Повесть о любви и тьме

Самые лучшие книги для меня те, над которыми я и смеюсь, и плачу. Трагичность и комичность жизни, совмещённые в одном моменте, для меня по-прежнему самый сложный концепт. Я пока не могу его принять. Мне всё кажется, что я могу заставить жизнь скривиться в одну конкретную сторону – убрать тьму, возвысить любовь. Но борьба со злом всё больше обостряет геморрой и всё меньше даёт результат. Кажется, наша жизнь – это действительно повесть о любви и тьме, и никак нельзя вынуть из неё ни один из этих элементов. Видимо, они оба – несущая конструкция.

Конечно, Оз ударил меня в самое сердце. Он невероятно эрудирован, философичен, мудр, остроумен, тонок в своих рассуждениях о жизни – о прошлом, которое знал, и об истории, которую получил в наследство.

Это не столько беллетризованная автобиография, сколько художественная биография семьи – семейная сага, описывающая разные ветви и разные поколения семьи, к которой принадлежал Амос Клаузнер, известный всему миру под псевдонимом Амос Оз – сын евреев-одесситов, в 30-х годах эмигрировавших в Иерусалим и до конца жизни говоривших по-русски в минуты наивысшего напряжения.

Я боялась, что будет много про Холокост и я не выдержу, но Оз пережил Вторую мировую войну в Иерусалиме – он больше пишет про палестино-израильский конфликт, чем про немецкий фашизм. Я знала, что Израиль был образован на палестинской земле по решению ООН в конце 40-х, но я не знала, как дальше развивались события… Ничто не оправдывает израильскую агрессию против мирных палестинцев, но после этой книги причина этой яростной слепой ненависти ясна – то, что сейчас делает Израиль, в 40-х делала Палестина.

Впрочем, Оз относится к этому без капли националистического фанатизма. В романе есть один особенный момент, когда маленький Амос говорит кому-то из взрослых, что палестинцы – убийцы. На что тот отвечает, что не стоит торопиться с выводами. Врагов тоже можно понять – на их земли пришли чужие люди, они взяли оружее, чтобы защитить то, что считали своим. Так выходит, мы должны сдаться? – спрашивает Оз. Нет, – получает он в ответ, – мы должны нажать на курок раньше, чем нажмут наши враги. Враги, но не убийцы.

Роман плотный. Он почти полностью состоит из монолитных блоков текста – в нём очень мало диалогов. Я слушала аудио, но у меня есть и печатная книга – если её открыть, плотность текста сразу бросается в глаза. Но слушается он влёт – как в чём-то смешная, а в чём-то горькая история семьи кочевников – образованных, умных, ярких, любивших и страдавших, отчаянно искавших свою тихую гавань и давших жизнь и будущее пронзительному и прекрасному Амосу Озу.

«Повесть о любви и тьме» - это глубоко личная история на фоне сложных исторических событий, которые вплетаются в судьбу героев, образуя сложное полотно жизни. У меня нет ни малейшего вопроса, о том, почему Амос Оз решил рассказать личную историю взросления и своей семьи. История эта невероятна, а воспоминания в силу множества обстоятельств (как мне кажется) имеют уникальную ценность.

Амос Оз родился в Иерусалиме в 1939 году еще до появления государства Израиль, так что его детство выпало на очень необычную эпоху. Думаю, писателю самому было интересно снова взглянуть на Иерусалим и свою жизнь в нем глазами ребенка. Этот взгляд направлен и вглубь себя самого, и на мир вокруг. Амос Оз откровенно предается ностальгии в некоторых моментах, но к концу книги становится заметен и глубокий анализ, который был проделан. Интересна постепенная смена тональности в романе, поначалу очень теплый, светлый текст постепенно усложняется, обретает жесткость.

Я абсолютно влюблена в семью писателя. Не знаю то ли это талант автора превратил их в настолько очаровательных книжных персонажей, то ли это они своим очарованием и любовью к литературе не оставили автору выбора, кроме как начать писать.

По итогу эта книга конечно безоговорочно разбила мне сердце. Но это такая прекрасная история, несмотря на трагизм и горечь, наполненная любовью и светом, что упустить ее было бы попросту глупо.

