его жестокости. Нет, его несчастье – в том, что эта жестокость странна, непредсказуема и начисто лишена человеческой логики. То, к чему стремится Калигула (отказ от обычной логики и обычных чувств), нельзя назвать «свободой». Потому что «свобода» – это не готовность умереть в любую секунду, все отдать, все бросить, всем пожертвовать и т.п. Да и не нужно это человеку. Правильно говорит главный оппонент местного антагониста: человек хочет счастья и безопасности (что, по мнению таких, как Калигула, есть самая страшная тюрьма на свете). Вообще кажется, что Камю, выписывая своего диктатора, вдохновлялся так же «Бесами», всеми тамошними героями и отдельно Кирилловым. Только у Кириллова собственной империи не было, а то (спойлер!) он бы всех агитировал (а то и заставил) покончить с собой.

Если же отвлечься от типичных вопросов французского экзистенциализма, то «Калигула» – о том, как, получив власть, человек убегает от ее ответственности, забивает на подданных, их мнение и желания, начинает творить дичь, а собственные странные «хотелки» (ну я ж могу!) объясняет то безумием, то соревнованием с богами, то поиском высшей истины. Я же особенный император, и вообще я хочу в историю и чтобы мое имя стало нарицательным, учитесь, детишки! А в действительности, наверное, просто работать не хочется, как велели, быть безумным же намного веселее.

Данте, «Божественная комедия»

Трудно подобрать менее соответствующую данной пьесе цитату, чем та, которую я привела выше. Высказывание Данте находится в почти идеальной дисгармонии с фундаментальным посылом «Калигулы». Или всё же дисгармония не так идеальна?
Калигулу, при всех его многочисленных грехах, нельзя обвинить в том, что он в помыслах своих стремился к благу. И как он может его желать, если он отрицает само понятие блага? Но обо всём по порядку.

Небольшое по объёму произведение Альбера Камю рассказывает о том, что привело древнеримского императора неславной памяти к насильственной смерти, организованной группой заговорщиков. Образ центрального персонажа рельефен и не лишён некоторого специфического обаяния.
Одно из определений абсурда по Камю гласит: «Абсурд – это чувство, которое испытывает человек, столкнувшийся с отсутствием смысла своего существования».
Похожее происходит с Калигулой, у которого больше нет целей и желаний, кроме одного, заведомо неосуществимого. Император хочет получить луну с неба. Только в этом случае он, возможно, рассмотрит вариант возвращения к «нормальности». Не будет спойлером сказать, что чуда не случится, и никто не отнимет у неба его ночного светила.
Сразу отмечу, что впечатлило меня больше всего. Тексту, вопреки всепроникающему абсурду, присуща внутренняя логика. Достаточно посмотреть на первое действе пьесы. Так, мы узнаём о потенциальной причине безумия Калигулы. Он был стандартным императором, «неопытным» и «щепетильным», до того, как умерла его любимая Друзилла. Это событие, по мнению патрициев, открыло шлюзы в сознании Калигулы. Воды безумия, умноженного на чувство вседозволенности, грозят затопить самого императора, но до этого они рискуют поглотить всех вокруг. То есть автор одновременно рисует мир, свободный от логики, и предлагает относительно правдоподобное, можно даже сказать рациональное, объяснение резким изменениям в психологии и поведении персонажа.

Калигула жесток, его поступки безумны в том смысле, что они лишены какого-либо смысла (простите за тавтологию), но невольно может промелькнуть мысль, что другие персонажи ненамного лучше неадекватного императора. В пьесе раздаётся голос в пользу этого мнения. Геликон, всецело преданный Калигуле слуга, который «слишком умён, чтобы думать», защищает своего хозяина.

