The Recognitions

Раффаэлло Джованьоли - Спартак , Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери , Александр Дюма - Виконт де Бражелон или 10 лет спустя , Уильям Гэсс - Тоннель ... Книги совершенно разных жанров, написанные в разные эпохи. Что их может объединять? Это те книги, которые я читала в своей жизни дольше всего: от месяца до полугода.

В уютную компанию этих книжных толстячков сейчас без стеснения вливается и Гэддис. В страницах его "Распознаваний" я провела без малого два месяца: август, сентябрь. Это были два удивительных месяца, наполненных постмодернистской эстетикой и иронией, тягучей меланхолией бытия, которой так легко, оказывается, заразиться от персонажей романа американского классика. Это было очаровательное блуждание в тонком дремотном тумане из изящного кружева слов. Не скрою, меня бесила пунктуация в этой книге (она здесь своеобразная и непривычная. Постмодернисты, видимо, революционеры во всем), но бесконечные образные метафоры, точные неожиданные сравнения, глубина мысли приводили в восторг. Я могла бы, наверно, и дальше бродить по этому сюжетно-стилистическому лабиринту, да только книга, даже самая длинная, однажды все же заканчивается...

986 страниц, набранных мелким шрифтом. И это даже не семейная сага в нескольких поколениях! Это обычный роман, охватывающий собой довольно скромный промежуток времени. Необычен роман по иной причине: здесь как будто нет главного героя - вернее, все они главные.

Многоголосье действующих лиц поначалу даже сбивало с толку, ведь кажется невозможным сопереживать всем сразу. Никаких нервов не хватит...

Вот молодой художник, ищущий себя через живопись. Строгое религиозное воспитание в детстве, ранняя потеря матери - и вот она, долгожданная свобода, Париж, любимое дело. Отец-священник остался лишь в воспоминаниях, перед тобой открыты все дороги, только не к счастью, увы...

Вот писательница, умная, молодая, красивая, рассудительная - живи да радуйся! Но ведь нет же: опция "Счастье" опять по умолчанию выключена. Любовь к холодному, равнодушному мужчине, погруженному в себя, вытягивает все силы. Ну и что, что муж? Если вы все равно друг другу что чужие...

А вот безнадежно и безответно влюбленный драматург, безуспешно пытающийся привлечь внимание публики к собственной пьесе и к себе заодно...

Чувствительный музыкант, чья мать умирает от рака...

Один помешанный на религии фанатик, ненавидящий окружающих.

Богатый коллекционер предметов искусства.

Девушка-натурщица, пытавшаяся покончить с собой из-за неразделенной любви.

...В этой книге страдание - неотъемлемая часть пейзажа и действия. Оно будто обволакивает тебя целиком и задает тон повествованию. Нет здесь счастливых, довольных, милых.

Озлобленные, отчаявшиеся, мстительные. Они упорно сбегают от страданий, которыми так насыщен наш мир, в религию и искусство (искусство, кстати, по ходу действия само становится едва ли не новой религией со своими божествами и канонами), вот только нельзя уйти от самого себя, как ни старайся.

Не даст облегчения - даже временной передышки от боли - живопись, музыка, литература, пока ты не разобрался с самим собой, не понял, чего ты хочешь на самом деле и что из себя представляешь. Напротив, искусство, кажется, лишь бередит их сердечные и душевные раны. Творческие люди, они априори более чувствительные и ранимые...

И рвутся с громким треском их ниточки-связи с миром и другими людьми. Они пытаются, впрочем, найти себя в мире подобных, встречаются и расстаются, приветствуют друг друга на вечеринках, светских раутах, в общих компаниях, интересуется вроде о жизни друг друга, даже как будто искреннее это делая. Но не слышат, не в состоянии услышать другого, прочувствовать его боль - своей с избытком.

Вот это многоголосье сводило меня в книге с ума. Только настроишься на историю жизни одного персонажа, как автор перебрасывает нас в другую историю другого героя.