Я пришел из детства, как из страны
Антуан де Сент-Экзюпери

Все мы родом из детства, все мы совокупность генов наших предков, исторической памяти, даже если мы не осознаем до конца это, на подсосзнательном уровне мы самостоятельны несамостоятельной памятью наших корней - хотим мы этого или не хотим, осознаем или не осознаем. Мы все родом из детства и наших корней. Ничего не поделать. Остается только вспоминать. Или забыть. Или помнить. Зависит от того из какой страны мы родом - света или тени, любви или печали. Что такое наше детство? Светлые и пасторальные воспоминания или отмеченная войной и геноцидом горечь целого народа? Смех, слезы, любовь, отчаяние, борьба. Что наше детство? Что мы помним из своего детства? Обиды? Разрубленную осколком черепаху? Или новые ботиночки с которыми не хотелось расставаться даже ночью? Грусть мамы, беззаботность отца?
А книги? Вы же помните те книги, которые залпом прочитывали под одеялом с фонариком, ведь помните, правда? Или тот миг, когда поняли, что научились читать и теперь уже сами можете взять книгу, не дожидаясь взрослых, взять ее и отправиться в неведомое путешествие самостоятельно. Ведь вы помните этот момент счастья, словно вы покорили самую высокую вершину, не подозревая, что впереди таких вершин будет множество. И выше. И опаснее. И круче. Но эта одна из первых. Проводник в иные миры, в иные состояния, в иных людей и их жизни, их чувства, их мысли. Проводник-собеседник.
Или первое чувство? Вы помните как оно пробуждалось? Наивное, чистое, светлое. Ничего красивее этого первого чувства не было и, наверное, уже не будет, хотя в жизни мы переживаем много чувств и эмоций, самых разных, но вот это - самое первое, самое чистое, самое наивное. Оно запоминается на всю жизнь, как самое светлое.
Все эти детские воспоминания Амос Оз описывает так, что начинаешь праллельно вспоминать свои, свое детство, свои радости и обиды, свою горечь и свои победы. Это самое ценное, что для меня может быть в книге, когда через чужие воспоминания и чувства, просыпаются твои, когда начинаешь думать и размышлять о чужой жизни, но анализируя свою. Воспоминания о любви и тьме.
Если бы я должен был одним словом выразить все, о чем пишу, то выбрал бы слово ''семьи''. Если двумя - ''несчастливые семьи''. Тот, кому этого мало, пусть читает мои книги. - Амос Оз.
На самом деле, это огромная книга, безграничная книга о политике, философии, истории, о том, как создавалось государство Израиль (прекрасный Эрец-Исраэль, земля обетованная, Земля Израиля для сотен тысяч беженцев из Восточной Европы, чудом уцелевших в мясорубке 19 и 20 веков), как кровью пропитывалfсь земля, создавая государство, отстаивая свою землю, свою свободу, свое право владеть этой землей. Ярко и образно описывая вкус, цвет, аромат, поэзию, архитектуру Иерусалима, Оз через свои детские воспоминания и ощущения, знакомит нас с Израилем и Иерусалимом. Агнон, Черниховский, Клаузнер. Поэзия, философия, история. Это все Израиль. Это все Иерусалим.
Но эта большая, глубокая, горькая и прекрасная книга еще и попытка разобраться в смерти матери. Почему? Почему так случилось? Что разъедало ее душу так сильно, что она решила уйти. От жизни, от мужа, от ребенка, от любимых книг. Что заставило ее уснуть и не проснуться? Горькая судьба предков? А может быть она оставила свое сердце в прекрасной и заколдованной Праге? Или она там уснула и ее не удалось разбудить? Странная, красивая, романтичная Фаня. Потеряла она себя в Иерусалиме или нашла. Как ей жилось с человеком, которому не удалось воплотить свою мечту в реальность? Страдающему от этого. Мечтавшего о должности в университете, а проработавшего всю жизнь в библиотеке. Или их история началась давным-давно? В Ровно и Вильно, откуда родом были их предки. Где горькая судьба ждала Давида и его семью. Где были убиты их друзья, родственники, знакомые. Где осталась часть души и сердца. Первая любовь и детские воспоминания, которые оказались выжженными Холокостом, погромами, ненавистью, смертью близких.
Это все остается с нами, в нашей памяти на генетическом уровне, на подсознательном уровне, там, где мы храним горькое и светлое, любовь и тьму. Это очень красивый и грустный роман о становлении Израиля глазами ребенка, через судьбы реальных людей, через смерти близких, через обретения и потери, чаще потери, чем обретения. Может это разъело душу Фани? Все семьсот страниц Амос Оз пытался разобраться в этом и пытался понять каким образом смерть матери повлияла и на его жизнь. Нашел ли он в Нили тот свет, который искал в темноте кибуца после смерти матери? В темноте собственной израненной души.

Может пора съесть яблоко Добра?

С книгами звезды израильской и мировой литературы Амоса Оза у меня особые отношения: с первого знакомства четверть века назад, с "Моего Михаэля" знала, что он великий писатель, от которого стану держаться подальше, лишь иногда возвращаясь к толстоевски-тягучей прозе. Так и вышло, четвертая с тех пор книга и каждая следующая бралась скорее в силу дополнительных причин: "Фиму" аудиокнигой в исполнении Ефима Шифрина мне подарили; "Черный ящик" читала по командной игре. Всякий раз это было великолепно, но больно и горько. Даже когда смешно. Потому, когда Фантом анонсировал "Повесть о любви и тьме", предпочла не увидеть новости.

