Собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Рассказы, повести, юморески. 1880 - 1882

«Товарищи учёные, эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слёз!
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные,
Земле — ей всё едино: апатиты и навоз».(Высоцкий В.С.)

Вопрос взаимоотношений полуграмотных соседей с учёными профессорами волнует всех пишущих на протяжении многих веков. Очень сложно наладить полноценное общение. Антон Павлович в своём первом напечатанном произведении в 20-летнем возрасте показал всю пропасть, разделяющую обывателя и соседа-учёного. Как будто с разных планет…

Ссылаться на то, что это пародия, нет смысла. Любой это поймёт, кто периодически общается с «народом», точнее, яркими представителями, которые уважают образованных людей, но взглядов на происхождение видов с Чарльзом Дарвином не разделяют. Удивительно, как молодому Чехову удалось так ярко поведать о самобытном взгляде простых людей на текущее (на тот момент) развитие науки.

«…на луне т. е. на месяце живут и обитают люди и племена. Этого не может быть никогда, потому что если бы люди жили на луне то заслоняли бы для нас магический и волшебный свет ее своими домами и тучными пастбищами. Без дождика люди не могут жить, а дождь идет вниз на землю, а не вверх на луну. Люди живя на луне падали бы вниз на землю, а этого не бывает. Нечистоты и помои сыпались бы на наш материк с населенной луны. Могут ли люди жить на луне, если она существует только ночью, а днем исчезает? И правительства не могут дозволить жить на луне, потому что на ней по причине далекого расстояния и недосягаемости ее можно укрываться от повинностей очень легко».

Это сейчас любой школьник знает, что Луна необитаема, в чём убедились американские астронавты и советский луноход. А во времена Чехова учёные умы надеялись, что Луна обитаема… Ведь, не скажешь, что сосед Василий Семи-Булатов тёмен и неграмотен. Нет. Он тянется к научным знаниям – «Ужасно я предан науке! Рубль сей парус девятнадцатого столетия для меня не имеет никакой цены, наука его затемнила у моих глаз своими дальнейшими крылами. Всякое открытие терзает меня как гвоздик в спине. Хотя я невежда и старосветский помещик, а все же таки негодник старый занимаюсь наукой и открытиями, которые собственными руками произвожу и наполняю свою нелепую головешку, свой дикий череп мыслями и комплектом величайших знаний». Новые знания Василий воспринимает через призму собственного понимания. И своим пытливым умом делает личные открытия!

«Я открыл, что наша великая огненная лучистая хламида солнце в день Св. Пасхи рано утром занимательно и живописно играет разноцветными цветами и производит своим чудным мерцанием игривое впечатление. Другое открытие. Отчего зимою день короткий, а ночь длинная, а летом наоборот? День зимою оттого короткий, что подобно всем прочим предметам видимым и невидимым от холода сжимается и оттого, что солнце рано заходит, а ночь от возжения светильников и фонарей расширяется, ибо согревается. Потом я открыл еще, что собаки весной траву кушают подобно овцам и что кофей для полнокровных людей вреден, потому что производит в голове головокружение, а в глазах мутный вид и тому подобное прочее».

Кто-то посмеётся. А я считаю, что стремление к научному подвижничеству очень похвально. Главное, чтобы оно не было агрессивным и направленным на утверждение себя, как единственно знающего истину в последней инстанции. Более того, Василий тянется к знаниям и открытиям, обращается к учёному соседу с призывом – «Откроем что-нибудь вместе, литературой займемся и Вы меня поганенького вычислениям различным поучите». Как не вспомнить Владимира Семёновича Высоцкого –
«Товарищи учёные, не сумлевайтесь, милые:
Коль что у вас не ладится — ну, там, не тот аффект, —
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами,
Денёчек покумекаем — и выправим дефект!»

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 390

Ситуация довольно банальная. В кабинет папаши входит мамаша, а при её входе с колен мужа спорхнула горничная и шмыгнула за портьеру… Почти анекдотическая. Только речь в рассказе Чехова совсем не об этом. А о воспитательном моменте. Пятнадцатилетний сын учится в третьем классе и может остаться на второй год из-за плохих отметок. Мамаша уговаривает папашу сходить к учителю арифметики – «Ты ему должен сказать, что сын наш хорошо знает арифметику, что он слаб здоровьем, а потому и не может угождать всякому. Ты принудь учителя. Можно ли мужчине сидеть в третьем классе? Постарайся, пампуша!» Конечно, у отца более простые взгляды на педагогику – «выпороть нужно». Как ни отказывается папаша, а придётся идти, так как «мамаша взвизгнула и жестом взбешенного трагика указала на портьеру...» Умеет женщина найти убедительные аргументы.

