Истребитель

Наверное, должен быть текст про то, что Дмитрий Быков признан иноагентом. Будем считать, что он тут есть, в предыдущем предложении.

В общем, эта книга ко мне пришла относительно случайно: планы почитать Быкова зрели в голове уже несколько лет, но они могли бы зреть и дальше, если бы не воля случая, и спасибо случаю за то, что он ко мне заглянул именно в такой форме, потому что (как вы уже догадались) книга мне очень понравилась.

Наверное, все помнят эпизод из "Друзей", где Джоуи положил книгу в морозильник, чтобы персонаж не умер? Так вот, мне в какой-то момент захотелось убрать "Истребителя" в морозилку, потому что показалось, что по логике и развитию текста, следующим умрёт один из самых обаятельных и приятных персонажей. Но я взяла себя в руки и дочитала всё-таки. А погиб ли персонаж я вам, конечно, не скажу - читайте сами. Рассказала я об этом к тому, что книга, вызывающая такую реакцию, просто не может быть плохой, ведь автор добился двух вещей: вбил в голову определенную закономерность, логику времени, как он её видит, и при этом заставил по-настоящему сопереживать персонажам и любить их. Ещё я для себя встретила описание идеальной женщины - какой, как мне кажется, она должна быть. Но я его вам тоже не покажу, тем более, что классных женщин там несколько. Повторюсь - читайте сами.

Помимо того, что книга увлекательная, мне как кинестетику очень понравилось то, что она вызывает внелитературные и внетекстовые ассоциации (хотя, конечно, есть такие дисциплины, которые всё рассматривают как текст). Например, мне эта книга напомнила "Болеро" Равеля, прямо в голове звучало, а смена ритмов повествования показалась практически кинематографической, как будто кто-то склеил вразброс бодрый фильм-катастрофу, комедию "Покровские ворота" и лирическое кино в стиле Вима Вендерса. Когда начинается описание полетов, процедур, работы советской госмашины ритм повествования как будто ускоряется, становится деловитым, сухим, ироничным, но когда речь идет о людях, пружина разжимается, текст становится мягче, лиричнее.

И эта смена тона, как мне показалось, позволяет автору себя проявить, но не слишком занудствуя при этом. Одно из понравившихся мне мест, где я ржала в голос - это когда описывалась постановка пьесы о подвигах летчиков-испытателей. Не буду приводить здесь цитаты (снова - читайте сами), но используются слова "пиэсса", "аки" и местоимение "ея", что как бы намекает на определенный тон, но при этом одновременно шутятся шутки, и всё вместе создаёт убийственную иронию, направленную в адрес ненавистных автору явлений. При этом о людях, о настоящих людях, об их чувствах, боли, об их жизни, автор (как мне показалось) пишет очень бережно и искренне. Да, они были вот такие, люди того времени, жили, как могли, любили ту страну, которая у них была, работали, как считали нужным, и они заслуживают уважения, и они его получают, а мы получаем красивые зарисовки о жизни, о ее смысле, о людях прошлого, о природе и о своей стране.А еще есть несколько абсолютно издевательски-сказочных вставок про некромантов (што?), про то, как можно было сбежать из СССР на перекладных (два раза што?) и про непонятную то ли женщину, а то ли виденье (снова што?), которые, как мне показалось, нужны, чтобы слегка отдохнуть от гула турбин.

Из интересных штук мне бросилось в глаза то, как передаются слова героев. Хотя герои довольно разговорчивы, прямой речи мало, чаще всего их слова переданы через выделение запятыми реплик автора. Конечно, это может не означать ничего особенного, кроме деградации современной пунктуации, но мне нравится думать, что у этого явления есть свой смысл. Я, конечно, могу лишь предположить, но я рискну. Во-первых, советские времена часто ассоциируются с недомолвками и с умолчанием, с теми самыми секретными разговорами на кухнях, которые никак не документировались, и вот такое якобы нецитирование, вероятно, помогает сохранить эту атмосферу. А во-вторых, главный герой и источник вдохновения таки был журналистом, писавшим очерки, и можно сказать, что там, где прямая речь - это как будто мы читаем "официальную" историю, то, что было напечатано, а там, где прямая речь не оформлена как прямая, - это додумки, фантазии, так сказать, "неофициальная" версия, которая ни в какие источники не попала. Не зря же в предисловии Быков пишет, что вдохновлялся дневниками и архивами, и даже дает на них ссылку.