И благополучно не видела, пока ВИМБО не выпустило аудиоверсию, прочитанную Григорием Перелем, вот тут устоять стало невозможно. Часы, проведенные с этой книгой, не назову временем беззаботной радости, Оз жёсток и жесток к читателю не меньше. чем к себе - тем больше ценишь нежность, которая прорывается даже в самых тяжелых местах. Как-то ему удается это парадоксальное сочетание горькой нежности, радостной грусти, светлой тьмы, величия маленьких людей. Вслед за Шервудом Андерсоном, которого называет своим литературным учителем, Амос Оз создает собственный Уайнсбург, Огайо в Иерусалиме своего детства, и делает это блистательно.

"Повесть о любви и тьме" в сегодняшней терминологии автофикшен. Исповедальная автобиографическая проза с элементами семейной саги, романа взросления исторического и политического романов. Еврейский мальчик, рожденный в Иерусалиме до образования государства Израиль, единственный ребенок в семье репатриантов. Оба, отец и мама, были выходцами из куда более обеспеченной среды, и неизбежная у эмигрантов первого поколения потеря в материальном положении, снижение социального статуса болезненно ударили по ним. Отец - эрудит и полиглот, владевший более, чем десятью языками, напрасно мечтал об академической карьере. Умных и блестяще образованных в том сочетании места-времени было с избытком, а университет всего один. Утонченная остроумная красавица мама, рожденная блистать в богемных салонах, чистит и моет убогую квартирку, мелочно экономит на продуктах, все глубже погружаясь в черную бездну депрессии.

Самоубийство матери альфа и омега повествования, лейтмотив, к которому оно все время возвращается на своих кругах, в сути роман - реквием по ней, попытка осмыслить, преодолеть, изжить травму, нанесенную
ее уходом двенадцатилетнему мальчишке. Ожидаемо болезненная проза, хотя местами бывает смешной, местами даже очень. Амос Оз большой мастер и останется в истории не только тем, что пнул под столом маленького Бенджамина Нетаньяху, который пытался связать шнурки его ботинок - о каковом факте с гордостью сообщает Вики. Впрочем, с этим эпизодом все не так однозначно, в романе рассказчик сомневается, был ли то Беня или его старший брат Йони.

Великая книга, а в исполнении Григория Переля почти тридцать часов мощных читательских впечатлений.

Вот уже несколько лет подряд, посещая излюбленный книжный магазин, я неизменно обнаруживаю книги Амоса Оза на полке с пометкой "Нобелевская премия". Раньше я негодовал на работников магазина за невежество или небрежность. Теперь же я искренне надеюсь, что их ошибка всего лишь предвосхитила события и что автор из Израиля получит этот, хоть и не столь важный, но все же престижный знак признания. Потому что Амос Оз - обладатель потрясающего таланта, мощь и красоту которого я ощутил в полной мере.

Чего мы обычно ожидаем увидеть в автобиографии? Скупое перечисление событий? Пикантные подробности? Неизвестные факты из жизни? Наверное, кому-то эти вещи действительно важны. Однако в случае Амоса Оза биография - это совсем другое, нечто гораздо более глубокое и серьезное. "Повесть о любви и тьме" - это прежде всего дань памяти, попытка воссоздать на страницах книги мир давно ушедший, вернуть и запечатлеть прошлое, вновь пропустить его сквозь себя, что-то в итоге понять, с чем-то - наконец примириться. Попытка эта, помноженная на незаурядный талант, дала результат поистине удивительный.

Что есть жизнь человека? Только ли череда событий? Нет, говорит Амос Оз, жизнь человека - это и история его семьи, людей, его окружавших, его города, родины, его мыслей, чувств и мечтаний. И он действительно пишет обо всем этом, пишет так, что не возникает ни тени сомнения в том, что все эти вещи коснулись его лично, повлияли на него и оставили глубокий след в душе. Это все неотъемлемые части его судьбы, о чем бы он ни рассказывал: об истории своего рода - евреев из Вильны, Ровно и Одессы; о том, как родители прибыли в числе других переселенцев в Эрец-Исраэль; о непростой жизни на новом месте, в бедности и лишениях; о первых детских воспоминаниях, победах, разочарованиях; об интеллектуальном брожении и подъеме национального движения среди евреев Иерусалима; о непреодолимой пропасти между ними и арабами; о незабываемой ночи, когда еврейское государство стало реальностью; о тяжелых днях войны и блокады; о первых любовях; о смерти матери и разрыве с отцом; об уходе в кибуц в поиске новой жизни и нового смысла...

