Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Защита Лужина. Подвиг. Соглядатай. Рассказы

Впервые вижу подобное единство романа и его героя. Вот маленький Лужин рисует карикатуры, а роман едва-едва впускает читателя в происходящее, и этого катастрофически мало, приходится не окунаться в повествование, а втискиваться, стараясь не упустить те крохи, что замечает Лужин в окружающей его жизни. Мне хочется понимать, что происходит и почему, а Лужину это не нужно: ему хочется быть в тишине, наедине с самим собой.

Первое время я даже чувствовала некое неудобство, будто это я пыталась выведать, как у него дела в школе, с кем он общается, что любит. Когда я уже почти решила оставить его в покое, он вдруг нашел совершенно особенный способ показать себя: свою игру, своё творчество, магию шахматной доски. И сразу стало понятно, что там, вне черно-белых клеток, ничто не имеет значения, ничто не может быть важнее тех сил, которыми лишь он может повелевать.

Момент, когда он оставил шахматы, был для меня как предательство, как смертельная обида. Лужин снова спрятался среди ненужного и бесполезного, а мне опять стало необходимо спрашивать как у него дела и о чем он думает. Всем казалось, что он был слишком увлечен своей речью, что ему совершенно необходимо замолчать, лучше всего - навсегда. Идиоты.

Таких сильных эмоций у меня давно не вызывала ни одна книга. До того сильных, что писать отзыв смогла только после того, как они окончательно улеглись.
Главный герой, Лужин, гениальный шахматист и при этом глубоко несчастный человек. Сначала он находит убежище от реального мира в шахматах, а потом для него уже нет другой реальности. Это сводит его с ума, но остановиться уже невозможно. Все грани его безумия Набоков показывает "изнутри", приоткрывая завесу того, что мог бы увидеть сторонний наблюдатель: гениальности и в то же время странности, замкнутости. И это действительно страшно...
Книга безумно понравилась. Но перечитывать вряд ли захочется, слишком уж после нее тяжело на душе.

Соглядатай или невесомость.

Ответ экзистенционалиста экзистенционалисту.

Последнее пристанище человека нового и пост-нового времени - это он сам, его я. Но нет же, злой Набоков забирает у него и это пристанище. Как можно быть мерой вещей если не можешь даже измерить себя, более того, не знаешь каким собой мерять все вещи :). кто же этот я? какой из всех тех я, существующих не просто в глазах других людей, но и в моем собственном уме годиться для того, чтобы быть эталоном познания? Вот в чем вопрос. Но, похоже, меня в глазах других не существует вообще, в лучшем случае я лишь "сексуальный левша".

Совершив чуть ли не культовое самоубийство (вообще-то самое обычное, но по эффекту произведенному на героя и его мир - культовое) герой Набокова кажется обретает свободу. Свободу взирать на жизнь, свободу играть в себя и в других вместе с собой. свободу щекотать свои чувства. Но в то же время это свобода призрака, у которого нет ни плоти, чтобы получать наслаждение, ни сердца, чтобы чувствовать. У него и сознание призрака, где совсем не за что ухватиться. Да и сам мир, который он созерцает, столь же воздушный, столь же бестелестный, призрачный. В нем даже пошуметь толком, и то не получится, да и смысла нет.

Ноты ностальгических воспоминаний Набоковского детства снова предстают нам в образе главного действующего лица Лужина. Выходец их российского дворянства, эмигрант, хобби-шахматы - это ли не признаки, узнаваемые нам по строкам биографических записок самого Набокова. Вспомните "Другие берега".
Но, не это главное, а то, что характер героя не Набоковский, как сначала показалось. Наоборот, неряшливый, задумчивый, равнодушный и совершенно без эмоции. Вот таким представляется мне главный герой. Притом, отношение к нему, чего уж тут странного, положительное. Ну не вызывает он отрицательных эмоции. К другому стороннему лицу, а именно к возомнившей Наталье Катковой, испытываешь неприязнь. Имела ли она право вмешиваться в жизнь Лужина, которому эта добродетель нужна была как собаке пятая лапа. Взяла и нагло, не задумываясь влезла, испортив жизнь Лужину. Еще и запрещала играть ему в шахматы, не понимая, что для Лужина ничего кроме ладьи, ферзи и короля на шахматной доске не существует. И эта эмигрантка всего лишь пешка в его сознаний. В итоге, как видим, ничем это хорошим закончиться не могло, самоубийство героя было неизбежно. Но так и надо, этой Катковой. Не слишком ли огромную нишу она пыталась занять?
Вообще, сам роман, наполнен авторскими остротами, как никак, это явно проявилось, в эпизоде с необъяснимой русской натурой.
Такой сарказм и тончайшая ирония над обыденными ситуациями заметны на протяжений всего романа. Что и делает его особенным. Поэтому, стопроцентно советую познакомиться с данным произведением великого мастера Набокова.

Практически все то время, пока читала эту повесть, меня не покидала одна-единственная мысль: Набоков - не мой писатель. Определенно. Я восхищаюсь его слогом, восхищаюсь его метафорами и эпитетами, я восхищаюсь его творчеством, но не более того. Оно не трогает меня настолько, настолько трогают произведения Достоевского, Пастернака, Фаулза.. он слишком много вещей высмеивает. На мой взгляд. Становится обидно за Кузмина и его бесподобные "Крылья"; ну не понравилось Владимиру Владимировичу это произведение! Ну и что? Разве это повод высмеивать Кузмина, давая предмету наблюдения главного героя имя "Смуров", а его возлюбленной - мужское прозвище "Ваня"? Так что начинала читать с предубеждением, хотя и знала, что, кроме этих двух имен, в книге нет больше ничего, связанного с "Крыльями". Но чем ближе к концу, тем больше я проникалась, тем больше чувствовала его героев, атмосферу его повести... и язык уже не поворачивается сказать с прежней уверенностью, что это не мой писатель, потому как я окончательно и бесповоротно влюбилась в него. Он - гений! И когда все окружающие меня начинают возмущаться, что он был слишком самовлюбленным, слишком эгоистичным, только себя и считал настоящим Писателем, центром всей русской (и, в принципе, зарубежной) литературы.. так разве это не так? Разве у него не было на это права? Было, определенно было!