Избранное

Начать рецензию хочу по всем правилам, сославшись на классиков марксизма-ленинизма, так вот, молодой (22 года) Владимир Ильич, прочитав повесть, почувствовал себя запертым в палате №6, и, якобы изрек при этом "Вся Россия - палата №6". Эта фраза стала своеобразным клише, в контексте которого рассказ преподавался в школьной программе. Вторым клише стала фраза, произнесенная Рагиным:

Её можно встретить в подавляющем большинстве рецензий на повесть, многие делают еще один незаметный шаг, объявляя Ивана Громова - единственным нормальным в городе человеком. Ну, и многие, когда Рагин сам попадает в палату, делают вывод: Рагин пострадал, потому, что осмелился мыслить иначе.

Представляю ухмылку Чехова, если бы он прочитал такие резюме о своей повести. Автор, рассказывая о вещи, над которой работал, писал Суворину:

А это уже из письма к Авиловой:

Чувствуете иронию? Какое же тут легкомыслие, одно из самых сильных произведений автора, какой же здесь либерализм, о нем можно говорить только при поверхностном прочтении. Так почему же Чехов был так загадочно ироничен, не потому ли, что повесть, как впрочем, и все остальные, в первую очередь предлагалась вниманию русского образованного слоя? Чехову было интересно, узнает ли он себя, ведь русская интеллигенция и есть главный герой произведения, о ней он очень конкретно писал:

Два главных качества русской интеллигенции представлены двумя главными героями произведения. Причем, эти качества настолько постоянны, что они присутствовали и 130 лет назад, присутствуют и сегодня в полный рост. Иван Громов символизирует параноидальность нашей интеллигенции, а Андрей Ефимович - её никчемность и бездеятельность. Причем, подчеркиваю, за почти полтора века практически ничего не изменилось, и сегодня большинство нашей интеллигенции также девственно беспомощно и так же параноидально, то записываясь в верные холуи власти, то, наоборот, вставая под знамена оголтелого либерализма.

Конфликт любой власти с интеллигенцией заложен изначально, а поскольку представители интеллигенции, склонны к повышенной рефлексии и не отличаются особой крепостью духа, то параноидальная реакция становится частью нормы. Поэтому и кажется Иван Громов некоторым читателям "единственным умным и нормальным". Где же он нормальный, если он параноик, если он живет в измененной реальности? Где же он умный, если в поступках своих руководствуется не своим хваленым умом, а навязчивыми идеями? Представьте, что такой "умный и нормальный" получил бы реальную власть, он бы не в психушку прятал своих "преследователей", он бы их в концлагерях сжигал.

Рагин же носитель другой исконной черты отечественной интеллигенции, взращенной еще дворянством - обломовщины. Он абсолютно пассивен, он делает всё, чтобы устраниться от реальной жизни. Можно, конечно, сослаться на то, что в юности он подчинился отцовской воле, и выбрал не тот жизненный путь, который хотел. Но с его характером, точнее с полным его отсутствием и безволием, он бы в любой социальной роли оставался бы пассивным и бездеятельным.

Он не желает ничего делать и даже видеть, ему проще устраниться, забиться в угол и предаваться ничего не стоящим "размышлениям". Он любым образом избегает каких-либо обязательств, и социальных, и личных. Он оказался несостоятелен как профессионал - врачебная деятельность откровенно заброшена, как гражданин - сам не ворует, но закрывает глаза на чужое воровство, этакий соучастник-бессребреник, как семьянин - ни жены, ни детей. Но у него есть "ум" - главная его гордость, вот его "оригинальная мысль":

Отсюда рождается его "глубокое" мировоззрение о том, что нет смысла что-то делать и что-то менять, если всё смертно и обречено, единственное достойное занятие, это до бесконечности вести пустопорожние разговоры об этом. Вот мне попадались озарения, что, дескать Андрей Ефимыч такой самодеятельный буддист. Это не так, не надо принимать форму за содержание, содержание же "философии" Рагина - обычное оправдание своей никчемности.

Так что говорить о каком-то особенном "мышлении" Рагина, не таком, как у других, совершенно не приходится. И его попадание в дурку было, конечно же, спровоцировано прохиндеем Евгением Федорычем, но не совсем без оснований. Рагин на протяжении всего рассказа демонстрирует серьезный невроз, который выражается в его стремлении к компульсивным действиям - действиям ради них самих. Таково его чтение, совершенно бессистемное и неорганизованное, чтение ради чтения, с водочкой и огурчиком через каждые полчаса, таковы его "беседы" с Громовым - разговоры ради разговоров, и Иван Дмитрич, страдающий другим расстройством, указывает на это своему жаждущему "умственной пищи" собеседнику, таково наклеивание ярлычков на книги, которые он уже никогда не будет читать, после отстранения от службы.

Так что не прав был Владимир Ильич, Россия - это не палата №6, Россия - это описанный в рассказе уездный городок со всеми своими проблемами застоя, воровства, беспринципности и прочими прелестями, а палата №6 - это гадюшник её духовных вождей - параноиков и пустословов, потому Ильич и почувствовал себя в палате, что сам был частью этого гадюшника.

Не собираюсь петь очередные дифирамбы Антону Павловичу, хотя бы потому, что я их неоднократно уже исполнял. И все же, не могу не поражаться потрясающей ёмкости его произведений. "Дом с мезонином" по объему - рассказ, по форме - повесть, а по глубине и обширности поднимаемых вопросов и проблем - самый настоящий роман. Наверное, поэтому литературоведы до сих пор спорят - рассказ это или повесть, мне ближе вторая позиция, и я буду именовать произведение повестью, хотя, не будь оно столь миниатюрным, я бы рискнул определить его как роман. Однако, я понимаю, что для романа "Дому" не хватает многоплановости, но это еще больше подчеркивает невероятную ёмкость этого произведения.