Как же огромна жизнь человека! Как она необъятна! Есть в ней большая любовь; есть и непроглядная тьма. Любовью дышат слова Оза, посвященные детству, родителям, учителям, родному городу, земле, миру, непередаваемым моментам прозрения, как тогда, в детстве, в далекий летний день в Иерусалиме, и позже, уже во взрослом возрасте, в Араде на краю пустыни. Тьмой окрашены воспоминания об постепенном печальном угасании матери, горечь оттого, что не было и нет мира на родной земле, что у каждой стороны своя, но все-таки правда. Вот и повествует Амос Оз о любви и тьме - честно, искренне, с открытой душой, с верой, что сумел обрести на страницах своей книги целый утраченный мир и подарить его читателям.

Этот роман Амоса Оза так и светится автобиографичностью. Да что там – об этом предупреждают издатели, об этом говорит сам автор, рассказывающий историю своего детства, своей семьи. И именно поэтому этот роман не войдет в число моих любимых. Почему так – ниже.

Но сперва немного подробнее о содержании. История семьи Амоса Оза попала на такое тяжелое время и место, что кажется невозможным, чтобы жизни людей, на чью долю выпало столько испытаний, не могли ничему научить. И они учат. И трогают. Предвоенное время, проведенное на Украине, в Польше и Литве. Почти вынужденное переселение на территорию нынешнего Израиля, в ту пору, когда она представляла собой запущенные земли и не так уж много возможностей для выживания. Жизнь в этой земле, война, борьба за создание еврейского государства. И все это под тенью пережитых гонений. Ведь за спиной осталась Европа, остались родственники, осталась Катастрофа, задевшая каждого, а впереди был неясный, вязкий омут неопределенного будущего. Но сколько бы лучей оно в конце концов ни принесло с собой, прошлое навсегда оставляет свой след. И способно убить, даже спустя много лет.

Роман заполнил важный пробел в моих знаниях – а именно, историю становления государства Израиль. Показанная через конкретных людей, она предстает четкой и ощутимой. А эти люди? Чуть ли не каждый второй – писатель или ученый. Амос Оз с рождения был окружен плотной толпой интеллектуального цвета Европы, изгнанного в Эрец-Исраэль, букетом самых разных языков, увенчанным ивритом, тогда еще неоформленным, создающимся…

Читать обо всем этом чрезвычайно увлекательно, тем более что Амос Оз излагает все неподражаемым стилем, искрометным и ироничным. Но для меня в романе содержится существенный минус – автобиографическая составляющая. Есть у меня такой пунктик – я не люблю книги о писателях, я люблю, за очень редким исключением, смотреть на книги без оглядки на жизнь их авторов. Мне не нравится читать, почему они стали писателями, что они читали, каковы были их первые успехи. Но это еще с полбеды. Другая половина – рассказ о своей семье. Все кажется мне надуманным, неправильным… Поговорите со своей бабушкой, запишите историю ее жизни. Рассказывая, она сделает акцент на определенных моментах, по причинам, которые не сочтет нужным объяснить, а, может, случайно. Вы поймете это по-своему. А потом зафиксируйте момент, как бабушка в детстве накричала на вас за что-то. Как писатель и немножко философ, вы будете смотреть на эту ситуацию через призму записанной биографии и развернете цепь причин и следствий. Но покажите это бабушке – и она придет в изумление, и с девяностопроцентной вероятностью заявит, что все это чушь, и ни о каком подтексте речи не идет, просто в тот день ей нагрубила продавщица на рынке, вот она на нервах и закричала.

Примерно так выглядят истории родственников, там более что их к моменту написания книги не было в живых, и некому было проверить, поправить. Все строится на том, «как я думаю», «как думали родственники», и все это так зыбко, призрачно, отдает ошибкой тут и там. Пусть автор загадочно говорит, что, мол, сами решайте, что здесь правда, а что нет – это не меняет восприятия.

Но все-таки это Амос Оз. Поэтому, несмотря на эти недостатки, существенные для меня, роман все равно очаровывает, втягивает в себя, заставляет быть там, а в конце чувствовать себя так, будто ты сам все это пережил, и поставить ему оценку ниже, ну, просто невозможно.

Хотя из всех романов автора, очень мной ценимых, он пока занимает последнее место.

Чаще всего людям свойственно задумываться о судьбах своей семьи и своей собственной в переломные моменты - и не настолько важно, чем эти переломы вызваны. Иногда это политические события, иногда - жизненные обстоятельства, чаще всего - смерть близких. Смерть всегда побуждает задуматься о жизни, хотя бы потому, что позволяет произвести отсечку, и подвести итоги чужого, почти всегда внезапно оборвавшегося пути. Амос Оз умер в конце декабря 2018 года, так и не успев получить Нобелевскую премию. Но он успел написать много книг, и поделиться своими размышлениями, и этими вот воспоминаниями о своих предках, о том мире, который ушел безвозвратно. Я неделю назад похоронила своего родственника, который не дожил до 58 лет, наделал за жизнь кучу глупостей, совершил множество добрых поступков и ничего не написал. Просто не умел он этого. Даже спорить толком не умел. По крайней мере, со мной. Но и у него была своя повесть о любви и тьме. Наверное...

