Муравьиный бог: реквием

Я бы сказала, что это гениально, если бы это был рассказ, ну повесть. 18 часов, я слушала, белого стиха, реально перебор. Мне пришлось после прочитанного посмотреть рецензию-спойлер, потому что за таким потоком слов сюжет, который почти отсутствует, потерялся совсем. Вся книга мрачная, никакого просвета. Что-то в этом году у меня почти все книги или без сюжета или с минимальным. То есть книги написаны ради игры с языком. Такие себе акыны от России. Да, это интересно, но на 5-6 книге меня утомило. Мода такая пошла что ли? Эту книгу сравнивают с Похороните меня за плинтусом. Вот совсем не могу сравнивать. У Санаева как-то всё с юмором, а здесь безнадёга, полная безнадёга. Я увязла в этой книге. Пыталась ещё у Николаенко читать кажется Булкина, бросила, не моё

Такие спорные остались от книги впечатления. С одной стороны, мне не за что её поругать. С другой, читала книгу с большим желанием поскорее закончить её, отделаться. Большая работа проделана автором в плане стилистики произведения, казалось, что стиль балансирует между сказкой и религиозной литературой. Честно говоря, читать мне это было тяжело, и хорошо, что мне попалась отличная аудиоверсия этой книги в исполнении Александра Аравушкина, он действительно вдохнул в неё жизнь. Я не неженка и читаю много драматичной литературы, но почему-то именно в этой книге даже хорошие моменты из детства не перекрывали все тягости происходящего. Очень грустно, очень больно. На протяжении всей книги чувствуешь, будто тебя засасывает в болото. Рассказывая подруге про финал книги, я еле сдерживала слёзы, но при всём при этом не могу сказать, что книга мне понравилась. Не потому что книга плохая, а просто встретились мы не в то время и не в том настроении.

Расскажу о последнем русскоязычном романе, прочитанном в этом году: «Муравьиный бог» Саши Николаенко.

Роман вызывает бурные восторги поначалу (авансом напрашиваясь на эпитеты о собственной гениальности), однако осилить его до заднего корешка непросто, а финал так и вовсе…

Но сперва о восторгах. Не каждый день можно лицезреть томик на 600 страниц, написанный не просто ритмизированной прозой в духе Белого, но белым стихом от и до, что впечатляет per se, без оглядки на язык — барочный и сложный, — выдерживающий сравнение с классикой (например, с Dandelion Wine Брэдбери и As I Lay Dying Фолкнера).

По уровню владения словом Николаенко затыкает за пояс (да и просто — затыкает) примерно всю современную русскую литературу, исключая, быть может, отдельных мастеров старой выделки вроде Юзефовича и Макушинского.

Это надо не читать — слушать:

Не роман — симфония. Здесь минимум героев, почти нет действия и очень много описаний. Все закольцовано, заменяемо, повторяемо — усыпляя, как солнцепек или стужа. Сюжетные ходы и конфликты лишь намечены, существуя как бы вне основного массива текста (а текст весьма массивен); он не стремится рассказать историю, являя мир вечного пробуждения и умирания, где всякая история бессмысленна, потому что конечна.

Тягучая, «длящаяся» поэтика работает на образ готики природного, и в последний раз нечто столь убедительное, полнотелое и органичное в русской литературе удавалось разве что Распутину, притом что авторская интенция Николаенко суть антоним любых почвеннических утопий.

Распутин прощался с деревней, Николаенко — с заповедным царством пригородных усадьб, так что ее книгу тянет назвать «Великим дачным романом», однако для романа — и здесь мы переходим к проблемам — в тексте многовато поэзии и маловато, собственно, романа. Материала и метафор в нем на повесть размером с «Матёру», и если бы Николаенко выдержала строгую форму, тексту не было бы равных (среди современников уж точно). Вместо этого «Муравьиный бог» (зачем-то) расползается на пять частей и 72 главы. Это много. Слишком.

Автор пытается расколдовать архаику, показать ее торжествующую беспощадность, не могущее сострадать «сердце тьмы», но в какой-то момент объем начинает довлеть над замыслом, подменяя реквием гимном — сродни тому, как поздний Фолкнер пришел к апологетике «леса» через его яростное отрицание в ранних вещах. Понятная, но и прискорбная метаморфоза, свойственная столь многим художникам, завороженным созерцанием глубины.

Уставав от однообразия, начинаешь подмечать и другие огрехи текста. Баба Вера — достоверная и плотская до жути за счет филигранного языкового портрета — стучится в пантеон главных старух русской литературы (затмевая очевидную предтечу из Санаевских похорон за плинтусом), однако само по себе ее наличие в режимном брежневском Подмосковье вызывает сомнения — это все-таки не глухая сибирская деревня, чтобы там запросто селились подобные ветхозаветные знатоки Писания.

Некоторое перебарщивание наличествует и в душераздирающе-мелодраматичном финале, который вроде и подготавливается загодя, но все равно ощущается искусственным и внезапным. Как и лобовой, «христианский» эпилог с наивно разжеванной моралью в духе нравоучительных пассажей из Льва Николаевича.

Впрочем, все это мелочи на фоне того самоочевидного факта, что «Муравьиный бог» — великолепно написанная книга, языковое совершенство коей позволяет говорить о Николаенко как о писателе первой величины.

Несомненно — одна из главных книг предвоенной эпохи.