Талант и труд

Взявшись за большую работу, работайте без выходных дней: берегите рабочий разгон. Едва притормозится инерция полета, начнется падение. Одна знаменитая балерина умно сказала на этот счет: «Если я пропущу одни день без работы — я уже замечаю это. Коли я не поработаю два дня—это замечают мои друзья. Если же три — это замечает публика».
Еще опаснее в литературе — стареть. Не поддавайтесь равнодушию нравственного одряхления. Помните, наш читатель всегда предельно молод. Он тащит на себе весь мир, И вертит непрестанно колесо прогресса. Если вы не горите сами, вы никого не зажжете. Если вы не любите своего персонажа беззаветно, до смерти, вы не заставите читателя хотя бы только снисходительно улыбнуться ому. Вставайте ночью, чтобы переправить неудачную строку. Огорчайтесь из-за пропущенной в корректуре запятой.

Мы, к сожалению, подчас еще неправильно относимся к оценке первой книги того или иного автора и тем наносим ему порою непоправимый ущерб. Молодому писателю, выходцу из народа, имеющему корни в своей производственной среде, при наличии какого-то дарования, право же не слишком трудно написать сносно ту первую книгу. Самый материал непосредственно окружающей его жизни, биография родителей, события детства п юности, расположенные в разумной последовательности, могут послужить основанием для честной, незамысловатой повести. Вряд ли можно считать за подвиг перед человечеством, если от удара ломом по земле показывается нефть. (К тому же в стране у нас молодость и молодые дарования окружены таким чрезвычайным вниманием, даже порой вредноватой для них любовью, что принято зачастую преувеличивать технические качества этой первой нефти.) Пожалуй, об истинном успехе литератора можно говорить со второй, третьей книги. когда ему приходится вычерпывать нефть со все большей глубины и когда он поэтому становится перед необходимостью, фигурально выражаясь, изобретать машины, чтобы достать эту нефть и пустить в дело. Только здесь начинается подлинный профессионализм, и можно честно сказать начинающему литератору, что его литературное призвание оправдалось.

В 1927 году, при моем отъезде из Сорренто, Горький передал мне статью одного французского литературоведа дли напечатания в «Красной нови». где я был тогда членом редколлегии. Фамилию автора не помню, называлась она «Как они работали». Речь шла о ряде французских классиков, в том числе об увенчанном лаврами Флобере. Статья была напечатана, стоило бы обновить ее в памяти читателей. Помнится, у меня осталось впечатление, что для этих писателей литературное делание было одновременно и страстью, и тяжелым подвигом, который способен отпугнуть иного любителя легкой литературной наживы.

Мы все еще не слишком хорошо разбираемся в различии литературных жанров. Если, положим: Иван Петрович пошел в баню,— то это будет проза.
Если будет:
Иван Петрович: - Я пошел в баню,— то сие считается драматургией.
Если же, наконец:
Иван Петрович (нараспев и вприсядку): Эх, мать моя честная, давно я в баньке не бывал...— то это будет нечто вроде оптимистического водевиля с краковяком посередке.
А ведь пьеса — это очень трудный жанр, к нему в особенности нужна большая подготовительная работа. Это — способность любую ситуацию осмотреть и обыграть всесторонне, это расчетливое умение удержать внимание зрителя до конца пьесы. Опасно раскрывать ему все сокровенные механизмы сюжета сразу с первого акта. Для драматурга мне представляется очень важным видеть, что именно в каждом данном отрывке будет делать актер, который возьмет на себя тяжелый труд быть посредником между автором и зрителем. В конце концов, у драматурга всегда остается возможность, если наметился явный провал, сбежать со спектакля и провести остаток вечера в блужданиях но городу, что никак не возможно для актера, обязанного выстоять весь спектакль перед публикой вплоть до самого финала и выпить чашу, причитающуюся автору.