Удивительно, сколько родителей не хотят признавать элементарных вещей, что, если сын плохо учится, надо с ним заниматься и подтягивать его знания, а не обвинять преподавателей в плохих отметках отрока. Вот и папаша врывается к учителю арифметики и пытается внушить тому, что сын постоянно занимается – «Я сам с ним занимаюсь... Он ночи сидит... Он всё отлично знает... Ну, а что пошаливает... Ну, да ведь это молодость... Кто из нас не был молод?» Но учитель непреклонен, указывает на то, что и по другим предметам ребёнок отстаёт, отказывается исправлять годовую отметку на тройку.

Тогда папаша заходит с другой стороны и предлагает преподавателю взятку в четвертную. «Учитель покраснел, съежился и... только. Почему он не указал папаше на дверь - для меня останется навсегда тайной учительского сердца...» Даже Чехов не знает этих тайн педагогов… Но всё равно учитель наотрез отказал. Видимо, сильно его ребёночек достал, «не занимается, говорит дерзости... несколько раз приходилось иметь с ним неприятности». Родитель решил взять соперника измором…

«Папаша немного помолчал, подумал и опять наступил на г. учителя. Наступление продолжалось еще очень долго. Учителю пришлось раз двадцать повторить свое неизменное "не могу-с". Наконец папаша надоел учителю и стал больше невыносим. Он начал лезть целоваться, просил проэкзаменовать е г о по арифметике, рассказал несколько сальных анекдотов и зафамильярничал. Учителя затошнило». И тут преподаватель «придумал гениальнейшую вещь». Он заявил, что исправит годовую отметку, если его товарищи по своим предметам поставят тоже тройки.

Самое поразительное, но папаша тут же нашёлся, как добиться желаемого, заявив в глаза учителю, мол, скажет им, что по арифметике ему уже исправили отметку. А преподаватель подумал - "Славный малый! Что у него на душе, то и на языке. Прост и добр, как видно... Люблю таких людей". Папаша же вечером заявлял мамаше – «что ученых людей не так уломаешь деньгами, как приятным обхождением и вежливеньким наступлением на горло».

Фраза – «Учитель сделал большие глаза и... только; а почему он не обиделся - это останется для меня навсегда тайною учительского сердца».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 368

Вопрос хороший... В 1882-м году московские, посмотрев на дела своих столичных коллег, тоже решили провести перепись населения, и пусть дата и сдвигалась несколько раз (куда без этого), а бюджет увеличивался (опять же...), она была проведена. Писатели, естественно, пройти мимо сего события не могли. Кто-то, как тот же Толстой, видел в переписи нечто обнадёживающее, мол, а вдруг собранные данные окажут влияние на умы власть имущих и в итоге это хоть немного, но поможет беднякам?.. Чехов наличием подобных надежд похвастаться не мог, а посему он написал нахальную юмореску, решив дополнить опросник с его типичными вопросами о семейном положении, вероисповедании и прочем некоторыми замечательнейшими вопросиками...

«Вы честный человек? Мошенник? Разбойник? Каналья? Адвокат или?», – эти варианты... один лучше другого. Про любимого фельетониста тоже позабавило, как и упоминание некоей актрисы, которая у уважаемого в печёнках сидела (обожаю). Ещё из важного: какой цвет волос у жены, бьёте ли её (или она – вас), сколько фунтов весили, когда вам было десять лет (тут я задумалась, кстати...). «Иосиф вы или Калигула? Сусанна или Нана?», – как хорошо завернул-то, а! Любопытно было бы посмотреть на ответы. Ну и на предпоследний вопрос – о чём опрашиваемый думал в ночь переписи – и вовсе можно было бы написать целое сочинение... что даёт повод задуматься: нет, а кто знает, вдруг вот такая перепись и правда дала бы положительный результат?

