Захудалый кинотеатр на Эджуэр-роуд

<p>У Крейвена сегодня один из черных дней, и чтобы развеять гложущую его зависть к людям, ненависть и злость к своему, не самому лучшему, телу, он решил зайти в кинотеатр...</p>

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,7

27 оценок

5
22%
4
37%
3
37%
2
4%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 29Хотят прочитать 17

Рецензии

Аноним20 июля 2016 г.
Бойтесь старых кинотеатров
Давайте объясню свою позицию насчёт катов. Я их ненавижу. Из всех глубин сердца. Вот идёт, идёт мысль, а тут о-па: "Нажми на кнопку и получи продолжение без регистрации и смс". Но когда мысль прерывается сама, есть как бы две части твоего повествования, то кат наоборот служит делу "Воспринимай эти части по-разному". В этой реце я катом воспользуюсь. Ко всему у данного текста есть определённая предыстория, а следовательно и правила, как его читать. Эта рецензия зародилась во время обсуждения на форуме лет этак пять тому назад. Я привела два варианта перевода любимого рассказа и сделала анализ обоих, на их основе я попыталась показать, что такое писательское мастерство и как думает и что делает писатель, чтобы добиться задуманного эффекта. Прежде, чем вы начнёте читать мой текст, надеюсь, вы ознакомитесь хотя бы с одним из переводов, рекомендую: Александра Мирера и Валентины Кулагиной-Ярцевовой. Оригинал. Для краткости первый (хороший) перевод я буду называть "перевод Мирера", второй (плохой) - перевод Вебера.
Этот рассказ пугает. Не восставшими мертвецами или кишками наружу, а подходом к бездне, у которой любой может оказаться, к бездне безумия. И если у читателя есть иммунитет против убийства главного героя, так как читатель ожидает и такого развития событий, то иммунитета против прохода сквозь сумасшествие у читателя быть не может - это та опасность, которая может грозить каждому.
Рассказ по сути своей треугольник. Он начинается с того, что нас знакомят с героем, терзаемым ненавистью к себе и нелепыми страхами. Мы видим мир его глазами и мир аппокалиптичен, что подчёркивается временем происходящего - 39-й год, скоро в Лондоне мертвецов будет в избытке. Первый поворот рассказ совершает, когда появляется коротышка. Читатель раньше Крейвена соображает, что это дело об убийстве и что коротышка рядом - убийца. Липкая кровь, которую он оставляет на руках Крейвена, разговоры о зарезанных... У читателя нет сомнений, что рядом с Крейвеном сидит маньяк. Вот тут, уже точно зная, как заканчиваются подобные истории, читатель потихонечку выползает из шкурки Крейвена дабы избежать шока - не остаётся сомнений, что сейчас того будут убивать, а мораль будет проста и незамысловата: "Когда видишь маньяка, верь сразу, что это маньяк, иначе будет поздно". А Крейвен, как все безумцы слишком погружённый в мир собственный и не замечающий окружающего, не хочет допускать мысли, что рядом с ним на сиденье захудалого кинотеатра сидит не выдуманная, а самая реальная опасность. Нормальная защитная реакция мозга - не веришь, что ни с того, ни с сего может что-то реально случится.
Но коротышка ушёл (читатель перевёл дух - Крейвен пока жив), зажёгся свет. На руках Крейвена кровь, которой его испачкал сосед. Заканчивается первый поворот, где Крейвен чувствовал себя никчёмным и теряющим разум. И тут поворот номер два - на самом деле это мистика. Внезапно. Очень внезапно. И почти тут же поворот номер три, который возвращает нас к началу. Крейвен смотрит в зеркало, получает подтверждение реальности происходящего и его засасывает в безумие. Дважды мы обманули наши ожидания. И привели к логическому концу истории. Это езда на американских горках, катарсис. Мы столько раз были в шкурке героя и успели выйти из неё раньше, чем что-то плохое действительно с ним случилось.
Дальше...
Итак, приступим.
Разберу этот рассказ с позиций писательского мастерства. Я не считаю, что кого угодно можно научить писать, просто рассказав ему писательские приёмы. Но научить каждого писать хотя бы на приличном уровне – можно. Это как книга с рецептами, любой может её прочесть, любой может готовить, но поварами экстра-класса становятся единицы, те, у кого «Божий дар». И скрытие «рецептов мастерства» горе-писателям не поможет. Гениальные легко рассказывают обо всех приёмах, потому что даже если профан и профессионал будут готовить из одних продуктов по одному рецепту, то у них всё равно получатся очень разные блюда.

