Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений. В 10 томах. Том 2. Село Степанчиково и его обитатели. Записки из Мертвого дома. Скверный анекдот

Очень несвойственная для Достоевского сатирическая комедийная повесть, написанная, тем не менее, с большим талантом. Я читала и смеялась абсурдистским поворотам сюжета, странным персонажам и подобно рассказчику вопрошала: Уж не в сумасшедшем доме ли я?

Характеры сильно гиперболизированы и доведены до предела, но тем не менее в каждом угадываются знакомые черты. Не знаю над чем потешался автор: над людьми или жанром, но вышло замечательно.

Для меня, основное достоинство книги - проиллюстрировать что человек - общественное животное. И в обстоятельствах, когда вас сводит с весьма узким кругом людей, это все с чем приходится работать. И люди жмутся друг к дружке в силу совершенно разных причин. Даже если и вместе невозможно, но и врозь нельзя.

Отдельно порадовал язык, очень замысловато и весело написано. Прекрасное короткое чтение на вечерок-другой.

Читать мне было нелегко. Это не остросюжетный «Идиот», не глубокомысленное «Преступление и наказание». «Записки из мёртвого дома» - своего рода дневник, описание личного опыта каторжника. Сделала над собой усилие и прочитала внимательно: «от сумы да от тюрьмы...», как говорится. Но, клянусь своим дурным литературным вкусом! - "Зона" Довлатова понравилась мне больше. Может быть, потому что не так серьёзна. Впрочем, у обоих писателей множество сходных моментов: такое впечатление, что Сергею Донатовичу не давали покоя лавры не Шаламова, а именно Достоевского.
Оба примерно одинаково характеризуют особенности характера заключённых: «Способность ничему не удивляться была величайшею добродетелью. Все были помешаны на том, как наружно держать себя», - пишет Ф.М.. Любуешься его диалогами: «Совести нет и глаза-то у тебя не свои, а заемные!» - и сразу вспоминается «Что ж ты, сука, дешевишь!» от С.Д., будто бы "убивающее наповал". У Ф.М. есть даже похожая на довлатовскую история о театральном представлении в остроге. Но, конечно, без Ленина.
Хотя всё это так, орнамент, меня заинтересовали совершенно другие вещи.

Например, беспрецедентное отношение каторжников к женщинам: «Никакая баба не в состоянии была быть такой бабой, как некоторые из этих душегубцев», - замечает герой «Мёртвого дома», и мне вдруг как-то менее жалко этого душевного, чувствительного человека. Особенно если вспомнить о том, что сел-то он как раз за убийство жены. Интересно, как об этом пишет во вступительном комментарии сам Ф.М.: мол, это могло бы быть несчастным случаем. Да неужто?! Дальше ещё веселее - про избиение жён, про вымазанные дёгтем ворота оклеветанной девушки. Читала с тем же омерзением, как про тараканов в щах и казнённых вшах в лазарете. Хотелось бы предложить антифеминисткам женского пола почитать внимательно эти эпизоды. И, возможно, дамы стали бы с иным выражением смотреть на дежурный веник на 8 Марта.
Занимательными, но не слишком неожиданными показались мне мысли автора о том, является ли сама система наказания гарантом раскаянья. В этом же весь её смысл, не так ли? Нет, убеждает Ф.М., «в продолжение нескольких лет я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем преступлении и что большая часть из них внутренне считает себя совершенно правыми». Причина преступления, т.о., видится в «каком-нибудь телесном и нравственном уродстве, еще неизвестном науке». Того же мнения был, кстати, Стейнбек. А я-то, идеалистка, полагала вслед за героем Булгакова, что есть только добрые люди...
Очень сильно написано о палачах, этого у Довлатова не найти.
«Я заговорил о палаче. Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке. Но не равно развиваются звериные свойства человека. Если же в ком-нибудь они пересиливают в своем развитии все другие его свойства, то такой человек, конечно, становится ужасным и безобразным. Палачи бывают двух родов: одни бывают добровольные, другие – подневольные, обязанные. Добровольный палач, конечно, во всех отношениях ниже подневольного, которым, однако, так гнушается народ, гнушается до ужаса, до гадливости, до безотчетного, чуть не мистического страха».
Тут мне пришлось задуматься о себе как о потенциальном мучителе. Не пришла к определённому выводу, но добавила целую звезду за данный момент повествования: если всякий читатель после этих строк задаст себе такой вопрос, тогда это произведение бесценно.
Поразило также, что заключённые всё время ходили в кандалах, даже в баню, и если умирали в лазарете, то сразу звали кузнеца, чтобы тот снял кандалы. Вот уж, поистине, ко всему привыкает человек! Тяжелее всего из всех невесёлых эпизодов и размышлений лично мне было читать о том, что на каторгу попадали и невиновные. Людское правосудие несовершенно, и сама мысль о том, что через ад «мёртвого дома» могут пройти и люди, не совершившие преступления, мучительна до боли.
Итог: сюжета практически нет (точнее, присутствует лоскутное одеяло мини-сюжетов, сплетение судеб заключённых), финал, выход героя на свободу, ощущается с таким облегчением, будто на волю выпустили меня, читателя. Уверена, что перечитывать не буду никогда. Однако о знакомстве с романом не жалею: сильная, жёсткая, мудрая вещь, типичный Достоевский.