Я не знаю, что побудило автора взяться за эти воспоминания, но в них он поднял множество важных не только для себя лично, но и для его семьи, и для всей своей страны тем. Для тех, кто читает Амоса Оза впервые, удивительным будет то, что значительная часть его истории связана с Россией. Точнее, с Российской империей, в которой на спорных территориях не то Литвы, не то Украины, не то Беларуси, не то Польши жили предки автора. И всю жизнь продолжали говорить по-русски, хотя бы в те минуты, когда нужно было всласть поругаться, не смущаясь присутствием ребёнка. И непрерывно упоминали советских политических лидеров и русских писателей, без которых они не могли чувствовать себя собой. А как иначе, если дедушка Александр, давным-давно уехавший из Одессы в Эрец-Исраэль ещё до того, как часть того стала Израилем, так до конца своей жизни и не переставал писать стихи на русском языке, и видеть сны на русском.

Многие сетуют, что читать этот увесистый кирпич им было скучно. Вполне вероятно. Автор и не собирался никого развлекать. Он честно написал, что суть повествования следует искать "на поле, которое создается между написанным и читателем". Если вам на этом поле скучно - проблема не в авторе и не в его тексте. Мне, напротив, кажется, что Амос Оз заставляет задуматься сразу о слишком многом: и о нашей общей истории, в том числе в той её части, которая так и продолжает висеть дамокловым мечом над не сумевшими повиниться, над не извлекшими из неё необходимых уроков; и о загадках брака - длительных отношений между мужчиной и женщиной, которые одновременно и сплачивают, и разделяют; и о родительстве - таком сложном, когда нужно научиться доверять, и отпускать; и о всемирной культуре, след в которой оставляют именно человеческие мысли, личные достижения, а не национальные особенности; и об истории создания посреди засушливого берега Средиземного моря государства, которое сейчас кажется вполне процветающим, а когда-то вообще казалось фантомом; о политике, о личностях, которые повлияли на ход мировых событий; о том, как из социалистических идей кибуцы выросли в нечто совершенно уникальное, создававшее единство людей, у которых никогда ничего подобного не было; о книгах, которые нас сделали собой... Да я даже части важных тем здесь не назвала, просто потому что даже их перечисление превратит этот мой отзыв в совершенно нечитаемую простыню. Потому не бойтесь объема и скуки. Да, далеко не все поднятые автором темы каждого читателя одинаково заденут - кому-то будет совершенно неинтересна политика, кто-то не поймет жизни в кибуцах, кому-то покажутся совершенно чуждыми еврейский быт и праздники. Это не помешает нам размышлять на поднимаемые автором темы, искать собственные ответы на серьезные вопросы, да на худой конец - собрать и перечитать подборку авторов, упоминаемых на страницах воспоминаний Оза, или прослушать музыку называемых в тексте композиторов.

И очень хочется, чтобы в жизни каждого читателя этой книги наблюдался явный перевес любви над тьмой. Хотя иногда так трудно в эту возможность поверить...

Тот, кто ищет суть повествования на пространстве между самим произведением и тем, кто его написал, — ошибается: искать следует не на поле, лежащем между написанным и писателем, а на поле, которое создается между написанным и читателем.
Амос Оз "Повесть о любви и тьме".

К своему великому стыду, додумалась до этой тайны я только что.
В составе моей ДНК не закодирован ген публицистичности. Ген какого-никакого чутья к слову впаян, но к слову не всякому, а только генно родственному. Публицистика мне не родня, поэтому слово, пробуждающее праведный гнев и привлекающее внимание к отдельным и всеобщим недостаткам, порокам и нарушениям не вызывает во мне ответного чувства - не звучит оно во мне, я его не слышу. Поэтому при мне можно ругать власть и звать на митинги совершенно безбоязненно - ни поддерживать, ни стучать, ни вливаться я не стану.

Дальше...

Вместо гена публицистики щедро отмерено мне генов всякого рода гадости: раздражительности, обидчивости, гнева, возмущения - короче, мерзкой эмоциональности, которая просыпается всякий раз, когда чье-то публицистическое слово зовет на баррикады. Но получить удовольствие от баррикадного бодряка мне не удается никогда. Да я и не стремлюсь.