Одна из тем пьесы связана с противопоставлением яркой личности деспота и серых, малопримечательных персонажей.
Калигула бросает вызов логике, судьбе, самим богам, чьё место он не просто хочет занять, но стремится превзойти их в своих возможностях. Для реализации этого в распоряжении императора неограниченная власть. Но в мире, где царствует абсурд, разница между деспотической властью и рабским положением незначительна. Калигула осознаёт это. Его беда в том, что он слишком хорошо всё понимает. Ноша понимания в чём-то сродни камню, который Сизиф должен был вечно катить на гору.

Калигулу можно назвать нетипичным тираном. Он склонен к рефлексии. Ход его мыслей даже по-своему рационален, если принять, что в его основе лежит принцип абсурдности всего сущего. Нарисованный портрет императора должен одновременно очаровывать и пугать, больше второе, чем первое.
Пьеса символична, но в ней много мыслей, которые вполне соотносятся с обыденной реальностью.

Керея озвучивает вполне здравые истины, с которыми многие сегодня могли бы согласиться.
В этой, казалось, абсурдной вселенной можно услышать и другие разумные сентенции.
Часть исходит от самого Калигулы.

Калигула понимает, как жестоки могут быть глупость и тщеславие.

Император из тех безумцев, которые в своём неистовстве иногда приближаются к мудрецам. Им уже нечего терять, все ведь знают, что они алогично кровожадны. Это может дать свободу, или скорее иллюзию таковой. Калигула заявляет, что «во всей Римской империи свободен один он», потому что он, в отличие от остальных, познал бессмысленность мира.
Но, возможно, ему придётся скоро убедится, что эфемерная свобода, как и все остальные понятия, лишена смысла.
Всё это не мешает императору многократно брать на себя функции Фатума.

Но он знает, что обречён и не пытается что-то предпринять. Какой в этом смысл? Должно быть, жизнь уже давно стала для него невыносима, и он втайне желает, чтобы рок быстрее его настиг.

Как мы уже убедились, сознание Калигулы пропитано абсурдом. Оно соткано из противоречий. Император, казалось, отрицает всякую логику в подлунном мире, но одновременно тяготеет к ней, пытается нащупать точку опоры, ухватиться за. Калигула, который декларирует полную независимость своих решений как от какой-либо морали, так и от законов, временами всё же ищет понимания окружающих. Иначе зачем ему в некотором роде оправдываться перед Сципионом? Калигула объясняет поэту, отца которого он велел убить, что он, император, сберёг множество жизней, отказавшись от ведения нескольких войн. И он избегает войн, потому что ставит человеческую жизнь выше идеала завоевания, хотя и не выше, чем собственную жизнь. В своём самоанализе Калигула заходит так далеко, что заявляет: «нет, чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что я – не тиран».
Автор не раз по ходу пьесы окунает читателя в мутную воду политики и присущего ей лицемерия.
Калигула, по выражению античного историка Светония, чудовище, но он открыто заявляет о своей монструозности. Существуют другие рассудительные «монстры», которые притворяются добродетельными и пекущимися о всеобщей пользе.

Решив доказать, в первую очередь самому себе, что он свободен от всего, Калигула рвёт последнюю ниточку, связывающую его с человеческим миропорядком.
Он избавляется от единственного человека, к которому он мог испытывать отголоски привязанности и который мог умерить его жестокие выходки.
Вокруг меня все меньше и меньше людей <…> Слишком много мертвых. Это опустошает. И даже если мне принесут луну, мне уже не вернуться назад, к тому, с чего я начал. И пусть даже мертвые вновь встрепенутся под нежным лучом солнца, земля не поглотит совершенных убийств. Логика, Калигула! Нужно следовать логике. Власть до конца. Одиночество до конца. Назад не вернуться. Нужно идти, пока все не окончится само собой.

Вскоре Жизнь, бессмысленная и беспощадная, сыграет последний акт с участием Калигулы, после которого он войдёт в Историю - порой такую же иррациональную и лишённую милосердия... Занавес.

В заключение скажу, что, несмотря на описываемые ужасные события, пьеса ироничная и нетяжёлая для восприятия.

Как известно, мир – это война, а свобода – это рабство.

