Eilne maailm. Eurooplase mälestused

Обожаю Стефана Цвейга как творческую личность и гениального писателя. А теперь, благодаря этой книге-исповеди, ещё и как настоящего Человека. Очень чуткого, многогранного, умеющего сострадать, сопереживать и выступающего против любой формы насилия.

Отличная книга. Полная любопытных исторических фактов и фактов из жизни Стефана Цвейга и его близких.

Во-вторых, книга как никогда актуальна. Знал бы Стефан Цвейг, что почти через 100 лет после написания книги история будет ужасающе похожа. А некоторые моменты так вообще будто перенеслись из одного века в другой. Вот и поверишь в то, что история повторяется, а люди нисколько не меняются и ничему не учатся...

Относительно недавно с большим удивлением и болью прочитала у Ремарка в "Тенях в раю" историю трагичного финала жизни самого автора и его друзей и близких. И вот подумалось мне - надо же иметь очень сильный характер, чтобы решиться на такой шаг. Или же, наоборот, люди настолько устали бороться со всеми несправедливостями жизни, что именно таким способом "убежали" от своих проблем. Так вот вопрос - как к этому относиться? Никогда почему-то не смотрела на это с такой точки зрения. И, безусловно, никогда не поощряла и не романтизировала такое избавление от трагедий жизни. Но тут задумалась...

А как вы считаете, самоубийство - это слабость или сила?

Жизнь Стефана Цвейга пришлась на тот период истории Европы, который разделил всё до и после. Две мировые войны, которые по сути были одной большой войной, задали направление мировой истории по которому мы до сих пор идем в неизвестном направлении. Вчерашний мир, для нас понятие не менее актуальное, чем век назад для Цвейга. Для жителей Украины это понятие несоизмеримо более актуальное и болезненное чем для нас. Но и не стоит забывать, что прошло чуть более трех месяцев. Тогда тоже жители многих стран надеялись, по свидетельству Цвейга, что локальные начальные конфликты закончится и вчерашний мир снова станет сегодняшним.

Как мы знаем предки сильно ошибались. Остается надежда, что исторические параллели считаются специалистами делом неблагодарным и ненадежным. Но есть не только история событий, есть история эмоций, чувств, духа. Вот именно в этой области мироощущения, когда всё летит в тартарары, Цвейг в своей автобиографии дает ценнейшие уроки. Будут ли они практически полезными? Только в том смысле, что читатель сможет вовремя распознать знаки грядущего и приобрести способность принять, то что еще вчера казалось нереальным, невозможным. Возможно, эта книга поможет открыть глаза.

Вчерашний мир -это автобиография, которая не совсем автобиография. Скорее это биография Европы начала прошлого века, чем непосредственно Стефана Цвейга. В книге подробно описано, как чувствовали мир современники знаменитого писателя, чем дышали, на что надеялись. Особенно, посколько Цвейг и сам бы ярким представителем культуры, в области прекрасного. Судьба подарила Цвейгу множество ярких знакомств, его талант расцветал в Вене, тогдашнем культурном центре Европы. К своему стыду и сожалению, я узнал только две-три фамилии, из множества упомянутых в книге. Но и без этого было понятно, насколько широк был расцвет искусства в те годы. Если же вам будет интересно узнать о частной жизни писателя, то лучше выбрать другую книгу. Здесь ничего нет. Пусто. Мельком упомянуты пара событий личной жизни, да и всё. За исключением детства и юности, которые описаны с большой нежностью и достаточно подробно. То же касается и литературоведения. В книге больше внимания уделено карьере, связями с разными издательствами и другими продюсерским делами. Непосредственно же книгам Цвейга здесь же уделено очень мало внимания.

Как-то так сложилось, что сразу после прочтения я не смогла написать рецензию, а сейчас спустя почти месяц поняла, что главное, что осталось – совсем не подробности жизни конкретно Цвейга, совсем не рассказы об интересных людях, с которыми судьба сводила его, не история его первых литературных опытов. Самое главное – это непрерывная мысль о том, как же повторяется история, как люди не желают ничему учиться, как годы перед Первой Мировой напоминали годы перед Второй Мировой, и как они напоминают наше время… Беспечность и слепая вера в человеческий разум, и надежда что человечество чему-то научилось. Ассоциации настолько прозрачны, что просто руки опускаются. И если у литературы вообще есть какая-то цель, кроме чистой развлекухи, то вот она, перед вами. Услышьте хоть кто-нибудь, вспомните про законы истории…

Крик в пустыне. Печально.

