Проза разных лет

Друг рассказал, что читал детям на ночь три версии предательства Иуды. Я, не зная авторства, попросил мне тоже дать почитать. А это оказался Борхес. Моё первое с ним касание. Прежде, чем начать читать, прочел биографию и ознакомился с ролью автора в мировой литературе.
Выдумывание несуществующих книг и биографий выдуманных писателей — один из главных литературных приёмов Борхеса. Видимо, от него эта мода и пошла. Кто только не сочинял подробнейшие био- и библиографии авторов и отзывы на никогда не бывшие книги, а также трейлеры-фейки к неснятым фильмам. Далеко не всегда это бывает интересно и занимательно, кстати.
Рассказ краткий, сумбурный. Моду на огромные примечания, видимо тоже ввел Борхес. Сейчас тоже иногда встречаются вещи, где примечания и сноски являются неотъемлемой сутью книги, расширяя ее пространство.
Идея о том, что Иуда это тот самый тетрагамматон, имя Бога, понравилась. И ничего, что на иврите имя состоит из пяти букв (я проверил). Это очень по-борхесовски. Поэтому это слово каббалисты до сих пор и не вычислили.
Странное впечатление от первого знакомства. Не гениально, но остроумно. Очень по-английски (а Борхес, как известно, был большим англоманом) — нести чушь с серьёзным выражением лица.
7(ХОРОШО)

Окталогию "Сад расходящихся тропок" уже скачал, буду читать.

Раз уж взялся за чтение рассказов, то рано или поздно наткнёшься на Борхеса, эту глыбу не обойти. Мало кто отточил своё искусство краткой прозы до такой степени, что из его рассказов можно было бы составить целую Вселенную, причём далеко не всегда напоминающую нашу. Борхеса манит бесконечность, В том числе и бесконечность малых форм. В рассказе "Фунес, помнящий/памятливый/чудо памяти" идея бесконечности тоже есть. Но всё же попробую зайти с другого угла.

Сюжет в рассказе имеет втростепенную роль, по сути, без него можно было бы и обойтись. Важнее всего — описание. Описывается же некий Иренео Фунес, который умудрился в недобрый час неудачно навернуться с лошади и вместе с параличом приобрести какую-то разновидность савантизма. Как следует из рассказа, у него абсолютная эйдетическая память, так что Пруст обзавидовался бы, а Человек Дождя пожал бы братишке руку за особенности восприятия предметов. Например, Фунес видит не куст, как таковой, а все его листики и отличает каждый, как нечто отдельное и непохожее на другие листики рядом. Собака в профиль и собака в анфас для него — две большие разницы. В общем, как в той известной (говорят, кстати, что не в слишком правдивой) байке про то, что у эскимосов двадцать слов для обозначения разного типа снего, но самого общего слова "снег" нет. Вот так и Фунеса. Отдельные сущности он воспринимает, а лес за деревьями не видит, поэтому идеального понятия "собака" для него не существует, только миллионы отдельных собак, каждая из которых не имеет ничего общего с другими собаками... И — да — с самой же собой, но только в профиль. Интересно, как бы он справился с понятием "те же яйца, только в профиль"?

И вот лежит себе этот парализованный Фунес у окошка, но не вспоминает про пироженку "Мадлен", а решает очень важную и нужную проблему. Для него. Есть на свете огромное количестве чисел, которые мы, обычные людишки, называем с практической точки зрения: сколько в них единиц, десятков и так далее. Для Фунеса же они все являются настолько уникальными, что он решает дать каждому числу... Имя. Один — Вася, два — Петя, три — Игорь Иванович. Ну, и так далее. Правда, использует он для этого не только человеческие имена, а вообще любые слова и словосочетания что рандомно придут ему в голову. Так появились числа "железная дорога", "Максимо Перес", "кит" и... "Девять". Только "девять" — это на самом деле 500.

Работа Фунеса тяжела и долга. Да что уж там, вот она, та самая бесконечность Борхеса. Но всё равно он за неё берётся, а кто ж ещё-то? Вдруг где-то там в неизвестности бродит число 72934967872456, которого никто-никто не назовёт по имени... Смех-смехом, а в честь борхесовского саванта в социологии назвали целое явление — "эффект Фунеса". Это когда в какой-то науке (изначально только в социологии) начинает формироваться избыточный предельно точный словарь особых терминов, который постепенно душит ясность языка.