В общем, книга однозначно десять из десяти, что там сейчас принято говорить, когда очень круто? Она очень крутая, слово "разгвоздяйство" я забираю в личное пользование, отличное слово. Хлесткие цитаты вы и без меня найдете, вообще ничего не буду цитировать, читайте сами.

Меня всегда интересовали люди 20-х - 30-х годов. Почему они были именно такими, откуда они черпали свои силы, идеи, вдохновение, мужество?
Это были рабочие и крестьяне, лётчики и моряки, учёные и артисты, поэты и музыканты. Они все будто ходили по краешку пропасти, иногда срываясь в неё. Они воспаряли вверх и падали вниз...
Да, это были поколения титанов и героев. Титаны, как и положено, после были низвергнуты новыми богами в Тартар. Герои почти все погибли...

Книга Д. Быкова "Истребитель" во многом приоткрывает завесу тайны той давней эпохи. С её неистовыми и красивыми людьми, с её бесконечными рекордами и падениями, свободной жизнью и шарашками... Пытаясь дать картину той эпохи, Быков едва уловимо прибегает к стилю и языку прозы 20-х годов, чтобы ярче данная эпоха была видна.

Повествование идёт, в основном, о лётчиках, но появляются и учёные, моряки, представители партийной верхушки. Объединяет все эти истории судьба журналиста, корреспондента газеты "Правда" Бровмана (в реальности, Броймана) писавшего много очерков и статей о героях той эпохи и ничуть не пожалевшего об этом. Поэтому, на вопрос интервьюера о том, что же он заслужил от власти (живёт в маленькой однокомнатной квартире, очень скромная пенсия), старик Бровман с улыбкой отвечает:
"Всё - таки я был очень высоко".

Роман Быкова, как это часто бывает у этого писателя, заполнен большим количеством персонажей. Все они интересны, индивидуальны, трагедийны. Тут и история лётчика Петрова (Серова), воевавшего в Испании и влюблённой в него штурмана Степановой Полины; тут и загадочный поляк Гринивецкий (Леваневский), пропавший без вести; имеется и всем известный лётчик - ас Волчак (Чкалов), ставивший немыслимые рекорды, запросто одолевавший как дальние расстояния (перелёт в Америку) так и высокие небеса (подъёмы на небывалую высоту); и лётчик- весельчак Канделаки (Коккинаки); и капитан "Седова" Ладыгин (Бадигин) и многие другие.
Роман наполнен живыми людьми, он пропитан воздухом эпохи и всё это интересно читать и изучать. Поэтому, по прочтении, тянешься к интернету, ищешь, чтобы побольше узнать об этих людях.

Один мой знакомый - бывший комитетчик (отдельный вопрос - бывают они бывшими или нет) – рассказывал, что их учили (учили в 80-е, ещё при советской власти) увязывать подопечную агентуру в замкнутые цепочки. Пищевые цепочки, добавлял знакомый. Самому куратору, при этом, доставалась роль дорогого кулона, самого в эту цепочку не встроенного, но без которой висеть на шее у государства совершенно не способного.
В «Истребителе», в том, как Быков описывает устройство СССР на социально-политическом уровне (с поправкой на метафизическое преломление), я увидел ту же самую схему. И даже позвонил в связи с этим тому самому знакомому, но тот лишь пожурил меня за склонность к чрезмерным обобщениям. Хотя, добавил он, возможно, в этом что-то и есть.
Действительно, Главным Чекистом (а также Главным Физкультурником, Колхозником и Стахановцем, Врачом и Учителем, Физиком и Биологом, Поэтом и Композитором, Лётчиком и Танкистом, Отцом и Матерью всего советского народа в одном лице) по мотивам христианских ценностей выстроена система, позволяющая наполнить рабский труд смыслом и энтузиазмом; за несколько десятилетий – не смотря на его микроскопический КПД – получить результаты невероятного объёма и качества, но и довести надрывающуюся нацию до смертельного изнеможения.
На материале развития советской авиации Быков описывает систему, в которой на каждом уровне, каждый член общества, желающий реализовать свой творческий потенциал, данный ему от Бога, должен заключить сделку с дьяволом (он же – главный филолог и физкультурник): получи неограниченные ресурсы и сделай мне бомбу, бомбардировщик, баллистическую ракету и тогда, в качестве побочного эффекта от служения мне, будет тебе выход в космос и завоевание неба, достижение полюса и покорение атома.
А уровнем ниже – героические полярники, космонавты и лётчики, завоёвывающие и покоряющие, для которых завоёвывать и покорять – призвание и смысл жизни.
А ещё чуть ниже уровнем – ударники всех видов труда, создающие те самые неограниченные ресурсы для освоения и покорения, часто бессмысленного, но поддерживающего эйфорию и энтузиазм тех, кто под ними.
А под ними десятки миллионов населения, которое уже давно не мечтает о сытости, но радуется одному лишь уже существованию. Но без которого не запускается этот конвейер, производящий и покорение, и достижение, и освоение. Но поскольку всё это исключительно во славу Главного Друга Всем, то и достигается это ценою истребления участников этой цепочки и обессмысливания их достижений. Потому что дьявол – великий обманщик. Потому что по природе своей – истребитель.