Антоша уникален, конечно. Если раньше на ум при упоминании переписей приходил труд Льва Николаевича (а что делать... а что тут сделаешь), то теперь и это маленькое издевательство буду вспоминать, уж очень это было хорошо. Превосходная это всё-таки была затея – читать рассказы уважаемого по порядку, они все такие разные, открываешь очередной и понятия не имеешь, с чем придётся столкнуться на этот раз, но в этом и таится очарование! Немаловажен и тот факт, что в тех многочисленных сборниках, которые попадали в мои загребущие руки, этой работы, например, не было, как и многих других маленьких, но восхитительных творений. Подумать только, это ведь даже рассказом сложно назвать, всего лишь несколько строк, но зато каких строк!..

То, что в этом доме водку пьют вёдрами, меня, надо признать, впечатлило... но повод-то был, да ещё какой: девица была объявлена невестой юнца, счастье-то какое! Матери плачут, отцы обнимаются, помолвленные целуются, тосты произносятся – одним словом, простое счастье обычной мещанской семьи. Не обошлось и без несчастного влюблённого, вон он, Ванька Смысломалов (эти чеховские фамилии...), сидит в окружении бойких девчат, где «ударился в страшный трагизм». А что там с наречёнными-то? Подзатылкина готовить вроде как умеет, не ходит без корсета, любит статных мужчин и имя Роланд (тут что-то очень личное, наверное), в целом же она «замечательна только тем, что ничем не замечательна» (отличная характеристика). Назарьев же где-то там служит и что-то там получает (хватает, правда, только на табак, ну да ладно), любит свой почерк, сапоги со скрипом и самого себя (вот это я понимаю), а ещё обожает говорить барышням: «Как вы наивны! Вы бы читали литературу!». Пара, конечно, что надо... но опять же, какая разница? Дело-то не в этом! Тут главное другое...

«Мы даём за тобой, душенька, не копейку какую-нибудь, а ровно тысячу рублей. Ты это понять должна!», – речь о приданом, само собой, не о нежных же – ха! – чувствах. Отношения папаши и мамаши были довольно показательными, там царила пусть и не ненависть, но что-то очень к ней близкое, и подобное ожидало и молодых. Мать драматично вещала о том, что доченька не должна слушать мужа и отца, только ей должна она всё рассказывать, только ей! Отец мужа в целом одобрял и даже плакал от счастья (хотя дело, я думаю, всё же в персидском порошке), мать же настоятельно просил не слушать, ну и цени, глупая, что за тебя вообще заплатили, цени! Жених («Позвольте вас чмокнуть!», – вот умеет автор в тошнотное) и вовсе разъярился, ибо обещали-то, оказывается, полторы тысячи, свинство какое! И впрямь будто о покупке свиньи разговоры шли... А что же невеста? А невеста ничего. Ни слова не сказала. Потому что права на это не имела. Вот и думай, что с ней будет после свадьбы. Хотя чего там думать, и так всё ясно. И пророки для этого, как едко отметил уважаемый, не нужны.

«Что? Любовь? Какая там любовь?», – и впрямь, какая такая любовь, а что это вообще за зверь такой дикий, он нам тут не нужен, извольте. Никто тут никого не любил, да чего уж там, тут даже банального уважения не было, зато водка – вёдрами, о как. Антоша Чехонте с чувством потоптался по этой теме, одно только то, что невеста на протяжении всего повествования молчала, было чертовски говорящим моментом, это не какая-нибудь дешёвая романтизация того времени (ах, вот бы сейчас вернуться в прекрасное прошлое!.. удачи с этим). И вот вроде было много забавного («с остервенением отрицает чертей» почему-то очень рассмешило), но под конец стало прям-таки тяжко и уныло, ибо это не жизнь, а сплошное мучение, причём для всех. Кто в итоге счастлив-то? Блох и тех бедных изгнали. И никакие вёдра тут уже не помогут, пусть даже в них будет пузыриться шампанское. Слушай мать, слушай отца, слушай мужа... Какое счастье, что ныне можно слушать только себя. Вот за что и можно тост поднять, так это за сей счастливый факт. Только без вёдер, пожалуй. И фужера хватит.

Небольшая зарисовка от Антона Павловича на вечную тему взаимоотношений мужчины и женщины. Если в рассказе Чехова речь заходит о браке, в большинстве произведений будет упоминаться тема приданого, точнее, сколько денег дают за невестой. Это просто катастрофа какая-то для России конца позапрошлого века. Обязательный меркантильный интерес мужчины к денежному выражению приданого. Вот и в этом рассказе молодой человек постоянно помнит, что брак с девушкой принесёт ему тридцать тысяч рублей.

