Наш девятнадцатый век. В двух томах. Том 2

Честно - не знаю, что написать об этом произведении, кроме своих восторгов. Всё уже написано до нас. Да и, по-моему, это кощунство. Святое, неприкосновенное. Грандиозное произведение, где всё продумано до мелочей. Где всё жестко, стратегически просчитано, выверено по миллиметрам.
Но придется всё же попробовать. Игровые условия вынуждают :)
Последний раз читала книгу 4 года назад. Долго бы, наверное, не решилась перечитать, если бы не выбор участников клуба "Читаем классику вместе!"
Что же теперь изменилось в моем отношении к книге? Да, в общем-то ничего особо и не изменилось. Я по-прежнему без ума от Фёдора Михайловича:

• без ума от его языка
• от его тонких психологических портретов
• от совершенно убойного сюжета (такой экшн, что постановщики некоторых криминальных триллеров могут только позавидовать).

  Для кого-то, не сомневаюсь, длинные монологи и размышления могут показаться тяжеловесными, скучными и утомительными. Для меня же это как бальзам на сердце. Просто потрясающие тексты. Цитаты можно выписывать бесконечно:

И очень религиозен. Причем эта религия не сказать, чтобы сильно бросается в глаза, она идет весь сюжет рядом, как поддержка и опора для автора:

Всё больше убеждаюсь в том, что у ФМ практически все женщины - жуткие персонажи. Не могу вспомнить ни одной положительной героини (ну, разве что в "Кроткой", но это совершенно другая история). Все какие-то истерички и самодурки.
Мужские же персонажи здесь как противовес друг другу. Настолько они ярко прорисованы и полярно различаются - просто потрясающе.
Вот, пожалуй, и всё. Думаю, многое что есть обсудить нам в ЧКВ. Жду с нетерпением :)
P.S. Читал книгу Юрий Григорьев. Читал очень эмоционально. Где-то даже театрально, по ролям. Но, как ни странно, меня это не смутило. Всё было на высоте.
А еще я очень люблю сериал Юрия Мороза. Кто не смотрел - рекомендую. Сергей Колтаков очень уж там хорош. Впрочем, как всегда :)

Очень своевременное произведение.
Хотя у Достоевского они, в сущности, все таковые, с разной степенью "накала" (страстей и ситуативности) может быть, только сделанные.
Федор Михайлович в этом очерке выделяет три (условных) периода творческой деятельности великого поэта. "Условных", потому что периоды эти не имеют четких границ, но вот, например, начало "Евгения Онегина" Достоевский относит к первому периоду, окончание - ко второму.
Объединяет же оба этих периода не только вера в то, что "не вне тебя правда, а в тебе самом", но и "вера в русский характер".
Причем, что интересно, анализируя эту одну из главных работ Александра Сергеевича, Достоевский возносит на чуть ли на недосягаемую "нравственную высоту" Татьяну ("она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда") и одновременно опускает (не менее глубоко) Онегина, который "не способен даже кого-нибудь любить"... (но и не только из-за этой "неспособности" конечно же)...
Третий же период творчества великого поэта характеризуется по Достоевскому неслыханным и невиданным "до него нигде и ни у кого" способности всемирной отзывчивости, которая заключается в изумительной (и никем не превзойденной) глубине его почти совершенного перевоплощения в образы и событийности соседних и (или) других стран.
Вообще очерк, сам по себе, небольшой, но мысли, которые он в себе заключает можно сказать программно-важные в миропонимании и творчестве Достоевского (тем более, что работа эта была написана им уже в последний период жизни, почти накануне смерти). В том числе, не смотря ни на что, Достоевский говорит здесь и о некой будущей мессианской роли русской цивилизации: "стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно... и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!"

Грандиозное, конечно, произведение. Очень монументальное, продуманное. Видно, что автор отлично поработал с материалом.
Что понравилось больше всего - язык написания. Тут масса всяких чудесных словечек!

