Альбер Камю. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4

«По существу, каждый из нас, и я в том числе, – это в некотором смысле первый человек, Адам своей собственной истории».
/Альбер Камю/

В этой книге, являющейся по сути автобиографией, Камю сумел в своих воспоминаниях детства выразить отношение, выводы и обоснования, свойственными этому периоду.
Ужасное(?) или естественное(?) чувство стыда даже не за нищету и безграмотность своих родных, а стыд за свой стыд за них.

Ведь у ребенка нет желания иметь другую семью и, уж тем более, другую мать. Сколько любви, нежности и теплоты идет от страниц, посвященных матери, - любви и уважения к ней с пониманием того, что он перед матерью ничто, а она для него с ее терпением и всепрощением есть воплощение высшего божества.
Ей сумевшей воспитать в нем ненасытную жажду жизни, уверенность, что для него не будет невозможного, ей, полуглухой и неграмотной женщине посвящена эта книга - той, которая никогда не сможет ее прочитать. Ей удалось то, что дано не всем – вырастить Человека.

Посвящая книгу матери, вспоминает Камю не только о ней.
На страницах книги огромная благодарность и признательность первому учителю:

• тому, чьи усилия и душевная щедрость остались в сердце преданного ученика навсегда;
• тому, кто дал испытать ему чувство радости от первой собственной победы и возможности вызваться из круга нищеты.

К сожалению, роман далеко незакончен, - на эпизодах о первых самостоятельных шагах он обрывается. Есть еще заметки, позволяющие получить представление о замысле автора в целом, о том что надежда, не изменяющая ему в самые страшные минуты, не оставит его и впредь и с той же неиссякаемой щедростью, с какой дарила его жизни смысл, подарит ему, когда придет время, примирение со старостью и со смертью.

"Первый человек "- название будоражащее воображение, что заключает в этом автор посмертно. Главным героем является Жак, у него всегда была инстинктивная сдержанность, не позволявшая полностью раскрыть себя, свои чувства. При этом человек простой и прямой. И к тому же добрый. Спустя сорок лет, он решает больше узнать о своём отце, который погиб на войне и единственное, что он видел, осколок снаряда, пробивший голову отцу, который лежал в коробке из-под печенья, под полотенцами в шкафу, вместе с его открытками с фронта, такими отрывистыми и краткими, что Жак помнил их наизусть. Мсье Бернар, его учитель в последнем классе начальной школы, употребил все свое мужское влияние, чтобы изменить участь ребенка, за которого был в ответе, и действительно изменил ее. Этот человек не знал его отца, хотя часто говорил о нем с Жаком в несколько отвлеченной, полумифологической форме, но, главное, он однажды сумел ему отца заменить. Мсье Бернар был сторонником телесных наказаний и отвешивал провинившимся "леденца на палочке". "Леденцом" называлась толстая короткая деревянная линейка красного цвета, вся в зазубринах и чернильных пятнах, которую мсье Бернар некогда конфисковал у какого-то давно забытого ученика. В целом, однако, наказание принималось без обиды, прежде всего потому, что почти всех их били дома и они воспринимали порку как естественный способ воспитания. Жак навещал его каждый год в течение пятнадцати лет, и каждый год, уходя, целовал, растроганного старика, который протягивал ему на пороге руку: это он швырнул Жака в жизнь, в одиночку приняв на себя ответственность за то, что вырвал его из родной почвы и послал познавать мир дальше. Он, бредущий во тьме лет по земле забвения, где каждый человек оказывается первым, где и ему пришлось взрослеть без отца, никто не поговорил с ним, и он должен был все узнавать сам, вставать на ноги сам, сам набирать силу, уверенность, искать свою мораль и свою правду, родиться, наконец, как мужчина, чтобы потом пережить еще одно рождение, более трудное, рождение для других, для женщин, так же, как все люди, рожденные в этой стране и поодиночке учившиеся жить без корней и без веры. Вся его детская жизнь прошла на нищем острове его квартала, подчиненная голой нужде, в невежественной, полуглухой семье, в то время как в нем самом кипела мальчишеская кровь, и он рос с ненасытной любовью к жизни, с упрямым жадным умом, в неустанном упоении земными радостями, порой нарушаемом внезапными вторжениями незнакомого мира, от которых он терялся, но ненадолго, стремясь понять, узнать, освоить этот новый для него мир, и действительно осваивал его, потому что подступал к нему открыто и прямо, не пытаясь проникнуть в него окольным путем, полный готовности и доброй воли, но не опускаясь до заискивания, и, в сущности, его никогда не покидало спокойное знание, уверенность, что он достигнет всего, чего захочет, и что для него никогда не будет ничего невозможного. Не смотря на это он очень любил маму. Когда он очутился на площадке, мама уже стояла в дверях и бросилась ему на шею. Как всегда, когда они встречались после разлуки, она поцеловала его раза два или три, прижимая к себе изо всех сил, и он чувствовал под руками ее ребра, жесткие выступы чуть подрагивающих плеч и вдыхал нежный запах ее кожи, напоминавший ему о впадинке на шее, которую он уже не осмеливался целовать, но в детстве любил нюхать и гладить, и в тех считанных случаях, когда она брала его на колени, он, притворясь спящим, утыкался носом в эту впадинку, и ее запах был для него столь редким в его детской жизни запахом нежности. Мама это то, что ему не дано было выбирать. В сущности, он, который все оспаривал, все ставил под сомнение, любил только неизбежное. Людей, данных ему судьбой, мир, такой, каким он предстал перед ним, все, от чего невозможно было уйти — болезнь, призвание, славу или бедность, свою звезду, наконец. Все остальное, все, что ему приходилось выбирать самому, он заставлял себя любить, а это не одно и то же. Конечно, ему доводилось испытывать восхищение, страсть, были даже мгновения нежности. Но каждое такое мгновение толкало его к другим мгновениям, каждый человек — к другим людям, и в итоге он не любил ничего, что выбрал сам, а только то, что незаметно пришло к нему в силу обстоятельств, что удержалось в его жизни не только по его воле, но и по воле случая, и стало в конце концов необходимостью. Благодаря все той же бедности, он научился со временем получать деньги, никогда о них не прося и не делаясь их рабом, и теперь, в свои сорок лет, царя над столькими вещами в жизни, по-прежнему был глубоко убежден, что не стоит и последнего бедняка, а уж по сравнению со своей матерью — просто ничто. Да, так он жил, играя на ветру, на море, на улице, под тяжестью лета и зимних дождей, без традиций и без отца — хотя отца он вдруг обрел на целый год, как раз тогда, когда это было нужнее всего и собирая по крохам среди людей и обстоятельств необходимое знание, чтобы выстроить для себя хоть какую-то систему поведения (которая годилась в тот момент и в тех обстоятельствах, но оказалась недостаточной потом) и создать свою собственную традицию.