Впрочем, нам всё равно есть чему поучиться у Фунеса. Заниматься такими важными делами, как он, конечно, не стоит, хотя он помимо своего словаря ещё и языки изучал. А вот посмотреть на мир, как не на стереотипы, общности и упрощения, а как на бесконечные в своём многообразия проявления различных вещей, явлений, сущностей — не помешает. Особенно сейчас, когда идёт оскудение не только языка, но и мышления. Да и в конце концов, кто мы такие, чтобы решать, заслуживает ли каждое число уникального имени или нет.

Борхес славится тем, что в его произведениях всё эфемерно, прозрачно и призрачно. Нет ни начала,. ни конца, всё конечно и бесконечно в тоже время.
В этом небольшой рассказе автор как-то умудрился уместить всю историю Вавилонской библиотеки с момента зарождения, которого не было, и до нынешнего дня. Сам лирический герой - безвестный библиотекарь, которые стремиться найти Книгу книг и с её помощью расшифровать все остальные. Что им движет? Жажда славы? Желание быть первым? Поиски конечной истины? Мы не знаем, но мне кажется, что это просто природное любопытство. Он переходит с этажа на этаж, из шестиугольника в шестиугольник, но не находит ничего. Пока не находит... Время, как и книги, бесконечно.
Большинство книг абсолютно бессмысленны, так как они являют собой перебор всех возможных вариантов двадцати пяти знаков. Однако эти варианты никогда не повторяются, главный закон библиотеки: в библиотеке не бывает двух одинаковых книг.
Эта библиотека мне напомнила чем-то мозг человека, в котором много-много информации по разным темам.

У меня с Борхесом странные отношения. Прочитав его, всякий раз мысленно таскаюсь за стариком по пятам и бормочу… нет, не «Дай миллион!», а «Скажи, что ты имел в виду! Ну скажи!» Всё чудится какая-то хитрость, какое-то иносказание. Это моя проблема, а не Борхеса, я знаю и работаю над этим. Прошу прощения у всех тех, кому такой способ читать его смешон и нелеп.
Этот рассказ показался мне аллегорией на человеческую память, совокупность воспоминаний, которые изменяются, трансформируются всякий раз, когда «извлекаются на свет», при каждом пересказе, даже самому себе. Библиотека существует таким же образом, что и сознание: если предполагать его мистическую основу, тогда «библиотека» бесконечна. Если решить, что душа тут не при чём, тогда у неё есть некий конечный объём, ограниченный способностью нейронов создавать связи между собой. То и другое одинаково в своём влиянии на один бит или на одну единицу воспоминания... примерно как влияет расширение Вселенной на отдельно взятого Васю. Судьба книг борхесовской библиотеки кажется мне судьбой информации вообще. «Инквизиторы» — символ обратной связи, непостижимого (пока) процесса выборки, что будет сохранено, а что - уничтожено или потеряно. Вероятно, Борхесу тоже было интересно, как сознание "упаковывает" воспоминания, и почему люди забывают. Похоже не проклятье, чью-то злую волю. Или просто «недостаточно места»?
Безумие, хаос, воспоминания, лишённые (на первый взгляд) всякого смысла — тоже части личности, единого целого, пусть они и выглядят странно, это могут быть самые драгоценные эпизоды и переживания. Их можно анализировать — или наслаждаться ими так, как они есть. Во всём их бессмысленном великолепии. «Причёсанный гром»! Похоже на брюсовские "фиолетовые руки на эмалевой стене"...
Вечный поиск Книги, в которой - краткое содержание всех других книг, олицетворяет стремление к совершенству, неутолимая потребность учёного всё знать. А коммуникационные сложности, неспособность «говорить на одном и том же языке», непонимание друг друга — в этом смысл «разного значения слов», о котором пишет Борхес.

Вот это — восхитило!
О чём мы тут вообще, господа?

«Богословы» (1947) – третья новелла из сборника «Алеф» Хорхе Луиса Борхеса – гения и эрудита со сверхъестественным объёмом знаний, неординарность личности которого проявилась ещё в раннем возрасте. К сожалению Борхес в 55 лет ослеп. Но такой генетический изворот судьбы способствовал (как мне кажется) развитию внутреннего зрения, позволившего стать ему тем, кем он признан: легендой для всей мировой культуры.

***
Нисколько не претендуя ни на что, поделюсь некоторыми мыслями и чувствами, которые пробудил во мне рассказ «Богословы» Х.Л. Борхеса.

Ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Эту истину, думаю, каждый из нас помнит со школы. Но я сейчас не о законе сохранения массы и энергии. И М.В. Ломоносова «приплетать» сюда не собираюсь. Я о книгах. О чтении.

В рассказе Борхес говорит устами секты монотонов или «ануляров»:

«… история – круг и нет ничего, что не существовало бы прежде и не будет существовать в будущем.»

Пусть у него – круг. Но мы-то с вами знаем, что история ещё интереснее, чем круг: спираль с расширяющимися витками … А вот загадочное описание Колеса лично у меня вызвало аллюзию на Стивена Кинга и его роман-эпопею «Тёмная Башня». Не менее загадочное, чем у Борхеса, «ка» – Колесо, которое больше, чем просто судьба … Всё повторяется. Уходит, чтобы снова вернуться, но уже в изменённом качестве. Это касается и истории, и литературы, и искусства …

И тут же у Борхеса в одном и том же абзаце текста:

«В горных областях Колесо и Змея вытеснили Крест.»

Вот те на!!! Если бы не сноска к этой «сентенции», я бы и не узнала, что Колесо и Змея – символы язычества и сатанизма для христиан. В общем, – ересь по мнению богослова Иоанна Паннонского – персонажа рассказа.

Для меня же ересью выглядит спор двух богословов: Иоанна Паннонского и Аврелиана. Не советую этому словоблудию придавать большого значения: скоро сами поймёте, что всё это ересь. Автор же показывает нам двух пустословов, которые изощряются в критике друг друга, стараясь её замаскировать под богословский спор.

«Иногда мужчина добивается любви женщины, чтобы забыть о ней, чтобы больше о ней не думать; так и Аврелиану хотелось превзойти Иоанна Паннонского, чтобы избавиться от неприязни, которую испытывал к нему, но отнюдь не для того, чтобы причинить ему зло.»

В конце концов спорщики запутались в противоречивых, но общепринятых богословских утверждениях. Борхес – знаток религий и истории. Он виртуозно описывает спор Иоанна Паннонского и Аврелиана, используя знание богословских текстов и приводя тонкие места и подводные течения толкований библейской истории.

Борхес повествует о, неизбежно возникающих в любой религии, религиозных распрях. А уж то, что историю человечества на протяжении многих веков сопровождали религиозные войны, наверно, никому объяснять не надо. Приверженность к одной религии и неприятие, насаждение другой – важный триггер для возникновения бунта, хаоса и войн. Это знание и в наше время используют элиты недружественных стран в целях эскалации напряжения в обществе. За примером далеко ходить не надо …

Всё течёт. Всё изменяется. Все катаклизмы в обществе – всего лишь рябь на времени. И мы с вами – тоже всего лишь рябь. Как сказал Омар Хайям:

«Мы – рябь на времени.»

А уж множественные и разнообразные секты, окружающие богословов-пустословов, – яркое проявление и доказательство словоблудия последних. И тоже ничто иное, как та же рябь на времени.

«Истории они известны под разными именами (спекуляры, абисмалы, каиниты), но самым общепринятым было гистрионы, данное им Аврелианом и дерзостно ими подхваченное.»

Дальше автор повествует о мракобесии этих еретических сект. Для Истории – шелуха. Для Времени – рябь.

В конце концов богослов Иоанн Паннонский был обвинен в приверженности к ереси. Что и следовало ожидать. Но он упрямо придерживался своего мнения, и при этом «допустил величайшую оплошность – спорил с блеском и иронией». Судьи же слушать его не хотели. А ведь совсем недавно им восхищались. Вот так: рябь на времени … Суета сует.

«Бог так мало интересуется религиозными спорами …»

Борхес вволю поизмывался над богословами.

Каждый раз поражаюсь своему неумению выбрать правильную книгу, ещё лотерейные билеты покупаю, святая простота, прекрасно зная, что это тот ещё лохотрон, как уж тут книгу угадать. Объясню что значит правильную, в моем случае это значит, что я хотя бы в большей части текста смогу встретить знакомые слова и понять о чем идёт речь. Не то, чтобы их в тексте совсем уж нет, я вот Дон Кихота читала, полистала сборник По, но этого маловато оказалось для понимания высокоинтеллектуального рассказа. Где я, со своей любовью к социальному дну, и Борхес, ну смешно же.