…Крайне сумбурная книга вышла у замечательного Альбера Камю. То ли он спешил, то ли очень волновался – но получилось неровно, с неожиданно яркими всплесками, скучными деталями и хаотичным развитием персонажа. Не возьмусь судить, но мне показалось, что именно «Падение» – самая личная вещь у Камю, а привычные экзистенциальные метания в ней соседствуют с полуосознанными переживаниями писателя времен Второй мировой и Сопротивления. Притом, что главный герой – явный его антипод. А теперь вспомните: случалось ли вам нарваться на человека, который, воспользовавшись вашей нерасторопностью в общественном месте, решил испытать ваше терпение и «присесть» вам на уши? Возможно, вы хотели покушать или выпить в одиночестве, но ваше уединение нарушил другой посетитель, назойливый, пожелавший именно вам рассказать о своей нелегкой жизни. Зачем? А почему некоторые любят рассказывать о себе посторонним? Сколько в этом желании – от самолюбования? Или, может, от страха за «правильность» своей жизни? Желание насильно вырвать у постороннего его мнение?..

Назойливым человеком (и главным героем) в книге оказывается уже вышедший в тираж, а ранее адвокат, Жан. В любимом баре он навязывается случайному человеку и начинает, так сказать, «публичное покаяние». Честно признаюсь: не понимаю того, кто согласился его слушать столько часов. Я, право, убежала бы от героя уже после пролога к его рассказу. Но оставшийся вне текста слушатель обладал уникальным терпением, прямо-таки нечеловеческим, оттого и может уважаемый читатель узнать всю историю Жана от начала до конца.

Стоит тут остановиться и сказать: именно в «Падении» легко заметить, как сильно на Камю повлиял Достоевский. Эта книга… даже слишком от Достоевского. Так, Камю взялся развивать идеи «Братьев Карамазовых», а своего главного героя так и вовсе наделил чертами Великого Инквизитора (кстати, Камю в молодости играл Ивана Карамазова на сцене, и я бы многое отдала, чтобы на это посмотреть). Особенно остро стоит вопрос Бога и христианства, которое неправильно Его трактует и, хуже того, не умеет донести до человечества высшие идеалы. Конечно, сложно устроенный Камю, столько посмотревший в своей жизни, не мог не быть в конфликте с образом Бога на земле. Тут же присутствует идея Достоевского о том, что «все виноваты, всем нужно каяться». Но у Камю она приобретает гротескные формы, ибо высказывает ее намеренно приниженный Великий Инквизитор.

Жан – человек странный и вместе с тем банальный. Живет он смутно, веря лишь в собственные удовольствия. Все остальное – словно в тумане. Самое яркое его воспоминание – о том, как он хотел пойти в Сопротивление, но струсил; в итоге все равно, по случайности, попал в фашистский лагерь и чуть не умер в нем от жажды. В лагере разочарованный в современном христианстве товарищ предложил избрать его новым Папой (вместо помирившегося с фашистами римского Папы), дабы было кому отпускать грехи пред лицом смерти. Жану эта жутковатая роль выбранного слуги Бога понравилась. Впервые он почувствовал власть над людьми. Ему пришлось по душе выслушивать исповеди. Отпуская грехи, не имея на то права, он уже поставил себя выше всех остальных. Увы, но война и лагерь выбирают самых худших. Но война и лагерь – не нормальная жизнь. Вне лагеря Жан лишился незаконного права отпускать грехи и тем самым возноситься. В обычной жизни Жан обратился в этакого Мармеладова из «Преступления и наказания». Обнаружив огромнейшее тщеславие, он полюбил каяться. Ему нравится грешить. О своих ничтожных грехах он говорит с невероятным удовольствием. Кажется, что грешит он именно за тем, чтобы потом бить себя в грудь и выть: «Ах, какой же я нечестивый грешник, сколько же мерзостей я натворил!» И как же тут без вскидывания глаз к потолку в поисках Бога? Так Мармеладов рассказывал Раскольникову, как его дочь Соня получила «желтый» билет, а жена Катерина чуть не сошла с ума.