Честно говоря, открыл для себя Дмитрия Быкова с этой книгой, раньше толком ничего не попадалось и вообще казалось, что в основном это автор каких-то злободневных типа "забавных" стихов и спорных, но всегда любопытных лекций. А здесь – буквально современный философский роман. И исторический в то же время. О Чкалове и других советских лётчиках, которые каждый по-своему пытались преодолеть человеческое, слишком человеческое. Во-первых, очень честный живой язык, без лишней витиеватости. Автор не забывает про сюжет, но при этом раскрывает свои рассуждения и своё отношение. Во-вторых, супер-тема Фауста – вообще одной из самых великих классических поэм. Каким был наш советский Фауст в двадцатом веке? И почему у него не получилось? Впечатления жёсткие, приятно было и читать и размышлять о том, в какую бездну заводит идея сверхчеловека и вообще сверхидея, какой бы красивой она ни чудилась.

Дмитрий Быков поражает своей фантастической работоспособностью и плодовитостью. Кажется, он успевает всё: писать стихи, романы и эссе, озвучивать аудиоверсии собственных произведений, вести радиопередачи и колонки в печатных СМИ, разъезжать по стране с лекциями и творческими встречами – и всё это с какой-то совершенно запредельной интенсивностью.
«Истребитель» - третий и заключительный роман, входящий в так называемую «И-трилогию» и закрывающий её. Заглавия каждого из произведений трилогии начинается на букву «И»: в 2012 году вышел «Икс», в 2017 - «Июнь», и вот теперь – «Истребитель». По словам самого Быкова, главная тема «И-трилогии» — необратимые изменения, которые происходят в личности, в её творческих способностях и поведении под давлением революционной и предвоенной эпох.
На самом поверхностном, сугубо сюжетном уровне роман повествует о судьбах тех, кого принято называть «сталинскими соколами» - о лётчиках, ставивших многочисленные авиарекорды в конце 1930-х (и ещё немного о конструкторах этих самолётов и об отважных полярниках). За большинством героев романа считываются вполне реальные прототипы: Волчак – Чкалов, Антонов – Туполев, Ладыгин - Бадигин и т.д.
Конструкции самолётов, описание пилотажа, унылое однообразие полярной ночи на затёртых во льдах кораблях – всё это описано со знанием дела, хотя в предисловии Быков и делает оговорку, что книгу не стоит рассматривать как справочник по истории советской авиации. Роман не является ни документальным, ни производственным: истории о трансконтинентальных перелётах и покорении Северного полюса перемежаются едва ли не мистическими интермедиями о патологоанатоме Артемьеве и его пропавшей жене, а одна из глав посвящена некоей глубоко законспирированной сети (секте?) учёных-эзотериков.
Пересказывать сюжет – дело неблагодарное, да и сделать это при всём желании едва ли удастся: в книге нет привычной структуры «завязка-кульминация-развязка». Роман состоит из семи глав, каждая из которых формально посвящена одному герою, однако судьбы их так тесно и нелинейно переплетены, что постепенно приходишь к неизбежному выводу: Быков писал не столько о конкретных людях, сколько о духе времени и страны (отчасти поэтому, видимо, роман и называется «Истребитель», а не «Истребители»: сама эпоха была стремительной и гибельной).
При этом нельзя сказать, что герои романа бесцветны и неинтересны. Напротив, у каждого свой характер, своя страсть, своя судьба (почти у всех – трагическая), и за всем этим чрезвычайно интересно наблюдать. Вот пламенный, очарованный не столько небом, сколько самим собой, Волчак: сначала ставит рекорды, затем рвётся во власть, ведь он всегда и во всём должен быть лидером. Вот надменный трагический неудачник Гриневицкий, которому постоянно что-то мешает установить очередной самый-самый рекорд и который в конце концов сгинет без вести при попытке перелёта через Северный полюс. Вот капитан застрявшего во льдах парохода «Седов» изнывает от голода и холода, но при этом организует концерты самодеятельности, лишь бы экипаж не сходил с ума от безделья.
