Взрослая дочь молодого человека

Им немного за сорок, и они бывшие однокурсники, выпускники технического вуза. Куприянов, до сих пор носящий старую институтскую кличку Бэмс, и Прокопьев, в прошлом Прокоп. Первый – москвич, так и оставшийся «инженером без допуска», тянущий лямку в технадзоре, второй – провинциал, «челябинский утюг». Когда-то, в 1954 году, Бэмс – «первый стиляга факультета, король джаза, покоритель женских сердец» – и Прокоп – его преданный друг, наделенный куда более скромными способностями, – поплатились за своё идеологически «преступное» пристрастие к джазу: «Чего хотели? Да не так уж много... Хотели одеваться поярче, хотели ходить такой походочкой пружинистой, джаз хотели. Хэма читать...» Не последнюю роль в их исключении из вуза сыграл Ивченко – «факультетский деятель», комсорг. Спустя 20 лет они неожиданно соберутся вместе.

Столько ностальгии по юности в репликах Бэмса и Прокопа! В их воспоминаниях о музыкальных записях на рентгеновских снимках: «Джаз на костях! Музыка на ребрах! Скелет моей бабушки! Это ж вот как крутились!..» Даже в словах Ивченко! В его рассказе о том, как он, будучи в Америке, оказался в Чаттануге и вдруг вспомнил всё – собственную юность, однокурсников-стиляг, даже слова и мотив песенки. Для Люси, жены Бэмса, символом прежних, юных лет становится старый кусочек лепнины, который не убрали при ремонте в «Орионе», где она прежде пела перед киносеансами: некогда жутко раздражавший, теперь он вызывает ностальгический трепет:

Их юность – это пора чистоты, искренности, непосредственности, кипучей энергии, бесшабашной удали. С горечью они осознают, что с годами порастеряли многое хорошее в себе.

История Ивченко – это история провинциала в столице. «Когда я приехал в Москву, у меня тут никого не было. Меня знали только в Сухиничах... Я должен был сам за себя. Один. Сам за себя». Вот он и пробивался, как мог, всеми правдами и неправдами. Неправдами, похоже, чаще. И вот теперь он – проректор своей alma mater, и у него «в Штатах больше влиятельных знакомых, чем тогда в Сухиничах». Ивченко старательно держит нос по ветру, вовремя «переобувается», стремится подвести под это теоретическую базу: «Жизнь меняется, мы меняемся — так и идет». Довольно неприятный субъект. Но это только в определении Люси «жизнь наша черно-белая», в пьесе же много других тонов. Так, история исключения стиляг из вуза не даёт Ивченко покоя. «Не лучшая страница моей биографии», – признаёт он, а позже горько сетует: «Я вообще завидую вам. И тогда я был один и сейчас один тоже».

Драматург очень элегантно использует, так сказать, «фигуру умолчания», говоря о поступках Люси. И представить читатель может всё, что угодно: от недоразумения и ложных подозрений в предательстве до ее стремления защитить Бэмса любой ценой.

Здесь есть конфликт «отцов» и «детей». И если поначалу последние вызывают досаду и разочарование первых, то в финале оказывается,что они не так уж и отличаются друг от друга. Да, другие одежда, прически, увлечения, ритмы, танцы. Но как же лихо отплясывает ту самую культовую «Чучу» Элла с отцом! И с лёгкостью подхватывает незамысловатые слова. А с какой гордостью говорит о своем отце Толя! И даже Игорь, прежде проявляющий пренебрежительное отношение к старшим («Я просто ни в ком не хочу копаться. Все равно, кроме дерьма, ни в ком ничего не найдешь. Одна компания»), вдруг раскрывается с иной стороны. Понравилось, как в финале показано единение поколений: бывшие однокурсники собираются на первый сеанс в бывший «Орион», и дети неожиданно изъявляют желание пойти с ними. Не такие уж они разные при ближайшем рассмотрении, эти «старики»и «молодёжь». Нет, не «порвалась связь времён».

А еще здесь есть не менее неожиданное прощение противника, так как Бэмс вдруг осознаёт, что в его проблемах и неудачах виноват не Ивченко или кто-то ещё, а он сам, застрявший на долгие годы в переживании тягостного события, и что именно на нём лежит ответственность за собственную судьбу.