- вот эта фраза постоянно встречается в тексте. Что это значит - без понятия, но мне очень нравится. :))
И житейской, глубокой философии:

Класс, да? :)
А юмор какой!

В общем, замечательно!
P.S. Слушала книгу в исполнении Юрия Заборовского. Отличный исполнитель. Классическая манера исполнения, капелька актерского мастерства и чудеснейший голос! Что может быть лучше? :)

...и все вдруг показалось ему дымом, все, собственная жизнь, русская жизнь - все людское, особенно все русское.
"Дым" И. С. Тургенев.

Классическая литература как прекрасный и душистый цветок розы. Каждое ее произведение многослойно, имеет несколько планов и смыслов, несколько тем и множество акцентов. Далеко не каждому читателю удается увидеть распустившимся поначалу тугой бутон. Но если все-таки такое случается, то красота и аромат окупают любые душевные усилия, потраченные на познание замысла писателя, создавшего божественный цветок. «Дым» - пример как раз такой литературы.

«Дым» одновременно и очень тургеневское произведение, и несколько отличное от предыдущих его романов. Тургеневское потому, что по-прежнему присутствует четкая авторская позиция с авторскими комментариями, частенько едкими и ироничными, но всегда довольно беззлобными. Отличается же оно от остальных расстановкой акцентов. Снова главный герой мужчина, что и понятно: середина 19 века, до женской эмансипации еще далековато. И все же Иван Сергеевич сумел выкрутиться и сделать как будто второстепенную Ирину своей главной героиней. Ее образ ярче, ее история интересней, ее поступки неоднозначней и непоследовательней. Именно за ее ходом мыслей и действиями с затаенным дыханием наблюдает читатель. Она блистательна, она прекрасна, она волнует. Вместе с Литвиновым я попала под обаяние этой удивительной женщины, заранее догадываясь, чем все кончится для героя. В этот раз «лишний человек» - женщина. Сенсация! Прорыв! Красивая и умная, удачно вышедшая замуж и такая несчастная. Как будто бы несчастная, находящая в своем несчастье упоение. Ирина – Рудин в женском обличье. Она мотивирует своей внешностью и своими эмоциями, но не готова на что-то решительное сама, предпочитает плыть по течению. И если Рудина Тургенев реабилитирует в эпилоге, Ирина не вознаграждается таким подарком. Она как раз самый настоящий «лишний человек» без права быть хоть немного «гениальной натурой». Кстати, финал «Дыма» мне кажется самым добрым и обнадеживающим из всех предыдущих романов Тургенева. В нем есть надежда на светлое и счастливое будущее и прощение. И я верю, что герой, прошедший через такое искушение, поддавшийся и поборовший его, сильнее и лучше, чем был прежде. Теперь он не способен на предательство, он закален, он может по достоинству оценить женщину рядом с собой и сделать ее по-настоящему счастливой. Как в буддизме, когда нельзя достигнуть нирваны просто отвергая искушения, но только пройдя через них и осознанно их отринув.

Однако любовная линия хоть и на виду, она явно не самая главная или, во всяком случае, не единственная главная. Политика, как и всегда у Ивана Сергеевича, выпирает отовсюду, начиная с первых фраз, описывающих Баден и его общество. Но основной смысловой политический удар – диалоги. В этот раз это диалоги генералов, людей, казалось бы, с широким кругозором, способных мыслить глубоко. Однако их разговоры показывают нам личностей ограниченных, чей взгляд, как у лошадей, на которых они ездят, зашорен. Их разговоры пустые, они, как Чеховские персонажи «Вишневого сада», друг друга не слышат, однако темы у всех одни и те же, и главная – отмена крепостного права в России, животрепещущая и острая. Тургенев не мог не коснуться самого острого вопроса современности.
В повести присутствует еще один любопытный персонаж, без которого «Дым» получился бы совсем другим. Это, безусловно, Потугин, славянофил и ненавистник родины, яростный критик и ее безнадежно преданный влюбленный. Его история жизни и любви перекликается с отношением к России. Его горе в том, что он все понимает, все трезво оценивает, но настолько слаб в своих привязанностях, что идет на поводу у двух сильных женщин: Ирины и России. Чем-то Потугин мне напоминает меня. Наверное, поэтому его рассуждения о родине мне были особенно интересны.