Стоит ли говорить, что в «покаяниях» Жана нет ни капли искренности? Ему приятна сама поза раскаявшегося. Постенав в свое удовольствие, он с еще большим наслаждением («я же чистенький теперь!») бросается в лоно порока.

И было бы это не так страшно, откажись главный герой от лавров духовного учителя. Мармеладов – это, конечно, не очень приятно, но вообразите себе Мармеладова, умноженного на Инквизитора и кого-то из «бесов» (не Петруша ли часом?). Жан обожает стенать, какой он плохой. Но еще больше он любит выбивать из своих собеседников ответную исповедь. Его принцип: «Начать с покаяния (публичного обвинения себя), а кончить осуждением (обвинением других покаявшихся)». Он все еще мнит себя Папой, каким его избрали в лагере. Но нынче он со злорадством замечает: «Ох, теперь-то все покаявшиеся от меня не получат прощения! Никто не получит от меня отпущения грехов!» И он опять забывает, что должность Судьи он, по сути, присвоил. Он – не наместник Бога. Он – ничтожество, которое хочет быть выше остальных, иметь возможность казнить, так доказывая свое право на священную власть.

Жан – это образ столь неприятного для самого Камю времени – отвратительного времени, в котором раскаивались из тщеславия; в котором свою жажду власти объясняли высшими мотивами (Богом, евгеникой, «войной во имя мира»); в котором воровали право творить «справедливость», прикрываясь волей обезумевшей кучки людей. Как Жан, любили «жалеть» о случившемся некоторые палачи – а потом брались за прежнее с тем же рвением. Чувствуется, сколько злобы и отчаяния Камю вложил в эту небольшую книгу. Она – о его разочаровании в мире и человечестве, о его страхе, что человеку не нужны свобода и братство, а нужны власть и жестокость. Сам Камю сделал все возможное, чтобы стать лучше своей эпохи. Остаться… человечным. Но можно ли требовать того же от остальных?..

Рассуждения о смысле бытия всегда невольно и вольно приводят к оценке своей непосредственной роли в социуме. А именно что мы привнесли в этот мир, что отдали, какими средствами и что нам от этого стало. Так и главный герой «Падения» Жан-Батист, беззаботно ведя своё существование, вдруг осознает, что строит свою жизнь иррационально. Он сосредоточен на себе, если любить – то самого себя. Если проявлять благодетель нуждающимся, то не из-за доброты душевной, а себя же ради. Чтобы непременно испытать возвышенность над другими и быть тем самым непременно высоко довольным собой и даже более того: быть довольным собой в полной мере. Но жизнь преподносит сюрприз в игре внезапно проснувшейся совести. Людям, которым присуща воля, способным изменить себя согласно гласу разума и перестроить жизненные ориентиры вне укора совести – удается изменить себя. Но их считанные единицы. Человеческая природа абсурдна. Она сгенерирует тысячу причин оставаться на проторенной дорожке, даже если разум самопровозглашает собственные поступки как непомерное зло и аморальную дрянь, а себя самого как объект деградации. Человек, в большинстве своем, все равно из-за комфорта и в силу привычки найдет вагон и маленькую тележку причин оставаться прежним мерзким гадом, даже если общество с этим мирится не станет. Он даже способен придумать собственную теорию, чтобы оправдать не других, а самого себя, что он почти святой. Так и главный герой «Падения» врёт, лицемерит, развратничает. Он осознает и признает свои поступки, он осуждает себя и только ради того, чтобы потом можно смело судить других. И по профессии он никто иной как «судья на покаянии».