Сюжет романа описать чертовски сложно: он будто о всем сразу и ни о чем конкретно. Герои, встречающиеся в общих компаниях, любят поразмышлять об искусстве, культуре, религии, морали и ценностях, современном обществе, экономике и т. д. - обо всем на свете. Но само действие как таковое движется медленно и тягуче, нехотя. Мы же, по мысли автора, должны основательно влезть в шкуру каждого из действующих лиц. Фоном - голос по радио "Что я наделала..." (эту радиостанцию, видимо, слушают все персонажи), будто подчеркивающий бессмысленность их телодвижений...

И постепенно ты, как ни странно, начинаешь сопереживать им всем, хоть то и казалось доселе невозможной затеей.

А еще при всей медлительности повествования автор подарил читателя с десяток ярчайших мелодраматических и драматических сцен и эпизодов, по новому раскрывающих персонажей. Игра на органе до исступления, до разрушения часовни (представляете, насколько величественная смерть!). Супруги расстаются, и она узнает, что беременна, а ребенок уже ни к чему... Мужчина признается в любви к женщине, пытавшейся покончить с собой от неразделенной любви к другому мужчине, а ей не нужна вот эта бескорыстная любовь, так доверчиво стоящая сейчас у ее порога, ведь он - не тот...

С романом Гэддиса будто проживаешь десять жизней разом. И так хочется верить, что можно научиться на чужих ошибках - тех же книжных героев. Так ведь нет же - все равно наступим на собственные грабли.

Рекомендую (правда очень осторожно) к прочтению тем, кто хочет выйти из зоны читательского комфорта и попробовать что-то иное. Только учтите: это роман для долгого, вдумчивого, внимательного чтения, не самого простого при этом. В него надо погружаться серьезно и основательно, а иначе нет смысла и браться. К пунктуации в романе немного привыкла к середине книги, но все равно так и хотелось взять ручку и расставить тире правильно)

  Дисклеймер: обсценная лексика присутствует.

  В какой-то момент, я испугался, что стал циничным и бессердечным. N-ое количество дней прошло с тех пор, как мне в руки попалась книга, которая меня действительно зацепила - “The Monster Book of Monsters” – читали? И вот мне попалась в руки эта книга, вернее, текст книги, потому что читал я её с экрана монитора ноутбука, и во время чтения мне не раз думалось, что будто попалась мне окольными путями та самая кассета с фильмом старшего Инканденцы “Infinite jest”, и оторваться от неё было невозможно, хотя чтение было отнюдь не простым. Но увлекательным.

  Ведь что из себя представляют эти "большие, великие американские романы", если не обычное развлечение, забаву для так называемых "посвящённых", прошаренных читателей, которые на самом деле - отдельная касты элитных снобов. Для них «Сердца четырех» – конформизм, а «Маленькая жизнь» – раздутая комедия, которая в начале притворялась мелодрамой о корнях возникновения желания к саморазрушению и о том, в силах ли при этом близкие друзья помочь преодолеть и побороть это желание, обратившаяся где-то уже к середине изнасилованием Большого Романа (как жанра и как тренда), и в итоге стало совсем не смешно. И кто уже давно прочёл «Infinite jest» , почти всего Томаса Пинчона и прочих корифеев-постмодернистов, а читать что-то не только хотя бы отдалённо похожее по качеству, но даже лучше и интереснее хочется. И кстати, совсем скоро выйдет «Манарага» Владимира Сорокина – произведение о том, что в будущем времени книги превратятся в приправу к еде, породив особый, дорогостоящий способ приготовления еды - "book and grill". Самые первые тома-оригиналы ценятся в этом мире особенно, поэтому закономерно существует мошеннический бизнес, занимающийся подделкой книг. А “The Recognitions” как раз-таки о "counterfeits", о подделках и оригиналах, потому что он описывает процесс создания великого произведения искусства, которое перестанет принадлежать автору, как только он его закончит. И не только об этом.