«Когда-то я насмехался над Густаво,
За его фразу: «Кто угодно может быть
поваром». И только теперь я понял смысл:
«Быть поваром – это дар, но он может
достаться кому угодно».
Месье Эго, «Рататуй»

Грин великолепно владеет недосказанностью. И читатель вынужден делать вывод из урезанной информации и тем самым непроизвольно придавать глубину произведению, извлекать больше информации, чем ему дали.
Первый абзац: It was only just after lighting-up time, but already the cars were lined up all the way to the Marble Arch, andthe sharp acquisitive Jewish faces peered out ready for a good time with anythingpossible which came along. Виктор Вебер посчитал упоминание евреев неполиткорректным и перевёл это как: «Еще только рассвело, но автомобили уже выстроились у тротуара чуть ли не до Мраморной арки, и сидящие за рулем мужчины посматривали по сторонам, готовые предложить пожелавшим того дамам приятно провести время». Мирер и Кулагина-Ярцева всё-таки решили не нести отсебятину и перевести дословно: «Фонари только что зажглись, но машины уже стояли сплошной цепью вплоть до Марбл-Арч, из них выглядывали резкие, жадные лица евреев готовых повеселиться при любой возможности». В чём разница? Объясняю. В переводе Вебера получается, что это Крейвен такой негодяй, злится на ничего не сделавших людей, в переводе Мирера (и в оригинале) – враждебен сам мир вокруг Крейвена. Грин не говорит просто, что «Крейвен чувствовал враждебность мира», он описывает этот мир и заставляет героя видеть пороки на чужих лицах. Те пороки, которыми мечтал бы обладать сам. Уже с первых предложений читатель начинает ассоциировать себя с Крейвеном и прежде, чем это будет названо вслух, ощущать его эмоцию – зависть.
Далее следуют фразы о любви. Заметим, что фразы обезличены, даются аксиомы. Нигде нет указаний «Крейвен подумал». Мы просто понимаем, что это мысли персонажа и нам особо нечего им возразить – процесс ухаживания на самом деле стоит денег. Мы уже в чём-то соглашаемся с героем. Кроме того, мы делаем выводы из Love needed a good suit, a car, a flat somewhere, or a good hotel, что у Крейвена нет хорошего костюма, нет машины, нет квартиры (снимает комнату? Место в ночлежке?) и даже нет денег на то, чтобы снять комнату в отеле и привести туда женщину. Вся «любовь», которая ему, следовательно, доступна – перепих в подворотне. В общих рассуждениях о любви мы получаем очень много информации о главном герое.
Забавно, что никто ни первый, ни второй переводчик даже не прикоснулись к фразе It needed to be wrapped in cellophane. Посчитали, что будет слишком явный намёк на презервативы? Грин, кстати, мог и не иметь в виду такой контекст и иметь в виду только красивую упаковку, хотя кто его знает.
Вне пределов моего понимания фраза There were moments of happiness in the BritishMuseum reading-room, but the body called him back. Он так уходил в чтение, что становился счастливым? При поисках подтекста, я бы даже посчитала, что это намёк на мастурбацию, но вряд ли – ведь «тело возвращало его обратно». То есть дух его бродил где-то, где мог забыть о теле. Фраза не слишком удачна для расшифровки, но зачем она здесь – более, чем очевидно. Мы выясняем, что Крейвен не клошар, у него есть образование и желание его продолжать. Это не просто гопота из подъезда, это человек скатившийся.