Альбер Камю вскрыл огромный пласт человеческого естества, найдя в нем существенное преобладание иррационального и даже абсурдного. При чтении возникает некая ассоциация с «Портретом Дориана Грея» Оскара Уайльда. Но это далеко не означает, что эти книги похожи. Общего в них то, что герои разлагаются и внутри и снаружи. Хотя у Камю разлагаются больше внутренне. Большее сходство, скорее всего, с Достоевским. А именно с его способностью препарировать гнилые души, открывать червоточины – эти глубокие моральные проблемы, которые так глубоки, что не каждый автор сможет их достать.

Стоит отметить, что стилистически произведение выдержано крайне необычно. Повествование идет как чистый поток сознания Жана-Батиста. Он встречает незнакомого собеседника в баре Амстердама, который является его соотечественником и ведет «диалог» с ним. Точнее не «диалог», а монолог с ним. Говорит только главный герой, а собеседник слушает. Можно сказать, что читатель и есть его собеседник. Потому что именно ему – читателю, суждено вынести вердикт всей истории в конце. И вердикт, скорее всего, будет не в пользу главного героя, потому что так жить нельзя. Нельзя так жизнь как Жан-Батист. Осознав себя как лицемера, он вовсе не отказывается от своей сути, а находит новое оправдание для продолжения привычной ему жизни. Это воистину ужасно.

Для тех кто не читал Камю ни разу.

Учтите, что перед вами ода о человеческом несовершенстве. Это дело вовсе не решается в принятии или непринятии несовершенства как такового. А в том, что с ним делать и как быть. «Падение» иллюстрирует яркий случай самообмана в этом отношении, проблему это не решает, зато какой колоссальнейший толчок дает эта книга, чтобы человечество наконец и вправду задумалось. Это настоящая пища для ума и «Падение» заслуженно занимает особую нишу в мировой литературе для людей по-настоящему любящих думать.

“Падение” – признанная классика французского экзистенциализма. Жанр этот зачастую вызывает либо восторг, либо резкое неприятие. Признаюсь, долго не могла вытянуть эту книгу из списка для чтения, очень уж много отзывов про то, что читать скучно и крайне тяжело. Но все оказалось не так плохо.

Повесть представляет собой 160-страничный монолог Жана Батиста Кламанса, и если в начале это еще похоже на историю с завязкой и окончанием, то к концу читателю приходится пробираться через откровенный поток сознания. Рассказчик – бывший адвокат, специализирующийся на защите “униженных и оскорбленных” преступников, ныне испытывает душевные терзания после одного неприятного инцидента. Под старость лет рассказчик осознает, что все его поступки лицемерны, а смысл его жизни – потешить самолюбие и испытать мимолетное удовольствие.

Это произведение показалось мне довольно ироничным – автор как бы играет с читателем, периодически подкидывая фразы вроде: “Вижу, вам моя болтовня уже надоела? Ничего, провожу вас до перекрестка и продолжу завтра!”. К тому же, мне сложно воспринимать “Падение” как цельное законченное произведение. Скорее, для меня это неплохой сборник цитат, пусть и зачастую довольно высокопарных вроде: “Не ждите Страшного суда, он происходит каждый день”.

Несмотря на то, что глаза иногда предательски слипались, я получила удовольствие от чтения. Конечно, нужно подгадать, в каком настроении приступать к этой книге, все-таки “Падение” – история о человеческих пороках, слабостях, поиске смысла жизни. Главный герой вызывает антипатию, зато его развернутые телеги заставляют задуматься о собственной жизни и моральных ценностях.

- Это очень интересно! - говорит мальчик Илюша, 27 годиков, поблёскивая глазами через диоптрии +3 в модной оправе. - Представляешь, еду я вчера в метро, вагон полупустой, а напротив мужичонка сидит, типично такой обтрюханной позднесоветской инженерной внешности: брюки короткие, носки разных оттенков чёрного, ботинки прощай молодость и лысина аккуратно прикрыта остатками былой роскоши. Книжку читает. И очень мне стало любопытно, что же такое, и даже в газетку не обёрнутое? Думал — Стругацкие, присмотрелся — Камю. Камю, Карл! Представляешь?! - и пошлёпал босиком по истёртому питерскому паркету в промозглую глубь наследственной коммуналки попить водички, яростно отдающейся хлорке, прямо, да, из-под крана.