Представьте ситуацию, все прекрасно знают, что Кихота написал Сервантес (ну может не все, но надеюсь слышали где-то и что-то), а завтра в России выходит книга с точно таким же названием за авторством другого писателя и слово в слово повторяет Кихота Сервантеса. Плагиат скажут все, писателя предадут анафеме и сожгут прилюдно. Но Борхес так не считает, потому что это уже другой Дон Кихот. Вот такие странные дела.

В этом небольшом рассказе, Борхес и проводит исследование правомерности и такой интерпретации Кихота, пускаясь в пространные объяснения своей точки зрения. Во-первых, это написание другого Кихота автором иностранцем, здесь я с ним соглашусь. Писать на другом языке сложнее, а тем более создать Кихота что-то из области фантастики, что со слов Борхеса имеет место быть. Во-вторых, это не тот же самый Кихот, а совсем другой, потому что написан в другом времени, а может даже веке, что также влияет на понимание и интерпретацию. Ну и там текста примерно на 5 страниц, монументальный труд Менара, которому он посвятил свою жизнь ради создания Кихота и все в таком духе. Наверное, если я была бы литературоведом и читала лекции в институте, то непременно бы оценила и саму идею, а также использовала бы этот рассказ в своих лекциях, но вот как-то не срослось. Так что рассказ для меня лишь любопытное исследование, которое я прочитала, но ничего из него не взяла. Отчасти порадовалась, что никому ещё в голову не пришло использовать эту идею в современном мире. А то по заветам Борхеса можно каждый день новую книгу выпускать и Кихота, и Волхва Фаулза, и доказывать общественности, что это вообще-то другие произведения и общественность все не так поняла.

Буду верить, что когда-нибудь я смогу проникнуться столь высокоинтеллектуальными рассказами и оценить их по достоинству.

Борхес он такой, не до конца понятный, со множеством смыслов и подтекстов, но не щадяще привлекательный искушенному в литературе читателю. Сказать, что это аллегорично, почти ничего не сказать. Ведь аллегории у каждого читателя по поводу рассказа "Дом Астерия" будут свои. Читаю произведение и трактую по-своему. Рассказ, как мне кажется, автобиографический, и гениальный. Ну а кто возымеет право спорить с тем, что писатель не сын "царицы и бога" и ни коим образом не может слиться с толпой?! Не про себя ли и мвое творчество пишет Борхес в рассказе? Не он ли живёт в своём одиночестве в доме, где нет ничего, а только двери и окна? И каждые девять лет к ниму приходят те, кого он убивает?! Приходим мы, читатели, и убивает нас прежних, незнакомых с Борхесом, убивает своим словом, своей интеллектуальной игрой...

«Мёртвый» (1946) – вторая новелла из сборника «Алеф» Хорхе Луиса Борхеса – выдающегося аргентинского писателя, поэта, эссеиста, философа, филолога, переводчика, литературного критика.

Читать Борхеса интересно. Интересно, для кого он творил? Кто должен понимать Борхеса? Думаю, что в первую очередь писал он для себя. Как и положено выдающимся творческим личностям. Борхес – не массовая развлекательная литература. Но если тебе интересно, читай. Понимаешь – прекрасно. Кажется сложным для понимания? – Никто не неволит читать: читай то, что нравится. Но всё равно познакомиться с творчеством знаменитого аргентинца – прелюбопытнейшее занятие. По крайней мере, – для меня. Не претендуя на истину в последней инстанции. Думаю, у каждого Борхес свой. А как же иначе?

Искушённый читатель видит, если не все, то многие ходы и тайные переходы «лабиринтов» Борхеса. И это, на мой взгляд, не есть хорошо: произведение воспринимается, как некий механизм, который, умудрённый опытом, читатель знает, как и где заводится.

Для неискушённого читателя никакого лабиринта и вовсе не существует. Что это было? – спросит он, войдя и тут же выйдя. Упс! Я ничего не понял! Кажись, что-то упустил.

Не отчаивайтесь. Ощущение, что что-то упустил может возникать и у искушённых тоже. Это нормально. Это – лабиринт! В нём множество комнат. Попробуй обойди их все и не запутайся. Задача не из лёгких.

Хорошо, что Борхес романов не писал … В новеллах, рассказах трудно бывает не заблудиться, а уж в романах можно было бы такого нагородить, что сам чёрт ногу сломит. Но не так страшен этот самый чёрт, как его малюют! Если помнить, что Борхес уже создал свой лабиринт, то ты, уважаемый читатель, попасть сначала можешь в самый его центр. Почему ты решил, что стоишь у входа, а не в центре? Такая вот история и приключилась в первой новелле сборника «Алеф» под названием «Бессмертный».