Потом следует описание его сна с сотами. Обыскалась, но так и не поняла, откуда Вебер взял вот это: «На поверхности — отверстия шурфов, пробуренных для удобства покойников». Но, кажись, Вебера вообще при переводе несло о чём-то своём, с Грином не связанном. Сам гриновский образ очень жуткий, если задуматься. Громадные соты мертвецов. И содрогающаяся от них земля (это уже вполне ожидаемое домысливание читателя). В Веберовском переводе к образу жуткого воскрешения прибавлен "и они готовы восстать со всеми их бородавками, приступами бешенства, взрывами смеха", в Миреровском eruptions переведено, как "со всеми своими бородавками, угрями, сыпью". Здесь опять же я предпочитаю Миреровский перевод, так как он лишён звука. Звуковое сопровождение тут лишнее, равно как и фильм, который будет смотреть Крайвен, является немым.
В следующем абзаце Грин использует эффективный до безобразия приём: the bodies like worms in their tight trousers, a hint of religious belief was lodged in his breast like a worm in a nut. Он повторяет одно и то же слово, чтобы у читателей отложился образ – белёсых извивающихся червей. Чисто подсознательно читатель пронесёт этот образ до конца рассказа.
Далее Грин действует очень грубо и как-то не совсем по своему – он точно даёт год, 39-й. Я специально полезла узнавать, когда был написан рассказ. Быть может, во время войны и потому дан последний предвоенный? Да не фига. Рассказ вышел в сборнике в 1954 году, значит 39-й назван абсолютно специально. Не отрицаю факта, что как и в рассказе «Юбилей», где происходит покупка разбогатевшей шлюхой неудачливого готового на всё альфонса, что окружающая действительность – только антураж, лишнее украшение мелодии, задающее настроение. Но всё же я уверена, что Грин действовал абсолютно специально. Он уже создал и внедрил в головы читателей образ земли из мертвецов, а вполне узнаваемая дата должна создать продолжение видеоряда – это не просто мертвецы, это солдаты, которые скоро погибнут. Скоро Великобритании вполне предстоит быть заваленной мертвецами.
Чёрно-белый фильм – о сексе и смерти. Почему именно немой фильм? Грин думает как режиссёр, а не как писатель. На заднем плане – только музыка из раздолбаного рояля. Никаких диалогов героев, плача, завывания и прочего. Ничто не отвлекает от того, что происходит в зале. Забавно, что ни один из переводчиков не воспользовался ещё одним пасом от Грина In the dead darkness a piano tinkled something monotonously recalling Mendelssohn, здесь это не просто "полная", это "могильная" темнота. На Крейвена снова наваливается ужас. Внезапно. Просто от пустоты вокруг. Грин использует шикарное словосочетание the toothache of horror. Веббер игнорирует словосочетание напрочь, у Миррера "и его вновь охватил ужас, неотступный, как зубная боль". Уже более приемлимый образ, пусть и не полностью передающий ощущения привычности страха. В этот момент читатель начинает «тонуть». Он уже влез к Крейвену в голову, согласился с его аксиомами, разделил его зависть, но вот тут Крейвен начинает скатываться в безумие, а это не то переживание, которое хочет испытать среднестатистический читатель. Но только читатель выбрасывается из головы персонажа, только начинает тихонько закипать («Эй, вы долбанулись? Я на то, чтобы сходить с ума с персом не подписывался, чо! Насоздавали книг про уродов!»), как начинается интрига.
У меня этот рассказ в сборнике криминальных рассказов. Если тебя заранее не предупредили, что вот там мистика, ужасы и ваще, то нормальный человек воспринимает коротышку именно как убийцу. Я много раз перечитывала его высказывания, чтобы понять – как ему удалось создать впечатление, что он убийца в то время, как коротышка был жертвой.
