De profundis. Тюремная исповедь

Можно ли возложить на весы под пристальный взгляд оценщика - с замыленным собственным опытом разумом - чужую душу?
Чужие письма, особенно личные, особенно написанные в моменты взнервленного счастья, исключительного страдания, ослепляющей ненависти, тускло тлеющей обиды, жадного осознания истины читать всегда немного стыдно, будто ты невольно стал незваным гостем, замершим перед подрагивающим светом из замочной скважины, порой завидно, местами больно, колко, а иногда бывает просто скучно. И последнее чувство постыдно, как по мне. Нет у наблюдателя прав, влезая по локоть в истекающее кровью чужое нутро, выражать недовольство пульсацией под пальцами или брызгами, пачкающими белые манжеты. Ведь как бы не старался понять человека, как бы страстно не желал проникнуть в его разум и увидеть мир чужим взором – тебе всё ровно будет колоть зрачок призма собственных воспоминаний и чувств.

Ограниченное пространство и неограниченное время располагает к размышлениям, поиску ответов на откладываемые в свободной суматохе мысли, вскармливанию тоски, ослеплению в одном и прозрению в другом.
В холодном заключении тюрьмы у Уайльда вряд ли могло выйти из-под пера что-то менее удивительное и искреннее.
Мне страшно, но и любопытно представить, что же было в сотнях других исписанных страниц, которых мы никогда не увидим, подписанных элегантным «Дорогой Бози!».
В «De profundis» бесхитростно предстаёт перед вашим взглядом очень многое из того, что шёпотом скользило между строчек его литературных работ. Письмо, написанное Уайльдом человеку, к которому он был столь предан, и который так самозабвенно предал его, слой за слоем обнажает личность Альфреда, личность самого Оскара.

Конечно, это не беспристрастный документ, отстранённо констатирующий события, приведшие Оскара Уайльда к нищете, бесчестию и тюремному заключению. Нельзя верить безоговорочно каждой строчке и закрывать глаза на эмоции, в которых это письмо было написано, на события, растерзавшие его душу в клочья, на его пристрастность к адресату, в конце концов.
«De profundis» - это не смакование отношений с Альфредом, не попытка его опорочить или продемонстрировать миру истинное лицо востролицого поэта.
Я не хочу сейчас рядиться в судью, качая головой на поведение Альфреда, смешливо критиковать самозабвенность Уайльда, осаждать его жажду объять всё единым моментом, предполагать, что сверни он в таком-то событии на такую-то дорогу, как всё бы заиграло совсем иными красками. У меня нет права с вожделением препарировать любовь Уайльда, смаковать на кончике языка особенно острые моменты, задним числом выносить приговоры, потому что «De profundis» была написано в первую очередь Альфреду, а уже потом – после смерти Уайльда – была опубликовано по желанию его друга и невольного душеприказчика.
Да, в книге встречается признание собственной гениальности, может, не всегда скромное, и повторение одинаковых увещеваний, и возвращение к уже названным обидами, и страшное даже будто бесчувствие, с которым Уайльд срезает мясо с личности Альфреда, моля того увидеть свою умирающую душу во плоти. Казалось бы, если человек изничтожил твоё искусство, растоптал твою жизнь, доброе имя, место в истории, то неудивительно осыпать его проклятиями.
Но Уайльд этого не делает.
Всю книгу пронизывает сочащаяся усталостью и смирением боль, когда он тщится докричать о ней, выстенать, выплакать. И не нам, а ему, Альфреду – человеку, вплавленному в его сердце. Человеку, который уничтожил всё, что Уайльду было дорого и который не написал ни одного ответного письма на все приходящие весточки. Воистину – нет большего порока, чем верхоглядство.