Всю первую половину книги я жутко негодовала, потому что образ Фомы был до того отталкивающий, что не было никакого желания читать о нем так подробно.
Сюжет здесь заключается в том, что одного полковника хотят женить на богатенькой сумасшедшей. Его мать тоже не совсем в ладах со своей головой, поскольку все делает по наущению приживальщика Фомы, возведенного в ранг ученого и святого. Основная проблема в том, что полковник до того мягкотелое и добрейшее существо, что не может пойти против воли родительницы и приживальщика. В какой-то момент полковник начинает верить, что он на самом деле эгоист и непочтителен к своим близким, тогда как более нежного и внимательного сына трудно найти. Противно такое читать.
В том, что кто-то ведет себя так, как Фома, вина самого человека процентов тридцать. Мы все рано или поздно чувствуем себя, как Фома. Мало внимания, хочется чтобы носили на руках, чтобы угождали капризам и слушали, заглядывая в рот. Это могут быть краткие мгновения эгоистичных желаний, когда мы чем-то расстроены или болеем. Но нам и в голову чаще всего не приходит, чтобы такое положение было ежеминутным, чтобы нас любили и уважали совершенно ни за что, а просто так. Если же эгоизм переходит всякие пределы, виноват в этом тот, кто позволяет другому так себя вести. Полковник сам виновен в том, что его никто не принимал в расчет, хотя абсолютно все существовали за его счет.
Единственный раз, когда он вышел из себя показал, как же оно могло быть. Как же могли уважать его, если бы не добродушие. Говорят, что доброта - это лучшее качество. Верить в это не могу, потому что доброму человеку всегда будут прилетать тычки и пинки, надо и "нет" говорить и не позволять себя оскорблять.
Удивительно, что у истории более-менее благоприятный конец, не было ни чахотки, ни эпилепсии. Ближе к концу я "расчиталась", хотя впечатление все равно осталось гадостное немного. Да, пусть будут изредка мелькать противные люди и их выкрутасы, но читать сотни страниц об одном и том же совершенно не хочется.

С удовольствием продолжаю знакомиться с комедийным жанром Достоевского. Повесть насыщена сарказмом, преувеличением характеров персонажей и происходящих с ними событий. Главный объект насмешки - доходящее до абсурда чувство собственного достоинства недостойных людей. Некоторые моменты заставили смеяться в голос, другие вызывали желание задушить Фомича своими руками. В плане писательского таланта, Достоевский остается для меня на первом месте, и утверждает позиции с каждым прочитанным произведением.