Молодой литератор, влюблённый в девушку, спешит к ней в Сокольники для решающего объяснения в любви и предложения руки и сердца. В подсознании у него звучит напоминание, что в приданое она получает большие деньги – 30 тысяч. И вот молодой человек, конфузясь и сбиваясь, пытается объясниться в своих чувствах – «Я... Да что говорить?! Понятно и без того... Люблю, вот и всё... Чего ж тут еще говорить? (Пауза.) Ужасно люблю! Я вас так люблю, как... Одним словом, соберите все на этом свете существующие романы, вычитайте все находящиеся в них объяснения в любви, клятвы, жертвы и... вы получите то, что... теперь в моей груди того... Варвара Петровна!» И девушка чуть слышно соглашается - "Почему же нет?" И поцелуй двух влюблённых. Казалось бы идиллия…

Но молодому человеку захотелось полюбоваться перед суженой, блеснуть своими принципами и похвастать. Этот странный и непоследовательный парень начинает с увлечённостью неврастеника доказывать девушке, что она, привыкшая к богатству, будет с ним несчастна, так как он беден. Варя настаивает, что у неё большое приданое. Он заявляет, что 30 тысяч приданого очень скоро закончатся – «Сколько? Двадцать, тридцать тысяч! Ха-ха! Миллион? И потом, кроме этого, позволю ли я себе присваивать то, что... Нет! Никогда! Я горд!» И этот меланхолик добился своего. Варя задумалась.

Интересно, что молодой человек продолжал убеждать девушку, что ей надо выбрать – либо бедная жизнь с ним, либо оставаться богатой. Хотя, в то же время, половина его сознания мечтала – «А вот подожди, матушка! Заживем на твои 30000 так, что небу жарко станет! Надолго хватит!" У парня явные психологические проблемы. С одной стороны, мечтает о деньгах, с другой стороны, сам себя яму роет, отговаривая Варю от брака с ним…

И он добивается своего, подспудно желая совершенно другого! Варя со слезами на глазах согласилась с его доводами – «Если я пойду за вами, обману вас. Не мне быть вашей женой. Я богачка, неженка, езжу на извозчиках, кушаю бекасов и дорогие пирожки. Я никогда за обедом не ем супа и щей. Меня и мама стыдит постоянно... А не могу я без этого! Я не могу ходить пешком... Я утомляюсь... И потом платья... Всё это вам придется на свой счет шить... Нет! Прощайте!» Какой там рай в шалаше?! Девушка пешком ходить не хочет, пирожки дорогие хочет продолжать кушать?!! Ещё пять минут назад она заявляла – «Не в деньгах счастье», а теперь – «Я недостойна вас! Прощайте!»

Интересно, что это было?... Молодой человек мечтает о браке с Варей (возможно, больше вожделеет её 30 тысяч), но вопреки мечтам борется с самим собой, заявляя о своей гордости и нежелании присваивать её деньги. Прямо раздвоение сознания! Позовите санитаров! Или срочно к психотерапевту… Как ловко он ею манипулировал, смог запрограммировать её сознание на необходимость разрыва с ним…

А Чехов подсмеивается, спрашивая читателя, как теперь поправить дело –«пропащее дело»?

Фраза – «Ужасно плакать хочется! Зареви я, так, кажется, легче бы стало».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 411

Очень противоречивый рассказ. Есть она, звезда оперы. Есть он, её муж. Очень преуспевающая пара. Потому что у неё огромное количество гастролей. Он с успехом дополняет её с прозаической стороны, то есть занимается обеспечением закулисных вопросов от кассы до решения различных проблем. Как правило, для настоящих ценителей оперного искусства этого вполне достаточно. Зачем вторгаться в вопросы их взаимоотношений? Выслушивать, что из них думает каждый о своём партнёре? Мне кажется, что таким образом можно разрушить волшебную ауру, которая и отличает настоящее искусство. «Служенье муз не терпит суеты;Прекрасное должно быть величаво…» (А.С.Пушкин)

Вообще, рассуждения в рассказе напоминают мне какую-то желтую газетёнку. Как можно о певице писать следующее?! «…красавицей она никогда не была. Карточкам ее не верьте: она урод. Большинство видит ее, глядя на сцену. Но на сцене она неузнаваема. Белила, румяна, тушь и чужие волосы покрывают ее лицо, как маска».