  (скорая “Манарага” вдохновила меня на написание этой рецензии, которая уже месяц как-то пыталась сформироваться)

  Кстати, а как вы любите слушать музыку? Вы любите слушать альбомы целиком - как законченное произведение, или же создаёте плейлисты любимых композиций? “The Recognitions”, опубликованные в 1955 году, понравятся тем, кто слушает музыку преимущественно первым способом, а по жанрам - любителям прогрессивного рока, пост-панка, шугейза, эмбиента, классической музыки, оперы, то есть всем тем, для кого сложное и непонятное – это не призыв к разрушению.

  Чтение “The Recognitions” будет для вас не таким сложным, каким оно было для меня и для Джонатана Франзена, который называет Гэддиса "мистер Сложность", если вы будете заранее знать, что это не сложный текст, а просто хорошо и качественно, кропотливо написанное произведение, хотя его объем (более 900 страниц) резко выделяет его от привычных объёмов художественных книг. Хотя сейчас мы движемся к тому, что даже мейнстримовые сочинения будут семисотстраничниками (как минимум), а что уж говорить об авангардных, задающих тренд. Даже Дмитрий Быков согласился с тем, что это “просто хороший роман”:

  А теперь поговорим про Дэвида Фостера Уоллеса. Тут, кстати, хороший вопрос: кто на него больше всех повлиял — Гэддис или кто-то ещё из великих? Думаю, что Гэддис повлиял, но действительно только в том смысле, что (я лишний раз повторяю) просто это очень хороший роман, "Recognitions" — просто глубоко проработанная хорошая история с массой библейских и прочих ассоциаций, с тщательно продуманным фоном, бэкграундом, всем этим искусством мировым и модернистским. И, конечно, это такая вещь просто очень культурная. Но Гэддис совсем не Уоллес. Гэддис — он такой саркастический ненавистник, и он на человечество смотрит с желчной усмешкой (что, может быть, и помешало стать ему знаменитым писателем).

так что не верить мне у вас нет причин, только если ...

  "Сомнение" - как много в этом слове. Никогда не переставай сомневаться, потому что если перестанешь сомневаться, то перестанешь развиваться. Энтропия – признак жизни: без неё не прочитали бы Уильям Гэддис, Дэвид Фостер Уоллес, Генри Миллер - Достоевского, Чехова и без этого не получились бы у них такие книги, какие вышли. Энтропия сближает людей, она способна познакомить друг с другом людей, находящихся на расстоянии.

  Но будь осторожен, потому что от сомнения можно сойти с ума: преподобный Гвион (Gwyon) (отец главного героя) тоже засомневался - в христианстве, и в итоге кончил прахом, из которого выпекли церковный хлеб, который в последствии случайно съел его сын - "вот так да! Прямо Сорокин какой-то получается или та серия “Южного Парка”, в которой Картман скормил обидчику его родителей". Ashes to ashes, не дружи с майором Томом, иначе - ждёт тебя беда.

  “The Recognitions” – это когда твоя мама стала жертвой хирурга-шарлатана, умершая из-за осложнений при родах, и ты её никогда не увидишь, кроме как на фотографии её в юных, совсем юных, прекрасных свит сикстин (если тебе нравится Iggy Pop) или литл фифтин (если Депеши) и будешь потом, в течении пятнадцати лет рисовать незавершённый портрет - свой первый настоящий шедевр, то самое "великое произведение искусства".