Согласитесь, что выбор книги для чтения – это лотерея. Стоят на полках многие сотни книг. Тут и именитые авторы и незнакомые, незнамо- и не помня как попавшие на эту полку. Часто так бывает, что и у именитых авторов есть слабые произведения. Есть и такие книги, где здесь высокие оценки и прекрасные отзывы, а ты согласен с ложечками дегтя и бросаешь их читать, едва начавши.( Кстати, я заметил что здесь много есть таких читателей, которые из упрямства дочитывают плохие книги. Ставят потом единицы и пишут разгромные рецензии. Я хочу сказать своим коллегам-читателям. Бросайте такие книги. Время и годы быстро пролетают. Не тратьте главную драгоценность своей жизни на бездарные произведения. Ведь в мире так много хороших книг!!) А есть и такие авторы, где все книги – беспроигрышные. И две из них я прочитал и прослушал. Прочитал Айтматова, а прослушал вот эту. Цвейг как всегда великолепен. Книга захватывает с первой строчки и не отпускает до конца. Книга биографическая, и тем более она ценна. Да здесь есть и семья, детство, юность. Но все же красной нитью проходят две вселенские трагедии двадцатого века, вторую которую автору не удалось пережить. Догнала и убила его вторая мировая даже в далекой Южной Америке.

Что мы знаем о начале первой мировой. Все знают, что причиной послужило убийство в Сараево наследника австрийского престола. Я тоже так считал всю жизнь, пока не прослушал эту книгу. Войну начала взбесившееся от жиру Австро-венгерская империя. А убийство послужило лишь катализатором или как сейчас модно говорить - драйвером. Сытая опять же Германия, которая ни с какого боку не была обижена на убийство принца, объявила войну России (так сказать за компанию), и полезла сквозь нейтральную Бельгию на Францию. Чем все закончилось, и какие жертвы понесли все страны, вы знаете. Вернее она ,имхо, и не закончилась – она продолжала тлеть и унавоживать этой золой почву, где вскоре начали прорастать ростки новой вселенской войны.. Грустно это все.

Кстати, среди прочего автор рассказывает и о своей поездке в Россию. О его встрече и дружбе с Горьким. Советская Россия ведь тогда вызывала большие симпатии среди пишущей братии западных стран. Все надеялись, что она быстро воплотит великие идеи свободы, равенства и братства.

Это так, вкратце о книге. Читайте, и я думаю вы не пожалеете, узнав много для себя нового. Вот и все.

Нельзя назвать эту книгу автобиографией Стефана Цвейга. Мне кажется, это биография целого поколения европейцев, на чью долю пришлись две мировые войны; это гимн Европе, написанный изгнанником на другом континенте. Сам автор появляется в книге как-то вскользь, как будто извиняясь за свое присутствие в собственном произведении. Ощущая себя типичным европейцем начала ХХ века, он не отделяет себя от своих однокашников, увлеченных искусством, игнорирующих спорт и вдруг с удивлением обнаруживших, что политика и нацизм определяют их существование.
Это книга глубоко несчастного человека, оторванного от всего близкого, дорогого и понятного, печалящегося из-за утраченных реликвий из мира искусства, понимающего, что все, чем он жил, было вчера.
Невозможно не проникнуться переживаниями автора, который облек даже страдание в чудесный язык. Единственное, чего мне не хватило в этой книге, - привычного С. Цвейгу чувства влюбленности в своих героев.