А вот к тихой радости или радости бурной моя натура расположена весьма. Особенно, если радость эту приносит генетически родственное слово.
Удивительно, конечно, но среди миллионов много и разнообразно говорящих и пишущих найти тех, кто говорит с тобой и пишет для тебя, настолько трудно, что иногда впадаешь в отчаяние, уж этот-то ген в моей ДНК записан красными буквами, даже, наверное, не один.

В душе я очень разговорчива, но если выбирать между говорить и слушать, то выберу слушать и слышать.
Слышать я люблю свое, личное, только мне предназначенное, совпадающее с моим генным представлением о слове и смысле, о силе слова и точке его приложения, люблю слышать свой порядок слов, близкородственную тайную игру недосказанности и избыточности. Иногда могу ничего не понимать головой, но ни на что не променяю возникшее внезапно ощущение завороженности, очарованности, волшебства и тайны, вызванное чьим-то словом.
На свете не так много тех, кто способен сказать мне это слово.

Один из них - Амос Оз.

Меня как-то поддевали, что, мол, переводы не очень, на иврите - все совсем другое, да и писатель-то... Дальше следовало какое-то невнятное обвинение в чем-то таком, в чем разобраться я все равно не могу в силу отсутствия у меня гена публицистичности. Ни возмущения, ни раздражения мой оппонент не добился именно потому, что сила слова Оза, даже в переводе, а я считаю, что переводы его текстов, сделанные В.Радуцким, великолепны, так вот, сила слова Оза ни в какое сравнение с силой, а скорее, эмоциональным вектором моего собеседника, не идет.

Это стопроцентно мой писатель. Я спокойно могу выпустить какие-то еврейские дела, которые мне понять сложно, но интонация все равно будет услышана. "Рифмы жизни и смерти" просто отложила - не мое, возможно, пока.

В электронном виде у меня есть все, что переводилось на русский язык, но зимой совершенно случайно увидела и не смогла устоять - купила настоящую книгу, "Повесть о любви и тьме", - и теперь ненадолго погружаюсь и неохотно всплываю, ибо реальность требует присутствия.

И сидим мы с Озом, как два старых, в буквальном смысле, друга, задушевно беседуем о том, о чем не с каждым побеседуешь.

"Повесть о любви и тьме" - это семейная сага, автобиографичная, но для меня все равно сказочная, потому что невозможно представить, что в реальности есть Израиль и Иерусалим с обычными живыми людьми, что на одной улице живет тот самый Агнон, который заворожил меня и оставил в полном недоумении, и странно было услышать свое у Оза, и удивительно:

Так или иначе, но всякий раз, когда господин Агнон поднимался со своего места, чтобы вытащить тот или иной том, и подходил к одной из своих книжных полок (эти полки напоминали мне группу верующих, сгрудившихся для молитвы, одетых в темные, слегка истрепавшиеся одежды), его, Агнона, фигура отбрасывала не одну тень, а две-три и даже больше. Таким врезался в мою детскую память его образ, таким я помню его и по сей день: человек, двигающийся в сумерках, и три-четыре разных тени колеблются вместе с ним при каждом движении, возникая то перед ним, то справа, то сзади, то над ним, то под его ногами.

И рассказ об Иосефе Клаузнере, замечательном ученом, коллеге и сопернике Агнона, по воле какого-то веселого рока оставшегося жить на улице, переименнованной в честь его соседа. Нет, в реальности представить я это не могу. Для меня все это - загадочная планета вымысла и фантастики, а с фантастикой я не дружу. Но это есть и живет на страницах загадочного текста Оза.

Обожаемые мной старики и старухи - это его бабушки и дедушки, тети и дяди, друзья его родственников. И понятно совершенно, что невозможно жить с такой бабушкой:

"Она окинула потрясенным взглядом пропотевшие базары, пестрые прилавки, кишащие живностью закоулки, наполненные криками торговцев, ревом ослов, блеянием овец, писком цыплят, подвешенных за связанные лапки… Она увидела кровь, капающую из шей зарезанных кур, увидела плечи и мускулы мужчин, сынов Востока, увидела кричащие краски овощей и фруктов, увидела окрестные горы и скалистые склоны иерусалимских холмов — и немедля вынесла окончательный приговор: «Этот Левант полон микробов».

Но приговор этот обжалован и деспотичная бабушка сто раз оправдана, хотя и выкинула в порыве борьбы с ненавистными микробами прелестного Сташека, игрушечную собачку внука:

В конце концов, она умерла от сердечного приступа: это факт. Но не сердечный приступ, а чистота убила мою бабушку. Или точнее, не чистота, а тайные желания сразили ее. Или еще точнее, не желания, а ее жуткий страх перед ними. Или даже не чистота, не желания, даже не страх перед ними, а постоянная тайная досада по поводу этого страха — удушающая, злокачественная, неизлечимая, как блуждающая инфекция: досада на собственное тело, досада на собственные страсти. И еще другая досада, уже более глубокая: на себя за то, что перед собственными страстями она пятится и отступает. Мутная, ядовитая досада — и на узницу, и на тюремщицу. На долгие-долгие годы, в течение которых втайне оплакивалось утекающее время, пустое и печальное, на свое ссыхающееся тело, на плотские желания. Те самые желания, которые выстираны много тысяч раз, намылены до полной покорности, продезинфицированы, отскоблены, прокипячены…
Этот вожделенный Левант, загаженный, потный, животный, услаждающий до потери сознания, но «весь-полный-микробов».