  “The Recognitions” – это когда твой другой шедевр – картину-копию другого художника, давно умершего, ты оставляешь своему научному руководителю, а он её продаёт "в крысу" как оригинал, и вот ты читаешь однажды в газете, что “обнаружен ранее неизвестный шедевр умершего художника”. Тем же вечером в твою студию в Париже заходит арт-критик и предлагает написать восторженный отзыв о твоих картинах, которые скоро ты будешь выставлять на обозрение общественности, но только если ты ему "ручку позолотишь", и ты прогоняешь его со слезами на глазах и обидой в голосе из-за несправедливости, закрывая в себе художника - как Логан распрощаешься с Росомахой. Женишься, остепенишься, до сорока лет будешь делать чертежи мостов по заказу архитектора, который сам не умеет их создавать из-за отсутствия умения – ты будешь его наёмным карандашом и рейсшиной. Прекрасные, красивые мосты. Но зачем тебе мосты, когда ты убиваешь свой талант? Жена перестаёт тебя сексуально интересовать, детей нет, с отцом не общаешься, читаешь много религиозных книг и вообще обязан жизнью ты языческому ритуалу - жертвоприношению обезьяны, который вылечивает тебя тогда, когда врач говорит о том, что "вопрос не в том, будет ли он жить, а сколько дней ещё ему осталось".

  “The Recognitions” – это когда ты встречаешь интересного малого, с которым тебе хочется пообщаться, впервые за долгое время найдя отдушину, а твоя жена начинает к нему тебя ревновать, припоминая тебе твой рассказ о друге из прошлого, который домогался тебя однажды, в твои двадцать с небольшим, и поэтому думает, что в тебе проснулся латентный гомосексуал. Ты продолжаешь рисовать картины "в стол", совершенствуя своё мастерство, однажды за тобою увяжется чёрный пудель, аки сам Мефистофель, чей хозяин – бизнесмен, специализирующийся на продаже антиквариата и сам коллекционирующий, заявится к тебе на порог, увидит твои картины, обомлеет, прикинет в голове сколько можно срубить на этом деле "капусты" (выдавать за “ранее неизвестные шедевры” твои подделки) и предложит тебе сотрудничество, ведь людям не важно на самом деле, что изображено – они платят (а главное – хотят платить, ты только предложи продукт) за автограф художника в углу картины, за лейбл. Это перечит твоим моральным принципам, но стагнировать тоже не хочется - надоело, да и платить он будет много, поэтому ты идёшь на сделку с сове..дьяво..бизнесменом

  И вот тогда всё закрутится-завертится. "The Recognitions" обернётся настоящим лабиринтом, наваренной окрошкой, заправленной вкуснейшим кваском, наевшись которым, естессно, все герои [коих кажется, что бесконечное множество, но если присмотреться (и в этом отдельная фишка – в кажущейся несвязности, которая так похожа на real life, отнюдь не little life), то можно заметить, а можно и не заметить, потому что в задачу Уильяма Гэддиса не входило отдаваться первому попавшемуся читателю, как той портовой, ему хотелось сотворить великое произведение искусства, которое что-то может ... (писать, что оно “может изменить” – лицемерие, поэтому просто “что-то может” – разве этого словосочетания мало?), пусть даже творец погибнет в конце под грудой камней, но его произведение будут читать уже после его смерти - оно будет продолжать жить), то можно заметить, что этот хаос просчитан, тупиковых графов нет – вот в этом и есть единственная сложность чтения “The Recognitions” – пробиваться через непонимания (на самом деле на сайте williamgaddis.org всё разжёвано), бороться с хаосом, чтобы в итоге обуздать его и превратить “забытый великий роман постмодернизма” или “последний роман высокого модерна” просто в хорошую книгу, читая которую, ты увидишь грустную историю о том, что как бы ты не бился, вероятнее всего тебе не станет от этого лучше и легче жить; чтобы ты не делал, от самоубийства тебя так и будет удерживать неясно что, а отсутствие эмпатии вокруг вкупе с постоянным человеческим шумом и погоней за чем-то, к чему-то, когда ближний отдалён от тебя на бесконечность, хотя может находиться телом на расстоянии вытянутой (а иногда даже и не вытянутой, а обнимающей руки, которая тебя обнимает или ты обнимаешь, а бесконечность не становится меньше, а наоборот - всё больше и больше) руки, и смерть твоя будет комичной (ампутированную из-за диабета ногу выкинут в урну): скорее всего из неё запросто можно будет сделать мем, но всё-таки], просрутся в конце идиотскими, шутовскими финалами – никто не кончит счастливой смертью, кроме тех, кто готов продаться, и поэтому дописывать дальше, за “всё-таки” – это было бы лицемерием и неправдой, потому в "The Recognitions" нет уходящего в горизонт Буратино (хотя в финале художник "уходит в горизонт", и мы не знаем, что его ждёт: отправится ли он на поиски своей возможной дочки, будет ли рисовать картины, но на художнике история не заканчивается), и именно этим роман Гэддиса прекрасен – он позволяет окунуться и увидеть закулисье жизни творцов (чья жизнь часто бывает окружена домыслами и выдумками поклонников) – обычных людей, посмотреть, что может оказать влияние (и улыбка наркоманки больной шизофренией, из угла комнаты, заполненной шумной массой, вдруг обернётся тебе той самой кассетой “Infinite jest”, той самой мистической загадкой, великой соблазнительницей, увидеть которую = прикоснуться к космическому, вневременному, и пусть всё списывают на гормоны и инстинкт размножения – плюнь им в лицо в этот миг), и улыбнуться грустной улыбкой, переходящей в радостную от того, что всё-таки как же здорово, что существует писательское дело и существует такая мастерски сделанная художественная литература.