Знаете, что в цитате? Меню каторжной больницы! А это - "...иногда и с крышкой водки", как вам? Там дальше есть и про пиво и про чай с баранками. А перед этим - про ежедневный фунт мяса к обеду в самом остроге, правда за деньги...
Я в тюрьме, слава Богу, не был, а те из моих знакомых, кто там был, распространяются на тему арестантской жизни редко, очень редко. Пару книг, написанных сидельцами, правда прочитал, но опыт, сами понимаете - никакой. Однако, такого лубочного описания каторги, ещё раз вдумайтесь - российской каторги XIX века, я от Фёдора Михайловича совсем не ожидал. Читал и думал: если описываемое - правда, то всякий умирающий с голоду должен был выйти на дорогу, прирезать первого встречного и преспокойно направляться в этот "райский уголок", где довольно сытно, тепло, настоящая работа только летом, начальство не досаждает, а сокамерники - почти милейшие люди. А те, кого отдавали в солдаты? Да они должны были пачками бежать убивать и воровать, ибо в солдатах было хуже, только по той причине, что шанс помереть там несравненно выше.
Все бандиты и убийцы, окружавшие политкаторжанина Горянчикова, получились какие-то умытые, причёсанные и прилизанные. Все жестокие разбойники и лихоимцы где-то там в тумане, за чертой описания происходящего, и выскакивают из этого тумана всего лишь разок, при стычке Александра Петровича с целовальником.

Была, эх, видимо, была у Достоевского где-то в полицейском управлении "мохнатая лапа", что вся глубина его страдания, за четыре года, свелась только к отсутствию свободы и прохладному отношению к нему всех прочих каторжан...

Хотя, если быть справедливым, на фото того времени, измождённых лиц тоже не видно:

Ребят, а ведь это почти пророческое произведение.
Да, смешно, да, сатира, но ведь страшно-то как...
Вот Фома Фомич Опискин. Маленький человек, из бедняков, неудавшийся литератор, строящий из себя то юродивого, то Мессию... Никого не напоминает?
Мне - да. В двадцатом веке был один такой, неудавшийся художник. Тоже любил о нравственности, да о добродетели рассуждать. Разумеется, его фан-клуб пошел намного дальше, нежели фан-клуб этого местечкового наполеончика...
Не могу согласиться с тем, что Достоевский здесь "не тот". Блюдо то же, просто соус другой;)

В очередной раз убедилась, что Достоевский вряд ли когда-нибудь вольется в ряды моих любимых писателей. И это при бесспорном признании его литературного таланта и гениального дара слова. Читаешь и понимаешь, что пишет замечательно, но с души воротит.
Перефразируя его же, встречать в этом произведении на каждом шагу сплошных тварей дрожащих, права не имеющих, было тяжело. И задумка понятна, и размах мастерства поражает, и равнодушной книга не оставила, но я как будто побывала в грязнейшем болоте. Этакий практичный и мерзопакостный русскоязычный Тартюф мне повстречался, более удачливый и дальновидный, чем его французский коллега. Язык не повернется сказать, что Достоевский фанфики писал, тогда еще и слова-то такого не было, но факт...
Удивительно, но циники, эгоисты, тунеядцы и проходимцы меня немного раздражали, но не бесили, а вот целый выводок слабоумных и бесхарактерных тряпок вынести было трудно, а самое неприятное – наблюдать, как автор их препарирует на твоих же глазах, выставляет самое жалкое и непотребное содержимое душонок, пусть и иронично-сатирично-гротескно. Как рассказчик, племянник полковника Ростанева, при первом знакомстве со Степанчиковой кунсткамерой опростоволосился и споткнулся, но тут же решил сгладить свой промах, немного посмеявшись над родным дядей. Низко как-то и недостойно издеваться над слабоумными.
И каждый персонаж – сочнейший типаж, яркий и узнаваемый, но периодически возникает желание бежать сломя голову в ванную комнату и руки помыть, а то и под душ забраться, мочалкой оттереться. Даже после Кролика от Апдайка такого не было, уж на что он меня поразил и за душу взял, мерзавец этакий.
После соприкосновения с некоторыми мастерами слова крылья вырастают, вместе с каждой строчкой плачешь и смеешься, весь спектр эмоций и чувств за несколько часов или дней получаешь, грустных или радостных, душа болит или улетает от восторга, проживаешь маленькую чужую жизнь. А тут получаешь роскошную литературную и языковую составляющую, но настолько безнадежную, безысходную, обреченную…
При всей сатиричности я больше, как печальную историю все это восприняла.
К автору я, безусловно, вернусь и продолжу знакомство. Ведь есть у него вещи, которые и мне понравились, в них так же оптимизм и надежда не жили никогда, но они более спокойные, более глубокие, за душу берущие, не настолько злые и беспощадные.
Получила иронией по лбу, называется.

