Последний кайдан

Три ласки были прижаты друг к другу спинами, вместо лап у них были заточенные серпы. У одной из них в качестве трофея красовались отрубленные человеческие ноги с реалистичными подтеками крови в местах ампутации. Сато считал кама-итати благородным ёкаем. Во-первых, их всегда трое, как и друзей Сато, а во-вторых, одна из ласк всегда зашивает раны тому, у кого отбираются ноги, не давая путнику, попавшему в пыльную бурю, окончательно умереть.

Куроки молчал и так же, как Ито, находился в подобии транса, рассматривая свечу напротив себя.
— Что будет, когда мы задуем все сто свечей и прочитаем все сто кайданов?

— Твои глаза горели, как угли! Красным! Я видела!
Незнакомец ткнул в красные бумажные фонарики над нашими головами.
— У тебя блики из-за них, — ответил он под частые радостные кивки Хатиро.
— Да! Да! Нацуми всю дорогу смотрела на фонарики! Вы правы, господин!

На Обон не просто так зажигают бумажные фонарики с крошечными свечками внутри и отправляют их в небо или в океан. Каждый огонёк указывает духам тропу в иной мир. Но дверь не может открыться только в одну сторону. Этим пользуются ёкаи. Они сбегают в мир людей и не собираются возвращаться обратно, устраивают хаос или охоту.

— Это не то признание, о котором ты подумала!
— Не то?..
— Не то! Не то! Совсем другое! Похуже, чем любовь!

если ты не видишь летом красоту и не замещаешь красивое лето

Раньше понятие «семейное гнездо» носило для меня чисто абстрактный характер. До тех пор, пока я не оказался внутри сплетённого из веток лукошка. Ещё оставался крохотный шанс, что всё случившееся — мой кошмар, но здоровенная чёрная птица обернулась и окинула меня взглядом из-под морщинистых глаз деда. Я был готов отключиться снова, но птица начала говорить, а это показалось мне интереснее, чем впадение в забытье.

Дедушка ткнул в старую гравюру, висящую над ступеньками лестницы.
— Вот они — четыре самурая. И один из них — твой предок. В тебе его кровь, а значит и его клятва.

Родители всегда кричали друг на друга. Казалось, если я не услышу с утра их ор, то наткнусь на два бездыханных тела. Раз орут, значит живы. Понятно, почему они решили поселиться в частном доме. Никакие соседи не потерпели бы такого неуважительного поведения. Но у матери и отца не осталось слов друг для друга, только интонации. Повышенные интонации всех вариаций фальцета. Я перестал вслушиваться в их ругань лет в пять.

Он был таким же простофилей, как те, кто гонялся за несуществующей чёрной мамбой и не понимал, кто убил Огаву-сана.