Не-не, какой Карл?! Тогда я не только не смотрела «Ходячих», но и «Чуму» ещё не читала, а слово «мем» не знает даже сноб Илюша. Слово «сноб» я знаю, но ещё не умею органично вставлять в бытовую речь. Мне 17. И я с несколько преувеличенным энтузиазмом киваю ему вслед: ничего себе, обалдеть можно, Камю!

Сейчас, размышляя об этой незамысловатой истории из прошлого века (а заодно о том, как бы сделать аккуратненькую лоботомию, почистить корзину и освободить чутка оперативной памяти), я понимаю, что причинно-следственные явно поплыли в своё время. Нечего было удивляться тому, что явно одинокий пожилой обсыпанный перхотью неудачник на бесприютном перегоне «Звездная» - «Технологический институт» познаёт искусство быть посторонним и шепчет про себя: «Важный вопрос, который следует разрешить «на практике»: можно ли быть счастливым и одиноким?» Он не решил его, потому что вовремя не пересел окончательно на Стругацких (и на красную ветку), его глаза пусты, цвет лица землист, а пиджак шит белыми нитками, потому что он упрямо тянется за пубертатными французскими максимами, как грешник за индульгенцией, ищет способ посредством постницшеанских парадоксов влезть в небо по трубе. А они не для этого — они даже не каждый тухлый кухонный разговор оживляют. Подозреваю, что катится этот гражданин до сих пор, и мятежный дух его поблёскивает очками +3 тут и там по нашему андеграунду. Как сложилась судьба Илюши, я не знаю, но если он не закрыл Камю, как только узнал, что «самой холодной зимой внутри меня непобедимое лето» - он в соседнем вагоне.

Короче, дорогие друзья, я официально заявляю, что Альбер Камю — писатель детский, и, как любят порой писать на коробках с настолками: «для детей от 0 до 90». Ну и, казалось бы, что? Теперь же и мультики-то все для взрослых, а для иллюстрации понятия «бинарная оппозиция» вполне годятся Тор и Локи, к древнеисландскому эпосу имеющие отношение весьма опосредованное. И не то чтобы меня так уж раздражала детская литература. Пусть расцветают цветы жизни! Но если вот вдруг взрослый дядька на сложных щах, возведя очи горе, начнет пророчествовать: «снесу вам яичко не простое, а золотое» или, трясясь от страха, кукарекать: «несет меня лиса за синие леса!», я постараюсь не совершать резких движений. И я, чесслово, не знаю, чем лучше: «Да кто такой этот Бог, чтоб я хотел с ним равняться!» Окей, бумер, - спросит кто-нибудь закономерно — а какого ж хрена ты читаешь Камю, тем более пьесу «Калигула», где ни роздыху ни сроку, знай один звенящий, продирающий неокрепший мозг афоризм ровненько накладывается на другой? Смотрела б спокойно Тинто Брасса, вязала бы носок с двадцатью пятками? Отвечаю: я играю в игры. Там ещё и Сартра можно было почитать. Но они-то с Камю как раз никакая не оппозиция — аверс и реверс. Поэтому я подкинула монетку, и она тут же растворилась в хламе наследственной коммуналки. И теперь у меня нет монетки. Так что погнали в высокую философию. Уф.