Но знаете, что самое потрясающее?
Это не желание вызвать жалость к себе, не стремление оскорбить, унизить или растоптать Альфреда – хотя эти чувства кому-то было бы понять куда проще. Нет, Уайльд пишет для того, чтобы его легконогий сильф смог увидеть себя со стороны, остановиться, спасти свою опалённую душу, не сломать свою собственную жизнь, искоренить из мёртвого сердца бессмысленную Ненависть и хотя бы попытаться осветить внутреннюю черноту Любовью, пока ещё не поздно.
Размышления Уайльда в середине книги о природе Страдания и Красоты, Искусства и Религии, Ненависти и Смирения удивительны в своей изысканности, их кощунственно проглотить за раз, хотя очень хочется.
Горечь обид и спотыкание о многократно повторяемые ошибки сменяются вдумчивыми размышлениями Уайльда, приводящие к пониманию цели этого письма.
Но истинным откровением для меня стало завершение.
После упрёков, взываний к человеческому, пристыживания, от чего, признаюсь, сгореть со стыда хотелось мне – наблюдателю, - Оскар не пытается заслуженно унизить, но бесхитростно просит Альфреда не верить тем, кто говорит, что прошлое нельзя исправить. И спрашивает, как тот живёт, какие книги читает, чем увлечён, о чём волнуется...
Дьявол, сколько прощающей, безоглядной и ничего не ждущей взамен любви было в этих нескольких последних страницах.
«Твой преданный друг, Оскар Уайльд».
Книга закончилась по замутившимися слезами глазами.
Не-ве-ро-ят-но.
Любить кого-то так невыразимо сильно – и дар, и проклятие.

De profundis - это единственное произведение, написанное Оскаром Уайльдом в Редингской тюрьме, одно из последних в его жизни.
Тюремное заключение - возможность переосмыслить свои поступки и изменится в лучшую или худшую сторону. Но Оскар Уайльд не стал хуже.
De profundis - письмо, обращенное к другу, который и был причиной разбирательства над Уайльдом, к другу, который, в отличие от других друзей, не написал ни строчки, чтобы утешить осужденного. Письмо, которое писалось не один месяц выглядит цельным потоком мысли, в котором Уайльд открыл новые стороны себя, проанализировал каждое свое действие и открыл красоту страданий. В De profundis автор описывает свои взгляды на любовь, ненависть, религию, учится смирению и ищет счастья в простых вещах, отвергая свой прежний гедонизм.

В то же время, в своих несчастьях он винит Альфреда Дугласа, которого зовет по прозвищу "Бози". Уайльд обвиняет Бози бесчувственности, безвкусии и расточительстве. Писатель рассказывает, как за время их дружбы не раз хотел расстаться с Бози навсегда, но обстоятельства постоянно мешали ему сделать это.
В одиночестве тюремной камеры какие только мысли не приходят на ум брошенному писателю, и если Бози действительно был таким низким и недостойным Уайльда человеком, который только и умел, что веселиться в дорогих ресторанах и проигрывать чужие деньги, если Бози действительно губил талант Уайльда, если Уайльд действительно всегда видел его насквозь, то зачем писатель оплачивал все капризы Бози, почему не воспользовался всеми средствами и возможностями, чтобы расстаться со своим недостойным другом?
Думаю, потому что Уайльд был очарован Бози. И вряд ли до тюрьмы он видел все его пороки, которых внезапно оказалось так много. И пусть писатель высказал все самое неприятное, что он думал о друге, он все равно не оставлял надежды возобновить дружбу.

Удивительно, но автор отрицает обвинения, называя Бози лишь другом (но мы-то знаем, что это не совсем так), отрицая их связь и становится непонятно, для кого написано это письмо. Для Бози? Он и сам знает, что правда, а что нет, его не нужно уверять в дружбе или любви. Может быть это письмо было написано обществу, которое отвернулось от Оскара Уайльда?

Первое и самое важное, с чем надо определиться, читая исповедь Уайльда, это литература или личное письмо. Ведь без ответа на этот вопрос совершенно невозможно составить мнение о книге, так как подходить в каждом из случаев к ней надо с совершенно разными критериями оценки. Мне лично все же ближе мысль о том, что Уайльд в любом своем тексте видел в первую очередь именно литературу, Искусство, а значит, писал его с оглядкой на критиков и потомков. Во всяком случае, на это намекает весь образ жизни писателя. Хотя, конечно, отвергать напрочь мысль о том, что в письме много личных мыслей и чувств, глупость. Ведь любое произведение искусства - это перемолотый и переосмысленный собственный если не жизненный, то эмоциональный опыт. Потому для себя приняла за главное мнение о том, что это - произведение искусства, ориентированное на конкретного читателя, но не возбраняемое к прочтению другими любителями творчества Уайльда.

Второй вопрос, встающий в процессе чтения, такой: это действительно изложение результатов внутренней работы над собой, видоизменений в душе под влиянием выпавших на долю страданий, или очередная поза, очередной образ, в который Уайльд вживается? Если бы речь шла о вымышленном письме вымышленного героя, более вероятным было бы первое. Но, опять же, это Оскар Уайльд, а потому я, к сожалению, склоняюсь ко второму варианту.

