Падение. Миф о Сизифе. Калигула. Недоразумение

Жан Батист Кламанс – судья на покаянии! Какой всё-таки обаятельный и мерзкий главный герой. Читателю он предстаёт в разном обличии – на вершине и в низости, осуждающий и кающийся. Он был успешным адвокатом, славным малым и в обществе слыл выдающимся человеком. Жан Батист почитал себя чуть ли не великим, по крайней мере, в среде людей своего круга. Вершина и почёт. Он был так низок и отвратителен в своей добродетели, что можно только подивиться. На добродетельные и хорошие поступки его толкала алчность и желание «выставиться в обществе». Изощрённое удовольствие от того, что кто-то увидит, как он переводит старушку через дорогу, или ощущение, которые возникают при пожертвованию нищему, или бесплатная юридическая помощь вдовам и сиротам. Он словно возносился всё выше и выше и нищий или старуха взирали на него сверху вниз, а он лишь великодушно осматривал их. Это ставило всё больше плюсов к его общественному положению, а самое главное к его собственному осознанию своей возвышенности среди серой массы. Какова дилемма – человек совершает прекрасные и добрые дела, но позывы к их совершению – мерзость нутра человека. Сразу же вспоминается статья Достоевского «Верна ли мысль, что «Пусть идеалы будут дурны, да действительность хороша»?», в которой он указывает, что, мол, не может быть, чтобы человек поступал хорошо при дурных идеалах, а Камю указывает: – «Как не может? Вот же». Пускай Кламанс слегка психически не здоров, но его черты «мецената и филантропа» всё-таки присущи людям.

Жан Батист был на вершине, по крайней мере, он был в этом убеждён. Но его убеждённость стала разрушаться. То, что он почитал о себе, как само собой разумеющееся опровергла реальность. Не смог ответить хулигану на улице, проявил трусость прилюдно, и явилась первая трещина на его миросозерцании. Затем он услышал за спиной смех – «Как они могут смеяться надо мной? Я же так хорош?» Всё это породило сомнения в его душе. Рухнул же он с вершины в тот момент, когда он прошёл мимо утопающей женщины, потому что страх пожрал его. Так как он взбирался на вершину своего самодовольства очень долго, то и падал он также продолжительное время, ввергаясь в разврат, блуд, целибат, воздержание и обратно. На месте веры в его величие появилась пустота, которую он и заполнял. Его вера в себя подобна вере в Бога у другого человека. На этой вере держалась вся его жизнь. Главный герой понял своё ничтожество, слабость, трусость и сломался.

Человеку нужна Трагедия. Ему нужны драмы, войны, что-нибудь особенное. К тому же трагедия возвышает его в собственных глазах, и он ею похваляется в обществе, конечно, не в открытую, чтобы не прослыть за мерзавца. Камю вырвал одну из сущностных черт человека – драматизм. Но этот драматизм ни что иное, как эгоизм. Человек больше всего любит своего умершего друга, но на самом деле любит только лишь себя самого и свои эмоции и ощущения по этому поводу.

Жан Батист Кламанс проповедует рабство, лживость. Говорит о том, что гораздо легче жить по указке и без рабства нынче никуда. Если все будут говорить правду, то никуда не деться от стыда и ужаса.

Остроумный безумец - судья на покаянии. Он говорил о том, что каждому человеку больше всего нужно в жизни быть выше другого и лишь для того, чтобы его осуждать, чтобы понимать, что он-то лучше его, что он на вершине, что он может судить другого. Но неизбежно каждый такой «судья» приходит к покаянию и падению, осознав, что он не лучше, а, возможно, и хуже другого. Жан Батист говорит, что решил изменить порядок и теперь сперва он кается, благодаря чему возвышается, а уж после осуждает всех и совершает это чуть ли не каждый день. Да, повествование наполнено отсылками к душевной болезни героя и горячке, к тому же сам Жан Батист указывает, что половину сказанного он, может быть, и придумал. Только что можно назвать правдой и вымыслом в данном случае? И имеет ли это хоть какое-то значение?

Сложно не провести параллель между Жан Батистом Кламансом и Антуаном Рокантеном из «Тошноты». Оба эти героя испытывают «падение», но в абсолютно разных формах и по разным причинам. Какие только явления не охватывают человеческую душу.

Каждый автор обычно пишет в своей стилистике, Камю же постоянно экспериментирует с формой и лишь содержание его работ во многом схожи и родственны. У Камю нет своей «обычной» манеры письма, он каждый раз ломает её и пишет по-новому.