Кстати, пну и перевод Мирера. Крейвен не слушает коротышку, ему важно справится с собой, удержать утекающий разум. Он убеждает себя, что достаточно просто принять меры и всё снова станет нормальным: take a holiday, see a doctor. Миррер: «поехать в отпуск, пойти к врачу». Хотя Вебер не лучше: «взять отпуск, обратиться к врачу». Какой отпуск? Вроде бы по его виду, костюму и по тому, что он слоняется без дела ясно, что никакой работы у Крейвена нет и быть не может. Потому тут take a holiday – это «отдохнуть». Что может включать и уехать, чтобы сменить обстановку и избавиться от навязчивого состояния.
Кстати, вот о происходящем на экране в такт тому, что происходит в зале: "I am not afraid of death, Lucius--in your arms." «Я не боюсь смерти в твоих объятиях, Луциус». Обычная фраза для любого кино. Но тут главная первая часть – «Я не боюсь смерти». Противопоставлению герою, который понимает, что сидит рядом с маньяком и может быть убит сию секунду. Но вот – ба-бам-ц, и маньяк ушёл.
Вот тут очень важная фраза. He chose instead a telephone box and dialled, wit an odd sense for him of sanity and decision, 999. Всё, безумие закончилось. Сидящий рядом с ним не был знаком с небес, что Крейвен так же сойдёт с ума, он не был посланником мертвецов, постоянно напоминая Крейвену о смерти. Он был маньяком-убийцей и сейчас Крейвен, вернувшийся к жизни, поможет полиции его поймать. Из-за чего я не могла рекомендовать читать рассказ в переводе Вебера, так во многом именно из-за этой фразы: «Поэтому Крейвен направился к телефону-автомату и решительно, довольный тем, что опасения за собственную психику оказались напрасными, набрал три девятки». Вздор! Он не опасался того, что ему видится коротышка. Он опасался более сложной игры, того, что его подталкивают к безумию. Что вместо того, чтобы увидеть нормальное, он видит только больное. И потом, уже в обычных вещах, ищет черты искажения. Так что тут идеален перевод Мирера: «Вместо этого он пошел в телефонную будку и набрал номер 999, ощущая себя необычно здоровым и решительным». Гриновская недосказанность – мы понимаем, что приступ у Крейвена кончился. И сами рады тому, что сейчас зло будет наказано.
И тут – крутейший поворот. Крейвен кладёт трубку и смотрит в зеркало. На лице у него капельки крови. Заметим, что Грин не объясняет откуда. Читатель сам обязан вспомнить, что коротышка кашлял Крейвену в лицо. И что-то булькало в его горле (ещё бы, горло ведь перерезано). Тут Вебер вообще улетает в свои эмпирии. У Миррера более верный перевод – Крейвен пытается убедить себя, что всё ему привиделось, что его сон не стал реальностью. Но понимает, что слишком много фактов обратного. Это реально был восставший мертвец. Которого интересовали убийства, собственный зонт и желание рассказать кому-то о своём понимании собственного убийства. И всё произошло в реальности, не было галлюцинаций, вот капли на лице. Крейвен кричит: "I won't go mad. I won't go mad. I'm sane. I won`t go mad". В переводе Вебера такая чушь, которая показывает его полное непонимание смысла того, что он переводит: "Я не схожу с ума. Я не схожу с ума. Я в норме. Я не схожу с ума". Более верный перевод у Миррера, за что я и люблю именно эту версию: "Я не сойду с ума! Не сойду! Я здоров! Не сойду с ума!".
Рассмотрите этот рассказ с точки зрения коротышки. Он мертвец, который восстал. Он идёт куда-то, натыкается на маленький кинотеатрик, садится рядом с первым попавшимся человеком и, абсолютно наплевав на возможность того, могут ли его понять или нет, ведёт долгий запутанный рассказ об убийствах (уж он-то действительно в них понимает), крови, мотивах и прочем, упиваясь своим знанием. Просто бытовой рассказ об одиноком старичке. И смерть не сделала его мудрее.