Альбер Камю реабилитировал в моих глазах французскую литературу. Мне всегда казалось, что это не мое. Я даже не ожидала, что мне понравиться, но мне понравилось, даже очень. Единственное, что могло бы сделать роман еще лучше, это если бы я его читала не в электронном варианте с телефона, а с бумаги. Но все равно это одно из редких произведений, которые я не просто читала, я все это видела, мне казалось, что я где-то рядом с героем, вижу, чувствую, то же что и он. Все было живым, все было настоящим, герои, улицы, дома. Я не скажу, что это книга, от которой не возможно оторваться, которую хочется проглотить за раз. Тут нет никакой запутанной интриги, ужасных тайн или тайных заговоров. Но есть атмосфера, в которую ты погружаешься, как только начинаешь читать. Я знала, что роман не закончен, но когда я дочитала до конца, мне показалось все логично, все не закончился оборванной строчкой. Закончилось детство – закончилась книга. И лишь когда я прочитала заметки автора, я поняла насколько это маленький кусочек великого замысла. Теперь мне не дает покоя мысль, что я никогда не узнаю, что же было дальше. А там, ведь, столько еще должно было бы случиться.

Совесть Запада. Необычайно мудрый человек, человек с большой буквы, да что там, Камю был один из лучших представителей своей эпохи. Как заведено в этом мире, к таким людям редко прислушиваются. И ценят после их ухода.
Не со всеми постулатами в этой работе я согласна, но и тема не пустяковая. На кону ведь человеческая жизнь и сделать точное и резкое заявление на этот счет жестоко. Убийства были и будут всегда, они неискоренимы как бедность и пороки. Но нужно ли на месте одного убийства совершать другое, кровь смывать кровью? Или разумнее остановится? Но как же тогда справедливость? И как определить заслуживает ли той или иной человек смерти? Да и в конце концов, судьи кто? Сколько вопросов итак мало ответов. Но Камю хотя бы попытался ответить, попытался остановить кровопролитие.

В этом трактате Камю примеряет на себя роль судьи, судьи относительно вопроса смертной казни: почему люди придерживаются этой формы наказания? Зачем она нужна? Почему она не нужна? Какие могут быть последствия?
Альбер Камю, как истинный философ, рассматривает необходимость отмены смертной казни больше с моральной, философско-этической точки зрения, нежели чем с практического вопроса "а что, если мы казнили невинного человека? вдруг это судебная ошибка?"
Довольно резкая, категоричная работа о том, что смертная казнь - это пережиток, от которого надо избавляться. Пожалуй, этой своей резкостью и упорством Камю и переманивает на свою сторону, либо как минимум заставляет задуматься тех, кто с ним не согласен.

"первый человек" – неоконченный роман камю: в 1960 году писатель погибает в автокатастрофе, тогда в дорожной сумке был найден черновой вариант произведения. катрин камю – дочь прозаика, берётся за рукопись, публикует её спустя 34 года после смерти отца: роман вышел в свет, каким он был на листах камю – множество сносок, дополнений, подчеркиваний, приложенные дополнительные бумаги с заметками, два письма, учителю и от учителя, которому посвящён целый рассказ в произведении, заметки и планы – всё сохранилось, и, на мой взгляд, не отдав в печать дополнения, роман бы немного утерял ценность мыслей.
роман автобиографический, посвящен матери, которая не смогла бы его прочесть – настолько была неграмотной:
"в идеале, если бы книга была обращена к матери от начала до конца и только в конце выяснилось бы, что она не умеет читать, – да, это было бы, что надо."
роман стоит читать, если вы знакомы с творчеством камю: "первый человек" – это откровение писателя, его путь, книга оканчивается так же внезапно, как и его жизнь.
публикацией произведения мне будто дали заглянуть в личное, виден процесс работы, его мысли, такая танцующая нить искусства, в сносках камю пишет: "расширить", "надо, чтобы в книге чувствовалась весомость предметов и человеческой плоти", "глава, которую надо написать и выкинуть" – будто наблюдаю за процессом, пока он создаёт нечто великое – это более всего интересно. в приложенных листах столько мыслей, которые были озвучены набросками. роман хочется описать одним словом – личное, лучшим решением было его опубликовать.