P.S.

Красноречие адвоката "под кат" не уберёшь. В определённый момент главный герой очень меня утомил потоком своих словесных излияний. Тем более, когда я поняла, что вся его а-ля исповедальная словесная мишура - не такая уж ценная философия, ибо её объективность хромает на обе ноги, зато над своей психологией герою стоило бы поработать побольше, хотя бы чтобы понять до конца самого себя. "Познай себя и ты познаешь весь мир" - говорит поговорка. С героем именно этого не произошло, поэтому он строит свою философию на поверхностных суждениях.

Главный герой тридцать лет носил "маску" и восхищал людей, как ему казалось, именно этим ненастоящим образом. И предельно в этом преуспел. Что же до истинной его натуры, то герой убежден, что стоит ему показать её, как люди тут же его осудят, заплюют, забросают помидорами или камнями, распнут... Такова его уверенность после всего одного-единственного эпизода на дороге, когда с ним не церемонились, не проявили должного уважения, а просто заехали в ухо... Естественно, что люди тут совсем не при чем. И всё дело в психологии главного героя, который сильно зависит от восхищения окружающих. По сути тут завышенные требования к себе и окружающим, которым герою удается соответсвовать, через игру, притворство вплоть до восхищения со стороны людей, однако это отнимает силы и последующая усталость от жизни говорит об этом. Он-то знает, что истинная его натура далеко не всегда соответсвует этим требованиям. Отсюда его презрение к людям, которые, собственно, сами не соответсвуют этим завышенным требованиям, но всегда готовы осудить. Якобы. На этом построена псевдофилософия главного героя. А на деле нужно сначала разобраться с перипетиями собственной психологии.

Через разочарование герой ищет самого себя, проходит неизбежные этапы. В частности протест и желание пуститься во все тяжкие был неизбежным этапом, когда герой доказывает и себе и другим, что он якобы может делать всё, что ему заблагорассудится... пардон, наоборот, всё, что ему вовсе не рассудится за благо... Усиленная игра, успех, разочарование и презрение к людям, протест и все тяжкие и... покаяние и ещё большая неприязнь к людям. Естественное развитие событий, если не прервать порочный круг осознанием ошибки в своих убеждениях.

Власть над людьми и богатство - вот главные ценности героя. И тут я представила картинку, как главный герой Камю беседует с Абрахамом Маслоу. Жаль, такого посетителя ему принять не посчастливилось. Эта встреча могла бы стать судьбоносной, если бы герой был в состоянии воспринять ту правду, которую Маслоу бы поведал о нем, применив к нему свою теорию личности и объяснив, что до самоактуализатора ему ещё далеко. Что главная неудача в жизни, которую он потерпел, состоит в том, что дойдя до критического состояния - меланхолии, которая кажется парадоксальной при видимом успехе главного героя, но на деле совершенно оправдана, в том, что он пошёл на компромисс с самим собой, не придя к осознанию своей самой большой ошибки, которая удержала бы его от страстного осуждения других людей (как, собственно, и себя самого, превратно понимая, в чем именно виноват и виноват ли вообще). Разочарование и меланхолия здесь - как переходное состояние на более высокий уровень понимания жизни, на тот уровень где его философия стала бы по-настоящему мудрой, а не искаженной, как тут. Но поскольку герою в жизни не встретился такой человек, то сам он оказался не в состоянии понять себя, свою фатальную ошибку. Действительно фатальную. Можно только пожалеть о том, к чему пришёл этот человек, прожив, казалось бы, успешную жизнь.

Кому-то такая трактовка может показаться странной. Но ничего странного: она продиктована особо пристальным вниманием к психологии. И это дает ответы на многие вопросы, которые иначе бы повисли в воздухе.

Так что главную ценность эта книга для меня представляет психологией главного героя, но вовсе не его философией. Не совсем поняла отношение самого Камю к такой философии. И что выражает название книги "Падение"? Духовное падение - это ясно, поскольку такое сочетание употребляет сам герой. Но падение чье: героя или всего человечества? Или всех вместе взятых? Свое отношение я к этому уже выразила: тут делаются поверхностные выводы, когда не стоило бы пенять на зеркало.