Первое издание "The Recognitions"

  Второй вариант рецензии:

Если вам не хватает книги «Маленький Лорд» Юхана Боргена или вы любите творчество Хулио Кортасара, уважаете (не обязательно любите) сочинения Достоевского или помните, что когда-то любили читать его в школе, или вы читаете сейчас «The Pale King» (который, скорее всего, будет переведён Алексеем Поляриновым в 2019 году, а если “Шутка” зайдёт хорошо, то в 2018 году ) и увидели, что Дэвид Фостер Уоллес признаётся, что хотел писать также как Гэддис, и если вам правда понравилась “Бесконечная шутка”, то смело читайте. Чуть сложнее “Шутки” (первые страниц эдак 350– пока не начнёте перечитывать прежние главы, замечая и кивая головой, но это не обязательно на самом деле, просто я сам очень долго читал "The Recognitions" - лучше его читать не растягивая на долгое время. Тем более, что часть действий происходит в течение нескольких дней, а другая часть проходит в духе фильма “Буч Кэссиди и Сандэнс Кид”), много проще, чем «Радуга тяготения» . Самое сложное в этой книге – это два письма двух героинь, одно из которых – настоящее письмо Гэддису от “наркоманки больной шизофренией”, перенесённое на страницы сочинения без её ведома. Но это всё вы и без меня узнаете в процессе чтения, если будете пользоваться доменом williamgaddis.org - лично мне во время чтения было интересно и полезно ещё раз подумать о том, нравится ли мне читать сложные романы, пользуясь такими шпаргалками, что я теряю от такого действия в плане впечатлений от чтения, а что, наоборот, получаю, потому что “The Recognitions” изначально не имели таких "шпор" – это была просто новая книга на полке книжного магазина, причём большая и дорогостоящая, читатель был один на один с этим кирпичом.

  Но, возможно, мне проще читать такие книги, чем вам, потому что я люблю читать их так, как люблю слушать хорошие музыкальные альбомы. А порой мне бывает достаточно лишь увидеть лицо автора, чтобы понять с большой вероятностью – понравится мне книга или нет. К Гэддису у меня было вот такое доверие, плюс на Youtube есть интервью с ним. К тому же существует фотография, на которой он находится вместе с Доналдом Бартелми - другим основоположником американского постмодернизма.

  В процессе чтения сотворите свой собственный способ и придерживайтесь того, что говорит вам ваш внутренний голос, не берите как основное руководство чью-то точку зрения (чей-то вариант прочтения) - берите от неё лишь то, что кажется вам в ней лучшим именно для вас – вот мой главный совет тем, кто боится сложностей и они не дают им начать читать "The Recognitions".