Забавный момент: до сегодняшнего дня эта пьеса ассоциировалась у меня с монологом, прочитанным когда-то блистательным Александром Филиппенко. Помните, там еще упоминался «козёл на саксе»? А оказалось, что в тексте Славкина вообще этой фразы нет:)

Аннотация подсказывает, что стимулом к написанию данной пьесы послужил реальный инцидент, случившийся с одногруппником автора в далекие шестидесятые. Парня звали Бэмс. Драматург не стал придумывать новое имя, оставив герою пьесы ту самую кличку и те самые прегрешения – увлечение запрещенным западным джазом и творчеством Хемингуэя.
Знаменательный 1954 год положен в основу воспоминаний, когда на новогоднем факультетском вечере Бэмс спел по-английски «Чаттанугу-Чучу», а его будущая жена Люська станцевала в купальнике.
Вот такая антисоветская пропаганда.
Действие настоящей пьесы разворачивается в квартире Бэмса двадцать лет спустя…
Собрав за одним столом Бэмса, Прокопа (подпевавшего следом за «чу» друга собственное «ча») и Ивченко (тогдашнего комсорга), Виктор Славкин заставляет рассмотреть события прошлого опытным взглядом тех, кому за сорок. Воспоминания занимают хороший кусок сюжета. В них звучат и ностальгические нотки, и попытки оправдаться-объясниться, и стремление изобразить эпоху стиляг.
Вот как описывает героя его друг Прокоп: небрежная походка, на голове кок, галстук с драконами до полу болтается, пиджак с широкими плечами на вате, узкие брюки (с мылом натягивал!), полуботинки на белой «манной каше».

Разборки с прошлым – лишь одна из тем произведения. Среди героев пьесы дочь Бэмса и Люси, ее друг Игорь и сын Прокопа. Автор достаточно плотно всех сгруппировывает, ограничивая одним техническим институтом, в котором когда-то учились сами герои. Теперь Ивченко проректор в этом ВУЗе, Прокоп приехал в столицу из Челябинска с просьбой составить протекцию сыну-выпускнику, а Элла – студентка этого же учебного заведения. Сразу напрашивается тема двух разных поколений, тема отцов и детей. На смену стилягам пришли доморощенных хиппи – так охарактеризовал молодых героев проректор Ивченко.
Жизнь продолжается и история повторяется...
Писателю удалось достаточно трогательно изобразить скоротечность времени, показать, как по-разному мы относимся к изменениям. Двадцать лет пролетело, а события прошлого, обиды прошлого не дают Бэмсу вынырнуть из старой истории. В компании молодежи ему хочется оставаться своим. Прокоп куда проще относится к минувшей юности: «Я свое прошлое поставил на полку… Как первый том моей жизни. Оно там и стоит, а я на него любуюсь». Ивченко уверен, что нужно уметь изменяться, подстраиваться: «Чего тут плохого? Жизнь меняется, мы меняемся – так и идет».

В своем отзыве я не затронула тему женской роли в жизни мужчины. Сделала это не для того, чтобы умалить влияние Люси на развитие событий. Наоборот, считаю, что неоднозначность ее поступков можно трактовать двояко, пусть каждый сам решает, нужны ли нам те знания, на которые автор намекнул, но не стал уточнять...
Пьеса получилась эмоциональной и музыкальной, она должна отлично смотреться на сцене.

В конце 1940-х годов в СССР возникло очень своеобразное и яркое явление – молодежная субкультура «стиляги». Расцвет этого движения пришелся на 1950-е гг., но интересно, что зародилось оно еще в сталинское время – то есть никакими запретами и репрессиями не остановить это внутреннее стремление молодежи к свободе.

Стиляги носили яркую зарубежную одежду и слушали западную музыку. Это был их протестный ответ на «серость и убогость» советской жизни. Есть такое психологическое явление – эскапизм. Буквально это означает «бегство от реальности». Вот стиляги и пытались убежать от навязываемого им общества «коммунистического рая» в придуманный ими мир, где всё яркое, красивое, праздничное. Разумеется, этот мир мало был похож на реальный Запад с его множеством проблем и противоречий. Он был сконструирован в мечтах стиляг из образов, которые они подсмотрели в заграничных кинолентах и подслушали в запрещенных записях зарубежной музыки.

Вот такими неформалами-стилягами в начале 1950-х гг. были герои этой пьесы Куприянов и Прокопов («Бэмс» и «Прокоп»). Прошло более 20 лет и вот они снова встретились. Прокопов приехал из Челябинска «пристраивать» своего сына Толю в институт. Теперь Прокоп довольно серьезный начальник – как он сам гордо говорит, у него в подчинении «сто экскаваторов».

Бэмса в свое время отчислили из института за исполнение на студенческом вечере джазовой песни «Поезд на Чаттанугу» – это своеобразный неформальный гимн стиляг. Эта песня вообще звучит рефреном на протяжении всей пьесы. Она является символом движения в ту призрачную жизнь, где всегда царит праздник и каждый по-настоящему свободен.

Потом Бэмса-Куприянова восстановили, но он затаил обиду на однокурсника Ивченко, который, являясь одним из комсомольских лидеров, мог бы ему помочь, но на голосовании по отчислению предпочел воздержаться.