После смерти своей сестры-любовницы Друзиллы сбежал, значит, Гай Юлий Август Германик aka Калигула (29 годиков) из дворца, бродит потерянный по окрестностям развратного Рима, страдает, ни с кем разговаривать не хочет, а хочет Луну (да-да, прям как самый главный злодей в мире из заголовка). Но нет, он не злодей, он юноша и поэт («Ведь ты ещё ребенок. У тебя вся жизнь впереди» - говорит ему милфа Цезония), и становится очевидной ему нелепость окружающего мира, что мучения, старение и смерть неизбежны, например, и хочет он довести его до окончательного абсурда, чтоб треснул, наконец, воссиял заново и наступило б на всех счастье. А патриции такие переполошились, чего это наш прынц задумчивый такой и кушать не хочет, а сами всё о земном, да о материальных благах хлопочут. А как же казна, говорят. Включая таким образом триггер, после чего всем небо с овчинку показалось. И это, уж поверьте, не про «абсолютная власть развращает абсолютно», это как если б с Сиддхартхой Гаутамой на 30 году жизни случилось не просветление, а..хм.. экзистанс. В любом случае, дети, чего бы там вам не примерещилось, герой пьесы, призванный вызывать эмпатию — это «безумный тиран» Калигула, «единственный художник за всю историю Рима, понимаешь?» для которого «живые не могут заселить вселенную и разогнать скуку»(ну не могу я цитировать Камю — там целиком копипастить надо!), положительный герой — поэт Сципион, чьего отца император убивает собственноручно с особой изощренностью, не забывая произносить что-то из Достоевского в сторону обомлевшего зрительного зала. Положительность его в том, что он единственный, кто способен понять, что за пламень сжигает душу Калигулы и не хочет его за это убить, а наоборот. Есть ещё условно-досрочный Херея, который просто хочет «жить и быть счастливым». Остальные же статисты — твари дрожащие или просто плохо оделись.

Так вот, дети: если вдруг, начитавшись Камю, вам захочется зажигать сердца (танцевать в балете, пользовать чужих жен, убивать друзей, обретать великую пустоту, которая «сердцу принесет покой»), если вам уже исполнилось 29, но всё ещё хочется, чтоб в какое-нибудь царство приняли главным палачом, начинайте с малого, ещё не поздно: отрывайте крылья мухам.

Все мы любим порой в большей или меньшей степени "изливать душу" собеседнику. А уж у нас в стране так и издавна так повелось, что вместо практикующих психологов , которых до недавнего времени особо и не было, мы рассказываем о том, что нас беспокоит, тяготит или требуют выхода эмоции своим друзьям и подругам. Можно было бы порой и уши незнакомых людей использовать по назначению, чтобы потом не тяготиться так вдруг возникшим откровением, но мало и редко кто такое позволит.

А вот у героя Камю Жан-Батиста Кламанса такая возможность появилась. Бывший парижский адвокат, волею случая оказавшийся в Голландии в какой-то момент оказывается за столиком в кафе с незнакомым человеком и беседа ( наличие которой мы только можем предположить) превращается в монолог, исповедь героя, где он не ищет оправдания, ни в чем не раскаивается , не ждет от вас ответной реакции, он рассуждает о многих важных вопросах и темах и скорее всего жаждет узреть подтверждения собственным мыслям и выводам. А если таковых не окажется, он и так проживет. Ведь главное не в этом.

В небольшом по объему произведении автору устами ГГ удалось поговорить и о людском эгоизме и его неискоренимости, о быстротечности жизни и неминуемом её конце рано или поздно, о Боге и людях , нас окружающих, друзьях и знакомых и ролях, которые мы исполняем друг для друга, об отношениях мужчины и женщины, любви и ненависти, о Боге и религии, преступлении и наказании... Я даже не знаю, анализируя прочитанное, что бы не затронул Камю здесь.

И самое интересное, что даже не соглашаясь с чем-либо , слушать героя интересно, увлекательно, несмотря на местами резкость его суждений, и создается ощущение сопричастности, когда невольно его слова и поступки "примеряешь" на себя и своё окружение и в целом на мир и картинка-то получается не всегда радужная, но от этого не менее актуальная и стимулирующая задуматься о том, как мы живем, в погоне за призрачным, растрачивая самое ценное - время и жизнь.

И отдельный респект автору за историю с мостом в жизни ГГ и её отголоски в дальнейшем.