Грин вовремя отводит читателя в сторону. В последнем абзаце он ни разу не упоминает про психическое состояние Крейвена – всё дано через действия и крики. А в последнем предложении вообще вводит полицейского, чтобы испуганный читательский мозг мог зацепиться за этот символ нормальности.
Я считаю этот рассказ сюрреалистическим, но не в плане абсурдности, а в плане воздействия на подсознание. Читатель, который всё это время держал в голове вид мёртвых солдат, видит апокалиптичную картину возвращающихся с поля боя мертвецов. Захлёбывающихся в крови из собственных ран, эгоистично могущих думать только о собственной смерти и постепенно теряющих разум - ведь коротышка тоже безумен, он всё бессвязнее, а под конец не в состоянии думать ни о чём, кроме потерянного зонта (этот мотив Грин от и до измочалил в «Неопровержимом доказательстве», где восставший труп доказал тем самым загробную жизнь, но при этом его колодило на одних и тех же фразах). А ещё весь мир, в который придут эти мертвецы. Труба второго ангела, Армагеддон. И катарсис, когда понимаешь, что этого не произошло, что та война прошла и закончилась. Облегчение, счастье.
Задача автора - дать человеку пережить ряд эмоций. После которых у человека должно остаться чувство удовлетворения (да, специально употребляю это слово, так как такое же чувство у человека должно быть и после хорошей жратвы, и после хорошего секса). При этом именно удовлетворение важнее всего. Можно писать про пожирание какашек и секс с трупами. И накручивать на это, что, мол, "метафора социального неравенства". Это даже модно. Но это не искусство. Искусство - это привести читателя к удовлетворению, к ментальному оргазму, который достигается посредством хороших произведений. Шок-контент не цель, это только средство и как всякое средство оно не приносит выигрыша само по себе, только из-за того, что оно есть.
Данный рассказ мне нравится именно ощущением: "Уф, пронесло. То, что грозило - не произошло". И это сделано средствами не в лоб ("Шёл Суслик тёмной-тёмной ночью, шёл-шёл и никого не встретил"), а очень исподволь.
Разумеется, Грин не рассчитывал каждую фразу от и до. Это и невозможно. Он держал в голове некоторые образы, которые пихал так часто, что почти грубо (образ мертвецов и червей), всё остальное - это результат мыслей, которые писатель должен пропустить сквозь себя задолго до того, как примется за своё первое произведение. Чтобы испугался читатель, автор должен испугать самого себя. Стивен Кинг - это не писатель, который умеет пугать, это человек, который прекрасно умеет бояться. У каждого писателя всегда есть под рукой шикарный читатель - он сам. И потому сам Грин как бы успел сойти с ума вместе с читателем, но при этом и успел покинуть ГГ раньше, спасти себя и читателя от безумия.
Читать далее
73
1,1K
Аноним15 сентября 2018 г.
Вообще, после того как прочитала чужой разбор этого рассказа добавить мне по сути нечего, но хотелось написать хоть пару предложений исключительно с целью прорекламировать его) Он совсем коротенький, чтения минут на пять по сути, но при этом очень необычный. В первую очередь тем как на ровном месте умудряется запутать читателя. Ты вместе с угрюмым гг Крейвеном бредешь по вечерним улицам Лондона 39 года, заходишь в убогий кинотеатр на показ немого кино, мельком пересекаешься со странным старикашкой. И вот уже уверен, что правильно видишь ситуацию, поражаешься слепоте гг, ожидаешь очевидного на этом моменте развития событий и... И все совсем не так, причем два раза! Очень круто! Думаю, что мне рассказ о грани, за которой начинается безумие, запомнится надолго. Так что любителям малой прозы и нестандартных сюжетов рекомендую.
Дальше...

Читать далее
65
851