Чудные, трогательные рассказы о людях удивительных и добрых. О дяде Зархи, который выкупил все три экземпляра научных исследований отца героя, чтобы тот немножко порадовался, и тайна, которую мальчик так никому и не раскрыл... Все это чарует, конечно, и дает надежду.

Ркассказы о семье перемежаются разговорами о языке, о словах, о книгах...
Желание маленького Амоса быть книгой и то, как он постигает законы мирозданья с помощью книг, его несостоявшиеся разговоры с отцом...

Какова же истина — этого я не знаю, потому что об этом мы с отцом никогда не говорили. Он почти никогда не говорил со мной о своем детстве, о своих любовях, вообще о любви, о своих родителях, о смерти брата, о своей болезни, о своих страданиях, о страданиях вообще. И о смерти мамы мы ни разу не говорили. Ни слова. Правда, и я ничем не помог ему, я ни разу не захотел начать с ним разговор, в конце которого могло открыться Бог весть что. Если бы я стал записывать здесь все, о чем мы не разговаривали, я и мой отец, то этого хватило бы на целых две книги. Много работы оставил мне мой отец, и по сей день я все еще тружусь.

И эта книга тоже оставляет много работы, но и дает жить, обнимает и согревает снаружи и изнутри.
Так нежно погладить и приласкать часто не может даже самый близкий человек. И так сильно ударить - даже самый заклятый враг.

Любовь и тьма.

В последнее время я стала читать очень много биографий. И вот внезапно вновь наткнулась на книгу данного плана. Абсолютно случайно, вообще, к своему стыду думала, что это просто роман, а вовсе не история чьей-то реальной жизни. Да и с автором я не была знакома, его имя мне ничего не говорило, поэтому со скептицизмом принялась читать. И мне это действительно понравилось, потому что честно, жёстко, но правдиво. Единственный минус книге в том, что событий и образов слишком много, ощущается перегруженность, можно было бы из одной книги сделать 2, но это уже решение автора. В целом очень достойная работа, в которой видно не только личность автора, но и дух того времени. При этом читатель не просто остаётся в Израиле, но и путешествует со своими предками по России, Украине, Польше, Англии и другим не менее интересным местам.

Первое, на что обращаешь взгляд, то, что название книги и её содержимое соответствуют друг другу. Это действительно повесть, не по размеру конечно, а по тому, что автор повествует шаг за шагом о том, что такое любовь и что такое тьма и полутона, окружающие эти понятия. Биографии сложно оценивать, это то же самое, что критиковать чьи-либо поступки. А мы это не имеем права делать, кто мы, чтобы судить, каждый поступает по своей совести. Поэтому я не оценивала жизнь автора, я оценивала то, как всё это смог разместить. Ответ – удачно. Да, иногда было скучно, но не от того что истории этих людей были однотипными, а потому что родственников у Амоза очень много. Но если взять в целом, то есть вещи, над которыми задумываешься. И речь там вовсе не о вере. Но это не выдвигается на первый план, несмотря на то, что имена, названия улиц и местность всё фактически воспроизводит содержание Библии. Да, там рассказано о еврейских традициях, но очень коротко, почти всё занимает повседневная жизнь. Скучно скажете вы. А вот и нет. Для меня одним из самых запоминающихся моментов стало прямое противопоставление евреев в Израиле и в Европе. Это только были приведены слова и болтовня, но она резанула. Действительно, почему все евреи на оккупированной немцами территории не поднялись и выступили против? Миллионы погибли, и все они спокойно стояли и смотрели, как их схватят. Это мнение тех людей, кто жил в годы Второй Мировой войны в Израиле. Вот и я задаюсь этим вопросом, ведь могли же, но почему? Дело в религии или чём-то ещё? И тем «неприятнее» противопоставление, когда в Израиле все жили спокойно и довольно сытно питались (смотрите главы про родителей Амоза), а тысячи людей умирали без еды. При этом в Израиле очень любили причитать о судьбах убитых, почему-то экономя на тепле. Ужасает то, что рядом умирают люди, а ты на это просто взираешь с холодностью и усмешкой. Не знаю, возможно, это какое-то местное чувство юмора.