Да, Борхес он такой. Пишет изящные небольшие новеллы, но порой, чтобы разобраться, необходимо повторное прочтение, чтобы понять, где ты находишься вначале …

***
А на этот раз всё просто, как апельсин! Никаких тебе головоломок и лабиринтов! «Мёртвый» – история в жанре реализм. Правда, напоминает притчу в силу своей назидательности.

Кстати, Борхес когда-то хотел больше внимания уделять жанру реализм, описывая простые истории из жизни своего народа. Но не тут-то было: он заряжен на другое повествование. Реализм для Х.Л. Борхеса – слишком примитивно. Даже в «Мёртвом» он не может избежать назидательности и некоего иносказания.

Автор прекрасно разбирается в теории заговоров: знает, как они организуются, осуществляются и … разоблачаются.

Крошечная новелла о битве за власть двух умов: старого и прожжённого контрабандиста Асеведо Бандейры («соединены фамилии матери и деда Борхеса») и молодого, 19-летнего алчного и тщеславного хвастуна – Бенхамина Ота́лоры, метившего занять его место.

«Женщина, сбруя и жеребец – вот атрибуты, важнейшие составляющие того человека, которого он стремится уничтожить.»

Вывод:

- Попытка экстремизма в отдельной бандитской группировке мало чем отличается от методов экстремистской деятельности в широком масштабе.

- Власть всегда должна быть готова к отражению экстремистских поползновений.

Мораль:

- Не кусай руку, хлеб тебе дающую.

- Не возжелай жены ближнего своего.

- Не стремись к власти противозаконным путём.

И наконец, ты уже изначально мёртв – мертвее не бывает, если пренебрегаешь выводами и моралью, которые проводит Хорхе Луис Борхес.

И ещё: змея, которую ты пригреваешь на своей груди, обязательно тебя когда-нибудь укусит.

P.S.
Не особо известная (на мой взгляд) и очень простая для понимания новелла Борхеса.

Первая новелла из сборника «Алеф» Хорхе Луиса Борхеса называется «Бессмертный». Принято считать, что сборник этот – лучший.

Классика, как считают многие из нас, но он не был признан классиком. И Нобелевскую премию в области литературы не получил. Знаменитый аргентинский писатель. Жил: 24 августа 1899 – 14 июня 1986 г.

Читать Борхеса полезно: мозги прочищает – заставляет размышлять. Главное – не стремиться искать сложности там, где их нет. Это миф, что Борхес сложен и непонятен: читать его могут только те, кто семи пядей во лбу.

Всё несложное повествование «Бессмертного» (не стоит вдаваться в детали!) весьма увлекательно и направлено к одной-единственной цели – вникнуть в суть понятия «бессмертие». А когда поймёшь, о чём толкует Борхес, тогда приобретёт ещё большую ясность идиома «Помни о смерти».

И может перевернуться с ног на голову то, что понимается под «бессмертной душой» … Вот тут мне, верующему человеку, стало как-то не по себе … Когда я стала думать об этом. Но. Но человек не создан для вечной жизни на земле. Слава Всевышнему. А у бессмертной души совсем другое измерение.

Бессмертие на земле – хуже ада. Вдуматься только: умопомрачительная повторяемость всего. Хуже, чем обратное развитие плода в утробе матери …

«Ничто не случается однажды, ничто не ценно своей невозвратностью. Печаль, грусть, освященная обычаями скорбь не властны над Бессмертными.»

***
Причудливый рассказ. Так и веет от повествования и Лавкрафтом, и особенно Говардом с его знаменитыми историями о Конане-варваре … Образ Бессмертных – фантастический, завораживающий.

Множество литературных исторических отсылок усиливают ощущение бесконечности, повторяемости: лабиринт зеркальных отражений.

Борхес – поэтизирует прозу. И делает это настолько мастерски, что порою дух захватывает. Великолепные фантастические картины рисует воображение: немыслимое сменяется ещё более невообразимым и затейливым. Повествование похоже на покрывало в стиле пэчворк.

Чем дальше читаешь, тем больше понимаешь, что рассказчику доверять нельзя. Есть такой литературный приём: «ненадёжный рассказчик». Вот его-то и использует Борхес. Так что читала я с улыбкой на лице… В конце – всё понятно. Даже почему Гомер – троглодит. Правда при этом, – бессмертный. Естественно.