  P.S. Для тех, кто уже прочёл, но хочется ещё: книга Малькольма Лаури «У подножия вулкана» , которую сравнивают с "The Recognitions" – не то.

  By Groverd, 07.03.2017,
Моей рецензии не было бы, если бы не эта. Именно она дала мне один из пинков под зад, чтобы я начал читать книги на английском языке.

"Распознавания" Уильяма Гэддиса - это образцовый Большой Американский Роман о фальшивости американской жизни.

Герои – представители "интеллектуальной" среды, то есть сплошь позеры, неучи и бездари, способные только бестолково имитировать других. Немногие исключения, как главный герой, гениальный художник Уайатт Гвайн и композитор-перфекционист Стэнли, рано или поздно сходят в этой среде с ума, и не удивительно, ведь авторитеты фальшивой культуры постоянно искушают их преимуществами копий перед оригиналами.

Оригиналы здесь не выживают – они просто никому не нужны, все охотятся за искусно сработанными подделками под уважаемых мастеров искусства. Никто никого не слушает, все говорят о себе, а точнее врут о том, что они якобы прочли, послушали, попробовали, купили или потребили иным способом.

"Распознавания" – сатира всех степеней едкости. От Гэддиса достается каждому, кто как-то связан со сферой информационных услуг, от рекламщика до радиослушателя. Чортовы СМИ, подчеркивает Гэддис, замусоривающие и так не самые заполненные знаниями американские мозги. Чортовы бизнесмены, отмечает Гэддис, втюхивающие людям ненужные товары. Чортовы ученые, добавляет Гэддис, за деньги подтверждающие все самые идиотские заверения бизнеса о ненужных товарах. Чортовы учителя, перечисляет Гэддис, ничему не учащие, чортовы врачи, ничего не лечащие, дважды чортовы психоаналитики, вдвойне ничего не лечащие, чортовы копы, ничего не расследующие, и так далее.

Вообще есть что-то хорошее, здоровое, умное, порядочное в этих наших США? – задумывается автор и отвечает – НЕТ.

Это роман многих "если". Он очень веселый, если вы выкупаете его юмор. Он очень красивый, если вы прочувствуете красоту его образов. Он очень глубокий, если вы узнаете отсылки и замечаете намеки. И он очень понятный, если вы запоминаете персонажей и детали их внешности, а затем различаете их без имен. "Распознавания" сложно назвать даже модернистским романом – это умеренно усложненный мейнстрим, в котором формальные приемы целиком подчинены истории и появляются только там, где это действительно нужно.

Тем не менее, он предъявляет читателю определенные требования, поскольку автор очевидно уважает свой труд и предлагает остальным, открывая "Распознавания", уважать как минимум себя и читать роман всерьез, а не почитывать, как персонажи. Эти требования я уже перечислил: выкупать юмор, чувствовать красоту образов, узнавать отсылки, замечать намеки, запоминать и узнавать персонажей.

Провал "Распознаваний" в 50-х целиком соответствует его идеям: критики не читают книги, оригиналы без горячей раскрутки никому не интересны и обречены на забвение. Если бы роман превознесли в год публикации, он сам стал бы фальшивкой, поскольку его истории разошлись бы с реальностью. А так все случилось как надо – молодой талант пролетел мимо позеров, неучей и бездарей, заинтересованных лишь в том, за сколько можно продать себя и других.

Рекомендую всем, и прогнозирую, что "Распознавания" Уильяма Гэддиса будут самым успешным изданием Kongress W press (сейчас 2020-е, уже можно, наверное, оценить шедевр по достоинству, да?).

Название романа «The Recognitions» отсылает читателя к редакции «Воспоминаний» Климента Римского, памятнику апокрифической литературы раннего христианства, претендующему на звание первого романа. Существует греческая версия – «Беседы (homiliae) Климента Римского». Сам автор в тексте обыгрывает отсылки к обеим редакциям.