«Дым» очень небольшой роман, но при этом очень емкий, вместивший в себя несколько тем. В нем, как на 3D картинке, каждый план объемный, настоящий, сиюминутный. Произведение сильно выделяется из других крупных работ писателя. Оно одновременно и самое лиричное, самое сентиментальное, но и самое политическое из тех, что были до него. Герои получились вроде бы и тургеневские, но совсем с нового ракурса, с новыми характерами, отвечающими времени и его веяниям. И в этом прелесть Ивана Сергеевича: он всегда современен, всегда оригинален, не топчется на месте, но, может, даже забегает вперед. Поэтому к его творчеству было приковано столько внимания. Тургенев летописец и демиург, он мастерски переплетает реальность и вымысел, именно в тех пропорциях, которые нужны для гениального произведения.

Эту рецензию тоже хочется предварить песней. Но уже иной. Серьёзной, также попадающий в надрывной, карамазовский дух книги. Постоянно её напевал, думая о прочтённом.

А сама рецензия — не более чем набор моих восторгов. Объёмная похвала этому великому труду гениального русского писателя. В большинстве прочих своих рецензий я недостатки выделял хотя бы для приличия, хотя бы чтобы к моим словам можно было прислушаться. Тут не буду. Книга того достойна. Она практически идеальна.

До прочтения я приблизительно знал, что же я там увижу. Какой силы там будут характеры и их проработка. Про того, кого чёрт посетит, знал. Спасибо таким писателям, как Томас Манн и Герман Гессе, чьи восторженные отзывы я успел прочесть. Мне долгое время было интересно, что же за сила таится в этой книге, что такие великие люди её хвалят, что Шпенглер нашёл в типажах братьев такого умопомрачительного, но не решался её читать по каким-то причинам.

Первая полностью осмысленная встреча с литературным гением Достоевского («Дневники писателя» не в счёт, они о другом: там мысли умного человека, но не гениальное произведение. Это не критика — они прекрасны и сделают честь любому, но «Братья Карамазовы»…) была для меня всегда чем-то мучительным и неизбежным, желанным и страшным. Ещё бы: у меня схожая по типу эпилепсия, которая имеет схожие эффекты на характер, даже болезненные деформации речи частично совпадают (просто у меня речь плоха и недоразвита ещё, тогда как Фёдор Михайлович — признанный мастер слова). Я во многом разделяю его идеи, да и впечатление от прочитанного в школе «Преступления и наказания» осталось приятное. Потому было до жути интересно наконец взять этот увесистый том наконец в руки и соприкоснуться с Достоевским.

И с первых страниц я понял, что он меня очаровал. Пространные, длинные описания каких-то людей, села, событий, огромное по объёму введение, — всё это должно было мне наскучить, но это было написано прекрасно. Ни одно пояснение не было слишком длинным, ни один характер не утомил, ни одно повторение не было лишним. Забегая вперёд, скажу: в этой книге нет ни одного скучного, лишнего или не интересного слова. Я предупредил, что буду всячески нахваливать книгу — и намерен держать слово. Благо это действительно моё мнение.

Очень много описаний, длинные монологи и диалоги, прерывающиеся рассказами о том, что происходило вокруг, и ни одного лишнего слова. Только по делу, только важное, девятьсот страниц важнейших слов, которые обязаны быть прочитанными. Замечательный язык, который затягивает с громадной силой, чрез который не требуется продираться: он несёт тебя на своих волнах, слово за словом, предложение за предложением, он красив, мелодичен и необычайно лёгок. Но лёгкость эта не из-за скупости на слова, на эпитеты, на сложные выражения: речь эстетически красива и в этом плане. Народные, полуархаические слова простых людей соседствую с изысканной речью образованных баринов: ни один характер не был обделён своим стилем изложения мыслей. И не только на состав речи в этом плане сделан упор, но и на содержание, на окрас: им всем веришь. Всем и каждому.

