Lullaby

Начало было многообещающим. Репортер пишет серию очерков о синдроме внезапной смерти младенцев. Без объективных причин примерно 7 тысяч детишек в год засыпают и не просыпаются. Газета хотела поднять себе рейтинг, а репортер нашел закономерность. У него самого двадцать лет назад жена и ребенок уснули и не проснулись. Жертв объединяет то, что всем им перед сном читали колыбельную из сборника Стихи и потешки со всего света.
А вот написано это как-то сумбурно и скучновато, на мой вкус.
Хотя Паланик затронул много актуального — конфликт поколений отцов и детей, влияние СМИ на формирование нашего образа жизни, действительно ли нам нужны все эти новые гаджеты, большие дома, автомобили или нас просто выдрессировали для улучшения чужой жизни, вопросы развращенности властью, одиночество и его аспекты.
Появляются фрики, замороченные на экологии, вегетарианстве и викканстве, считающие себя ведьмами и колдунами, призванными очистить этот гнилой мир. Есть один некрофил-судмедэкперт. Дома с привидениями. В одну кучу автор свалил все и сразу. Да еще убийственная колыбельная у него начинает работать сильнее любой авады кедавры, это даже не кнопка убить всех, только подумал-захотел и уже кругом все усеяно трупаками. И от этой вакханалии градус интереса и напряжения снижается. До сплошной карикатуры и стёба не хватает абсурдности, не дотягивает по части сюра. И смотрится, как нелепая подростковая сказочка, но вокруг взрослые люди с искалеченными судьбами занимаются кухонной психотерапией, убивая всех вокруг. Скучно, девушки, скучно. На любителя. Мне предыдущие книги Паланика понравились больше, хотя я не спец и пока мало у него читала.
И я не поняла некрофильскую тему. Есть один некрофил и он знает, что трахает трупы и его это полностью устраивает, понятно, что у мертвых он согласия не спрашивает. Есть другой персонаж, который тоже как-то переспал с трупом собственной жены и почему-то осознал этот факт только через несколько часов. Или его жена всю жизнь была бревном во время секса, или я даже не знаю... Он думал, что она спала и потому вообще не подавала признаков жизни, хотя была еще тепленькой) Или у них такое и прежде бывало? Это какой суперский должен быть секс, что она даже не шевелилась и звуков не издавала. Что-то переборщил Паланик.

Хочешь, я убью соседей,
что мешают спать...
(Земфира)

Из-за моей нелюбви к написанию длинных и обстоятельных рецензий сегодня мне придется непросто.
"Колыбельная" - как шкатулка с двойным дном и множеством потайных ящичков. Хоть целую диссертацию пиши, все равно какое-нибудь секретное местечко можно не заметить.
Столько хитрых приемов! Чего стоят эти его мантры с изменяющейся концовкой!
Палки и камни могут и покалечить, а слова по лбу не бьют.
Палки и камни могут покалечить, и поосторожнее со словами.
Палки и камни могут покалечить, а слова могут и вовсе убить.
И так далее, только успевай следить за неустойчивостью положений...
А главы, написанные курсивом? Летучая Дева, Иисус Задавленных Зверюшек, Корова-Иуда - не сразу разберешься, что с ними не так.
А постоянные отсылки к Большому Брату Джорджа Оруэлла или к Карлу Марксу? Хочется прочитать не только "1984", но и "Капитал" проштудировать.
Обо всем этом писать я не буду. Попытаюсь высказаться об основном.
Но и главная мысль "Колыбельной" проходит не красной нитью, как нас учили в школе, а толстыми черно-красными дредами Моны, с вплетенными в волосы монетами И-Цзын, стеклянными бусинами, веревочками, перьями пасхальных цветов.

Власть. Власть развращает. А абсолютная власть развращает абсолютно.
Неприметная на первый взгляд баюльная песенка на 27 странице небольшой книжки «Стихи и потешки со всего света» дает власть над жизнью и смертью.
Марк Стрейтор (оставлю ему это имя) не стремится пользоваться ею в каких-то корыстных целях, но эмоции часто выходят из-под контроля, и слово убивает.
Нэш - самый неприятный типчик, он использует свое знание для наслаждения. Убивать молодых и красивых ради занятия сексом? Подло, мерзко, низменно...
Для обогащения - этот стимул для убийства более понятен, особенно, с некоторыми оговорками. Элен Гувер Бойль часто работает на правительство, убирая ненужных людей: диктатора из какой-нибудь банановой республики или известного мафиози. У нее есть какой-то кодекс, цель, боль.
Самый классический пример - Мона и ее парень - Шелковица и Устрица. Им нужен
гримуар, чтобы иметь власть над миром: уничтожить всех лишних и оставить лишь рабов..
Здесь идут очередные мантры:
Может быть, власть развращает, но он не всегда был таким мерзавцем.
Может быть, власть развращает, но она не всегда была такой сукой.