Судя по описанию, герой представляется спутником апостола Петра в его путешествиях, разыскивает братьев и родителей, с коими ведёт беседы. Гэддис в качестве Климента в романе изобразил Отто Пивнера (фамилия неточная, так как в качестве отца выступают, то фальшивомонетчик Фрэнк Синистера, то мистер Пивнер, а то и Ректал Браун). Основные линии – Уайатта, сына проповедника в Новой Англии и псевдо-Климента (Отто). Первый ищет себя в искусстве, отказавшись от отцовского пути, второй – в жизни, пытаясь найти своего отца.

Сюжет на первый взгляд кажется простым. Уайатт – неудачливый трусливый художник, который боится выражать себя, и находит свое признание в чертежном искусстве и подделывании живописи фламандских мастеров XV-XVI вв. Второй – опять же неуверенный в себе, причем как с женщинами, так и в своем призвании. Эстер, жена Уайатта, сама соблазняет Отто, а его пьесу критикуют за плагиат. Казалось бы, кругом подделки. И как им не быть. Рынок требует (Ректал Браун катается как сыр в масле, хотя... на деле масло похоже скорее на маргарин). Самобытность никому не нужна, если ты делаешь «правильно».

Гэддис любил творчество русских авторов, и особенно Достоевского, поэтому тема двойничества возникает часто в романе (вспомним довольно известный рассказ «Двойник»), что как нельзя, кстати, подходит к теме подделок в искусстве. Ближе к концу личности героев меняются, но счастья им это всё равно не приносит.

Ещё одна важная тема романа – религия. Тут не только Климент, но различные версии христианства, язычество. Один из главных экспериментаторов – отец Уайатта, распятый, за митраизм в проповеди. Опять же попеременно то Отто, то Уайатт напоминают Мышкина.

Но самое непростое в романе – не сюжет, хотя постепенно Гэддис выводит на арену кучу второстепенных персонажей и переплетает линии, что порой сложно разобраться кто есть кто и где его место. Даже Бэзил Валентайн, оказывается, не тем, кем читатель считает его вначале (но это, пожалуй, тема для отдельного разговора). Гэддис выбрал форму повествования через диалог, что с непривычки может ввести читателя в ступор или лёгкую прострацию (по крайней мере первые две части). Сложно понять кто с кем разговаривает и когда меняется сюжетная линия. Но к стилю быстро привыкаешь, а толика юмора, которой автор разбавляет диалоги, и весёлые богемные вечеринки (опять же весьма неоднозначные, в какой-то момент у меня была мысль, что эти вечеринки - посиделки в психушке, на что может намекать третья часть, а Нью-Йорк и Париж лишь в головах пациентов) добавляют изюминку сюжету.

Итак, я бросила на странице 272.

0. Это не постмодернизм, это модернизм! ну или мета
1. Стиль повествования неплох, атмосферен и местами очень красив.
2. Никакого же действия в книге не происходит. Описаний - тоже. Вся книга - это дурацкие диалоги с вечеринок и встреч.
3. Сами персонажи тоже не впечатляют. Все какие-то жалкие и неинтересные, и следить за ними не хочется.
4. Интересно, что первые две главы книги прям хороши. Там был сюжет, и хоть он мне не особо понравился, но он был. Персонажи яркие, с характерами и своей мотивацией.  А потом начилась какая-то сиеста, праздные шатания и трата времени читателя (см. п 2-3). То есть выходит, что автор намерено изменил стиль книги. Возможно, с некой великой идеей. Но мне просто уже не интересно её узнать.

PS: если интересна философия искусства/ шедевра /оригинальности - возьмите Корнишскую трилогию Робертсона Дэвиса.