Книга откровений автора и не только о своей судьбе, но и судьбе Европы, о сравнении жизни предков Цвейга и времени, в котором ему самому выпало время жить, работать, творить, бороться. Книгу не легко читать. Нет, язык прекрасный, как впрочем всегда у Цвейга - язык, которым наслаждаешься. В этой книге очень много личного: мыслей, взглядов, переживаний и выводов. Автор вспоминая собственную жизнь, анализирует одновременно жизнь Европы в целом - трудности, тех времён, перемены которые страшили и угнетали. Две пережитые войны, скитания вдали от дома, боль души за родные края и страшные перемены прокатившиеся "катком" по Европе. Все это воспринимается очень близко и с пониманием, так как подобное наблюдается и сейчас, через почти сто лет. И это настораживает и пугает одновременно.
Очень интересно было читать об образовании, отношении полов, почитании литературы и искусства в довоенной Австрии, о встречах с друзьями, знакомствах и общении с великими людьми того времени.
Книга интересна и захватывает с первых страниц, получился как будто бы разговор с самим автором о его прожитой жизни. И не смотря на все испытания, выпавшие этому человеку, он всё равно всё время верил, что всё будет хорошо...

Вероятно, эта книга никогда не потеряет актуальности. Никогда не перестанут быть актуальными попытки оглянуться, разобраться в собственном прошлом, найти первые признаки надвигающейся угрозы, заметить собственную беспечность, вспомнить жизнь до войны и после. Эта книга останется актуальной, потому что в ней описаны одни из самых спорных периодов истории – накануне Первой Мировой войны, экономический кризис после, накануне Второй Мировой войны… Эта книга останется важной, потому что в ней громко говорится о собственных ошибках, об опасности ура-патриотизма, о противоречиях военной политики, об обывателях и иностранцах перед самой войной, об антисемитизме и нацизме, о разрушении основ морали, о потере Родины и эмиграции, о себе самом, о свободе.

«Вчерашний мир. Воспоминания европейца» Стефана Цвейга – больше, чем мемуары, больше, чем просто документальное свидетельство современника. Книга-прощание, напутственное слово, последнее заглавное и важное, о чем писатель успел сказать, прежде чем… Прежде чем 22 февраля 1942 года Цвейг и его жена Шарлотта покончили жизнь самоубийством, приняв смертельную дозу снотворного.

«Каждый из нас, даже самый незначительный и незаметный, потрясен до самых глубин души почти беспрерывными вулканическими содроганиями европейской почвы; один из многих, я не имею иных преимуществ, кроме единственного: как австриец, как еврей, как писатель, как гуманист и пацифист, я всегда оказывался именно там, где эти подземные толчки ощущались сильнее всего»

По мере чтения этой книги мое отношение к ней менялось раз за разом. На первых страницах она поражала своей актуальностью, попадала в самое яблочко – те мысли, те выводы и те слова, которые прямо сейчас, сегодня в нашей стране оказываются своевременными. Я читала и думала о том, что именно такие книги цензура будет запрещать в первую очередь. Потому что параллели слишком очевидны…

Потом Цвейг начинает описывать свое детство, юность, учебу в школе, которую он сравнивает с тюрьмой, а учителей с надзирателями или бездушными механизмами. Он описывает культурную жизнь Австрии, отношения между мужчинами и женщинами, моду тех лет, отношение к спорту, традиции и обычаи, мир и покой конца XIX века и мной овладевало возмущение. Меня коробило, резало слух его обобщение и оторванность от реальной жизни. Цвейг всюду пишет «мы» (мы были счастливы, мы жили хорошо и спокойно, мы были наивны), но очевидно, что это он был счастлив, он жил хорошо и спокойно, и это именно он был наивен. В этих главах Цвейг подчеркивает, что никто не был готов к войне, война была для всех сюрпризом, никто бы не подумал, что вот-вот разразится гроза, лично у него лето накануне Первой Мировой войны было самым счастливым. И меня опять выбешивает это категоричное «никто». Меня поражает насколько Цвейг слеп, узко мыслит, насколько он оказывается неспособен выйти за рамки собственного опыта.