Быков настоящий мастер, и в «Истребителе» это проявляется едва ли не ярче, чем во всех предыдущих его романах. Кажется, он может всё: и рассказать щемящую сердце историю безнадёжной любви лётчика Петрова и штурмана Орловой, и показать, как перерождается рекордсмен Волчак, стремящийся из лётной элиты в политическую, и развернуть перед читателем фантасмагорию о согласившемся работать на Берию конструкторе Антонове и его антиподе Кондратьеве, создавшем подпольную сеть собственных паранормальных лабораторий. В прологе играет с читателем в изящную литературную игру, а в эпилоге обосновывает собственную историсофскую концепцию советской истории.
Между тем, полёт на истребителе захватывает дух, но всё-таки истребитель – это не аттракцион, а военная машина, и без вооружения ни скорость, ни маневренность не имеют большого практического смысла. Примерно так же обстоит дело и с быковским «Истребителем»: яркие персонажи, стилистическое разнообразие и сюжетные хитросплетения – всего это в романе в избытке, но всё это лишь основа, несущая конструкция. Ведь в первую очередь «Истребитель» – это роман идей. Не зря на одной из автограф-сессий сам Быков сказал, что «к лётчикам, авиации, конструкторам и прочим скучным материям эта книга не имеет вообще никакого отношения». Так о чём же тогда она?
Обаяние героических лётчиков настолько велико, что многие рецензенты видят в них аллюзию на античных полубогов, мол, они настолько же сильны, бесстрашны и так же рождены для подвигов и вечной славы (по сути это парафраз известной песни, у героев которой «стальные руки-крылья», и вообще они «рождены, чтоб сказку сделать былью»). Если рассматривать произведение под таким углом, то может сложиться впечатление, что Быков едва ли не ностальгирует по золотому веку советского проекта. Думается, что это ложная оптика.
На самом деле Быков смотрит на своих героев сквозь призму фаустианского сюжета о достижении сверхчеловеческого идеала посредством сделки с дьяволом (недаром куратор «шарашек» Берия выведен в романе под кличкой Меф – это, конечно же, отсылка к Мефистофелю). Большинство из них обречены на гибель именно потому, что такова цена триумфа. Один из персонажей, лётчик-испытатель Канделаки, описывает это следующим образом: «Такое у меня чувство…, что разрабатываю я истребитель, а он истребляет лично меня. И без этого моя судьба не имеет смысла, а с героической гибелью имеет. Она как бы предполагается…».
В чём же был смысл этого самопожертвования? По Быкову, не авиарекорды были побочным продуктом развития оборонной промышленности, а наоборот, «это оборонка была – чтоб начальство дало заниматься космосом. А хотели-то они долететь туда, где никто не был. И на полюс хотели за тем же, и дошли. Это они себе построили страну, в которой ничего не было, чтобы всё вложить в это». Иными словами, сделка с дьяволом нужна была сталинским соколам исключительно для удовлетворения собственных – в прямом и переносном смыслах заоблачных – амбиций.
Вспомним, что Фаусту принадлежит удивительно похожая на советские лозунги фраза: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!». Но не стоит забывать и обстоятельства, при которых эта фраза была произнесена: Фаусту казалось, что он слышит звуки героического созидательного труда, но на деле это был стук лопат, которыми духи мёртвых рыли ему могилу. Так и лётчики-рекордсмены: покоряли стратосферу и ставили рекорды, не замечая, что оборотная сторона рекордов – это подневольный и подчас непосильный труд миллионов.
На этом фоне главным положительным героем книги о сталинских соколах парадоксальным образом оказывается инженер Кондратьев, который отказался от контракта с Мефистофелем, и потому не был причастен к советским авиарекордам. Однако это не помешало ему разработать лунный модуль для будущих покорителей космоса. И именно его – Кондратьева – именем был назван кратер на Луне.
Тот, кто не продал дьяволу душу, в итоге пусть и метафорически, но оказался выше всех.

