Моя жизнь

Флэшмоб 2012, спасибо budva

Да вы предсказали будущее, Марк Захарович. Не только город, но и страна, вернее, часть той великой страны, которая была тогда.

А вы знаете, что в Беларуси нет ни одного полотна Марка Шагала? Ни-че-го. Даже завалящей вывески с коровой или козой.

А вы знаете, что кричать о том, что Шагал - наш, великий, белорусский, стали относительно недавно. Чуть-чуть раньше, чем озадачились вопросом, а где, собственно, полотна.

А вы знаете, что до прочтения книги я не понимала его картин?

А вы знаете, почему на его картинах все синее или зеленое?

"Моя жизнь" - это книга-песня, ее хочется читать вслух, растягивая гласные и промурлыкивая отдельные фразы. И переходить на трагический шепот, и устраивать, не знаю, как это на русском, "галашэнне" как на похоронах над покойником. А в голове все время будет звучать музыка, разная, но обязательно со скрипкой. Шагал пишет слова так же, как пишет картины - вольно, свободно, без рамок и границ, щедрым цветом, который пробивается сквозь черные буквы на белой бумаге, эмоциями и духом, мыслью и душой. И все такое синее и зеленое.

Ничего незначащее бе

В библиотечной книге, которую я читала, было выдрано 14 цветных иллюстраций. Люди, ну вы ваааще... мало того, что ни одной картины не осталось, так вы еще и картинки с книжки сопрете.

Книга замечательная, очень давно хотела ее прочитать, Шагал меня восхищает и интересует много лет и именно поэтому фабула книги мне известна, из экскурсий, фильмов об авторе.Хочу сказать, что фильм, снятый Третьяковской галлереей о Шагале очень хорош. Язык автора и стиль повествования бесспорно- удовольствие.
Приходит на ум всегда сказка Андерсона « Гадкий утёнок»,- восхитительный сказ о том как живётся, если ты - « Лебедь» родился и растёшь у «уток» на птичьем дворе и им же ограничен. Беру в кавычки, потому что это образы, ведь сколько талантливейших людей рождаются в чуждой среде .Им просто необходимо покидать её, идя за собственным талантом, покидать птичий двор, чтобы свой божий дар не убить. Невероятная Любовь ко всему- к семье, городу, к чудесной жене, к миру, - в картинах и в этой книге.
Хочу прочитать ещё книгу Бэллы.

До начала чтения книг я думала, что Шагал писал её, так сказать, на склоне лет, когда много что достигнуто, когда есть богатый жизненный опыт и есть что передать молодым. Но нет.
Писать эту книгу (разрозненные наброски) он начал во время Первой мировой войны, т.е. чуть старше 20 лет, а закончена к 1922 году, когда художнику исполнилось 35 лет. Но несмотря на молодость автора, чувствуется, что ему есть что сказать и чем поделиться со своими читателями. Наибольшую часть книги занимают его воспоминания о родном Витебске, о его многочисленной семье (не только родители, но и дяди-тети, дедушки-бабушки), его первые попытки обучаться ремеслу художника, его первая поездка в Париж и жизнь там. Так же Шагал рассказывает о своем участии в Первой мировой войне и жизни, о женитьбе и рождении дочери, и своих попытках найти место в послереволюционной действительности.
И только прочитав эту книгу, начинаешь смотреть немного иначе на его работы, на его чувство цвета, и понимаешь, почему ему не нашлось места в советской России...

Как бы мне не было стыдно в этом признаваться, но факт остается фактом: впервые о том, кто такой Марк Шагал и чем он знаменит я узнала лет эдак в 15 из иронического детектива в стиле а-ля Донцова, Машкова и иже с ними… На даче у родственников других книг не было, а жажду почитать нужно было удовлетворить незамедлительно! :) Что это за книга была я уже не помню, но в основе ее сюжета лежала гонка за наследством в виде украденной картины этого художника. Как я узнала гараздо позднее, Марк Захарович занимает одно из лидирующих мест среди художников, чьи картины столь привлекательны для воров… А это что-то да значит! ;))