основной отрывок из не-рецензии

Фламандская живопись, искусство подделок, отсылки к мифологии и антропологии, христианство и язычество, в общем, эрудированность Гэддиса бросается сразу. Все в разговорах, на вечеринках, снова в разговорах, и снова на вечеринках. Текст пугает хаосом,но и одновременно впечатляет, хаос тут всего лишь кажущийся. Ибо начнешь распознавать детали внешности и поведения персонажей, как от состояния непонимания и беспомощности переходишь к восхищению Гэддисом и его талантом написать настолько объемный и проработанный до мелочей текст.

Персонажи в романе в черном не без проблем с головой. Практически все.

Уайатт Гвайн, сын священника, становится художником. Только вот его оригинальные работы никому не нужны, а потому один арт-мошенник предлагает ему подделывать картины известных старых художников. Уайатт, главный персонаж, если судить по аннотации, пропадает из текста с постоянной периодичностью. Однажды уходит в другую квартиру писать картины и исчезает — что логично, полотна сами себя не подделают. Он появится, и не раз, но узнавать его придется самим: по поведению, речи, обстоятельствам жизни.

Есть еще Отто, молодой человек-образ, пишущий свою пьесу, записывая при этом интересные, по его мнению, высказывания окружающих. Отто, его пьеса и взаимоотношения с его отцом — одна из весьма интересных сюжетных линий. Хотя в романе все линии шикарные, а как Гэддис их все заплел/переплел: я в восторге!

Из остальных героев романа в черном зацепил еще Стэнли — набожный композитор органной музыки, который в попытках сочинить свой реквием до последнего бережет стопку новой нотной бумаги, ибо только законченный шедевр ее достоин. Ох, друг, понимаю твой перфекционизм!

Остальные живущие/проживающие свои жизни в тексте, возникающие то тут, то там персонажи тоже те еще личности: вмешиваются, перебивают, не слушают, говорят лишь бы говорить. Историю каждого можно проследить, через разговоры, разумеется. Главное — их не забывать [я пару раз забывала].

Если думаете, что вас это пугает, не думайте.

Выстраивать. Вникать. РАСПОЗНАВАТЬ.

И текст в черном не будет отпугивать так, как кажется.

Здесь очень удачное место возразить Джонатану Франзену, который написал эссе о Гэддисе, назвав его «Мистер Сложный». Ох, Франзен, дорогой, Гэддис может и сложный, но читать его было удовольствием. Хотя и сам Гэддис проговаривается в «Распознаваниях», что пишет для небольшой аудитории.

И все же можно было обойтись без навешивания ярлыков сложности. Когда бы еще я узнала о фламандских художниках, техниках подделок и о том, как в тексте можно воплотить манеру живописи.

Спокойно, вам необязательно знать и разбираться в живописи: ловушка многих текстов подобных «Распознаваниям» в том, что узнать что-то захочется во время чтения и после. Читаешь, не понимаешь, читаешь, и вот ты уже всматриваешься в картины ван Эйка, ван дер Гуса, Иеронима Босха и других. Босх так вообще в один момент мистическим образом меня окружил.

Пишу, а к сути романа даже не приступила. Написать о ненужности оригинальных шедевров и якобы ценности идеальных подделок? О выстраивании образа, не отражающего собственной личности? О попытках не замечать внутренних пороков? О поверхностной богеме и подобном поверхностном образе жизни? В романе жизнь с искусством и страданиями, напускными и неподдельными.

Буду честен, ещё читаю, не прочитал. И навряд ли осилю. Потому что если быть честным — это нудянка.

Я отдал за книжку три тыщи и пытался до последнего убедить себя в том, что это превосходная книжка, а я полный дурак.

Но нет, увы она просто снобская,заумная,бессюжетная,не слишком эмпатичная. Прекрасно изданный красивый том — вопросов нет.

Антагонист Браун — плоский,все подходы к его описанию я прочел раньше в книжках русских классиков.

Но прочитанная «Бксконечная шутка» впечатлила больше. Правда и Пинчона, которого сравнивают с Гэддисом, я читать не смог. Может быть Немцову спасибо за это, то ли это не тот постмодернизм,который я способен переварить.