Истребитель. Никогда не задумывалась над этим словом, а оно ведь жуткое, если вглядеться. Нет в нем никакой летной романтики, только смерть, страх и разрушение.

С романом вышла странная история. Поначалу все выглядело любопытно. Летчики – особая каста, рыцари воздушного боя, герои. Но чем дольше ты вчитываешься, тем больше мрачности, обреченности и ужаса. И поверх огромная черная тень Сталина, выведенного отдельным персонажем, который гипнотизирует героев своим всемогуществом.

Тяжелое чтение в контексте нынешних обстоятельств.

Много интересных тем – адреналиновая зависимость, битва превосходств, обаяние паранойи поиска врагов, культ личности, истовая вера в мифический народ.

Зловеще знакомо звучат слова Быкова: «Чужой, а теперь всякий чужой был вредителем, только скрывавшимся до поры». О, этот сладкий трупный запах поиска врагов, такой привычный для человеческой природы, такой чудовищный в масштабах страны.

Или вот еще меткая и жуткая, по сути, заметка: «… будущее прилетело в нашу глухомань и рухнуло на нас, и теперь мы тащим его через болото, чтобы оно улетело и оставило нас в покое». Но оно не улетит. Оно прорастет на костях, мутирует, и станет сегодняшним днем.

Вообще, роман скорее странный, с пряным привкусом мистики и тяжелым, жирным ощущением предстоящей войны, с прорастающей через советский пафос иронией. Истории Антонова, Петрова, Гриневицкого, Волчака, Канделя, самого Бровмана похожи на фигуры высшего пилотажа – скручиваются, раскручиваются, замирают, падают, обрываются… И все это на фоне какой-то мутной невысказанной до конца «метафизики» о смысле и роли советской эпохи. Со злым финальным вопросом «Как вы оправдываете свою жизнь?» - на котором я зависаю и проваливаюсь в тоску. Словно никак не возможно оправдать свою жизнь, если ты не первый и даже не последний, не лучший и не худший, не гений и не злодей. Никак не оправдать ее, как будто, если ты просто человек.

В общем, смешанные у меня впечатления и ощущения. Безусловно, мастерски. От Дмитрия Львовича уже и не ждешь другого, но так маятно, тоскливо и смурно, после прочтения, что хоть ложись и подыхай.

Надежды попусту тревожат 

Девицы нежное чело

И старика седое темя.

Всё в жизни ведает лишь время,

Оно искусно в том зело.

Развернуть бы здесь апологию Быкова. Это я могу  так, как даже Цвейгу не снилось. Но не хочется, очень не хочется. Вот не люблю я тепличных заласканных детей, которым внушили, что они самые лучшие. Такие дети не всегда плохи: они бывают гуманисты, они стоят на стороне добра, они не ширяются запрещёнными веществами на не совсем чистых матрасах в подвале, и иногда учат детей, и ещё чаще пишут книги, и совсем уж часто пишут и читают лекции о книгах, и совершенно безостановочно дают всевозможные интервью. И вовремя сытно питаются. И надевают шапку. И никому никакого вреда, прошу заметить. Ни одно животное, кроме меня, не пострадало.

Но я страдаю. Уж не знаю, девица я или старик, но так уж устроен, что если мне говорят, что вон тот человек с каракулем на голове является писателем, что он лауреат и едва ли не нобелиат, то я верю и надеюсь прочитать что-то соответствующее. Я почему-то не учитываю, что любой человек сегодня может именовать себя писателем и, если обладает даром убеждения, стать лауреатом любой российской премии, кроме серьёзных. А уж если человек образован, владеет устной и письменной, эрудирован и развит настолько, что способен овладевать, анализировать и делать заключения, то он плохим писателем быть не может.