Важное значение в повести имеет подзаголовок - "Рассказ художника". Художник понадобился Чехову, чтобы более ярко представить позицию человека, отстаивающего приоритет духовной деятельности, постоянного поиска правды и смысла жизни. И вся история показана глазами художника, видимо, поэтому в повести появляются очень обстоятельные и подробные описания природы, что в большинстве случаев совершенно не свойственно Чехову. Более того, рассказчик не просто художник, он - пейзажист, отсюда и тонкое чувствование натуры и поэтическое ощущение сменяемости времен года, сама описываемая ситуация, представленная читателю в качестве яркой и летней, на глазах начинает жухнуть, впитывая в себя осенние мотивы.

То, что рассказчик оказывается именно пейзажистом служит в какой-то степени нагнетанию главного конфликта повести - между ним и Лидой Волчаниновой. Девушка вообще не очень жалует художников и прочих "нахлебников", но, если бы главный герой писал картины, на которых изображал бы "народные нужды", возможно, она была бы готова с ним примириться, но пейзажист, какая от него польза для простых крестьян.

Противостояние между художником и Лидой составляет стержень повести. Лида - образец энергичной представительницы имущих классов, увлеченной просветительской деятельностью. Она всерьез размышляет об общественной пользе, пропагандирует теорию "малых дел", размышляет о прогрессе и о роли в этом процессе интеллигенции, и своей собственной в частности. Она до безумия серьезна во всех своих проявлениях, но излишняя серьезность без даже малейшей возможности для самоиронии, всегда отдает фальшью.

И художник, с его тонкой натурой, очень верно это почувствовал, но и Лида поняла, что он видит её глубже, чем другие, и, может быть, она сама. Это приводит к жесткому противостоянию, к полному неприятию рассказчика. А их напряженные и эмоциональные диалоги о народном быте, прогрессе и общественной пользе только подливают масла в огонь.

Художник носитель противоположного взгляда на положение вещей, который можно назвать созерцательным и даже, в какой-то степени, праздным. Он камня на камне не оставляет от обожаемой Лидой теории "малых дел", доказывая неэффективность и даже вредность, утверждая, что она способствует созданию новых поводов для труда.

Чехов не поддерживает позицию кого-либо из спорщиков, он, как всегда, остается в стороне. И все же, после выхода повести многие "прогрессивные" критики осуждали автора за пропаганду созерцательного подхода и уклонение от социальной борьбы, отождествив его с главным героем. Почему же так произошло? Наверное, потому что симпатии читателей оказывались на стороне художника, ведь в финале повести он становится жертвой произвола со стороны честной и правильной Лиды.

Но автор просто верно расставил акценты, тот, кто пытается активно воздействовать на жизнь - ею управляет, кто сосредоточен на наблюдении и восприятии, вынужден считаться с плодами деятельности деятельных. Лида проявила себя как "мелкий тиран", играющийся в благородство, но всерьез обеспокоенный только собственным тщеславием. Желание отомстить художнику и свести с ним счеты, не позволили ей даже задуматься о счастье младшей сестры, она - Лида - как всякая самоуверенная личность лучше других знает, что и кому нужно для счастья.

Женя, или Мисюсь, - младшая сестра - совсем иной типаж. Девушка тонкая, чувственная, открытая миру, ищущая красоты, в отличие от сестры не находящаяся в плену каких-либо догм. Её влечет поэзия, искусство, интересные личности. Именно созвучное восприятие красоты и стремления к ней, помогают главным героям лучше понять друг друга, способствует возникновению между ними чувства.

Чем-то Мисюсь напомнила мне другую литературную героиню - Наташу Ростову, есть что-то общее в их описаниях: тонкость, лёгкость, и... большой рот. Такая неожиданная деталь, но Чехов акцентирует на различии между сёстрами: у Лиды маленький рот, а у Мисюсь - большой. Не знаю как Антон Павлович относился в физиономике, но в этой псевдонауке маленький рот у женщины свидетельствует об обидчивости, неуступчивости и вредности, а большой о смелости и твердости.

В повести есть и автобиографические ноты, так в одном из писем Чехов сообщает, что у него самого когда-то была невеста, которую он называл Мисюсь. Этот пассаж является одной из неразгаданных загадок его биографии. А вот с образом художника есть большая вероятность, что прототипом послужил друг автора - Левитан, который гостил в подобном "доме с мезонином" у сестер Турчаниновых в Т-ской (Тверской) губернии.

Кстати, повесть недаром носит название "Дом с мезонином", потому как дом Волчаниновых служит неким символом непостоянного и ускользающего счастья, неким "потерянным раем", хранителем нереализованных иллюзий и посредником в любовных переживаниях. И как он дичает и наполняется духом осени, с распахнутыми дверьми и пустыми комнатами, когда "адмирал" Лида отсылает сестру с матерью в Пензу. И в конце повести дом как бы сливается со своей прекрасной обитательницей, превращаясь в символ потерянной любви. Хотя автор оставляет герою лучик надежды: "Мисюсь, где ты?" Но мы знаем, что он ничего не сделает для возвращения своего счастья.

В заключение хочу напомнить, что именно в этой повести прозвучала фраза, ставшая популярнейшим афоризмом, которую знают и повторяют практически все, а вот откуда она взялась знают немногие: "Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой".