Если же обратиться к литературным качествам письма, то оно, безусловно, принадлежит к тем небольшим, но крайне достойным прочтения текстам, помогающим понять и великого писателя, и эпоху, в которую он жил, являющееся образчиком необычного для Уайльда фактически публицистического жанра. Во всяком случае, я с другими примерами его работ в таком стиле не знакома. Кажется, что мастер парадокса снимает маску и обнажает перед нами свое лицо. Хотя, возможно, это просто пластическая операция на маске...

Вообще же я не являюсь ярой поклонницей творчества Уайльда. Считаю, что писал он мастерски, но меня его книги за живое не трогают. Хотя возможности ознакомиться с "Тюремной исповедью" рада.

Это же надо, использовать такое количество бумаги, чтобы высказать то, что ты думаешь об одном человеке. И если бы эта порча бумаги была посвящена по-настоящему любимому человеку, то она была бы оправдана. Здесь же всё наоборот. Я была обманута броским названием Исповедь. На самом деле, сплошное нытьё. Кажется, Уайльд, умный, взрослый человек, а в этом произведении опустился ниже некуда. Последнее дело - писать подобное человеку, из-за которого, можно сказать, была сломана твоя жизнь.
Или всё же чувства к нему были настолько сильны?
Мне не понять.

До того, как я взялась за эту книгу, я не знала ни о деталях падения О. Уайльда, ни о той роковой роли в жизни писателя, которую довелось сыграть юному аристократу Альфреду (Бози) Дугласу. Пролистывая первые страницы с описанием бесконечных скандалов, унижений, выяснения отношений думалось, ну вот сейчас Уайльд "включит мужика", наведет порядок в своей жизни и пошлет этого ужасного Бози куда подальше. Но нет, все терпел, переносил, жалел и бесконечно прощал. Не могу согласиться с тем, что Уайльд мученик и жертва, кроткий безмолвный агнец, которого злые и коварные Дугласы принесли в жертву бездушному Обществу. Нет. Эти отношения, их форма и динамика – его вполне осознанный выбор. Остается лишь искренне посочувствовать писателю в том, что самообман, потакание своим слабостям, погоня за наслаждениями – все это зашло так далеко и привело к позору, разорению и, в общем-то, полному краху.

Альфред Дуглас Оскару Уайльду:

«Когда Вы не на пьедестале, Вы никому не интересны. В следующий раз, как только Вы заболеете, я немедленно уеду»

И можно нисколько не сомневаться в искренности слов этого человека. Но мы все умны задним числом, к сожалению.

Язык автора богат и прекрасен. Много очень красивых образов и глубоких размышлений. Написано живо, красиво, честно, горько … Еще большую горечь словам Уайльда придает тот факт, что все это имело место быть в действительности и все, что мы видим на страницах книги – это боль и переживания реального человека, человека у которого было все о чем только можно мечтать, но который все это потерял.

Первую часть, о деструктивных отношениях с Дугласом, читать было сложно и, местами, неприятно. Вторая же часть, которая представляет собой рассуждения о Христе, Любви и Ненависти, Счастье, Унижении, Страданиях, Прощении, Смирении, Красоте и многом другом, что было не понаслышке знакомо и близко автору, очень тронула и задела за живое.

Я помню, как сказал одному из своих друзей, когда мы были в Оксфорде, - мы бродили как-то утром по узеньким, звенящим от птичьего щебета дорожкам коллежда св. Магдалины, - что мне хочется отведать всех плодов от всех деревьев сада, которому имя – мир, и что с этой страстью в душе я выхожу навстречу миру. Таким я и вышел в мир, так я и жил. Единственной моей ошибкой было то, что я всецело обратился к деревьям той стороны сада, которая казалось залитой солнцем, и отвернулся от другой стороны, стараясь избежать ее теней и сумрака. Падение, позор, нищета, горе, отчаяние, страдания и даже слезы, бессвязные слова, срывающиеся с губ от боли, раскаяние, которое усеивает путь человека терниями, совесть, выносящая суровый приговор, самоуничижение, которое становится карой, несчастье, посыпающее голову пеплом, невыносимая мука, облекающая себя во вретище и льющая желчь в собственное питье, - все это отпугивало меня. И за то, что я не желал знаться ни с одним из этих чувств, меня заставили испробовать все их по очереди, заставили питаться ими – и долго, очень долго иной пищи у меня не было.

Сильно. Очень сильно.

