Смерть в середине лета

Юноша продолжал сидеть с широко раскрытыми глазами. Ему, выросшему в рыбацком поселке, с детства была привычна женская нагота, однако он впервые увидел обнаженную девушку, в которую был влюблен. И все-таки ему было неловко оттого, что он застал Хацуэ обнаженной. Между ними возникла какая-то преграда. Он был не в силах произнести даже обычное приветствие, не говоря уже о том, чтобы как-то сблизиться с нею.

Он поднялся, словно прилежный школьник из-за парты. Они стояли друг против друга, их разделял костер. Юноша сделал слабое движение вправо, девушка тотчас подалась влево. Между ними пылал костер.

— Почему убегаешь?
— Так ведь стыдно!

Юноша не сказал ей, чтобы она оделась. Он спросил по-детски:
— Отчего же стыдно-то?

Она удивилась:
— Девушки всегда стыдятся наготы.

Когда пятнадцатилетний подросток чувствует, что его внутренний мир устроен иначе, чем у сверстников, ему очень легко впасть в заблуждение – решить, что он взрослее и умнее, а потому и мыслит по-другому. На самом деле это не так. Просто моя тревога, моя неуверенность заставили меня раньше других задуматься над устройством своего сознания. Причем самокопание порождало в моей душе лишь хаос, и дальше нелепых догадок дело не шло. Стефан Цвейг пишет: «Дьявольское начало есть в каждом человеке; это беспокойство, побуждающее нас вырваться за пределы своего «я», стремиться к бесконечному… Словно сама природа почерпнула из недр древнего хаоса неистребимый ген непокоя и заразила им нашу душу». Этот «ген непокоя» вносит в нашу жизнь напряжение, вселяет в нас «жажду сверхчеловеческого, сверхчувственного». Пока же сознанию отводится роль разъяснения и примечания к чему-то главному, человек может обходиться и без сознания.

Моя детская невинность была отвратительна, как отвратителен след засохших слез на мордочке ребенка. Как устал я в миллионный раз задавать себе один и тот же вопрос: почему я не могу оставаться таким, каков я есть? Я был сыт по горло самим собой – собой, губившим собственное тело, умудряясь при этом сохранять полнейшую невинность! Мне казалось, что старание и прилежание (словечки-то какие!) способны меня спасти. Я не догадывался, что отвращение мне внушает сама настоящая жизнь, а вовсе не какие-то там фантазии.