Мне очень нравится Чехов за его трагикомичность, за его произведения с тенью грустной улыбки. "Палата №6" - на удивление серьёзная повесть, смешного тут мало, а атмосфера запущенности и безнадёжности Богом забытого уездного городка сильно напоминает Достоевского. Знаменитая русская тоска, столь часто встречающаяся в классике, на текущем читательском этапе меня не привлекает, но гений Чехова скрасил и это.
Фон повести - это унылое месиво, состоящее из описаний городка, где зимняя слякоть сменяется весенней грязью; та, в свою очередь, летней пылью и крестьянским смрадом, а там и до осени недалеко: говорить о состоянии городка, утопающего в осенних ливнях и жидкой грязи, даже не приходится. И так до бесконечности. В этом чудном городке существует не менее чудная больница с отделением для душевнобольных людей, в народе именуемом палатой №6. В ней и около неё обитают главные герои повести и разворачиваются основные события.
Чехов не скупится на гадкие эпитеты, описывая больницу, а его сравнение больничного строя с тюремным наталкивают на мысли о том, что идеи, изложенные в "Надзирать и наказывать", существовали ещё задолго до рождения Фуко. Больница у Чехова - это скрытый, но вполне функционирующий институт наказаний, с системой заключений и надзирателями. Образ тюрьмы, как подспудного отражения описываемой больницы, нередко всплывает в повести: автор уже в первых строках произведения сравнивает унылый вид заведения с тюрьмой, пациент Громов теряет рассудок на почве боязни оказаться за решёткой (и в итоге оказывается за ней - только в палате №6), главврачу Андрею Ефимычу тюрьма мерещится из больничного окна.
Можно предположить, что свою идею пенитенциарной системы, расцветающей пышным цветом в больнице, Чехов распространяет и на устройство безымянного провинциального городка, и на всю страну в целом. Тоскливо и вполне узнаваемо выглядит несколько карикатурная, но от этого не менее явная дихотомия между, так сказать, приспособленцами и сопротивляющимися. Приспособленцы всякого рода (такие, как Хоботов, Михаил Аверьяныч) в целом наслаждаются жизнью и вполне сознательно закрывают глаза на всякую несправедливость, а в некоторых случаях не против и пойти на подлость. К жестокости они не склонны, но для этого существует рабочая сила (сторож Никита), которая без лишней рефлексии будет служить кому потребуется, не брезгуя и силовыми методами. Сопротивляющиеся - лишь отдельные личности, в социальном смысле совершенно инертные. На их глазах может совершаться любое безумие, последствия которого они прекрасно осознают, но повлиять не могут: боятся либо убеждают себя в бессмысленности сопротивления (у Андрея Ефимыча, скажем, такая позиция доходит до философского обоснования и до крайности). Представлено в повести и молчаливое большинство (Дарьюшка), которое вроде чего-то и понимает, но помалкивает.
И вот на сцене такого отдельно взятого социума разворачивается вполне предсказуемая трагедия, заканчивающаяся бессмысленным бунтом, отчаянием и продолжением накатанного сценария, правда, уже с переменой действующих лиц. Самое абсурдное и любопытное здесь - это расстановка сил. Кажется, что если хотя бы один персонаж рискнёт на кардинальные перемены (откажется подчиняться или хотя бы прислушается), то и сценарий можно будет разрушить. Ожидаемо, что этого не происходит. Остаётся лишь думать, что же хотел сказать Чехов больше ста лет назад?

Я написал уже семь сотен рецензий, но до сих пор боялся приближаться к чеховским пьесам по причине их необыкновенной сложности и неоднозначности, наличию многих смыслов и разнообразию акцентов. Но вот, час настал и я решил перейти Рубикон, жертвой моей попытки разобраться в чеховской драматургии стал "Дядя Ваня".

Сам Чехов определял пьесу, родившуюся из переделанного "Лешего", как комедию, снабдив её подзаголовком "Сцены из деревенской жизни", сегодня же принято считать её трагикомедией. На трагедию она, конечно же не тянет, нет необходимой для трагедии остроты конфликта, но зато на первый план выходит беспощадный трагизм повседневности.

Трагизм повседневности пронизывает практически каждое произведение позднего Чехова. Если рискнуть и попробовать определить основную идею, которая в той или иной степени присутствует в большинстве этих произведений, я бы назвал кризис интеллигенции. Именно неспособность русской интеллигенции рождать и генерировать новые идеи, её неумение обрести своего места в жизни, и ползучее и неумолимое перерождение в мещанство, становится предметом чеховского исследования.

Для меня "Дядя Ваня" тесно связан с другой чеховской пьесой - "Вишневым садом". В обоих этих произведениях мы видим переживающую кризис интеллигенцию, уходящее с исторической сцены дворянство. В обоих случаях речь идет о продаже имения, просто в "Дяде Ване" представлен первый акт назревающей исторической драмы, а в "Вишневом саде" - заключительный. В "Дяде Ване" имение только попытаются продать, в "Вишневом саде" доведут дело до логической развязки. Так что пока вишни в саду у дяди Вани только зреют...

Часто мне приходилось читать, что, дескать, Чехов хотел противопоставить бесцельности и паразитарности жизни одних героев - Серебряковых в частности, стремление к труду других - Астрова, Войницкого, Сони. Читателей, находящих в пьесе такую тему, видимо, сбивают с толку некоторые красивые фразы, произносимые доктором Астровым, но дело в том, что и Астров, и Войницкий, и та же самая Соня - такие же представители невнятно существующей интеллигенции, как и другие. Их идеалы обманчивы, их цели - миражи, их труд и служение - по большому счету бесплодно, они вовлечены в процесс существования и не могут вырваться из того заколдованного круга, в который ввергли их жизненные обстоятельства.

Всё возвращается на круги своя, потому что просто не может сбиться с заданной траектории. Даже осознание ложности служения и крушения идеалов, которое в качестве кризиса переживает добрый дядя Ваня, ни к чему не приводит, превращаясь в сумбурный фарс - два выстрела в профессора оказываются неудачными, а иначе и быть не могло, герои пьесы бесплодны - они не могут чего-то создать, они не могут и кого-то убить. Дядя Ваня и себя убить не сможет, вернув Астрову украденный у него морфий.

Поэтому снова возражу тем, кто видит в пьесе призыв к труду, Чехов, как мне кажется, крайне негативно относится к тяжелому труду, результаты которого уходят втуне, а сами "трудяги" не в состоянии вкусить плодов своих усилий - просто это их способ ходить по своей траектории замкнутого круга; профессор и Елена Андреевна прожигают добытые другими средства, это их стезя, а дядя Ваня и Соня создают эти средства, но не пользуются ими - это их стезя. И даже Астров, бывший Леший, ощущает бесплодность своих усилий, направленных на сохранение лесов, и все чаще прикладывается к бутылке, тоже скатываясь в лузу нищих духом мещан.