Боль - следующая прядь дредов. У тебя есть все, потому что есть любимый человек, он рядом, есть ребенок. Ты считаешь, что счастье так осязаемо... И чем ощутимее это чувство, тем сложнее пережить потерю всего. Как перенести боль? Как заставить себя жить дальше?
Искать заклинание, как Элен ищет гримуар, чтобы оживить умерших?
Или сменить имя, уехать, стать наблюдателем, причиняя себе физическую боль снова и снова, пытаясь заглушить боль душевную?
А может захлопнуть дверь в прошлое и жить дальше?
Шум и тишина. Этот вопрос никак нельзя обойти. Мне даже кажется, что именно из-за него весь этот сыр-бор. Так и представляю себе Паланика, пытающегося сосредоточиться и написать очередной шедевр, а за стеной соседи: шумные, поющие, танцующие, с плачущими детьми, лающими собаками...

На этой теме акцент особенный - здесь и мании, и фобии:
Это мои соседи. Звуко-голики. Тишина-фобы.
Звуковая осада.
Речь не о качестве звука. Речь о громкости.
Смех и музыка разъедают мысли. Шум их заглушает.
Просто сесть и спокойно подумать – не получается. Какой-нибудь шум обязательно просочится.
Книгу дочитала ночью... Лежала, слушала тишину, которая была наполнена тиканьем часов, собачьим лаем, стрекотом цикад...

Мрачное сочинение на тему "Как я колесил по Америке и избавлялся от книг, которые убивают детишек" напоминает эпизод из жизни Гоголя, когда тот уничтожал тираж своего "Ганца Кюхельгартена", но на самом деле это трепетная история любви, в которой "чертово колесо" и воздушная кукуруза в карамельном сиропе - почти вершина пубертатного блаженства. Чак не новатор, когда талдычит, что "власть рождает еще большую власть, насилие рождает еще большее насилие", но вот его стильная упаковка: фактики, пафос, физиологизм, общество, где каждый по-своему нездоров, - это да, не может не привлекать. До определенного возраста.

Творчество Паланика определено не в моем вкусе. На протяжении всего рассказа мне хотелось просто закрыть книгу, повествование шло как будто через прозрачную стену, как в мыльном пузыре, ты вроде бы наблюдаешь действия,но не ощущается полного погружения. Постоянные мысли, сравнения, своеобразная философия меня вгоняли в уныние. А это определение цвета наряда Элен Гувер Бойл (" Сегодня на ней костюм с облегающей юбкой. Он зелёный, но не зелёный как лайм, а скорее как лаймовая начинка для пирога. Он не зелёный, как овокадо, а скорее как авокадный суп-пюре с тоненьким завитком лимона сверху, который подают охлаждённым в ярко-желтой тарелке Cristel de Sevres") вообще меня убивает и так каждый ее наряд и не только, читаешь и медленно сходишь с ума.

Начав читать, книга сразу затянет в мрачный мир, где даже младенец может умереть. Главный герой вызывает противоречивые чувства. Он вроде пытается всех спасти, но в тоже время разносит смерть как заразу. Тем не менее, даже со всеми минусами, он, пожалуй, самый моральный человек в этой книги, ведь почти все остальные живут лишь для себя с мыслями лишь о своем благе.

Мне понравилась книга своей атмосферностью и жестокой реальностью того, что смерть не различает добрых и злых, старцев и детей. Паланик прекрасно продумал интригующий сюжет, который не отпускает до конца, а за основу взял отличную идею, так что книга читается легко и с желанием.
Оценка: 5/5.

Уже не так странно читать такое в 2020 году, а скорее - страшно:

Когда наблюдаешь сначала панику, потом затворничество, а потом смирение - вообразить можно всё что угодно. Особенно, если наблюдаешь это, например, в России. Баюльная песня? Убийства? Заклинания? Почему бы и нет...

История основывается на мистике, но с её развитием ты уже относишься к ней не как к мистике, а чуть не как к чему-то обыденному. А за мистикой здесь скрывается многое. Например, власть. Власть может развратить даже очень хорошего человека, но бывают ли такие - невероятно хорошие люди? А что если подарить знание, которое может убить любого человека - не захочется ли навести "порядок" в мире? "Свой" порядок, конечно. Можно убивать плохих людей, но все ли они будут такие плохие и.. не будет ли ещё хуже? Может быть, лучше поговорим о перенаселении планеты? Об убийствах животных? О тайнах враче? Обо всём сразу?

Паланик прекрасен тем, что каждый раз умудряется погрузить в свой мир с головой и заставить сомневаться в реальности: он насмехается, он поднимает странные, но важные вопросы, он играет. Главное здесь - не перешагнуть границу между реальностью и вымыслом, иначе можно превратиться в банального конспиролога.