После двух прочитанных мною у Камю книг - Альбер Камю - Посторонний (сборник) и этой - я просто заинтригована способностью Камю изобразить психологическое состояние противоположных друг другу людей, внешне - полных антиподов - "Постороннего" с его отсутствием амбиций, апатией, не особенной любовью к самому себе (а скорее совсем наоборот - он ощущает себя незначительной личностью) и героя этой книги, у которого всё как раз наоборот. Ну, почти всё. Теперь не успокоюсь, пока не прочту у Камю хотя бы ещё одну книгу.

"...ты продолжаешь показывать то, кем не являешься; и продолжаешь подавлять то, кто ты есть на самом деле. Твоя жизнь становится постоянной гражданской войной. Ты борешься с самим собой, а любая борьба с собой тебя разрушит. Никто не может победить" (Ошо)

Рассматривать каждое произведение Камю - это как смотреть на работы Врубеля "лицом к лицу". Разумеется, можно говорить о красоте и выразительности отдельных фрагментов, но картина раскрывается только на расстоянии, причем, она играет, со сменой ракурса меняется акцент. Вот и у Камю можно рассматривать каждую вещь отдельно, но все произведения вместе - это какая-то единая картина, монументальное полотно о человеке.
К сожалению, всей картины мне так и не рассмотреть (во всяком случае, пока), так как есть совершенно непреодолимые вещи. (Не могу пробраться сквозь Чуму. Слишком ярко, образно, реалистично, абстрагироваться не получается, проходить через чуму не хочется).
Камю как бы заново открывает человека. Можно было бы сказать, что он изучает анатомию души, если бы эта душа не была вынесена автором за скобки. Представьте, сколько лет, даже веков, человек жил с Богом. Или Богами. Сам себе практически не принадлежал, соизмерял свои поступки с высшей волей, с традицией и мнением общества. И тут ХХ век Бога отменяет, вычеркивает традиции из общепринятых когда-то ценностей. И что остается?
Достоевский когда-то предъявил миру человека подпольного. Тайные, скрытые мысли человека ничтожного или человека вообще? Что представляет собой человек? Может ли он существовать в мире, быть самим собой не подпольно, а открыто? Что заставляет его совершать те или иные действия?
Альбер Камю в своих книгах описывает результаты вскрытия человека. Сегодня в анатомическом театре пьеса "Калигула".
Калигула - Гай Цезарь Август Германик, Великий понтифик, четырежды консул, император, наделён властью трибуна четыре раза, Отец отечества, самодур, (кто не знает историю кровавого тирана). Но здесь он не совсем историческая личность, а скорее - архетип. Что из себя может представлять человек, убери из его жизни ограничения в виде родственников, общества, закона, кулака соседа, материального достатка (или недостатка), и т.д.?
К чему стремиться и чего желать человеку, которому доступны все земные блага?
Абсолютная свобода и абсолютная власть - что она? Куда она ведет, если выше - некуда.
Как может распорядиться такой свободой человек при условии, что авторитетов и ориентиров для него нет.

• Ну да, это немного и портрет Дориана Грея. С той лишь разницей, что Уайлд хоть и разделяет душу и человека, но Дориан все-таки периодически соизмеряет свои действия с портретом, переживает о состоянии своей души, скрытой от посторонних глаз.

Повторю, что в пьесе главным героем является не историческая личность, а извлеченные на свет неудобные вопросы о смысле жизни и смысле смерти. Когда без Бога. Когда один на один с собой. Камю почти отвечает на свои вопросы. Отвечает в этой пьесе и в других своих работах. Ответов крайне мало, они едва обозначены. Но и за вопросы огромное спасибо. Кто-то же должен был их задать.

Осень - это вторая весна, когда все листья словно превращаются в цветы. Быть может, то же произойдёт и с людьми, и вы увидите, как они расцветают. Альбер Камю.

Если достучаться до небес не получается, то возможно, там уже никого и нет...
Бог так долго молчал, что, наконец, свыкся с молчанием, стал им, и когда вновь вернулся на землю, его не узнали, да и бог уже не знал что людям сказать кроме того, что он уже сказал солнцем и морем, отразившем звёзды...
В этой мучительной пьесе Камю смешались апокрифы на "Превращение" Кафки, ̶н̶а̶ ̶"̶О̶ ̶м̶ы̶ш̶а̶х̶ ̶и̶ ̶л̶ю̶д̶я̶х̶"̶ ̶С̶т̶е̶й̶н̶б̶е̶к̶а̶, на легенду о Великом инквизиторе Достоевского и на те древнегреческие трагедии, в которых мать и сын, не узнавали друг друга, и свершалось страшное - рок!
Чем отличается рок от судьбы? Судьба - это течение жизни, спокойное и не очень, в которое вовлекается душа, поступки, события... Рок - это взбыстренность судьбы, грозовая ночь судьбы, её шквальный порыв, который может взбунтоваться и обрушиться на небо и землю, против течения, против всего, как возмездие небу ли, жизни ли, за то, что боялись, стыдились быть собой.