«Играя Маргариту, она, двадцатисемилетняя, морщинистая, неповоротливая, с носом, покрытым веснушками, выглядывает стройной, хорошенькой, семнадцатилетней девочкой. На сцене она менее всего напоминает самое себя».

Про мужа можно писать, что угодно, так как он всего лишь приложение к своей жене. «Ему лет тридцать пять, не больше, но он старше на вид. Лицо как бы вымоченное в квасу. Глаза хорошие, но ленивые... Он когда-то не был уродом, но теперь урод. Ноги дугой, руки землистого цвета, шея волосистая. Благодаря этим кривым ногам и особенной странной походке его дразнят в Европе почему-то "коляской". В своем фраке напоминает он мокрую галку с сухим хвостом».

Дальше следуют рассуждения публики об этой паре. Заметьте, не о певице и её искусстве, а о закулисной стороне. Хотя, на мой взгляд, какое дело публике до их частной жизни?!

«Глядя на них, вы ответите (разумеется, приблизительно) так:- Она - известная певица, он - только муж известной певицы, или, выражаясь закулисным термином, муж своей жены. Она зарабатывает до восьмидесяти тысяч в год на русские деньги, он ничего не делает, стало быть, у него есть время быть ее слугой. Ей нужен кассир и человек, который возился бы с антрепренерами, контрактами, договорами... Она знается с одной только аплодирующей публикой, до кассы же, до прозаической стороны своей деятельности она не снисходит, ей нет до нее дела. Следовательно, он ей нужен, нужен как прихвостень, слуга...»

Боже мой! Он и она нашли гармонию в своих взаимоотношениях. «Какое, право, дело вам до тех,
Над кем пришли повеселиться вы».(«Арлекино» Бориса Баркаса) Нет! Публика хочет обсуждать. «Он же, получая от нее солидное жалованье (она не знает цены деньгам!), как дважды два - четыре, обкрадывает ее заодно с горничными, сорит ее деньгами, кутит напропалую, быть может, даже прячет про черный день - и доволен своим положением, как червяк, забравшийся в хорошее яблоко. Он ушел бы от нее, если бы у нее не было денег. На нее глядят, как на диву, от него же сторонятся, как от пигмея, покрытого лягушечьею слизью; а между тем эта европейская дива связана с этим лягушонком завиднейшей, благороднейшей связью». Чехов приводит эти строки как обсуждение нашей пары публикой, зрителями.

Но Антон Павлович не останавливается на этом. Он даёт возможность высказаться главным действующим лицам в письменном виде.
Вот что пишет он:
"Спрашивают меня, за что я люблю эту мегеру? Правда, эта женщина не стоит любви. Она не стоит и ненависти. Стоит она только того, чтобы на нее не обращали внимания, игнорировали ее существование. Чтобы любить ее, нужно быть или мной, или сумасшедшим, что, впрочем, одно и то же».

«Она некрасива. Когда я женился на ней, она была уродом, а теперь и подавно. У нее нет лба; вместо бровей над глазами лежат две едва заметные полоски; вместо глаз у нее две неглубокие щели. В этих щелях ничего не светится: ни ума, ни желаний, ни страсти. Нос - картофелью. Рот мал, красив, зато зубы ужасны. У нее нет груди и талии. Последний недостаток скрашивается, впрочем, ее чертовским уменьем как-то сверхъестественно искусно затягиваться в корсет. Она коротка и полна. Полнота ее обрюзглая. En masse {Вообще (франц.).}, во всем ее теле есть недостаток, который я считаю наиважнейшим, - это полное отсутствие женственности». Вот скажите, пожалуйста, если бы она прочитала эти строки, осталась бы с ним?! Дальше, больше!

«Она неряшлива… Она пьет. Пьет она, как гусар, когда угодно и что угодно…Она невежлива… Жена любит, чтобы ее гладили по головке, не любит, чтобы о ней говорили правду, не похожую на похвалу… Она умна, но ум ее недовоспитан. Мозги ее давно уже потеряли свою эластичность; они покрылись жиром и спят… Она капризна, непостоянна, не имеет ни одного прочного убеждения… Она богата, но не помогает бедным. Мало того, она часто не доплачивает модисткам и парикмахерам. У нее нет сердца… Тысячу раз испорченная женщина!» Уверен, что этого в глаза он бы никогда ей не сказал. Наконец-то, он пишет, за что же её любит.