Я люблю Оскара Уайльда. Он — мой любимый писатель. Так вышло потому, что именно с него я полюбила классику и именно он стал в свое время (когда я читала будучи совсем юной) самым влиятельным на меня.

Новость, что издается «Тюремная исповедь» в одном из любимых изданий АСТ, Эксклюзивной Классики, меня очень обрадовала. Я внушила себе, что обязана буду купить.
И взаправду, книга прекрасная.

Итак, книга — письма Оскара Уайльда своему другу, (и не только ему) прямо-таки будучи заточенным в тюремной камере. Это очень личные, интимные письма. Они откровенно автобиографичны.

Эти письма очень трогательные, глубокие, пронизывающие и душераздирающие. Читав их, невозможно не пребывать в состоянии, в каком часто натиск разных (возможно, противоречивых) чувств мешает здраво анализировать и осмысливать информацию. Я считаю непостижимым, чтобы читая эти письма, человек не испытывал сильного сочувствия к Оскару Уайльду и не имел желания раствориться во времени и, хотя бы, просто похлопать Уайльда по плечу, выражая свое ему сострадание и поддержку.

«Тюремная исповедь» книга, оставившая свой след на мне не менее, как и мой любимый роман «Портрет Дориана Грея».

Обязательна к прочтению тем, кому нравится творчество писателя и кто заинтересован в биографии О.Уайльда.

Не буду касаться чувств автора исповеди - Оскара Уайльда. Такая у человека судьба. Вернее, он бросал ей вызов, "прогибал мир под себя". Был кумиром, образцом для подражания, почти богом для почитателей и откровенных фанатов. Человек позволил себе жить так, как нравится ему, без оглядки и без тормозов. Я аплодирую Уайльду-человеку. Уайльд-автор здесь даже не обсуждается. Однозначно любимый автор с детства и навсегда. Если кратко рассказать о впечатлении от книг Уайльда, то в двух словах: автор - ангел, маскирующийся под циника. Наверное, ему нужна была такая маскировка -"одежда на выход". Не зря же он постоянно подчеркивает, что человек - отдельно, душа его - отдельно, не для глаз посторонних.
В "Исповеди" автор - он же герой откровенного литературного труда. Или искреннего признания единственному человеку и всему миру. Зачем-то ему надо было обнажить себя, свои чувства.
Исповедуется автор в то время, когда уже абсолютно все равно, как слово это отзовется, отзовется ли вообще. Предсмертная исповедь (неважно, что физически писатель прожил еще какое-то время, Оскар Уайльд после тюремного заключения перестал существовать) не может быть фальшивой, смысл лгать?
Отозвалась ли она как-то в душе адресата? Какая разница.

Во всей этой истории царапал другой, более прозаический вопрос: зачем надо было убивать Уайльда? То есть, не физически убивать, а уничтожить его имя, образ, поставить под сомнение ценности, декларируемые известным писателем. В общем - низвергнуть Оскара с пьедестала.
Не буду углубляться в дебри и искать вселенский заговор, всё куда проще, на мой взгляд, и звезды сошлись именно так, а не иначе. И семейный конфликт, который упоминает Уайльд в своей Исповеди - та самая причина, из-за которой писатель оказался в заключении.
Помните, Уайльд пишет, что процесс можно было остановить, опровергнуть клевету, - это мог сделать единственный человек - сам Альфред Дуглас, обожаемый Оскаром мальчик-звезда. Но мальчик не захотел. Или не мог.
Ситуация ведь отвратительная. С одной стороны - Уайльд, друг, с другой - маркиз Куинсберри, отец мальчика, автор тех самых обвинений в незаконной связи двух мужчин.

Почитатели Уайльда безусловно на стороне любимого писателя. Имя автора, блестящее его выступление на суде, овации во время выступления Оскара на слушаниях... И все-таки - приговор. И все-таки - тюрьма.
Вряд ли приговор состоялся потому, что перед законом все равны и имя Оскар Уайльд так же равно, как и всякие другие. Скорее, наоборот. Имя маркиза Куинсберри было весомее. Консерватизм, традиции, титул перевесили чашу весов Фемиды.
Маркиз избрал жестокий, но единственный беспроигрышный вариант в борьбе за своего ребенка - Альфреда Дугласа. Предъявляя обвинения в гомосексуализме, маркиз тем самым отсекал покровительство влиятельных особ Уайльду. Кто в здравом уме будет открыто защищать обвиняемого по этой статье, чтобы не навлечь подозрения на себя самого в таких же деяниях? Не забываем, что сколько там той Англии. Кроме того, Англия - страна, уважающая традиции и семейные ценности. Надо было быть отчаянным человеком, чтобы светиться в том процессе. В то время (да пожалуй и сейчас, в наших широтах, тем более - в провинции) сумасшедших не нашлось. Единственный человек, который мог блестяще защитить подсудимого в этом процессе - Оскар Уайльд. Но увы. Со скамьи подсудимых слова звучат иначе.