Притча Камю, проста и безумна как мир. Блудный сын, со своей женой Марией, возвращается домой после долгих лет скитаний. К этому времени многое в доме изменилось : умер отец, мать ( быть может, тоже носящая имя Мария) состарилась, устала, очерствела душой и судьбой, сестра Марта ( три М) подросла и ожесточилась от тяжёлой жизни, и давно уже видит в снах райское море, солнце и пляж... Они давно уже забыли о сыне и брате, и не узнали его при встрече, да и он сам решил сразу не открывать кто он. ибо они встретили его не так, как он ожидал.
И разве он мог знать, что его мать и сестра уже давно принимают постояльцев у себя и убивают их, желая попасть туда, где солнце и море, где нет игры, нет масок?
Разве он мог знать, что рассказывая сестре, не знающей ни мужских поцелуев, ни объятий матери и брата, о пляже и синей ласке моря, о солнце, тепло целующего бледные запястья, плечи, грудь... он сам её искушает, засомневавшуюся, словно бы что-то почувствовавшую, вкладывая в её руку оружие против себя же ?
Роль древнегреческого хора в пьесе играют - молчание и немота сердец, которые хотят что-то сказать друг другу, но не могут, бояться, и физическим воплощением этого хора стал молчаливый слуга, который столько раз мог предотвратить трагедию. Старый слуга, словно неприкаянный призрак умершего отца - печальный призрак бога.

Осенний, слепой, спотыкающийся ветер, натыкающийся на предметы, людей, растерянно и грустно ощупывающий их перепуганные лица..
Кафкианский мир пьесы похож на чистилище, где люди, звёзды, деревья, обречены темно несясь навстречу друг другу, покато жить тем, что они не сказали друг другу при жизни.
Марта ( сестра) - главный бунтарь пьесы, в которой есть что-то демоническое, что не может смириться с пошлой и бледной попыткой весны, которой довольствуются люди в своём краю. "Они заслужили такой весны!".
Да, и такой весны они заслужили, и таких богов, как в этом безумной мире, и самого этого мира, в котором никто не хочет быть собой, ни бог, ни человек, ни искусство... В этом безумном мире, в мире пьесы, осень похожа на весну, а весна на осень, боги становятся людьми, и их убивают люди, люди становятся богами, и сходят с ума, искусство... оно желает и того и другого, и никто, никто не хочет тихо прошептать самое главное слово тому, кого любит ( как не прошептали его сыну, и он покинул дом..), прошептать хоть сердцем, хоть слепыми касаниями пальцев, сердца, губ...
Только бы успеть сказать самое главное, докричаться сквозь молчаливое равнодушие неба и земли ( обнимающее души и судьбы, когда молчат сердца и уста), в которых ночь и день - как Ин и Ян, замерли стигматами луны - ночью, и затмения - днём. Трагедия, недоразумение мира в том, что мы не знаем, не узнаём в мире своих братьев, сестёр... убивая их в войнах, предавая их в жизни; мы проходим мимо своей любви, вечности, не узнавая их в прохожих, ближних и дальних, в творениях искусства, расцветшей веточке яблони весной..