Причём Достоевскому не требовалось всучать нелюбимые идеи плохим людям: атеист Иван — замечательный человек, например. Конечно, не все там прямо уж хорошие такие, но даже социализм Ракитина есть лишь чёрточка, важный штрих к его и без того полному портрету. Безумно приятно читать про мытарства этих людей и верить им. Каждое противоречие их характеров, каждая кажущаяся несостыкова абсолютно продумана и верна. Не зря именно к атеистически настроенному Ивану Карамазову приходит в бреду именно чёрт. Даже Митю Карамазова автор сумел поставить так, что в честь его веришь, в показания его веришь и не можешь поступить иначе, ибо видишь действительно благородного персонажа. Со звериными страстями, алкоголика, подлеца, но честного и благородного человека. Но и светлые краски Фёдор Михайлович не сгустил слишком сильно. Показательно ведь то, что этот благородный Дмитрий не способен был мучиться и нести свой крест на рудниках, и ясно это сознавал. Ну да лучше один раз прочесть в оригинале, чем от меня слышать подобный пересказ.

Ну и, конечно же, невероятно привлекательный персонаж Алёша. Вызвавший изначально недоверие у меня своей слабостью, ибо не считал я, что юродивый может в таком масштабном и сильном романе что-то сильное сотворить. Однако потом он просто расцвёл в уравновешенного и невероятно проницательного молодого человека, вызывавшего симпатию уже заслуженно, не за яркие глаза, как описывал автор в начале, а за доброту и ум. Бесспорная находка Достоевского, замечательный характер и, наверное, самый интересный герой из всех, что мне известны. Невероятно хотелось бы почитать планируемое Достоевским продолжение этого романа, где, наверное, раскрыл бы он Алёшу ещё более полно, но, к сожалению не успел писатель приняться за него. Однако и на том ему громадное спасибо.

Я в своей рецензии практически не коснулся сюжета. Да и нет смысла: он с виду прост, семейно-деревенская драма. Но как его красят детали, как сильны действующие лица! В них вся и соль. Читайте сами, мне нечего пересказывать тут, да и не в моих силах описать это всё достойно. На почве этого сюжета замечательно дали ростки все те события, характеры, видения и думы, что дали повод упомянутым в начале людям говорить, будто Достоевский понял и выразил всю Россию и дух её, а именно это и забыли нынче. В советской системе образования Достоевский был певцом «проституток с Библиями», болезненным православным. Не нужен был он настоящий, на его месте стоял талантливый, но совершенно иной по характеру Салтыков-Щедрин. Но не одну низость, не одних уголовников описывает Достоевский. Этот важный и для политической жизни человек, близкий друг Победоносцева, любил и Россию, и людей русских, потому на самом деле раскрыл своё видение мира максимально широко, обо всём упомянул, ничего не позабыл. И это произведение — великий манифест гениального человеколюбца, певца одной только любви да души, что чувствует как бездну под собой, так и бездну над собой. Не о тьме он писал: в этой книге неимоверное количество света, излучаемое даже горем и муками. Не воспевал он культ страдания — только культ радости от жизни, любви к жизни, ко всему, ко страданию и к счастью, к Богу и к людям. Тем он и ценен. Потому и любим.

Удивительный роман. Первая часть незавершенной дилогии, концептуально рассыпчатая, герои с глазами навыкат и надрывом, а поди ж ты, всё вместе берет и складывается во что-то удивительное, поражающее. Обычно в русской классике удивляет слог и выверенность, но это не про Достоевского, тут напор и опять же надрыв, какой-то фолкнеровский шум и ярость, когда текст набрасывается на тебя и несет по волнам авторских концепций и представлений о правильном.