Пережитая в юности ситуация сломила Бэмса. Теперь ему – 44. Он начинает лысеть и становится более грузным. Он работает обычным инженером за 140 рублей в месяц, но не пытается хоть как-то улучшить материальное положение своей семьи. Его жена Люся в прошлом была местной «звездой». Она пела перед показами фильмов в кинотеатре «Орион» и подавала большие надежды. Оба они были в молодости харизматичными, яркими и талантливыми, и оба не смогли самореализоваться.

У них есть дочь-студентка Элла. Она пошла по стопам отца и тоже примкнула к неформальному движению – правда, не стиляг, а хиппи. Ей грозит отчисление из института за скандальную выходку. Вместе с друзьями она засыпала охапками цветов стол пожилого преподавателя – того самого, который за непослушание отчислял студентов еще во времена Бэмса. Тем самым студенты-хиппи намекнули престарелому профессору, что ему давно пора на пенсию. Через образ Эллы автор показывает преемственность поколений и поднимает вечную тему сложности взаимоотношений «отцов и детей».

Главный герой Бэмс страдает от того, что его жизнь сложилась не так, как он мечтал. Особенно это заметно на фоне его гораздо более успешных однокурсников Прокопова и Ивченко. Первый стал относительно большим начальником у себя в Челябинске. Второй – теперь проректор технического вуза в Москве, в котором 25 лет назад они учились сами.

Бэмс же так и остался неприспособленным к жизни идеалистом. Он не может вписаться в современную ему реальность, так как его идеалы претят ему «вертеться», «подстраиваться», «быть удобным». Ему больно осознавать тот факт, что в молодости он был смелым, уверенным в себе и внутренне свободным. А сейчас он надломленный человек, который оживает только когда слушает старые пластинки и начинает отплясывать уже ставший старомодным танец «буги-вуги».

В пьесе поднимается много разных тем. Это и проблема взаимопонимания между старшим и молодым поколением, и крушение юношеских надежд под напором реальной жизни, и тема прощения – всё ли можно и нужно прощать? Конформизм и нонконформизм, социальный протест и тоска по утраченной свободе, конфликт личности и общества... Сложные, больные темы.

При этом, несмотря на трагичность внутреннего мира главного героя и сложность поднимаемых тем, в этой пьесе как-то сглаживаются наиболее острые углы и всё сводится к всеобщему примирению.

Пьеса читается легко, на одном дыхании. И, конечно же, эту пьесу лучше смотреть на сцене, чем читать, настолько она музыкальна.

Когда-то давно, (если кто помнит передачи “вокруг смеха”) Александр Филиппенко сделал смешной номер, монолог, на основе этой пьесы. Его и сейчас можно найти при желании. Да и помнят его хорошо, уж очень задорный номер про стиляг.

Позднее мне попался то-ли фильм, то-ли телеспектакль с Филозовым и Виторганом. Наверное неплохой, но не выдающийся, актеры с режиссером боялись перетрудиться, и задор весь куда-то улетучился. Просто Филиппенко за двадцать минут был ярче, чем весь фильм.

И вот, добрался я до пьесы. А в этой пьесе есть все – ностальгия, студенчество как славное язычество, “отцы и дети”, давняя ревность , скандалы, пластинки на костях, Чатануга-чуча, потухшие надежды.
Представил себе, какой мог бы быть замечательный спектакль.. Увы, сегодня режиссеры не будут ставить эту пьесу. Время ушло и ушло навсегда.
Прочитал пьесу, отыскал песню и в сотый раз с удовольствием прослушал.

Лет пять назад забросило меня на неделю в тихую деревню под Атлантой, и изучая карту штата Джорждия в поиске мест, куда бы прокатиться и что посмотреть, я не обратил внимание, что уже пересек взглядом границу со штатом Теннесси, и в поле зрения попался небольшой городок, на который я уставился с немым удивлением. Chattanooga.

– А долго ли на машине до Чатануги, спросил я
– Часа два в одну сторону. И делать там совершенно нечего.
Полюбовался я немного на городок на карте, а поехал в Атланту, в аквариум.

Противостояние стиляг и комсомольцев ныне стало историей.

Никогда не читала этой пьесы, не смотрела ни спектакль, ни фильм.
И благодаря одной игре узнала, что «Взрослая дочь молодого человека» — советская телевизионная версия одноимённого спектакля Анатолия Васильева, поставленный в 1979 году на сцене Московского драматического театра им. К. С. Станиславского, по пьесе Виктора Славкина, вышедшая на экраны в 1990 году.
Кроме этой версии существует и позднейшая, смонтированная режиссёром в «двухсерийный фильм», вышедшая под названием «Дорога на Чаттанугу» (1992)

Очень мне напомнило по сюжету фильм Стиляги, 2008 г.

Моя оценка 7/10