Где-то в дневниках Камю есть слова о том, что жить не трудно, а невозможно. Вот такие кричащие пьесы, словно бы заламывающие к небу бледные руки последних страниц, побуждают нас к бунту против этой невозможности, недоразумения ( подходящая надпись над входом в наш печальный мир, в противоположность надписи из Данте при входе в Ад - "Оставь надежду, всяк сюда входящий")
В конце пьесы, Мария, жена Яна ( отсылка к Яну Гусу и его сожжению, к печальному "O sancta simplicitas"- святая простота-, адресованному Яном Гусом кроткой старушке, поднёсшей к кострищу вязанку хвороста) приходит в дом к семье мужа, которого так непоправимо и страшно уже нет на земле.
Происходит мучительный разговор уже не между Инквизитором и Христом, но между двумя женщинами, словно между душой и жизнью - вечной невестой Христа. Словно бы умер мир, человечество и даже Бог, - мир доигрался в богов и людей,- и все они погибли, ибо не желали быть собой, и вот среди этой трагической и мировой тишины, среди грустно сеющегося звёздного пепла, происходит последний, мучительный разговор двух женщин...
Если бы мы смотрели пьесу в театре, то одна из женщин, упав на колени, обратилась бы к зрительному залу - протянув к нему руки , - к нам, к тебе, читатель, словно бы в мире пьесы, уже не к кому было обратиться, некому было пожалеть несчастную, сказать ей тёплое и тихое слово...
Мы отвечаем, что-то шепчем сквозь слёзы, но нас уже никто не слышит. Бледный занавес страниц - сомкнулся. Мир пьесы - погас. Мы остались наедине с миром, его молчанием и жаркой, густой волной тишины подступившей к горлу.
А где-то за окном, за окнами страниц, голубые волны воздуха и света набегают на солнечный берег дня и зацветает нежным цветом ̶а̶б̶р̶и̶к̶о̶с̶ яблоня, словно бы снег, по привычке, падал на грустную землю, и устыдился себя, поразился красоте земли, и замер, невесомо замер бледной пеной цветов на кончиках ветвей, словно на кончиках пальцев протянутых к небу, из которых брызнул тихий, благостный свет...

Прожил жизнь. Зачем не знаю. Но читаю и читаю.

Если и возможно в чем-то упрекнуть Камю за его "Падение", то только в излишней откровенности. Читаю в третий раз, а все как будто в первый. Если бы здесь говорилось об Остапе Бендере, то он добрался бы в результате до своего вожделенного Рио и купил бы там себе белые штаны за 12 долларов. Не все ли равно, какие штаны, не все ли равно, за сколько долларов. Потом бы плюнул своей богатой пестицидами слюной на все это и искренне пожелал, чтобы бог увеличил Ипполиту Матевеевичу первичные мужские признаки. Прощать, впрочем, не обязательно, ибо все равно придется обвинять.

Падает и падает Камю так, как если бы просил соизволения потанцевать с вашей дамой и в качестве успокоения пытался вам рассказать, что еще чуть ли не со школьной скамьи состоит с ней в очень вольных отношениях. Ах, не беспокойтесь, именно на этот вечер у меня есть алиби. Я в это время как раз убиваю другого, а потому с вами могу делать что угодно. Кающийся судья - это примерно такая же нелепость как снижение налогов. Камю - судья - это еще большая нелепость.

Если счастье, согласно пословице, не в том, о чем бредишь, а в том, на чем едешь, то по "Падению" Камю этого счастья здесь нет вовсе. Хотя упоминаются оба аспекта, даже тот факт, что пословица русская. Рабство как результат свободы, эта мысль еще платоновская. Но упоминание нашей родины в таком контексте неприятно.

С о временем в данном произведении мне удавалось найти абсолютно любую свою мысль, причем гораздо лучше сформулированную. Одно время, например, я считал высказывание автора в "Падении" на тему того, что изреченная ложь ведет к правде, не очень точным. Здесь уместнее бы было уточнить "удачная ложь со временем становится правдой". В данный момент я понял, что у Камю просто нет определения "удачная ложь", ибо она у него удачная по определению. Вот он этот самый.

Или мое определение патриотизма, где недостаточно покормить собственного кота, а нужно еще и пнуть соседского, у Камю, мало того, что дается на примере собаки, которая побежала не за ним, а за немцем, так оно еще намного красочнее и интереснее. Хотя и гораздо длиннее.

Меня до сих пор удивляет, как автор может так абсолютно спокойно вываливать перед всем миром пеструю палитру собственных комплексов. Истинно, комплексы - это как раз то, о чем любой автор способен писать всю свою жизнь. Тот, у кого их много, тот никогда не испишется.

От "Падения" до теории абсурда еще такой длинный путь, который Камю, в свойственной ему манере, легко и непринужденно, проходит минут за сорок. Ну, пошел с утра умываться, у него вытек глаз. Бывает. Тут же приладил черную повязку и подался в береговое братство. Определенно, быстр. Как лапша роллтон и без сторонних препаратов. Камю, сделай ее счастливой. Никогда! Даже пусть не надеется. Счастье требует хотя бы семи минут в день. Ох. И правда. Где их взять-то, эти семь минут.