Знаменитое чеховское правило о ружье, которому полагается выстрелить в заключении пьесы, может и не быть соблюдено, при условии, если как раз это и входит в замысел автора и. следовательно, несет какую-то конструктивную роль. Таким образом, ничего без умысла. Как во всяком живом организме, в литературном произведении не должно быть ни одного лишнего органа, если не считать тех, которые существуют как исторический пережиток и которых сама мать природа еще не успела вычеркнуть.
Словом, прежде чем взяться за перо, надо долго думать о существе и логике событии, которыми вы, автор, заболели. Надо терпеливо ждать, пока все это вызреет и срастется, но надо, чтобы это срослось правильно, для этого-то и нужен план.

Крайне полезно составлять не только по возможности подробный не в ущерб общему рисунку, логический план, но даже и графическую схему сюжетного развития; не повредит и топографическая карта местности, где происходит действие. Предварительный план может избавить произведение от литературного жира, неуклюжей одутловатости, рыхлости. Под жиром, конечно, не следует понимать всякую полнокровную живопись, буйство красок, чрезмерность выразительных средств, равно как под понятием экономности, сжатости не должна прятаться бледная немочь. Следует помнить, что без слоя подкожного жира не бывает здорового живого организма; именно этот жирок и придает блеск и гибкость коже, служит показателем жизнеспособности. а равно и неприкосновенным запасом в случае очередного испытании на прочность. Но бывают и случаи обратного характера, когда при помощи нерабочего жира .литераторы пытаются придавать произведению мнимую солидность и толщинку. Остерегайтесь употреблять без разбора всякую, хотя бы даже очень привлекательную, пищу, которую вам предлагает жизнь.
В особенности это касается записной книжки, которую непременно надо вести, всякий раз добиваясь точной формулировки характера явлении. Но ею необходимо умело пользоваться, чтобы она не стала грузом, который скорее поможет вам опуститься на дно, чем облегчит ваш полет. Пусть все, что идет вереницей в ваши произведения, непременно проходит мимо будки, в которой спрашивают пропуск. И именно в этом месте полезно повторить, что искусство не терпит каких-либо стеснительных рецептов.
Если читателю с самого начала дан правильный и умный смысловой разгон, он, как я говорил, перескочит эти вычеркнутые фразы. Это — очень важное обстоятельство.

Много предстоит огорчений начинающему литератору, так что спокойным пониманием своих способностей, лежащей на тебе ответственности, необъятных потенциальных возможностей, заключенных для автора в девственно чистом листе бумаги, также терпением —- но нетерпимостью к себе! — нужно запастись в самом начале литературного пути. Мне даже представляется хорошим симптомом то отчаяние. которое норой охватывает молодых при первой заминке. срыве, мнимом тупике, когда кажется, что ничего не можешь, когда пропадает вера в своп силы. Отсюда только один выход: искать! Правильное решение спрятано тут же в бумаге, поскребите ее пером — попробуйте переписать большой кусок еще и еще раз, дайте разбег вашей руке и мысли. Большие препятствия надо брать с разгона. Сливом, избрав литературный путь, взяв на себя смелость работы пером, не теряйте ни дня. Не забывайте хорошее правило древних: «Ни дня без строчки!»

Кстати, я не очень уверен в полезности неимоверно разросшегося института редакторов (и в количестве и функциях), потому что практика показывает, что они подчас занимаются работой, обязательной для самого литератора. Тем самым редакторы эти и лишают молодых авторов той пользы, которая происходит от самоличного осознания допущенных погрешностей. Бывает так, что отчаяние по поводу незрелости выпущенной книги может послужить могучим толчком к дальнейшей работе. Они мешают молодым литераторам самостоятельно осознавать свое несовершенство, свои ошибки молодости. Я бы поубавил роль этой косметической редактуры. И пусть писатель подлостью платится за свои неточности и погрешности перед публикой, как за свою неопрятность или за неряшливо застегнутые пуговицы, да еще при таком крупном общественном акте, как выход книги.