За пределами авторского взгляда на мир роман – не более чем заурядный детектив, с авторскими же включениями – роман о страсти и обществе. И душе, как бы невероятно банально это не звучало при разговоре о Достоевском. Это ярче всего иллюстрирует ущербность жанрового деления – можно ли издать под одной обложкой «Братьев...» и какого-нибудь Перри Мейсона?

Но поговорить про особенности концепции и жанра ой как хочется. Алеша, который, если верить Федору Михайловичу, должен был стать в продолжении маяком для окружающих, в «Братьях...» лишен индивидуальности и выполняет роль связующей нити между набором эпизодов, которые иначе были бы полностью разрознены и оторваны друг от друга. Если принимать его таким, то он выступает стопроцентным аналогом Джима Хокинса из «Острова сокровищ», вернее, Джим является его бледной заморской копией, появившейся на три года позже. Но, надо отдать Стивенсону должное, надрыв, страсть и преступления он любил не меньше Достоевского, разве что жанр и стереотип о детскости его текстов куда мощнее давит на наследие нашего Роберта Льюиса.

Достоевский украсил роман барочными рельефами многочисленных вставок. Тут и Великий инквизитор, и юность Зосимы, и этот странный, столь убедительный черт Ивана Карамазова (самая пугающая своей достоверностью часть романа). Но самой интересной вставкой, частично даже оправданной развитием сюжета, стали главы о внутренней жизни монастыря и посмертные приключения Зосимы. Истинно вам говорю – здесь, здесь был один из и, пожалуй, мощнейший источник вдохновения для Умберто Эко с его монастырем в «Имени розы», по крайней мере все страсти, соперничество, зависть и характеры налицо.

Но довольно о связях и влияниях, это любопытно, но вторично. Первична же страсть и взаимное мучение – все колют друг друга, мучат, потом раскаиваются и жалеют. Такой очень русский круговорот, который, однако, внезапно заканчивается кровью. Достоевский, как многочисленные раскаявшееся леваки после него (правда, без такого таланта), пытается рассказать, что люди со светлыми лицами несут только разрушение, что перестроить и изменить человека и его жизнь нельзя, что все будет по-прежнему, разве что с легкими улучшениями деяниями праведников. Тут Федор Михайлович велеречив и многословен, тут и слезинка ребенка, и «все дитё», и безумие рассудочного Ивана, и «позволено всё» Смердякова. И вроде бы довольно убедительно, однако из века XXI чувствуется какая-то фальшь и сусальность, хотя предвидение потрясений, которые несет прогресс, впечатляет. Просто нервирует меня то, что позицию Достоевского крайне легко профанировать, свести до квасного подхода к действительности, до бытового антисемитизма и царского патриотизма. Наш, свой, вечный Sonderweg. Как пройти по лезвию бритвы генеральной линии и не свалиться в правый или левый уклон? Достоевский рассчитывает на Зосиму и Алешу, тогда как Толстой, например, рассчитывал на Левина с его общинными экспериментами, но детали скрыты туманом авторского мышления, так что остается нам, как всегда, уповать только на самих себя.

Хороши ли здесь дамы? Да, хороши. Немного слишком яркие, слишком вамп, много публичности и эффекту, но за площадным, за балаганом есть образы и поступки, что делает и Грушеньку, и Екатерину живыми. А Хохлакова так Федору Михайловичу удалась, что в эпизоде с Митей и приисками я даже рассмеялся, так хорош этот контраст между надрывом и глупостью. А рисовать женскую глупость Достоевский не стесняется, по нынешним временам прослыл бы жутким мизогином.

Бесстрастный я даже подумал, что вся эта страсть от того, что жили тогда плохо и мало – детская смертность жуткая, тридцатилетние вешаются или белой горячкой болеют, поэтому все эти вспышки ярости – возможность разрядиться. Но это преходяще, антибиотики жизнь людям продлили, а убийства, ревность и денежные интересы никуда не делись. И именно поэтому хождение Мити по мукам невероятно интересно читать. Да, и про черта Ивана, жуть жуткая.