В «Моей жизни» речь идет о событиях, временны́е пределы которых очерчены самим автором, как рубеж 1880–1890-х годов (первые воспоминания о детстве) и 1922 год (дата, обозначенная, как и место действия — Москва, в конце книги). В этом произведении Вы не найдете стандартной биографии а-ля «я родился в 18… году, пошел в школу, институт, работал там-то и там-то, женился и т.п.». Если сравнивать «Мою жизнь» с рисунком, то это скорее набросок – Марк Шагал размашистыми штрихами показывает нам свои наиболее запавшие в душу воспоминания, яркими мазками рисует для нас тех, кто в этот период был в его жизни рядом – родных, любимых, друзей, врагов и просто прохожих…
Это произведение покрыто тонкой паутинкой любви и грусти… Автор с такой нежностью вспоминает о своих родителях, братьях и сестрах, которых уже нет в живых, что у читателя нет-нет да и защемит сердце… Читая о детских годах художника, невольно приходишь к мысли, что в маленьком Марке удивительным образом сочетолись мудрость и детская непосредственность. Не случайно его взгляд постоянно устремлен именно в детство…

Еще одна особенность из детства художника - сочетание острой наблюдательности и мечтательности. Ко всему сущему он испытывает чувство родственной близости. Несмотря на то, что жизнь Марк Захаровича пришлась на довольно непростой исторический период, он никогда не терял присутствия духа. Читаешь и поражаешся, как человек в то время в голоде и холоде мог видеть мир в настоко ярких красках! Даже описывая грустные моменты своей биографии, у него получается поразительно сочетать юмор и лиризм! Рассказывая нам о своих недругах, о тех, кто ставил ему палки в колеса, кто не понимал и не принимал его творчества, он все равно остается веселым и дружелюбным – мол, я простил и пусть Бог им будет судьей!

Дальше...

Мне всегда было чуточку по-доброму жаль таких людей как Шагал – им сложно устроится в этом мире, приноровится к бегу времени и круговороту обстоятельств. Сколько бы ни было им лет, они всегда остаются детьми! Детьми, которые смотрят на этот мир широко раскрытыми глазами, и единственное чего желают от окружающих – чтобы те приняли их творчество, поняли его, оценили по достоинству… Но исторические и социальные условия, в которых пришлось творить Шагалу в России в начале ХХ века, сказались на восприятии его творчества… Какой парадокс – в тот же самый период в Германии и во Франции Шагала уже превозносят, а в России еще ни во что не ставят… А сам художник разрывается между тягой к родному Витебску, где жила его семьи и любимая, и к Парижу, где жили и творили такие же энтузиасты как он… Говорят, что именно из-за такого дуализма в душе мастера на его картинах многие герои часто движутся вперед с лицом, обращенным назад…

«Моя жизнь» - небольшое по объему произведение, написанное прекрасным живым языком. Читается ооочень легко, буквально на одном дыхании! Какие-то главы читаются с большим интересом (например, детство художника в Витебске), какие-то с меньшим (например, период жизни художника в Париже), но в целом произведение держит внимание читателя от начала и до конца.

В конце книги Шагал обращается к современникам, «громко крича» им о той новой бойне, которая по его предчувствиям в скором будущем ожидает Россию. Очень жаль, что в своей автобиографии художник охватил время только до 1922 года. Мне было бы интересно прочесть о его дальнейшей судьбе. Не из энциклопедии или статьи в Википедии, а в исполнении самого Марка Захаровича…

Самые последние слова «Моей жизни» все же исполнены надежды. Художник надеется, что «его Россия» когда-нибудь полюбит его… И его надежды оправдались, пусть и не сразу.

«Все в столице, а я... в Витебске»

Да простит мне Господь, если в эти строки я не смог вложить всю щемящую любовь, которую питаю ко всем людям на свете.
А мои родные - самые святые из них.
Так я хочу думать.

Итак, в Марке Захаровиче поразили всего более два пунктика: его Витебск и его детскость, которые отстоят друг от друга на самую малость и могут быть запросто слиты в одно. Думаю, Шагал с добрейшей душой его влюбился б в любой город, в котором появился на свет; тут малой родине с Шагалом повезло. Это воистину детское мировоззрение, когда защищаешь – по себе знаю – откровенную дыру, даже дырочку на географической карте потому только, что тут прошло твое детство; когда по старой памяти о всемогущих будто родителях и подобных же им знакомых взрослых продолжаешь считать их в сущности неплохими людьми, пусть и сознаешь уже за ними, да и за всеми прочими недоброе – порчу жизнью. Такой вырос мужчина из мальчика, обнимавшего морду подготовляемой на убой коровы и шепчущий, за неимением большей власти, что не станет после есть ее мяса. Напрасно он боялся «взрослых» черт в зеркальном отражении и неизбежно готовился «делаться как все».