Могучим лейтмотивом звучит бесцельность и запрограммированность жизни, а вместе с ней и красоты. Той самой красоты, которая по замыслу другого нашего классика должна была спасти мир, но в чеховской пьесе и она оказывается бессильной, она увядает и чахнет. Две доминанты - физическая красота Елены Андреевны и духовная красота Сони - обе обречены; первая служит смущению мужской части действующих лиц, рождая в них слабые в энергетике своей проявления псевдолюбви, вторая, никем по сути не оцененная, обречена на истощение в пошлости повседневного равнодушия. Никто не оценит её самоотверженности ради других, так же, как не оценили самоотверженности дяди Вани, и её тоже ждет в будущем только опустошение и разочарование.

И Соня в заключительном своем монологе демонстрирует, что сама отлично понимает, что ничего хорошего ни её, ни дядю в этой жизни уже не ждёт, а "небо в алмазах" будет наградой только по ту сторону бытия. Проявление такого, по сути своей религиозного принятия жизненной доли ставит окончательный крест на творческом потенциале этих людей, они не способны привнести в этот мир какие-то изменения, они могут только бежать по заданному кругу.

Удивительным образом, Чехов завершает пьесу на библейской ноте, потому что Сонины надежды обрести счастье и отдых "за гробом", где Бог сжалится над ними, очень неоднозначно перекликается с сакраментальным: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное".

Вот, казалось бы, про этот рассказ Чехова нам всё известно со школьной скамьи, мы подробнейшим образом проходили его в школе, наши замечательные учительницы литературы обстоятельно нам объясняли "футлярность" Беликова, живущего в душной атмосфере имперской России, концентрировали нас на его "крылатом" высказывании "как бы чего не вышло", показывали ограниченность и трусость главного героя, подчиненность правилам и циркулярам, ставили его в ряд классических "маленьких людей" русской литературы.

Всё это так, в образе Беликова мы имеем очень ярко выраженного социопата с весьма высоким уровнем тревожности. Защиту от окружающего мира он находит в четкой разложенности по полочкам всех жизненных факторов, с которыми он сталкивается. Здесь и содержание в футлярах всех вещей, которыми он пользуется, и его поведение в коллективе, и странное молчаливое посещение коллег. Страх перед непредсказуемостью жизни выражается в том самом "как бы чего не вышло".

И в его жизни действительно ничего не выходит, его "циркулярность" полностью лишает его какого-либо творческого потенциала, за всем, что он делает стоит гнетущая пустота, даже предмет, который он преподает в гимназии - это мёртвый язык, который больше не развивается, следовательно, тоже может быть помещен в футляр.

Но что же стало причиной такой жизненной позиции Беликова, страшно уязвимой,и в то же время крайне агрессивной, ведь он претендует на роль морального авторитета своего городка, и многие просто боятся с ним связываться. Я долго думал, что же могло стать причиной для формирования такой жизненной позиции, и вот к какому выводу пришел.

Вернусь чуть-чуть к началу, Беликов - выраженный социопат, он находится к постоянной оппозиции к обществу, он всё время пытается от него защититься. Практически, почти каждый человек сталкивается периодически с необходимостью защищаться от агрессии социума, но почему у Беликова такая ущербная защита, которая превращает его в карикатурного персонажа?

И тогда я вспомнил, что психологи считают физиологической защитной функцией - юмор, и всё встало на свои места. Беликов - человек фатально лишенный чувства юмора. Известно, что это чувство начинает формироваться еще в детстве, если возникают проблемы с формированием здорового чувства юмора, то появляется личность с прямолинейным характером, с неимоверно серьезным отношением к различным формальностям, с проблемами в социальной адаптации.

Весь этот букет сполна присутствует в образе Беликова. Та тревожность, которая его угнетает, выражающаяся в постоянном росте напряжения, рождает состояние стресса. Отсутствие возможности посмотреть на проблемы с юмором способствует еще большему нагнетанию стресса, поскольку невозможна разрядка. А, если нет чувства юмора, то нет такой его производной, как ирония, и спасительная в качестве разрядки самоирония.

О самоиронии в случае с Беликовым вообще не может быть речи, ведь она предполагает возможность посмеяться над самим собой, а у людей, лишенных чувства юмора, самый страшный кошмар - быть смешным, это ранит их больнее всего. В их мире безапелляционной серьезности - смех тоже дело серьезное, и смех ими рассматривается только как агрессия социума, от которой нужно защищаться, люди смеются не потому, что им смешно, а потому что таким образом они пытаются унизить и оскорбить объект смеха. Часть правоты в таком подходе есть, смех может быть злым и презрительным, и часто таким и бывает, и особенно больно, когда высмеивать начинает близкий человек, которому доверял больше других. Но это я уже немного отвлекся, затронув совсем другую тему - потребность некоторых товарищей кого-то высмеивать, в любом случае, у Беликова такой потребности не было, но была потрясающая беззащитность ,потому что напрочь отсутствовала та самая ирония, которой он был лишен.

Безобидная по сути своей карикатура его подкосила, а смех Варвары, когда Коваленко спустил его с лестницы, Беликова просто добил, он так серьезно воспринял тот факт, что, женщина, которую он рассматривал в роли своей жены, зло и цинично его высмеивает, как ему показалось, что пережить такого позора просто не смог. Правда, если бы Варвара дала ему шанс, пришла к больному и объяснилась, возможно, она бы его спасла, но зачем ей было это нужно, она же его не любила.

И то, что в гробу-футляре он лежал "кротким и приятным", производя положительное впечатление на присутствующих, можно объяснить тем, что здесь - на похоронах - нет места для смеха и шуток, здесь все предельно серьезно, так что Буркин прав - Беликов достиг своего идеала...