«Но поглядите вы на эту мегеру, когда она, намазанная, зализанная, стянутая, приближается к рампе, чтобы начать соперничать с соловьями и жаворонком, приветствующим майскую зарю. Сколько достоинства и сколько прелести в этой лебединой походке! Приглядитесь и будьте, умоляю вас, внимательны. Когда она впервые поднимает руку и раскрывает рот, ее щелочки превращаются в большие глаза и наполняются блеском и страстью... Нигде в другом месте вы не найдете таких чудных глаз. Когда она, моя жена, начинает петь, когда по воздуху пробегают первые трели, когда я начинаю чувствовать, что под влиянием этих чудных звуков стихает моя взбаламученная душа, тогда поглядите на мое лицо и вам откроется тайна моей любви.

• Не правда ли, она прекрасна? - спрашиваю я тогда своих соседей.

Теперь её строки о нём. Такое впечатление, что всё грязное бельё, какое можно было собрать, она выносит на публику. «…он некрасив, и несимпатичен… Такие, как он, могут только покупать любовь, даром же она им не дается… Он день и ночь пьян как сапожник… Когда он пьян, он брюзжит и дерется. Он бьет и меня… Половина моих сборов проскальзывает, неизвестно куда, сквозь его руки… Тратит он не на женщин, я это знаю. Он презирает женщин… Он - лентяй… Он пьет, ест, спит - и только… Его исключили из первого курса университета за дерзости. Он не дворянин и, что ужаснее всего, немец». Конечно, она отмечает и его хорошие стороны. Что он больше неё любит благородное искусство. «Он не трус и не боится людей. Это я люблю в людях больше всего». Есть и самое главное для неё, что нравится в нём больше всего. «Когда кто-нибудь (кто бы то ни было) скажет ложь, он поднимает голову и, не глядя ни на что, не смущаясь,

• Неправда!

«Унесите его отсюда, он невежлив!», – интересно, как маленький ребёнок может проявить невежливость... Зубки прорезались, вот первые шаги, а вот – первые слова. Слёзы, улыбки, шалости. Преследует кошку, пачкает взрослого, стоит на сквозняке, за что его тут же начинают бить. «Не плачь! Дайте ему пряник!». Вот и школа началась. Учится плохо, участвует в драках, шалит при гостях, за что его бьют, бьют, бьют, теперь со спокойной совестью, ведь он уже “взрослый”. «Иди-ка сюда, я тебя высеку!». Ему отдают приказы: не беспокой взрослых, к столу не подходи, из класса выйди. Он плачет, за что вновь получает, ведь он “не маленький”. Сначала у него просыпается интерес к сигаретам, чуть позже – к вину и водке, усы не растут, но он пытается себе их нарисовать, за что его высмеивают. «Рано, рано, молодой человек!». Пишет стихи прекрасным девам, давая им при этом обещание жениться, и это при том, что он только-только начал получать карманные деньги. Бить его уже не бьют, но огрызается он знатно; повзрослел. «Не ваше дело, maman!».

«Дайте же работы! Пожалуйста! Эээ... да вы лентяй!». Нехотя ищет работу. Берёт в долг, ещё раз берёт, и ещё, и ещё. Театры, салоны, любовные приключения. Его охватывает отчаяние, потому что ни денег, ни работы, из-за чего он почти что решается на страшное: «Стреляюсь!! Шабаш! Чёрт с ним, со всем! Прощай, паскудная жизнь! Впрочем... нет!». Работа всё не находится, зато проявляют себя страсть к картам и болезнь печени. Приходится жениться – не на любимой, а на приданом. «Теперь не любите, со временем полюбите!». Один ребёнок, второй, третий. Одна измена, вторая, третья. Карты, карты, карты. «Выиграл, душа моя! Опять, чёрт возьми, проиграл!». Он сильно пополнел, появилась лысина, что не мешало ему посматривать на молоденьких красавиц и при этом бичевать своих детей как словом, так и ремнём: «Ты, сын, того... безнравственен!», – куда им до нравственности их отца... Внукам конфетки, девицам – монетки, о, вот и смерть пришла. Вот и всё. «Песнь моя уже спета, maman!».