А дальше автор взрослеет, описывает годы войны, время экономического кризиса, описывает свои успехи на творческом поприще, подробно рассказывает о своих знаменитых друзьях и знакомых (очень интересно было прочесть воспоминания о Зигмунде Фрейде в последние годы его жизни, когда знаменитый психолог был тяжело болен, но не сломлен), о том, что печатала пресса накануне войны, об общих настроениях, о бюрократии, о том, как постепенно выделяется и растет на политической арене фигура Гитлера… Об этом я уже читала гораздо спокойнее, я воспринимала эту информацию безлично (даже не смотря на то, что Цвейг на протяжении всех мемуаров пишет исключительно через призму своего восприятия и своей жизни). Здесь книга превратилась для меня в исторический источник, воспоминания современника, которые уже сами по себе ценны…

Дочитывая, пробираясь сквозь строки, наполненные грустью, болью, сожалением, бессилием, злостью, разочарованием, тоской, я всё лучше и лучше понимала мотивы рокового поступка Цвейга. Я не одобряю и не осуждаю его самоубийство, но теперь понимаю мотивы писателя гораздо лучше. Не думаю, что он задумал самоубийство с самого начала, но общее настроение, нежелание смириться и невозможность принимать данное положение вещей сквозит в каждом слове последних глав. Да и первых тоже.

«Я не принадлежу более никому, я повсюду чужой, в лучшем случае гость; и большая моя родина Европа - потеряна для меня с тех пор, как уже вторично она оказалась раздираема на части братоубийственной войной. Против своей воли я стал свидетелем ужасающего поражения разума и дичайшего за всю историю триумфа жестокости; никогда еще - я отмечаю это отнюдь не с гордостью, а со стыдом - ни одно поколение не претерпевало такого морального падения с такой духовной высоты, как наше»

Эта книга – манифест пацифизма. Эта книга – повод в очередной раз задуматься над уроками истории, возможность сделать собственные выводы. И да, Цвейг многого не знал, о многом судил слишком узко, предвзято, но при этом не жалел ни себя, ни своих иллюзий. Честно и откровенно он пишет всё, что считает нужным. И многое из этого нам действительно, нужно услышать…

На самом деле, я не знаю как правильно рассказать об этой книге и не удариться в пропаганду, идеологию, осуждение или что-то подобное. Я написала вроде бы много, а по факту так ничего и не рассказала… И глухое недовольство растет в глубине души… Но вряд ли у меня получится рассказать лучше, найти другие слова или сформулировать более точные выводы. Я сама себе сейчас напоминаю котелок с бурлящим маслом внутри: плотная крышка подпрыгивает и звенит от ударов края о край. И кажется, еще секунда (читай «еще слово») крышку сорвет, и я выскажу все, что думаю, что накипело. Но нет. Ничего я не буду говорить и писать. Единственный доступный мне способ выразить свое отношение здесь и сейчас – это посоветовать вам эту книгу. Прочтите, пока можно.

Интересно.
Больше всего мне понравились рассуждения Цвейга о войне. Точнее о войнах.
Первый удар (я имею в виду первую мировую войну 1914-1918 годов) он пережил не как пассивный созерцатель: всплеск ненависти, жестокости, слепого национализма, которым, по его представлениям, прежде всего была та война, вызвал в нем активный протест. Но в окопы он не попал.
Не попал он в окопы и во вторую мировую войну. Цвейг оказался в числе европейцев, сброшенных с дороги событий и убедившихся, что долгие годы после первой мировой войны были прожиты в иллюзиях. Стефан Цвейг был антифашистом по складу мышления, по убеждениям, по всему чувству художника. Он был гуманистом в понимании девятнадцатого века и стремился уберечь свой гуманизм в неприкосновенности от века двадцатого. Война как средство для достижения цели была противна ему. Над гробом Йозефа Рота Цвейг провозгласил:

Мы не смеем терять мужества, видя, как редеют наши ряды, мы не смеем даже предаваться печали, видя, как справа и слева от нас падают лучшие из наших товарищей, ибо, как я уже сказал, мы находимся на фронте, на опаснейшем его участке .

Он был в горячих точках, видел сражения, но не участвовал в них. Всё это было проездом и мельком...но даже нескольких секунд достаточно для того, что бы подобное зрелище изменило отношение к жизни, миру, самому себе и власти. Об "измененном" отношении и пишет Цвейг.
Его жизнь разделилась на "довоенное" и "военное" время. О довоенном времени он вспоминает с нежным трепетом и ностальгией, а о военном. О военном он пишет с болью. С болью утраты. И прежде всего утраты того, старого мира, тех старых устоев, того старого мышления, который когда-о был. Но за какое-то мгновение исчез.