Потрясающая пьеса! Лично мне она нравится больше знаменитой «Чайки», после написания которой Чехов и переделал отвергнутого им «Лешего» в «Дядю Ваню». И в названии акцент сместился с одного из двух героев-друзей на другого. А в результате борьбы Чехова с благополучными и успокаивающими развязками совершенно иными стали завершения многих сюжетных линий, перешедших из предыдущей пьесы. Отказ от счастливых финалов ("в конце дать зрителю по морде") уничтожает иллюзии, но сохраняет надежду и приводит к размышлениям, показывая сложность и иронию даже самой простой жизни. В произведении вообще нет счастливых персонажей, там все несчастны. Причём каждому герою некого, кроме себя, обвинять в своей печальной судьбе. И в этом заключается их скрытая общность.

Иван Петрович Войницкий (дядя Ваня) - слабый и безвольный человек, убегающий от свободы в идолопоклонничество: собственноручное сотворение кумира, а затем - добровольное служение и подчинение ему. Но присущая титульному персонажу потребность идеализировать кого-то и бросать свою жизнь к его ногам не может рано или поздно не привести к глубокому разочарованию и крушению иллюзий. Однако, вина за свои не оправдавшиеся ожидания, как правило, возлагается идолопоклонником на прежнего кумира (в данном случае на бывшую столичную знаменитость - отставного профессора Серебрякова), превратившегося в воспалённом воображении страдальца Войницкого в злейшего врага. Ведь если психология творца своей судьбы основывается на свободе и сопряжённой с ней ответственности, то психология жертвы предполагает поиск виноватых (людей или обстоятельств).

Всё, к чему человек привыкает, кажется ему нормальным и правильным, даже самые абсурдные ситуации. Конечно, далеко не всегда разрушение ложных представлений приводит к пониманию собственных ошибок, их исправлению и положительным изменениям в жизни. В сознании дяди Вани освободившееся место прежних иллюзий тут же занимает не истина, а другие иллюзии и заблуждения. А свой идолопоклоннический взгляд он переводит с профессора на его красавицу-жену.

Нелепое поведение Войницкого вызывает недоумение, а также жалость и сочувствие. Ведь даже мать героя поддерживает бывшего зятя - Серебрякова, а не собственного сына. После неудавшихся попыток застрелить своего мнимого врага, а также и несостоявшегося суицида - дядя Ваня окончательно сломлен. Ошарашенные городские родственники (профессор с молодой женой) навсегда расстаются с деревенскими, будучи подавленными их жалким существованием и разгоревшимися конфликтами. «Мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг...». Но это совсем не помешало Войницкому обещать, а Серебрякову по-прежнему рассчитывать на получение доходов с усадьбы, к которой он прямого отношения не имеет, так как она принадлежит дочери от первого брака Соне. А уж морального права на имение у профессора нет и подавно. И его странная идея продать недвижимую собственность дочери, чтобы купить себе дачу в Финляндии, не выдерживает никакой критики.

Супруги Серебряковы скоропостижно покидают деревню, попросив переслать им через какое-то время оставшиеся вещи. Правда, уезжают они жить не в знакомый и привычный Петербург, а в более дешёвый Харьков, куда Антон Павлович в своём творчестве очень уж любил отправлять провинившихся героев. В имении же всё вернулось на круги своя. Из уст Сони звучат слова утешения для дяди Вани: «Мы увидим всё небо в алмазах...». Это, вероятно, одновременно и способ пережить невыносимое настоящее, и слёзы по неудавшейся жизни. И юная девушка Соня вместе со своим совсем ещё не старым дядей Ваней (братом умершей матери), добровольно поставив на своих судьбах крест, планируют смиренно продолжать трудиться, чтобы содержать в городе отставного профессора с его молодой женой, который не испытывает даже к родной дочери ни любви, ни благодарности, ни желания хотя бы изредка видеть её. Ведь простились родственники навсегда...

Во многих произведениях Чехова судьба героя определяется силами, преодоление которых заведомо превышает его возможности, обусловленные психологическим типом личности. То же самое можно, наверное, сказать и о главном персонаже пьесы - дяде Ване. Осознание Войницким ложности величия его прежнего кумира и даже попытки в прямом смысле покончить с ним всё-таки не позволили ему вырваться из того заколдованного круга, в котором он (как и вообще многие чеховские герои) оказался. И этот факт помогает понять, что причины жизненных неудач людей не лежат на поверхности (в лице, например, профессора Серебрякова), а скрываются гораздо глубже – они тщательно спрятаны и замаскированы в нас самих. Но человеку, конечно, гораздо проще и удобнее объявить себя жертвой, изливая на кого-то другого свой праведный гнев, чем посмотреть в лицо личной проблеме, признавая собственную глупость и неспособность меняться.

Так в чём же всё-таки личная проблема дяди Вани? Свойственное ему идолопоклонничество обычно строится на основе патологического нарциссизма. Поэтому там, где есть идолопоклонничество, запросто можно отыскать и нарциссизм. И очень уж похож дядя Ваня на скрытого нарцисса (он всегда в маске жертвы). А отношение к герою его матери (которое вряд ли было намного лучше в детстве, когда он и мог получить нарциссическую травму) только подтверждает это предположение. Несмотря на склонность к смирению и принижению себя, а также самодовольство своей жертвенностью, Войницкий не чужд и тихого превосходства: «Я талантлив, умён, смел… Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский…». Перечисленные особенности дяди Вани являются стандартными признаками скрытого нарциссизма. Можно к ним добавить и следующие черты этого чеховского персонажа, присущие скрытым нарциссам: позиция жертвы, страдающей от несправедливого отношения окружающих; пассивно-агрессивное поведение; зависть к другим; отсутствие сочувствия; склонность помогать другим из-за желания признания; мечты о том, чтобы занять чьё-то место в уже готовой семейной системе. Как это ни странно, но в пьесе очень чётко прослеживаются все основные стадии нарциссического абьюза: идеализация, обесценивание, утилизация. Ведь дядя Ваня действительно сначала возвёл Серебрякова на пьедестал и поклонялся ему, затем обесценил своего бывшего кумира и сбросил с пьедестала, а позже даже пытался его застрелить. А освободившееся на возвышении место заняла жена профессора – красавица Елена. Таким образом, хождение по кругу продолжено, и рано или поздно неизбежно последуют и другие этапы типичного цикла нарциссического насилия. Так что очень похоже, что проблема дяди Вани – именно в его скрытом нарциссизме (как расстройстве личности).

