Рецензия на книгу

• 

  Аноним20 декабря 2024 г.

  Великий дачный роман?

  Расскажу о последнем русскоязычном романе, прочитанном в этом году: «Муравьиный бог» Саши Николаенко.

  Роман вызывает бурные восторги поначалу (авансом напрашиваясь на эпитеты о собственной гениальности), однако осилить его до заднего корешка непросто, а финал так и вовсе…

  Но сперва о восторгах. Не каждый день можно лицезреть томик на 600 страниц, написанный не просто ритмизированной прозой в духе Белого, но белым стихом от и до, что впечатляет per se, без оглядки на язык — барочный и сложный, — выдерживающий сравнение с классикой (например, с Dandelion Wine Брэдбери и As I Lay Dying Фолкнера).

  По уровню владения словом Николаенко затыкает за пояс (да и просто — затыкает) примерно всю современную русскую литературу, исключая, быть может, отдельных мастеров старой выделки вроде Юзефовича и Макушинского.

  Это надо не читать — слушать:

  
  «Усатая оранжевая лилия цвела, он, ветку наклонив, вдохнул густой дурман, окрасив нос ржавчи́нками пыльцы, увидел дно, внутри свернулся шмель.
  – Привет…
  Но шмель был мёртв.
  Два ясных серых глаза, не мигая, смотрели смерть шмеля, и выдох шубку шевелил как на живом, как ветер траву. В кругу пожарной бочки круг луны, и глубоко вверху неслышные плескались волны, невидимые шлюзы пропускали воздуха поток, несущий с юга вкус цветов, пропахших морем. Он растопырил пальцы, пропуская свет, и лунный ток полился на цветок теплом руки, в четыре треугольника из неба».

  Не роман — симфония. Здесь минимум героев, почти нет действия и очень много описаний. Все закольцовано, заменяемо, повторяемо — усыпляя, как солнцепек или стужа. Сюжетные ходы и конфликты лишь намечены, существуя как бы вне основного массива текста (а текст весьма массивен); он не стремится рассказать историю, являя мир вечного пробуждения и умирания, где всякая история бессмысленна, потому что конечна.

  Тягучая, «длящаяся» поэтика работает на образ готики природного, и в последний раз нечто столь убедительное, полнотелое и органичное в русской литературе удавалось разве что Распутину, притом что авторская интенция Николаенко суть антоним любых почвеннических утопий.

  Распутин прощался с деревней, Николаенко — с заповедным царством пригородных усадьб, так что ее книгу тянет назвать «Великим дачным романом», однако для романа — и здесь мы переходим к проблемам — в тексте многовато поэзии и маловато, собственно, романа. Материала и метафор в нем на повесть размером с «Матёру», и если бы Николаенко выдержала строгую форму, тексту не было бы равных (среди современников уж точно). Вместо этого «Муравьиный бог» (зачем-то) расползается на пять частей и 72 главы. Это много. Слишком.

  Автор пытается расколдовать архаику, показать ее торжествующую беспощадность, не могущее сострадать «сердце тьмы», но в какой-то момент объем начинает довлеть над замыслом, подменяя реквием гимном — сродни тому, как поздний Фолкнер пришел к апологетике «леса» через его яростное отрицание в ранних вещах. Понятная, но и прискорбная метаморфоза, свойственная столь многим художникам, завороженным созерцанием глубины.

  Уставав от однообразия, начинаешь подмечать и другие огрехи текста. Баба Вера — достоверная и плотская до жути за счет филигранного языкового портрета — стучится в пантеон главных старух русской литературы (затмевая очевидную предтечу из Санаевских похорон за плинтусом), однако само по себе ее наличие в режимном брежневском Подмосковье вызывает сомнения — это все-таки не глухая сибирская деревня, чтобы там запросто селились подобные ветхозаветные знатоки Писания.

  Некоторое перебарщивание наличествует и в душераздирающе-мелодраматичном финале, который вроде и подготавливается загодя, но все равно ощущается искусственным и внезапным. Как и лобовой, «христианский» эпилог с наивно разжеванной моралью в духе нравоучительных пассажей из Льва Николаевича.

  Впрочем, все это мелочи на фоне того самоочевидного факта, что «Муравьиный бог» — великолепно написанная книга, языковое совершенство коей позволяет говорить о Николаенко как о писателе первой величины.

  Несомненно — одна из главных книг предвоенной эпохи.

  4

  403