Я сидел в своей комнате, как и все другие, беззащитный, как муха, бессильный, как улитка, в то время как речь шла о жизни и смерти, обо мне самом и моем будущем, о созревающих в моем мозгу мыслях, рожденных и нерожденных планах, о моей работе и отдыхе, моей воле, моем имуществе, обо всем моем бытии. А я все сидел и ждал, вглядываясь в пустоту, как осужденный в его камере, замурованный, вставленный, словно звено в цепь, в это бессмысленное, бессильное ожидание; а меня окружали такие же заключенные и так же вопрошали, гадали и спорили, будто кто-то из нас знал или мог знать, кто и каким образом распорядился нами. Звонил телефон, и кто-либо из друзей спрашивал, что я думаю. Приходила газета, которая запутывала все еще больше. По радио передавали сообщения, и одно противоречило другому. Тогда я выходил на улицу, и первый встречный начинал выпытывать у меня, столь же неосведомленного, мое мнение, будет война или нет. А я, обеспокоенный, вместо ответа сам спрашивал и говорил, обсуждал и спорил, хотя прекрасно понимал, что всякое знание, всякий опыт, любое предвидение, все накопленное и усвоенное за многие годы ничего не стоит, что вторично за двадцать пять лет снова оказался бессильным и безвольным перед судьбой, а бессвязные мысли стучали в висках, отдаваясь болью. В конце концов я больше не мог вынести громадного города, потому что на каждом углу posters , крупные заголовки набрасывались на человека с кричащими словами, как бешеные собаки, а я невольно пытался прочесть на лице у каждого из тысяч людей, мелькавших мимо, о чем он думает. А думали мы ведь все об одном и том же, думали только о "да" или "нет", о черном и красном в решающей игре, в которой для меня ставкой была вся моя жизнь, мои последние сбереженные годы, мои ненаписанные книги, все, в чем до сих пор я видел мою задачу, смысл жизни.

22 февраля 1942 г. Цвейг ушел из жизни вместе с женой, приняв большую дозу снотворного. Эрих Мария Ремарк так написал об этом трагическом эпизоде в романе «Тени в раю»: «Если бы в тот вечер в Бразилии, когда Стефан Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством, они могли бы излить кому-нибудь душу хотя бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы. Но Цвейг оказался на чужбине среди чужих людей». Он так и не обрел своего места после долгих скитаний. Свое предсмертное письмо он завершил словами: "Я приветствую всех моих друзей. Возможно, они увидят зарю после долгой ночи. Я, самый нетерпеливый, ухожу раньше их". Цвейг ушел из этого мира, категорически его не принимая.

Против своей воли я стал свидетелем ужасающего поражения разума и дичайшего за всю историю триумфа жестокости; никогда еще - я отмечаю это отнюдь не с гордостью, а со стыдом - ни одно поколение не претерпевало такого морального падения с такой духовной высоты, как наше. За краткий срок, пока у меня пробилась и поседела борода, за эти полстолетия, произошло больше существенных преобразований и перемен, чем обычно за десять человеческих жизней, и это чувствует каждый из нас, - невероятно много!

Советую тем, кто любит творчество Цвейга.

Чётко помню момент, когда, читая одну из книг Ремарка, внезапно осознала, что, оказывается, были люди, на жизнь которых пришлось две мировые войны. И Стефан Цвейг стал одним из них.

В 1942 году он покончил жизнь самоубийством. «Вчерашний мир» – книга, написанная незадолго до этого события. Рассказ о том, каким когда-то был мир, какой пришёл на его смену и какой – навис над всеми как Дамоклов меч с началом Второй мировой. О времени, когда Цвейг перестал верить в победу гуманизма и человечности.

Однако книга оказалась не совсем такой, как я ожидала.