После этой книги я ещё больше люблю тишину.

Агентсмитовское "человечество - раковая опухоль планеты" супер близко Паланику. Однако, у него эта идея больше про информационное и культурное загрязнение, нежели про более грубое физическое. Все у него слишком громкое, яркое, грязное, навязчивое, многословное.

Книжка про усталость от хлама. Хлам, хлам, хлам. В мыслях, в быту, в жизни. Всё захламлено навязанным барахлом, все сумбурно, нигде нету ничего главного. В общем-то, типичный паланиковский нарратив. Как там в аннотации? "Племя настолько разрослось, что не могло прокормиться на своей земле". Сама собой приходит идея о живительном выжигании напалмом. Вот, собственно, об этом и рассказ. Как эксцентричная парочка средних лет пытается расхламить свои жизни.

Прикольный язык, кстати. Как и Кинг, Паланик любит рефренные фразочки, уникальные для каждой книжки. Тут такими фразочками стали "-голики и -фобы", "подробности о...", "совершенно без всякой связи".

А вот эта книга Паланика мне понравилась. Едко, емко и крайне актуально. Взяв за базис Синдром Внезапной Смерти Младенцев, он примешал к нему перенаселенность, вегетарианство, постоянный шум, безразличие всех ко всем и многое другое. Коктейль получился адски, но увлекательный. А уж какие колоритные персонажи вырисовались у Чака. Я еще не знакома с его знаменитым "Бойцовским клубом" но уже предвкушаю. Да, я поняла, что этот автор по своему особенный. Его нельзя читать массово. Он не пишет популярные книжки. И очень важно угадать с настроем. А самое главное, что он, взяв за основу такую страшную и неподконтрльную вещь как СВСМ, показал, что она не такая уж страшная. И может быть страшнее.

Я бы бросила её на прологе, когда увидела вот это:

— Я не хочу, чтобы духи срывались к какому-то яркому свету по тоннелям в тонкой материи. Я хочу, чтобы они оставались на этом астральном срезе, у меня на них свои планы. — Она опускает глаза на газету, разложенную на столе, и говорит: — У них впереди целая вечность, у мертвецов. С них не убудет еще лет пятьдесят побродить по дому и погреметь цепями.

Но, увы, мне было совсем нечего читать по дороге домой. Поэтому я прочла аж 50 страниц. Наверное, единственный плюс — то, что читается очень легко. Впрочем, чего ещё ждать от реинкарнации Коэльо в мире ужасных ужасов.

Кажется, вся та часть повествования, что я успела одолеть — какой-то [бессмысленный] салат из пафосных цитат и красивых слов. Автор упорото упорно навязывает своё мнение и показывает, насколько он умудрён опытом, не то что мы — простые смертные.

Эти музыко-голики. Эти тишина-фобы.
Никто не хочет признать, что мы подсели на музыку, как на наркотик. Так не бывает. Никто не подсаживается на музыку, на телевизор и радио. Просто нам нужно больше: больше каналов, шире экран, громче звук. Мы не можем без музыки и телевизора, но нет — никто на них не подсел.
Мы можем выключить музыку и телевизор, когда захотим.

Он раздаёт Ценные Советы и Наставления, и каждое слово его — Слово Истины, несущее Исключительное Знание.

Хочется посоветовать всем родителям, кто потерял маленького ребенка: живите дальше. И вините себя.

"Скотский серьёз" и псевдофилософия, как у любой уважающей себя ванильной барышни, у Паланика обрамляются по паре предложений в абзац. Постоянно начинать с новой строки — это очень модно. И, видимо, чтобы не раздаривать свой ценнейший опыт, в какой-то момент повествование облачается в форму дешёвого детективчика, в который по-прежнему вкрапляются рассусоливания про Свободу Выбора, Потери, Вину, Гонку Вооружений и проч.
Всё это приправлено кучей лишних деталей и заставляющими задыхаться от пошлости словесными портретами.

Пять футов шесть дюймов — рост. Сто восемнадцать фунтов — вес. Сложно сказать, сколько ей может быть лет. Она такая худая, что она либо при смерти, либо очень богата. Ее костюм пошит из какой-то узловатой отделочной ткани и украшен белой плетеной тесьмой. Он розовый, но не креветочно-розовый, а розовый, как креветочный паштет, сервированный на хрустящих хлебцах с веточкой петрушки и капелькой черной икры. Короткий пиджак облегает хрупкую талию, а широкие набивные плечи кажутся почти квадратными. Юбка короткая и обтягивающая. Огромные золотые пуговицы.
Она носит кукольную одежду.

В общем, я думаю, Ричард Бах, которого я отдала в обмен на эту книгу, сильно не обиделся неравноценной замене.