Так что за человек маркиз? Зачем ему было губить жизнь блистательного Уайльда? Как ни печально, но в действиях маркиза я вижу только необходимую самооборону. Борьба за влияние на Альфреда только один из мотивов. Существенный, безусловно. Но не главный, на мой взгляд. Связь его сына с Уайльдом была слишком заметной, слишком скандальной, что отражалось не только на имени самого Альфреда (Уайльд мастер эпатажа, уж ему-то подобная популярность точно не вредила). А вот сам маркиз "потерял расположение общества". Наверное, это расположение было достаточно существенной для маркиза потерей, если расправа над источником бед - настолько жестокой.

Из тюрьмы вышел совсем другой человек. Сломленный скиталец Себастьян Мельмот. - Так назвал себя великий писатель. Брэнд, явление, фейерверк "Оскар Уайльд" остался в прошлом. «Я не переживу XIX столетия. Англичане не вынесут моего дальнейшего присутствия» - писал Уайльд. Умер он в 1900 году. Через три года после исповеди.

Нет, я, конечно, догадывалась, что мне понравится эта книга, но ни на одну минуту не могла предположить, насколько она мне понравилась! Я прочитала её буквально на одном дыхании, не в силах остановиться, а останавливаясь, желала скорее снова углубиться в эту пучину страстей, чувств, переживаний. Сердце мое обливалось кровью, настолько пронзительным показалось мне это письмо. Вся эта гамма ощущений, мысли писателя, колоссальная переоценка ценностей не могут оставить равнодушным никого. Читатель буквально видит всю душу Оскара Уайльда, которого несправедливо посадили в тюрьму лишь из-за того, что он связался с неправильным человеком, и который буквально раскладывает свою жизнь по полочкам, делая соответствующие выводы. Кроме всего прочего, ещё более подробно, он раскладывает по полочкам жизнь и характер Альфреда Дугласа, которому, собственно, и адресовано это послание. Писатель пытается понять, что послужило причиной того, что он вынужден вести такой образ жизни.

"Тюремная исповедь" произвела на меня огромное впечатление и я думаю, что рано или поздно, я перечитаю её снова.

Какие сомнения одолевали меня.
Дело не в этической стороне вопроса. Я не хочу и не буду обсуждать частную жизнь Уайльда.
Дело в другом. Не было настоящего прощения и покаяния.
И лишь дойдя до последней страницы, поняла его.

Эти слова примирили меня с ним. Я увидела человека, у которого между желанием и действительностью пока еще бездна, но это так понятно и близко, ведь мы всего лишь обычные люди. А намерения дорогого стоят.

Мне бы хотелось знать этот текст наизусть... Память у меня хиленькая, полтора стишка заученных держит в голове, и это, конечно, невыполнимо. Но как было бы кстати! Все эти фразы, умозаключения... Знаете, что я вам скажу? Я люблю автора "Тюремной исповеди", так люблю, что имя его напечатать неловко - ну вот какой же он умный, какой недосягаемый...
Я откладывала это чтение, я знала, что тут-то меня и ждет "отборное стеклище", что просто с чаёчком в руках этот текст не пробежать. Еще только держишь в руках неоткрытую книгу, а уже думаешь: "Ну как так-то? Ну почему?" И уже нет слов и ответа. И да, не хочется причинять себе лишней боли и приступать к тексту, а ведь, балда ты ленивая, читать его надо с карандашиком и перечитывать. Не знает, никогда не узнает гений, что мысли его отдаются в потомках, в моём сердце; что его слова дают ответы на мои вопросы, что кажется, что вот он рядом, диктует свои мысли, а я... ну что я могу сделать...
Больно и то, что адресат этого послания, на мой ничем не обоснованный, но убежденный взгляд, не прочитал написанного ему письма, а если и прочитал, то всё прошло зря и мимо. Потому что, повторюсь, автора таких мудрых, человечных и глубоких слов, не любить нельзя. Не признание, не уважение - всего этого недостаточно, только любовью и можно назвать моё впечатление от прочитанного.