«Дядя Ваня» - быть может, не самое яркое и запоминающееся произведение Чехова. Однако оно таит в себе такую смысловую суть, которую будет под силу понять и принять только читателю поистине философского склада ума. Более того, именно эта пьеса во многом является квинтэссенцией чеховского мировоззрения, той специфической философии Антона Павловича, которая наполняет все его творчество. В данной работе мы поговорим именно об этом взгляде на мир, о том, что можно было бы назвать философией безысходности по Чехову.

Мировоззрение Антона Павловича занимает исследователей именно по той причине, что, будучи невероятно простым в своей сути, оно парадоксально отражает самые сложные аспекты человеческого бытия. Страдания души человеческой, оказавшейся запертой в пошлом и душном мире, в окружении нелепых и пустых занятий, в постоянной меланхолии, в плотном кольце ангедонии. Это и скука, и лень, и печаль, и равнодушие. Словом, все то, что принято называть русской хандрой, только с примесью чего-то гораздо более глубинного и тяжелого, когда измученная душа в порыве отчаяния кричит, молит о спасении, а в ответ получает только равнодушное молчание отупевшего мира. Это то, что мучило Чехова на протяжении всей жизни и он снова и снова возвращался к описаниям этих простых сцен трагедии обыденности, с ее опостылевшим бытовым наполнением, с пошлостью и мещанством. Воистину, только русский человек может подлинно впасть в депрессию от осознания того, что мир, в котором он живет, так прост и примитивен. И что бы ты не делал, чему бы не посвятил свою жизнь, обязательно наступит момент, когда, подобно дяде Ване, ты осознаешь, что жизнь твоя прошла даром, никчемна и ты не чувствуешь никакого удовлетворения. Не станем утверждать, что такая точка зрения обязательно объективна. Напомним, что здесь мы рассуждаем именно о том, как это воспринимал Чехов.

«Дядя Ваня» встречает нас традиционной для чеховских пьес обстановкой идиллической русской усадьбы, внутри которой разворачивается настоящий ад страстей, сожалений, неудовлетворения, нелюбви. Это произведение можно назвать историей, в первую очередь, именно о неудовлетворенности. Каждый из героев пьесы не рад своей жизни, каждый, словно бы, не на своём месте. Вот бы быть в чужой шкуре, тогда и пожить можно! Такая простая жизненная правда, но как её показывает Чехов? Тихая ленивая жизнь героев является олицетворением глубокой депрессии, когда от внутренних обид и переживаний в людях не остаётся ни сил, ни желаний. И вот эта ленивая жизнь в третьем действии пьесы оборачивается скандалом, когда все накопившиеся претензии в один миг изливаются. Но… в лучших традициях философии безысходности, пуля летит мимо, скандал заканчивается унылым примирением, любовь, томящаяся в сердце юной девушки, никому не нужна. И, как же это истинно! Разве не так и бывает в реальной жизни? Каждый сталкивался с ситуацией, когда на сжигание мостов, начинание новой жизни или даже банальный адюльтер просто не остается сил, потому что душа истомилась в этой порочной неге житейской безысходности.

И ведь нельзя сказать, что герои не жили, ничего не делали. Дядя Ваня, Астров и Соня упорно трудились, не жалели себя и своих сил. Серебряков строил карьеру. Елена Андреевна удачно вышла замуж. Каждый к чему-то стремился и чего-то достиг, но почему же они так несчастны? Почему достижения и результат их жизней обернулись жалкой горсткой золы? Что это за жизнь такая, в которой все получается так мелко и пошло, когда даже на унылую измену и то, словно бы, лень отважиться? В этих вопросах и таится корень чеховской философии безысходности, которая в полной мере излагается в «Дяде Ване» и читатель по прочтении пьесы, если и не сможет точно сформулировать данное мировоззрение, точно его почувствует.

Однако самое интересное и, если хотите, великое, что есть в этой пьесе – ее финал. Не будет серьезным преувеличением сказать, что он ошеломляет. Это очень философский, полный обреченности и смирения, очень чеховский конец истории.

Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем. Я верую, дядя, я верую горячо, страстно...

Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую... (Вытирает ему платком слезы.) Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь... (Сквозь слезы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди... Мы отдохнем... (Обнимает его.) Мы отдохнем!

Когда Соня произносит свой знаменитый монолог об упокоении уже в ином мире, обреченность и бессмысленность жизни героев достигает своего апогея, превращая эту историю в уже по-настоящему страшное произведение. Ведь понимаешь, что оно о безысходности человеческого бытия. Безусловно, не у всех жизнь такая, как у дяди Вани, а может и у всех...

Как известно, у Чехова не бывает ничего случайного и лишнего. Вот и не просто так же в финале рассказа неоднократно звучат эти слова из басни Крылова: «Вороне где-то бог послал кусочек сыру…». Очень уж похожи они (как, пожалуй, и сама ситуация потери сыра в басне) на символическую параллель к основной сюжетной линии «Дома с мезонином». На мой взгляд, Ворона – это скучающий и праздный художник, а сыр – вдохновение и лёгкая влюблённость, посетившие его душу при общении с юной девушкой Женей (Мисюсь), комната которой находилась в мезонине большого дома. Ну, а Лисица - это, конечно, Лида (старшая сестра Жени), хоть она и использовала не лесть, а другие способы отъёма ценностей.