"Война и мир" - ещё одна фундаментальная (во всех смыслах) книга Льва Николаевича Толстого.
Все мы конечно в школе читали, или почти читали (скорее всего) это эпохальное произведение великого классика, я и потом ещё перечитывала, а сейчас, относительно недавно ещё пробежалась-просмотрела...
Насколько же это огромный труд - не только написать, но и просто даже читать это (как вообще всё это можно было написать - думаешь иной раз)...
Вспомнила сразу, о том, что ещё и в школе бросилось в глаза - слишком много в этой книге кусков (и целых страниц) на французском... я понимаю, конечно, что так и было задумано, и что именно так русские дворяне, в том числе и высший свет и говорили, а может и некоторые и думали...
Только не знаю даже почему, но сегодня, кажется, это как-то даже больше раздражает (чем придает некий "истинный шарм") той эпохе.
Видимо, дело здесь и в самой сегодняшней Европе, и в Франции, как части её... в свете происходящих событий...

Федор Достоевский придерживался мнения, что самое лучшее произведение – это то, у которого нет интерпретаций. Мастерство писателя в том чтобы читатель сразу увидел что имел ввиду автор. Современные авторы очень в этом преуспели (если смотреть обратную сторону медали), а вот от ФМ критики до сих пор не отстают. Да и, позвольте, можно ли!? Взять хоть бы и роман «Братья Карамазовы». Он колоссально огромен, как мировая история. Притом, что уважаемый мастер не стал писать третий том. И без того Лев Толстой «не осилил» дочитать до конца.

Хотелось бы надеяться, что мне удалось увидеть, что хотел сказать авто хотя бы на четверть (не слишком самонадеянно?))) Отец Карамазов сладострастник и сластолюбец. Почему вообще провидение дало ему детей? Поделом ему! Федор Михалыч, убейте его еще раз, ради всего святого! Старший сын Дмитрий не злой, но очень безалаберный, подверженный гореть в страстях. Средний сын Иван – ученый и атеист. В душе философ. В этом брате вообще отсутствуют страстные порывы. Его мне было жальчее всех. Алексей нравственный брат. Новое начало, которое хотел показать в нем автор, меня не впечатлило. Из серии подставь вторую щеку. Что касается Смердякова, то его я не считаю сыном Карамазова. Он просто сам по себе тварь. Даже и так будет, как выразился сам автор «не честно по отношению к животным».

Женщины в романе как статистки. Вообще мне редко нравятся женщины в любом романе. К ним проще придраться, так как по собственному опыту можешь судить что они вообще из себя представляют. Грушенька. Имя-то какое автор подобрал ей. Явно неспроста. Хотелось бы видеть в девке с таким именем сельскую барышню или жену крестьянина. Но Грушенька жадная, злая и порочная. Катя такая же точно, только из города, следовательно с барским воспитанием. Лиза вызывала надежды, но стоило ей достичь брачного возраста, как все пошло-поехало. Мамаша ее достойный герой комичной пьесы.

В каждом человеке сидит несколько личин, которые время от времени берут верх. Да будет братство в умах людей! Если образы трех братьев собирательные, то Достоевский, больше всего уделил внимания божественной воле, религиозному воспитанию чувств. Мне очень нравятся прочтения библейских сюжетов разных авторов. Вероятно мое мнение складывается не из первоисточника, а благодаря таким вот мыслям, подчерпнутым из книг. Вот и сейчас мне понравился старец Зосима благодаря его наставлению – живите и радуйтесь. Ну и конечно поэма про инквизитора.

Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская печаль..

Короля делает свита

В предисловии к роману говорится о том, что: при чтении источников книга не раз выпадала у него (автора) из рук и он бросал перо в негодовании, не столько от мысли, что мог существовать Иоанн IV, сколько от той, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования. Это тяжелое чувство постоянно мешало необходимой в эпическом сочинении объективности ...

И если при чтении держать в памяти эти слова, то оно превратится в познавательное путешествие через века и людские поколения.