Да ведь он и не плохой! Не какая-нибудь писательница женских детективов, которая семенит по жизни подобно козе и оставляет за собой изюм произведений. Ни у кого не поднимется хвост сравнить Быкова с такой писательницей. Но не возникает вокруг Дмитрия Львовича дискуссий, если вы заметили. И никто не сравнивает его с мэтрами. И, предположу, мало кто ждёт от него новый роман, чтобы тот был как вдох, как наслаждение, как упивание языком, фантазией, как уверенный толчок, отправляющий читателя в трип-путешествие, как дверь бункера, отрезающая читателя от гнусностей внешнего мира. Сам Быков ждёт от себя такой роман. Он даже не стесняется им хвастаться. Его самовлюблённость не оставляет ему выбора. Родительские постулаты должны быть отработаны.

Я всё пытался понять дихотомию своего отношения к Быкову. Ведь так критически я отношусь далеко не ко всем. И уважаю я далеко не всех. А тут уважаю и в то же время критически. Можно ли помыслить этакую двойственность? Но вот однажды, прослушивая роман "Истребитель" в исполнении автора, я понял: да ведь он же бесстыдник! Знаете, есть такие люди, которые всюду лезут и везде пробиваются, и всегда очень эффектны и громки, если дать им хоть шанс. Это такой Хлестаков, который убедил всех, что он с Пушкиным на дружеской ноге. И лекции у него, и премии у него, и преподавание у него, и лишь некоторые замечают, что тут не так что-то: книги какие-то средние, лекции грешат собственной фантазией и допущениями, а уж премии как даются - это даже читатели Дарьи Донцовой знают.

Проблема в разнице между упаковкой и содержанием. Многое в мире так. Если бы на упаковке было написано "Мясосодержащий продукт Быков, 2 сорт", то я бы не волновался, но там написано "Высококачественный продукт, созданный при участии ведущих литературных критиков и под эгидой родительской ласки". А внутри всё равно 2 сорт. Давайте оставим этот обман для политики, а в искусстве сохраним определённость?

"Истребитель" - роман технический. Это когда писатель садится за работу, а у него внутри пусто, ничего не горит, ничего не возбуждено. Он садится и начинает думать, что он покушает на обед, на ужин и перед сном. А рука его в это время пишет, как привыкла. Она знает, что если за стол, то надо писать. И вот, когда писатель добирается до вопроса, что он будет кушать на завтрак 5 декабря 2029 года, вдруг оказывается, что роман уже готов. Писатель читает и видит с удовольствием, что текст ровный, былых пошлостей и отсутствия вкуса почти лишён, исторический и технический антураж в наличии. Есть также и персонажи, что немаловажно. Ну и славненько. Осталось только начитать его собственным неповторимым голосом, чтобы этот кусок пирога не урвал какой-нибудь наглый Иван Литвинов. Уважающий себя писатель не пронесёт мимо рта и крошки, уж будьте уверены.

Я соврал бы, если бы сказал, что роман плох. Роман нормален. Он даже мог бы показаться мне хорошим, если бы я обладал силой воли дослушать его до конца. Но плох язык Дмитрия Львовича. Дмитрий Львович патологически не владеет русским языком в своём прозаическом творчестве. Его язык скучен, тускл, обычен. Он лишь иногда пытается озариться и пробудить дремлющего читателя (я не про те моменты, когда чтец сам пробуждается и от неожиданности начинает кричать), но эти редкие моменты именно по причине своей нетипичности кажутся не совсем уместными. Понятное дело, что автор оказался в плену выбранной темы, времени и автоматически выбрал стилистический стереотип, согласно которому и писал. Но это тот отстранённый стиль Быкова, который хорош в его плохих лекциях и плох в его хороших книгах. Это не язык писателя со стажем, это язык уставшего человека, который забыл или никогда не знал, что профессия писателя - это удивлять, одухотворять, воодушевлять. Более старшие собратья Быкова по перу это знают и умеют, а он - рано устал и несвоевременно забыл.

И потому этот роман безынтересен, потому он годен только на истребление времени, что про историю интереснее читать специалистов, анализ советского экзистенциализма лучше искать у специалистов, русский язык лучше всего у знатоков этого языка, у его лучших воплотителей. А "Истребитель", на мой взгляд, как и лекции Быкова, это интуитивно-творческое ощущение на заявленную тему при минимальной информационной подготовке, выраженное в литературной форме среднего уровня исполнения.

Но вы всё равно это прочитаете, взвесите и сочтёте весомым. Такое это время - изучать Пушкина не по Лотману, а по Быкову. Но это же самое время и расставит всё по своим местам. Не сейчас, но со временем точно.