Если человек предпочитает плыть по течению и не хочет сам выбрать свою судьбу, то за него это сделают другие. В рассказе руководящее решение разлучить влюблённых приняла Лида, которая старше Мисюсь всего-то лет на 5. А Женя подчинилась сестре из-за слабости характера и неумения говорить "нет". Более того, у Лиды не было никаких реальных оснований командовать родными людьми, которые совсем не были стеснены в средствах и материально от неё нисколько не зависели. Но эта серьёзная и целеустремлённая молодая женщина сумела так себя поставить, что мать перед ней благоговела, а сестра считала священной особой. Женя (Мисюсь) – это уже 17-18-летняя девушка, хотя по уровню своего развития она, конечно, совсем ребёнок и, скорее всего, навсегда им останется, как и её мама. Чехов ведь не зря подчёркивал не раз их сходство и симбиотическую зависимость друг от друга. Они вместе с мамой горько плакали, но по строгому указанию Лиды покинули родной дом на долгие годы. И очень похоже, что при отъезде движимы они были не любовью, а страхом и слабостью, прикрытыми маской самопожертвования для облегчения страданий. Тут даже просматривается нелюбовь к себе. А если человек не любит себя, разве он способен любить других?

Мне кажется, что «Дом с мезонином» - это не столько история несостоявшейся любви, сколько история неудавшегося бегства от одиночества и скуки жизни. Художник, к сожалению, не смог найти в себе силы к действию для достижения цели, несмотря на то, что сложившиеся обстоятельства были вполне преодолимыми, так как Лида сообщила, куда уехали Мисюсь с мамой. Очевидно, у него не было и большого желания менять свою жизнь. По-моему, нечто подобное происходит и в рассказе «О любви». Так была ли тогда эта любовь настоящей? Или же герою-рассказчику просто удобно считать её таковой? Ведь (если честно признаться самим себе) прикрываем же мы порой своё нежелание действовать или душевную трусость какой-нибудь красивой маской, например - видимостью самопожертвования во имя любви. И звучит пафосно, и совесть успокаивается...

Важное место в произведении занимают горячие идейные споры героев о нуждах народа и земстве, не обнаруживающие победителя и заходящие в идеологический тупик, как это обычно и бывает у Чехова. Обе стороны не лишены как доли истины, так и иллюзий, заблуждений, но при этом отличаются излишней категоричностью и непримиримостью. Перепутав противоположные аспекты собственного Я, спорщики незаметно переступают зыбкую границу между спокойной уверенностью в себе и кичливой самоуверенностью. И тут же оба становятся смешными в своих претензиях на истину в последней инстанции и знание настоящей правды.

Чехов никогда не выражает и не навязывает своего авторского мнения, оставляя читателю простор для размышлений, и при этом не делит своих героев на положительных и отрицательных. В его произведениях всё именно так, как и в жизни. А в жизни хотя бы иногда изречь истину, как и сморозить глупость, способен абсолютно каждый человек. И разница между умным и глупым, возможно, заключается лишь в частоте и вероятности подобных попаданий или промахов. В соответствии с реальностью Чехов разбросал в «Доме с мезонином» крупицы правды и мудрости по самым неожиданным местам, порой даже вложив их в уста каждого из непримиримых антагонистов.

Между параллельными сюжетными линиями рассказа (влюблённость и споры) прослеживается незримая связь, обнажающая жизненные позиции каждого из героев в целом. В спорах художника с Лидой прекрасно проявляются особенности их личностей: пассивность одного и активность другой. Возможно, Чехов ещё и для того ввёл в текст рассказа эти споры, чтобы показать связь мировоззрения со способностью любить. Причём это касается обеих сторон: и пассивного художника с его бездействием в общественной и личной жизни, и активной Лиды с её псевдодеятельностью и псевдолюбовью к сестре.

Лида, например, даже в семейном кругу могла говорить исключительно о взаимоотношениях интеллигенции и народа, ничто другое эту девушку не интересовало вообще. Она была ярой противницей искусства, не отражающего нужды народа. Поэтому сразу и невзлюбила художника-пейзажиста. Но сам Чехов скептически относился к дилетантскому и суетливому исполнению долга перед крестьянами непрофессиональными учителями и доморощенными лекарями, кем и была Лида.

Непродуктивная ориентация характера художника и пассивность накладывают отпечаток не только на его мировоззрение, но и на способность любить, ведь любовь – это, кроме всего прочего, ещё и труд, причём не только души. И она должна быть деятельной. Отсутствие же у героя воли к действию, конечно, проявляется не только в общественных вопросах, но и в личной жизни. Неспособность к действию превращает влюблённость (потенциальную любовь) в любовь несостоявшуюся. Хрупкое чувство гибнет, едва пробудившись. Вместе с ним умирают и посетившие художника очарование и вдохновение, желание жить и творить, уступив своё место привычной скуке и обыденности жизни.

Впервые я прочитала "Ионыч" в школьные годы, и в тот период рассказ не произвёл на меня такого впечатления, как сейчас. Да, помню, что прочла с интересом, но каких-либо особых эмоций не испытала. Творчество Чехова я любила всегда, но спустя несколько лет полюбила даже намного больше. Сейчас "Ионыч" для меня не просто хорошо написанный рассказ с интересным сюжетом, но настоящая картина сельской жизни, а также история человека, который обладал таким огромным потенциалом, но так и не дал себе возможности полностью реализоваться как личности. Это история, которая могла бы произойти с любым человеком. Мы часто наблюдаем подобные случаи и в нашем обществе, а потому рассказ трогает сердца даже современных читателей.

Главный герой рассказ — Дмитрий Ионыч Старцев, врач только что назначенный в Дялиж. Это интересный молодой мужчина, подающий большие надежды, интеллектуальный, разносторонний. Жизнь в новом месте дарит Старцеву знакомство с семьёй Туркиных. Они добродушные, открытые люди, которые рады принимать у себя нового знакомого. Но особенное радостное волнение вызвало у героя знакомство с дочерью Туркиных, Екатериной Ивановной, или Котиком, как её называли в кругу близких. Эта девушка своей непосредственностью, любовью к чтению и красотой вызывала у Старцева романтические чувства. Однако её реакция на них оказалась совсем не той, которой он ожидал.