В остальном же, действительно трогает и как говорят «цепляет». Сразу видно то, что автор ценит свою семью и по крупицам собирает воспоминания своих близких. Кто-то генеалогические деревья рисует, а он их всех помнит, абсолютно всех. Вот это-то как раз и важно. И важно то, что он сохранил именно память своих родственников, зафиксировал, записал, а не просто прикрепил фотографию и ничего рассказать не мог. И его детальный разбор, позволяет увлечься и заинтересоваться темой. При этом это остаётся частным и личным мнением, основанным на разговорах, газетах и собственных обрывочных воспоминаниях. Книга не претендует на исторический документ, здесь очень много частного, личного, поэтому можно лишь согласиться или не согласится. Но вот читаешь всё это, смотришь новости и видишь, что ничего не изменилось. Ужас начинается тогда, когда у власти становятся те люди, для которых наличие кого-либо кроме них самих расценивается как измена. Поэтому-то и ощущения от книги двоякие. С одной стороны тебе безумно нравится читать ещё и ещё про семью автора, а с другой вся эта трагичность, надломленность….

Мне кажется это идеальная книга для тех, кто хочет прочесть израильскую литературу и желает узнать о том, что происходило там в 40е годы и до наших дней. Ещё эта книга для тех, кто хочет познакомиться с таким понятием, как «израильская семья», чем и как живут эти люди, какие у них цели, их взгляды на жизнь. Очень достойная и обширная работа, которая действительно сделана с душой. И это та книга, о которой можно сказать – лучше прочесть, чем вести разговоры вокруг неё. Совет один – читайте.

Кажется, зря я взялся за эту книгу. Как был чужим для меня мир ивритской литературы, так и остался. Я ведь даже имена Жаботинского, Бен-Гуриона и Бегина знал только по наслышке, а остальные, упомянутые автором, даже не слышал. И вроде бы как раз - вот, почитай, узнаешь, наберешься знаний и пониманий, но нет. Ничего не узнал, ничего не понял. Вереница евреев прошла мимо меня без толку и смысла. Так и не запомнил, так и не оценил, даже вычленить никого не смог, и все эти писатели, поэты и философы слепились в одного великого мудрого еврея, защитника иврита и строителя Эрец-Израэля.

С самим героем/автором сложилась обратная ситуация. Из-за того, что Амос Оз постоянно начинает свой рассказ о детстве заново, часто повторяется и пересказывает уже рассказанное, про одни и те же временные отрезки рассказывает по-разному, у меня возникло ощущение, что речь идет о множестве амосов озов, примерно так с полдюжины.

Структурно похоже на Шум времени Мандельштама. Такая же литературоцентричность, такая же манера сыпать известными (не для меня, но это не проблема автора) именами вдоль и поперек. Оз также временами зачем-то повторяет то, что уже писал в другой главе, причем теми же словами, точь-в-точь, ходит по кругу, как будто не может вырваться за пределы гетто. Иногда так же обрывает главы внезапно, на полуслове. В принципе под конец стало понятно, что подобная спиралевидная структура книги намеренная, это схоже с элементами сказового слога и все авторское Детство. Отрочество. Израиль. это такой неэпичный эпос, этакая устарелла, если вспомнить Успенского, но подобное понимание никакой радости не доставляет.

Если б я знал, что это что-то вроде воспоминаний, я вообще читать не стал бы - мне было ужасно скучно несмотря на все старания автора, и в общем, это не его вина, это моя беда. Мне просто не за что было зацепиться, очень много евреев, еврей на еврее евреем погоняет, и важно, что вся эта еврейскость постоянно подчеркивается - это важнейшая особенность, важнейшая черта всех персонажей - то, что они все поголовно евреи, очень такие евреистые евреи и никак иначе. Я знаком с некоторыми опусами ивритской литературы, и там обычно все-таки пишут о сначала людях, и только потом - евреях. Здесь ровно наоборот. Не знаю, в чем причина - механизм защиты целого народа, особенности описываемого времени или уникальная черта Амоса Оза - но возникало ощущение, что я голый прям посреди хасидов у Стены плача или в Яд-ва-Шеме и все смотрят на меня с неодобрением, потому что я не обрезан и у меня нет пейсов.

Если честно, очень затянуто. Я страшно утомился уже где-то на трети и все подумывал, не бросить ли. Это не плохая книга и написана не плохо, но как-то похожа на сказку про белого бычка - автор заканчивает на каком-то месте и тут же начинает все пересказывать по новому, от другого лица, другими словами и в другом порядке, но все равно то же самое.

Конечно, все вышесказанное скорее попытка рационализировать свои эмоции и подвести под них какие-то якобы объективные причины. На самом деле мне просто было скучно. Немного я оживился, когда Оз стал вспоминать о Войне за независимость, но интерес быстро угас, ибо автор снова впрягся в колесницу бесконечных повторов уже сказанного.