«Марья, дай-ка огуречного рассольцу!». Заключить в шесть абзацев целую жизнь человека – это сильно. Читаешь и действительно перед глазами проносится жизнь – чужая, к счастью. Вот вроде это всё должно было смешить, но почему-то ощущалась лишь... грусть? Это всё так бессмысленно. Не сама жизнь, а вот это вот всё описанное, герой ведь шёл по сути той же дорогой, что и его родители, и не сказать что дорога эта была светлой, те же фразы по итогу, те же ошибки и поступки, тот же ремень... Вот так жизнь и пролетела. Стремительно, безжалостно. Ну в карты-то он наигрался, надо думать. А что ещё? Дети и внуки? Вряд ли между ними была сильная привязанность, учитывая его слова, поступки и, кхм, увлечения, так что не считается. Одна из девиц, которой он браслетик подарил? Опять же... Я провожу слишком глубокий анализ для такого небольшого рассказа, но это же так печально – потратить свою жизнь вот на такое... Впрочем, это не моя жизнь, так что ну и ладно. Вопросительные и восклицательные знаки у всех свои. Как и пряники. «Шям... Шям... панского!».

В послевкусии?.. А ещё я задумалась о том, как же давно пила огуречный рассол, такое чувство, что в прошлой жизни; впрочем, в какой-то степени так оно и есть... Чехонте вызывает и не такие думы. Он может. Страшнее всего то, что вспоминаешь школьное. Учительницу, которой было совершенно безразлично, что дети ничего не понимают, ей не до того, она стала завучем, так что сами, пожалуйста, изучайте эту вашу математику (одна из лучших школ в городе, понимаешь...). Забавно, что этот рассказ я обсуждала с репетитором, женщиной, благодаря которой я разобралась-таки в математическом и, следовательно, добилась высот, и как славно теперь вспоминать, как мы с ней после занятий сидели у неё дома, чаёвничали и обсуждали не только изучаемое и разбираемое, но вот и чеховское, например, она как раз про эту юмореску рассказывала, про четвёртую задачу, ответ на которую – 110, римские цифры же! Гениально. Казалось бы, задачки совершенно безумного математического гения, но безумного ли, вот в чём вопрос...

«За мной гнались 30 собак, из которых 7 были белые, 8 серые, а остальные чёрные. Спрашивается, за какую ногу укусили меня собаки, за правую или левую?», – эта задача самая запоминающаяся, потому что ответ на неё очевиден (надеюсь, взято не из жизненного). Про Автолимеда, который жил в своё удовольствие, самая занятная, и волнует тут вопрос не про жену, а про то, сколько стоил фунт гвоздей (и правда, сколько). Про дравшихся, опять же... тут, должно быть, бесконечность, не число, а абстракция. Вот вопрос про поезд, который из точки А добирается до точки В, опять-таки вызвал ностальгию, причём не в хорошем смысле этого слова, потому что эти задачи, ради всего святого. И ведь нет сейчас проблем с быстрым расчётом в уме, но это умение выработалось явно не благодаря этим безумным задачкам, это всё жизнь, когда мчишься из одного конца города в другой, а потом обратно, дабы пройти по маршруту дом-школа-балет-репетитор-подработка-дом, тут хочешь не хочешь, а рассчитывать научишься. На фоне этого прекрасного (нет) ностальгического, то, что в конце автор задался вопросом, кто-де любит продолжительнее, не показалось чем-то несуразным, ничего необычного, да и вообще... Третий попугай-то сколько стоил?

Рассказ был прочитан за полторы минуты, а сколько принёс эмоций, ну каков этот восхитительный мужчина, просто блистателен, один он такой, подобных ему просто не было, нет и не будет (да, я сегодня в любви). Такая простенькая юмореска, а так повеселила, что было весьма кстати, и раздражение, возникшее из-за неприятного момента, как рукой сняло (лекарство, которое работает всегда). Вот нет в этих небольших зарисовках какой-то глубины и особого смысла, но какие они... очаровательные? Почему-то просится именно это слово. А теперь, после небольшого перерыва, хочется опять же процитировать великого: «Работать надо, а всё остальное к чёрту», потому что да, просто да. Спасибо по-настоящему хорошим учителям и репетиторам, которые действительно учат детей, а не оставляют их с учебниками один на один, ведь кто ещё в кабинете с директором чай пить будет (да, у меня травма, что с этим сделаешь). Где бы я сейчас была, если бы не та чудесная дама, которая так понятно всё мне объясняла? Моей любимой и драгоценной работы у меня точно бы не было, а значит, и всего остального. Что там, к слову, про пункты назначения...