С одной стороны, конечно, довольно увлекательной: узнать из первых уст о том, как жили до Первой мировой в Европе, как менялись общество, политическая обстановка и идеология, которые привели ко Второй мировой, всегда интересно – даже со скидкой на то, что автор в каких-то местах несколько её идеализировал, при этом отмечая и недостатки в воспитании и укладе жизни людей своего поколения.

С другой – размышления о переменах и разочарованиях вышли несколько отстранёнными, а порой и рафинированными, что ли. Создалось впечатление, что Цвейг обладал законсервированным мировоззрением и был слишком зациклен на собственных взглядах. Будто, сидя в бочке, проковырял себе небольшую дырочку – и с таким обзором и жил. Посему в книге слишком много обобщений, которые сводятся фактически к разделению не только эпох, но и поколений – возвышенному БЫЛО и аморальному СТАЛО. И в этом вся суть: и причина, по которой Цвейг не смог не то что примириться, а хотя бы попытаться понять новую действительность, – и ценность воспоминаний представителя того времени, и воспоминания о знаменитых современниках исключительно со знаком плюс.

Любопытная книжка. Порой очень резонирующая. Надо просто быть готовым к тому, каким автор был человеком – максималистом, идеалистом и романтиком. И несмотря на все недостатки текста, вытекающие из этого, такому мировоззрению очень сложно не импонировать.

Из всего, что я читала в последнее время, чтобы лучше понять то, как люди переживали мрак войн в двадцатом веке, "Вчерашний мир" пока тронул меня больше всего. Наверное, потому, что это один взгляд отдельно взятого человека, не дробленный на сотни историй, сливающихся в одну. Настоящее искусство вне времени. Вот и эта книга читается так, будто была написана в 21 веке. Любые описания войны можно применить к тому, что и как происходит сейчас. И это особенно ужасает: человечество вообще ничему не учится.

Главным героем мемуаров Цвейга стал не он сам, а Европа, а также люди, которыми он восхищался. Он не стал распространяться о своей семье, вообще не говорил о женах или любовницах, детство описал кратко, остановившись разве что на том, как не любил костную систему школьного образования и лицемерную мораль начала двадцатого века. Технически роман больше похож на компиляцию из путевых заметок из разных стран (тут вам и Италия, и Франция, и Южная Америка, и Россия) и кратких эссе о деятелях искусства, которые поражали и вдохновляли Цвейга. Он не скупится на похвалы, иногда даже чрезмерные, в адрес своих творческих друзей: Ромена Роллана, Эмиля Верхарна, Максима Горького, Зигмунда Фрейда и многих-многих других. Каждый раз использует фразы вроде "не было никого более красивого/умного/проницательного/талантливого/чуткого, чем он". Ему вообще присущ максимализм и романтизация многих людей и явлений. Это и по его художественной прозе видно.

Он говорит и о своем творчестве. Возникает ощущение, что ему безумно везло: почти каждый раз первое же стихотворение, первый же набросок пьесы с легкостью попадал в печать, на него писали сугубо положительные рецензии, потом выпрашивали у писателя права на спектакль, и тиражи каждого произведения только и делали, что росли. Его книги знали и любили другие писатели, а также политики, актеры и музыканты. Не знаю, преувеличивал ли Цвейг, но в любом случае с уверенностью можно сказать, что в двадцатом веке в профессии писателя было гораздо больше престижа, смысла и радости. Столько единомышленников, с которыми можно дружить, издательств, готовых открывать таланты, читателей, ждущих твой новый роман, как новый сезон любимого сериала, и в то же время меньшая конкуренция, чем сейчас, и несравнимо бОльший спрос на литературу вообще.

Но главное достоинство и, скорее всего, главный посыл "Вчерашнего мира" в том, что он пропитан любовью к Европе и всему европейскому, Цвейг верил в то, что всем европейцам надо объединиться, чтобы построить лучший мир, объединенный культурой и искусством. Он не теряет эту, слегка наивную веру даже после ужасов Первой мировой, но вот когда под шум речей Гитлера, силы и влияние которого все очень недооценили, подкрадывается Вторая мировая, писатель уже не находит в себе сил на новый прыжок веры.

И его можно понять.