Дальнейший сюжет рассказа показывает преобразование Старцева, причём, к сожалению, далеко не в лучшую сторону. Он полнеет, всё больше развлекается и проводит всё свободное время в клубе, всё больше заботится о деньгах, а не о людях, позволяет себе грубость, бестактность. Теперь он не интеллигентный молодой человек, а приземлённый и пошлый мужчина, которого интересует лишь материальная сторона жизни. Даже люди называют его не уважительно, как раньше, а просто "Ионыч".

Так грустно наблюдать, как человек опускается всё ниже! Читая, я задумалась, каков был бы жизненный путь Старцева, если бы Екатерина Ивановна стала его женой. Был бы этот человек добрее, интеллигентнее, спокойнее? Сложно ответить на этот вопрос. Я не верю, что всего лишь один отказ может так повлиять на человека. Думаю, даже брак с любимой женщиной не спас бы Старцева. Рано или поздно он бы увидел её недостатки, понял бы, что она обычный человек, а не безгрешный ангел с небес, и всё равно разочаровался бы. Дело не в обстоятельствах, но в человеке, в том, что в его голове и сердце.

Название пьесы у меня всегда было на слуху (что-то такое нарицательное), но вот ознакомиться с ее содержанием я решила только сейчас)

Злободневная, остро-социальная, вневременная и даже философская пьеса о том, как праздность, рутина, безделье (добровольное или вынужденное) разрушает самую суть человеческую, отравляет характер, притупляет чувства и отупляет человека. И разъединяет людей.

Войницкий, Иван Петрович, - тот самый дядя Ваня - неглупый работящий мужчина (и совсем не старый - ему всего 47 лет) совершенно теряет голову от "Елены Прекрасной" (намеки Чехова на красавицу из древних мифов, из-за которой разгорелась когда-то нешуточная вражда), разочаровывается в бывшем муже своей умершей сестры, разочаровывается в жизни, и самое страшное: разочаровывается в себе и в своих убеждениях, считая их виноватыми, в том что жизнь сложилась вот так (а проще говоря, совсем не сложилась).

"Ты в чем-то обвиняешь свои прежние убеждения...Но виноваты не они, а ты сам. Убеждения сами по себе ничто, мертвая буква. Нужно было делать"

Астров, Михаил Львович, 37-летний доктор, тоже что-то захандривший и разочарованный во всем белом свете (усадьба, что ли, наводит на всех такие мрачные настроения? Осень ли - дело происходит в сентябре? Или все-таки несчастная любовь все к той же Елене (хотя Астров, по-моему, наиболее благоразумный из всех мужских персонажей пьесы, не стал бы он убиваться из-за отсутствия расположения к нему очередной привлекательной женщины).

"Одному Богу известно, в чем наше настоящее призвание".

"Праздная жизнь не может быть чистою".

"Человек одарен разумом и твердой силой, чтобы приумножить то, что ему дано, но до сих пор он не творил, а разрушал"

Соня, лучик добра и в этой странной семье, и во всей книге. Ее рассуждения о жизни, во многом, по-юношески наивны, без меры категоричны, но есть в них что-то настоящее, живое, цепляющее за душу и за сердце (а уж в искренности ее чувств читателю сомневаться не приходится), странная ее самоотверженность во имя других непонятна, но как же все-таки прекрасны порывы ее души...

Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем.

Елена Андреевна, 27-летняя женщина, молодая жена старого профессора, вышедшая замуж по расчету (и даже, совершенно очевидно, не скрывающая этого), из-за которой и начинаются эти треволнения в почтенном семействе и старинной усадьбе. Женщина, понимающая силу своей красоты и беззастенчиво пользующаяся ею, ведь заняться-то ей по большому счету нечем, все скука и тлен...

"Она прекрасна, спора нет...но...ведь она только ест, спит, гуляет, чарует всех нас своей красотой - и больше ничего. У нее нет никаких обязанностей, на нее работают другие".

"Делать вам нечего, цели жизни у вас никакой, занять свое внимание вам нечем..."

Вот от такой-то праздности и рушатся судьбы, причем чужие, разбиваются сердца и семьи. Праздность, переходящая в равнодушие ко всему и ко всем, к собственному мужу в том числе (к нему - в первую очередь), в человеческую черствость, эгоизм, нежелание видеть, что у других людей могут быть свои интересы, а мир не вертится вокруг тебя. В очень уж неприглядном свете выставлена в пьесе физическая красота женщины, холодная красота и бездушная, не греет она сердца других (Помните, как Достоевский сказал: "Красота спасет мир", так вот красота Елены. напротив, к большому сожалению, его разрушит. Об этом и говорит, кстати, сам Астров, влюбленный в эту женщину, накануне их прощания).

И в противовес ей красота истинная, духовная, настоящая. Да, я о Соне. Может, не столь яркая красота, но куда более глубокая и душевная. И я до сих пор не понимаю названия пьесы) 5/5

Елена Андреевна. Вы целый день жужжите, всё жужжите — как не надоест! (С тоской.) Я умираю от скуки, не знаю, что мне делать.
Соня (пожимая плечами). Мало ли дела? Только бы захотела.
Елена Андреевна. Например?
Соня. Хозяйством занимайся, учи, лечи. Мало ли? Вот когда тебя и папы здесь не было, мы с дядей Ваней сами ездили на базар мукой торговать.
Елена Андреевна. Не умею. Да и неинтересно. Это только в идейных романах учат и лечат мужиков, а как я, ни с того, ни с сего, возьму вдруг и пойду их лечить или учить?
Соня. А вот я так не понимаю, как это не идти и не учить.

"Вы заразили всех нас своей праздностью".

"Надо, господа. дело делать!"