Датируются воспоминания 22-ым годом, когда Шагал не уехал еще в Европу с концами, потому России и Витебска тут существенно больше, чем Франции и Парижа. Но Марк Захарович уже на самом пороге, границе; он сознает, что не нужен советской России, как не был нужен России царской; а во Франции начинают вдруг продаваться никому почти досель не интересные его картины (которые, кстати, не похожи ли на детские рисунки? о, шагаловская детскость, детскость!.. без обид). Но то финал, а до него будут война и революция в нескольких замечательных абзацах, будут собрания художников и поэтов, на которых брутальный Маяковский бил кулаком о стол, а белозубый Есенин – о собственную грудь, за что сильнее нравился Шагалу. Вэ Вэ последнему пришелся не к душе («Зачем поэзии столько шуму?»), пусть и вручил свою книгу с дарственной: «Дай Бог, чтобы каждый шагал, как Шагал». Нет, каждый – ни в коем разе, так не бывает, хотя бывают у многих и споры с родителями, и разрывы с наставниками, и скитальничество, и голод босяка от искусства, пренебрегающего внешним видом… Словом, классика! так что…

Не говорить, а рыдать хочется.
Туда, к воротам кладбища, влечет меня. Легче пламени, легче облачка лечу туда, чтобы выплакаться.
Внизу река, где-то вдали мостик, а прямо передо мной - погост, место вечного упокоения, могила.
Здесь моя душа. Здесь и ищите меня, вот я, мои картины, мои истоки. Печаль, печаль моя!

Эта книга перевернула меня с ног на голову и обратно, и сжала мое дурацкое сердце в свой маленький кулачок.

Я не скажу лучше. Эта книга - картина словами, непередаваемыми, яркими, неизбывно нежными и такими же горькими. А сколько любви? К жизни, к людям, к искусству, к родному городу. Эта книга захватывает и поражает, но все, что поднимается в душе с каждым новым предложением - темное, личное, настолько, что я не могу рассказать, отчего эта книга - моя. Со всем этим мраком, с тесными комнатушками, сменяющими одна другую, с этими людьми, с безысходностью и, главное, с этим городом. Моим грустным и веселым городом. Его городом. Нашим.
Тем, где когда-то взлетали крылатые, как ангелы, тетушки Шагала, прямо над корзинками ягод, груш и смородины. А люди глядели и спрашивали: "Кто это летит?". Это и моя речка, это и мои улицы, и неважно, что никому из нас в Витебске нет больше места.

Все это так близко, так понятно. И комок в горле.

И то, и другое - одинаково тяжело. Ни вздохнуть, ни рассказать. Правда, это слишком. Не знаю, как так вышло, что я не прочитала эту книгу раньше. Счастлива, что прочитала сейчас. И посоветовать ее прочесть - сложно. Но если вы хоть раз задумывались, а откуда эти коровы, дома и старики - прочтите. И, может быть, вы тоже увидите Витебск.

Смог. И, глупое слово, которое ничего не скажет, но все же - спасибо.

ФМ-2016 (10/13)

Каждый пишет, как он слышит,
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет...
(с) Б. Окуджава

Марк Шагал пишет, как дышит... А дышит он любовью - это понятно сразу же, с первых строк. И с первого же взгляда на его картины. И я теперь не знаю, что мне дорого в большей степени: его автобиографические записки или его художественные творения...

Боже, какая удивительная книга: маленькая, а такая тонко-тонко лиричная, такая пронзительная, очень-очень личная и глубокая. И с небольшой примесью циничного остроумия, которое, как удачно подобранная приправа, только оттеняет хрупкость и трепетность повествования.

Я хотела сначала написать, что "Моя жизнь" - это прежде всего гимн художника своему родному краю и своей семье. Но потом поняла, что жанровое определение гимна категорически не подходит этому произведению. Здесь нет торжественности и пафосности, присущих гимну, - здесь искренне-щемящая высокая нота народной песни... или даже плача.... Но не заунывно-обреченного, а возвышенно-вечного...

И я так хочу думать. И после книги Марка Шагала хочется обнять всех - вот такой она мотиватор.

Я понимаю, что всё написанное сейчас мной может показаться приторным и надрывным. Но постарайтесь все подобранные мной эпитеты воспринять со знаком "+". Ибо в книге Марка Шагала всё это присутствует, и именно в самом положительном значении.

