Рыбаки

В сезон дождей полгода кряду непрерывным потоком сверху лилась вода; небо корчилось в конвульсиях грозы, и словно чья-то невидимая рука малевала в нем расплывчатые полотна.

Я всегда жил подле братьев. Я рос, глядя на них, следуя их примеру, проживая свой вариант ранних лет их жизней. Без них я никогда ничего не делал — особенно без Обембе, от которого — почерпнувшего много мудрости от старших братьев и впитавшего еще больше из книг — я полностью зависел. Я жил с ними, полагался на них до того, что даже мысли у меня в голове появлялись, предварительно родившись в головах у них.

Я украдкой наблюдал за братом, и разум мой изнывал от страха перед будущим, которое оказалось ближе, чем мы думали, — и наступило на следующий же день. Я тихонько, самым тихим шепотом, помолился, чтобы завтрашний день никогда не пришел, чтобы по пути он переломал себе ноги.

Лишь тогда восстановился мир, но то был мир хромой и на опухших ногах.

— Я говорю, что я ученый, — ответил мой брат; слово «ученый» ему пришлось произнести на английском, ведь в игбо нет такого понятия.

... сердце разгневанного человека бьется не так живо. Оно растягивается, раздувается, точно шарик, но в конце концов снова сдувается. Так было и с моим старшим братом.

Наша жизнь приняла иную форму, наступило новое время, когда ревут от гнева черепа и взрываются бездны.

— я спросил у Обембе, почему мать так много плачет, ведь она не ребенок и ей по возрасту не положено часто лить слезы. Обембе признался, что не знает, но думает, что женщины вообще плаксы.

Мне как-то сказали, что если человек чего-то хочет, то, пока ноги идут - он цели достигнет. Какой бы безумной она не была.