Противоречия в "Падении" умышленно, вовсе не от недозрелости, игривые и умозрительные. Все это очень трогательно, хотя сам бы я давно протоптал дорогу к какой-нибудь морали самым аморальным путем. Например, зависть совсем не регулируется, хотя это искусство можно назвать божественным, ибо подобное стремление в нас заложено изначально. Чего только я стараюсь, все равно по окончании этой сказки все, как обычно, заберут назад. И карету, и тыкву, и волшебную палочку.

В своей искренности "Падения" Камю неразоблачим как Штирлиц. Как ему разоблачаться, если он так давно носит немецкую форму, что она намертво приросла к нему и пропиталась его кожей. Поверьте, вся эта нудятина мне самому надоела, поэтому скоро закончу, наберитесь терпения. Это то благо, что прославляется и в "Падении". Бывает, что где-то чешется и невозможно физически заткнуться, не говоря о другом. И это не аллергическая реакция, а давящая тяжесть новообразованной поросли волос лобковых.

В общем, окончательно упасть по Камю нельзя, ибо некая общность бессмысленного не дает этого сделать. Лучшее из изобретений человечества - некая мясистая часть тела с двумя выступающими мышцами, настолько символична, что приходит не только образно говоря, фигурально, в переносном смысле, метафизически, но и вполне реально, во всю свою ширь и необъятную свою растяженность.

Невозможно ее в том или ином смысле избежать. Можем ли мы, например, предупредить пожар. Безусловно можем. Можем, например, сами поджечь еще раньше. Или сбегать к самому пожару и предупредить его о том, что его едут тушить. Но толку-то, если все равно все сгорит. Какой-то низ нам вообще нужен исключительно для того, чтобы не сравнивать с ним, как многие думают, снять с себя какие-то ориентиры, а чтобы извлечь его навсегда из памяти, снять этот вопрос навеки. Не может быть никакого падения, потому как, скажем, красота есть и ничто не сможет ее изменить в худшую сторону. Это не человек, здесь ничто не деградирует в понятиях. В красоте изначально заложено движение, творческий замысел, какая разница - как она развивается, все равно совершенствуется. Тоже самое, например, и с моралью. У меня там где-то список собственных моральных принципов, но от этого самой морали не горячо, ни холодно.

Уверенность у Камю приходит вместе со смысловым постоянством. Ты всегда знаешь, что утром тебя будет, несмотря ни на что, ждать целая куча новых отзывов. Приходя домой, ты наверняка застанешь там кошку, куда она еще денется. А памятник Пушкину так и будет стоять на том же самом месте, даже если пойдет совсем неприличный дождь. Хоть бы кто зонтик поднес. Думаете Пушкин не мокнет?

В общем, в случае с "Падением" Камю иногда здесь проходит врач, а иногда проходит и болезнь, но если врач при этом не проходит в форточку, то его нужно подталкивать. Например, раскаяться искренне, чтобы иметь возможность судить других. Можно, конечно, найти смысл в чужих очень субъективных рассуждениях, но только если вы сами отучились 11 лет на медицинском.

Краткость, как сказал бы Камю, совсем не сестра таланта, ибо они скорее состоят в настолько извращенно-интимных отношениях, что заподозрить их в родственных связях было бы очень неприлично. Самое же главное здесь то, что действительно никому непонятно - кому же из них в итоге хорошо. Камю все это не говорил, но я делаю все это за него.

Самый первый вывод, насколько помню, довольно давно, после первого чтения "Падения", который я сделал, заключался в том, что жизнь бывает короткая и длинная, но короткая похожа на маленькую фекалию, а длинная - это уже запор. Потом я сравнивал это произведение с Анной Карениной. Теперь же я думаю, что покаяние судьи, надуманное и неискреннее, никак ей не соответствует, пусть она и не женщина, а бородатый старец и зовут ее Лев Толстой. Если даже грешить и искусственно каяться, а искусственность заложена в человеческой природе привыкания, то и сам грех со временем становится искусственным. Подобное движение туда-сюда без всякого прогресса никогда ни к чему не приведет.

Впрочем, о религии я в самом начале еще решил не писать и в общем-то у меня это получилось. Но всегда знал, что Камю по этому поводу в своем "Падении" в основном издевается, только на этот раз оно мне не особенно интересно.

"Падение" - это не идея, это не философия, это не книга. Это жизнь. Как можно кому-то рекомендовать жизнь, если жить каждый предпочитает по-своему. Только так, очень в общем. Живите, люди! Живите! Мне не жалко. Камю тем более.