По своему обыкновению, читая книгу, пробегалась по сайтам, читая то тут, то там о Марке Шагале, о его судьбе, просматривала репродукции его картин.... Конечно же, после прочтения автобиографии совсем по-другому воспринимаешь картины автора: эстетическое наслаждение сохраняется, а вот добавляется что-то ностальгическое, возникают более четкие ассоциации с твоими собственными воспоминаниями, физически ощущаешь близость образов, их одушевленность...

Так вот, пересматривая различную информацию о Марке Шагале, наткнулась я на песню, которую сначала услышала в исполнении Виктора Берковского. И хоть Олега Митяева я люблю больше, именно первое исполнение показалось мне более душевным. Автор стихов - Роберт Рождественский. А ссылку я даю на видеоклип, где можно увидеть волшебно-необычные, безумные и при всем этом реалистичные (как говорил сам художник) сюжеты картин Марка Шагала...

Честно говоря, мемуары художников - это вообще особый жанр.
Не сочтите за тавтологию, но они потрясающе живописны.
"Писал эти страницы как красками по холсту", - говорит Шагал. И перед нами - евреи Витебска плывут над своими домами, мать, отец, семья Шагала, древние обычаи и учителя Торы. А ещё речка, селёдки, девушки, школа. Потом - первый учитель живописи - Пэн. Питер и продолжение учёбы. Париж и его художники, бульвары, "Улий". А потом опять круговерть - Витебск, революция, Петроград и возвращение в Париж.
И - как живые: художники, пекари, канторы, раби, торговцы лошадьми, ювелиры, Белла - жена и душа Шагала, Ида - их дочь.
И - рисунки, десятки рисунков (правда, в моём издании "Азбука-классика" на доложила рисунков - на Флибусте больше картинков! Но послесловие прекрасное. Оказывается, эта книга - перевод перевода, потому что русский текст утерян и это обратный перевод с французского)
В общем и целом - прекрасно!

Полбалла сбавила лишь за то, что Ван Гог (в своих письмах), Петров-Водкин и Кочергин (в мемуарах) затронули меня больше, больше меня впечатлили.
Короче, мемуары - один из самых любимых моих жанров, а мемуары художников продолжу читать с превеликим удовольствием.

В один прекрасный день ( а других и не бывает на свете) эта книга попала мне в руки, но всего на пару минут, затем вернулась через месяц, чтобы ещё месяц спустя быть прочитанной - как раз вовремя. Эта книга просто создана для самого начала сентября, когда ещё по-летнему тепло, но уже по-осеннему грустно.
На редкость прекрасная и печальная книга с нотками болезненной ностальгии.
Вся моя нелюбовь к Шагалу-художнику улетучилась уже на второй странице.
А страницы у этой книги как будто почти прозрачные и через них просвечивается едва уловимая радость.
В каждой фразе столько невообразимой нежности, что они весьма ощутимо обволакивают теплом.
И каждое слово настолько красочное, что текст как картина - вот слово светло-голубое, вот нежно-розовое и т.д. Сквозь страницы этой книги Витебск предстает во всей красе родного города - таинственный и чарующий, приковывающий к себе навечно, и видимо настолько, что даже сквозь все это блаженное великолепие отчетливо звучит обреченность очень усталого человека.

Автобиография, охватывающая первую часть жизни художника, написанная, когда Шагалу было всего 35 лет, и проиллюстрированная набросками и рисунками. Упоминаемые автором картины, приходилось искать в интернете.

Шагал вспоминает о своём детстве в еврейском местечке в Витебске, об учебе в Санкт-Петербурге, о первом знакомстве с миром искусства в Париже. Затем он поехал ненадолго в Россию, жениться на своей музе, Белле, но началась первая мировая, и у него забрали французский паспорт. Он встречался с Мейерхольдом, Таировым, Маяковским, но об этом совсем немного.

Шагал — хороший рассказчик, и кажущаяся наивность его стиля письма так же обманчива, как и наивность его живописи. С непревзойденным мастерством он с первых строк погружается в самую суть своего повествования, с юмором и трогательностью рассказывая о радостях, политических потрясениях и человеческих трагедиях своей юности, и тем самым давая нам непосредственное представление о мотивах, стоящих за его картинами.

Жаль, конечно, что приходится читать перевод с другого языка, а не русский оригинал. Но все равно очевидно, что его литературный стиль, близкий к магическому реализму, чем к простому повествованию, так похож на его картины.