Эта книга действительно открыла для меня творчество Достоевского. Я пересмотрела свои взгляды и решила перечитать все произведения этого необыкновенного автора, какие только найду. В школе, изучая на уроках "Преступление и наказание", я совершенно не поняла и не оценила эту книгу. Может быть, возраст был неподходящий или не подошла книга к атмосфере и настроению вокруг.
Но "Записки из Мертвого дома"... Достоевский - прекрасный знаток человеческих душ, натур, характеров. Его повествование - это взгляд со стороны и одновременно внутрь. Без осуждения, он пытается понять причины: почему тот или иной человек стал таким, почему он совершил такие поступки, что двигало этим человеком... И во всем он непременно видит, хоть и маленькую, но частичку чего-то хорошего, светлого, будто оправдывая в своей душе людей и их поступки. Как он любит людей! Как сильно он привязан к ним! Как чистосердечно он прощает им слабости и недостатки и принимает их такими, какие они есть! Нам определенно есть чему поучиться у этого великого человека.

Никто в рецензиях на этот рассказ не отметил, что ситуация не так чтобы
супержизненная, как и обычного у Достоевского. Вот захотелось ему обличить сановника, он и обличил. А вообще-то люди быстро смекают, что из шефа "под шофе", можно извлечь немало пользы, и, как минимум этот Пселдонимов был бы переведен с повышением, а как максимум, если б ГГ подыграли, то на этой волне новобрачный бы и в начальство выбился. Слабо верится, что ни у кого на этой свадьбе не хватило ума воспользоваться ситуацией, что одни дураки собрались. Как по мне, в жизни мы иное наблюдаем

Это небольшая повесть, в которой царствует Фома Фома Опискин (а еще отсюда было позаимствовано название рок-группы "Вопли Видоплясова", о чем я кстати совершенно забыла).

Главный герой повести, Сергей Александрович, студент, получает странное письмо от своего дяди, отставного военного Егора Ильича Ростанева, с просьбой срочно приехать к нему в поместье. В письме дядя намекает на то, что хочет женить племянника, но за сумбурным изложением просвечивает что-то другое, какая-то смутная тревога. Сергей Александрович едет в Степанчиково и обнаруживает, что поместье вместе с дядей захвачено сворой приживальщиков его престарелой матери. Всё в доме теперь вертится вокруг Фомы Фомича Опискина, бывшего шута и заправского манипулятора.

Психологизм Достоевского это ведь не только копание в самых укромных уголках души, но в первую очередь в его умении так подробно, живо и во всех деталях изобразить своего героя. В этом случае героя отрицательного, мелкого, страшно бесячего. Бывший шут мстит за свое прежнее унижение каждому, до кого может дотянуться, он самоутверждается каждую минуту, упивается своей властью.

Мастерство Достоевского еще и в том, что он в читателе будит такую бурю чувств буквально на ровном месте, что диву даешься. Ведь знаешь, чем все закончится, а все равно жаждешь отмщения, придумываешь как бы так сделать, чтоб Фома Фомич наконец свалил, ждешь, что кто-то крикнет, что "король-то голый", хочешь тряхнуть Егора Ильича и наконец открыть ему глаза.

Это еще одна повесть, где Достоевский, на мой взгляд, то ли подражает Гоголю, то ли разговаривает с ним. Совершенно непонятно, как Федор Михайлович из этих сатирических повестей вырулил потом на свои большие романы. Ну точнее понятно, но все равно удивительно.

Как бывает только с великой классикой, повесть совсем не потеряла своей актуальности. И хотя Фома Фомич персонаж карикатурный, в жизни таких встречаешь не так уж и редко. В последнее время так почти и каждый день.