Молодой московский князь Никита Романович Серебряный возвращается на Родину, где не был пять лет. И на поверку оказывается, что это очень долгий срок, за который многое переменилось не только в его личной жизни и судьбе, но и в государстве Российском. И как не хочется и страшно этому поверить, но все дальнейшие события говорят за то, что это правда.
И с этого момента начинается история, в которой уместилось сразу несколько жанров: драма, любовь, приключения, происходящие на историческом фоне, где помимо вымышленных персонажей, действуют реальные исторические личности: царь Иоанн IV Грозный, князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, братья Басмановы и другие, менее значимые, но составляющие окружение царя и каждый из них, имевшие на него влияние. Возможно, не прямое, опосредованное, но так как царь был человек мнительный, одновременно творящий зверства и впадающий в религиозный экстаз, во время которого верил, что им действительно руководит рука Божья и он спасает Русь, искореняя на ней измену, то при определенном стечении обстоятельств это удавалось.

И А. К. Толстому отлично удалось показать эту губительную для народа, и для самого Иоанна двойственность царской натуры, а вместе с ней и как порой одним словом из уст того-же Скуратова, мстительного и жестокого человека, летели головы целых семейств, например, Колчиных. Кстати, через их судьбу, а также еще одного из главных героев, московского боярина Морозова,принадлежащего к древнему и славному роду, автор живописует борьбу царя с самим боярством, в которых он видел угрозу своей власти и постоянную возможность их измены.

Князь Серебряный, пожалуй, наиболее полно здесь олицетворяет собой ту беспрекословную веру в царя-батюшку, присущую русскому народу, которая никогда не отдает себе до конца отчета в том, что происходящие беды на Руси могут исходить и по воле государевой. Виновато его окружение, а сам он ни в чем и никогда неповинный. Несмотря на это, герой вызывает уважение и симпатии своей верностью собственному слову, желанию придти на помощь ближнему, быть честным до конца перед собой и другими.

Язык романа немного непривычный для слуха современного человека и своей напевностью напоминает старинные былины и сказания. Называя свой роман, как «Повесть времен Иоанна Грозного», автор словно отсылает нас к древним литературным источникам (например, Повесть временных лет) и литературный язык произведения, еще одно тому подтверждение, пересыпанный и народной мудростью, и прибаутками.

Создавая наиболее широкую панораму того времени, автор в героях романа выводит не только знать, но и народ ( мельник, Митька, атаман Ванька Перстень и другие), стремясь наиболее полно изобразить любого, показать его у власти или в семье, тем самым подчеркивая, что даже убийца порой не лишен человеческих чувств.
При А. К. Толстой не живописует все страдания и зверства, но упоминаниями или определенными сценами (сгон народа на казни, песня матери над колыбелью, в которой звучит имя Малюты, как страшного человека, способного погубить любого непослушного, набег опричников на крестьян ) дает о нем явное представление.

Большой и полнозвучный роман получился у автора с обилием сюжетных линий и героев, в которых чувствуется стремление как можно ярче изобразить то время и людей, живущих в нем.

Самое ужасное, что валится камнем на голову после прочтения этой пьесы - это то, что человека рассматривают, оценивают и судят как вещь. И мы не говорим о рабстве или о какой-то низшей форме общения между людьми, нет. Мы говорим о высшем сословии людей. О людях, которые, казалось бы, должны ценить прежде всего духовные качества...
И чем меньше ты стоишь, тем придирчевее тебя рассматривают будущие владельцы, прежде чем решить, нужна ты им или нет. Лариса - благодаря, скорее всего, характеру своей матери - бесприданница, она не стоит ничего.
Она вынуждена быть в кругу тех "благородных" и "гуманных" людей, которые смилостивились и решили заполучить... нет, скорее присвоить её себе.
Не видно Ларисы как человека, Лариса - вещь и для своей матери и для поклонников и сама прекрасно это понимает.
Ужасно неприятно очутиться на время пьесы в её шкуре.
Ужасно гениальная пьеса Островского.