
Ваша оценкаРецензии
Аноним29 августа 2025 г.Читать далееОдна из самых моих любимых книг — «Бобок» Фёдора Михайловича Достоевского. Это произведение относится к жанру мениппеи, с особенностями которого читатель может ознакомиться в статье Михаила Бахтина. Рассказчик, Иван Иваныч, находится на пороге сумасшествия, он отчуждён от нормальных общественных связей и живет на границе двух миров — живого и мёртвого. Характеристика слога Ивана Иваныча, данная приятелем: «У тебя, говорит, слог меняется, рубленый. Рубишь, рубишь – и вводное предложение, потом к вводному еще вводное, потом в скобках еще что-нибудь вставишь, и потом опять зарубишь, зарубишь…».
Почти каждое слово в этом произведении — символ. Даже простое событие, такое как найденный на кладбище бутерброд, приобретает символическое значение: по древним поверьям, крошить на землю — акт оплодотворения земли, а бутерброд на кладбище говорит о бесплодности. Или, например, сон на кладбище («я долго сидел, даже слишком; то есть даже прилег на длинном камне в виде мраморного гроба. И как это так случилось, что вдруг начал слышать разные вещи?»).
И к такому символическому плану примешивается еще один, в котором рассказывается о натуралистических, физиологических вещах, например, герои говорят про сифилис, обжорство, про запах от разлагающихся тел:
«― Вы напрасно вашего соседа негоцианта заподозрили в дурном запахе… Я только молчал да смеялся. Ведь это от меня; меня так в заколоченном гробе и хоронили…».
Михаил Бахтин при описании мениппеи указывает на такую ее особенность, как испытание философской идеи. Вообще все философские литературно-художественные произведения сочетают в себе натурализм с философскими идеями (например, «Апокриф Аглаи»).
Философская идея «Бобка» ― человеку (по задумке Достоевского) дается возможность до полугода после смерти еще как-то загладить грехи жизни, поразмыслить какое-то время и прийти к каким-то выводам (если ты был плохим человеком, то у тебя еще есть время все это осознать).
В «Бобке» есть только один человек, который рассуждает о таинствах жизни и смерти — это лавочник, а все остальные не просто не думают, а используют это время для разврата созданием (только сознанием, так как тело уже развращено до невыносимого запаха). Как и в любой философско ориентированном произведении в мениппеи эти идеи испытываются в процессе диалога.
Еще две особенности, которые выделяет М. М. Бахтин, отражены в «Бобке»:
― злободневность: автор использует то, что ему очень не нравится в его реальной действительности и пытается как осмыслить сатирически и философски.
— особая роль нарратора: рассказчик слышит разные голоса, это человек, который заболевает («у тебя слог меняется», «у меня голова болит»). С пониманием странного нарратора (ненадежного нарратора) хорошо вяжется термин «остранение», которое ввел Виктор Шковский ― процесс делания странным.
«Бобок» буквально построен на остранении (посмотреть на жизнь людей глазами мертвеца, а с другой ― на всю эту ситуацию глазами человека заболевающего).
Если вы еще не читали это произведение, но не хотите искать в нем глубокий смысл, то оно все равно вам очень понравится, потому что сатира + философия = что-то очень интересное (ах да, еще мертвецы.Содержит спойлеры12190
Аноним12 мая 2023 г.Самый уродливый урод - это урод с благородными чувствами
Читать далееИ снова про обнажение человеческой сущности. Шедевр психологического искусства Достоевского. Рассказ размером с повесть.
Не могу сказать лучше, чем было написано в одной из первых рецензий к рассказу. Согласна с каждым словом:
Что может быть обыкновеннее истории человека, который женится; женившись, он становится совершенным рабом своей жены и добродушно, сам того не замечая, носит длинные рога; овдовев же, спешит вновь жениться, на новое рабство и новые рога; что может быть, повторяем, обыкновеннее этой истории? А между тем – такова уже особенность таланта г. Достоевского – он рассказывает эту обыкновенную историю со всеми ее реальными и вседневными, по-видимому, ничтожнейшими подробностями таким образом, что воображение читателя постоянно возбуждено, и какая-то таинственность, какая-то тайна кроется во всех этих кажущихся пошлостях жизни. (Голос. 1870 г., 20 марта, N 79)Как писал в одном из писем Федор Михайлович, сущность "Вечного мужа" та же, что и "Записок из подполья", "моя всегдашняя сущность".
Кусочек о том, как рассказ из короткого получился таким, каким получился, из письма Достоевского Ивановой С.А. после отправки рукописи в журнал "Заря":
Я был занят, писал мою проклятую повесть в "Зарю". Начал поздно, а кончил всего неделю назад. Писал, кажется, ровно три месяца и написал одиннадцать печатных листов minimum (прим. у. е. печатный лист - это лист бумаги 60x90 см. В одном печатном листе 11-12 листов, набранных на пишущей машинке). Можете себе представить, какая это была каторжная работа! Тем более, что я возненавидел эту мерзкую повесть с самого начала. Думал написать, самое большее, листа три, но представились сами собой подробности и вышло одиннадцать.В основу "Вечного мужа" легли сибирские воспоминания о романе А.Е. Врангеля с Екатериной Гернгросс, женою начальника Алтайского горного округа А.Р. Гернгросса.
Считается (прочитала в комментариях к произведению), что идея художественно-психологической трактовки образа рогоносца была почерпнута Ф.М. из романа Флобера "Госпожа Бовари". Шарль Бовари после смерти жены узнает из сохраненных ею писем об ее изменах, спивается и гибнет. Трусоцкий же после смерти Натальи из ее переписки узнает, что был обманутым мужем и считал своим ребенком чужую дочь. Достоевский делает Трусоцкого жертвой ревности к умершей жене, при всем при этом слабость и смиренность делает его образ трагикомичным.
Трусоцкий Павел Павлович переживает целый спектр эмоций по отношению к Вельчанинову. То он его обнимает, целует, то пытается зарезать бритвой. Ревность и оскорбленное доверие превращают человека добродушного в хищника. И на протяжении всего рассказа Трусоцкий мстит, устраивая Вельчанинову нравственную пытку. Вельчанинов при взаимодействии с Трусоцким мучается вопросом, знает ли тот о том, что он был любовником его жены. Вельчанинов узнает об этом только в самом конце рассказа по инициативе самого Павла Павловича, передавшего ему письмо покойной жены, в котором сообщалось о том, что дочь Лиза от Вельчанинова). Вельчанинов - не единственный любовник Натальи. Есть еще и Багаутов, к которому по признанию Вельчанинову и приехал после смерти жены Павел Павлович. А Багаутов возьми да и умри буквально в день его приезда, совершенно случайно, разумеется, «от нервной горячки».
Хищник и жертва, смирение и гордость. Трусоцкий с Вельчаниновым спорят о том, кого же можно считать "хищным типом". И вот в комментариях нашла интересную цитату Страхова:
Григорьев показал, что к чужим типам, господствовавшим в нашей литературе, принадлежит почти все то, что носит на себе печать героического, – типы блестящие или мрачные, но во всяком случае сильные, страстные, или, как выражался наш критик, хищные. Русская же натура, наш душевный тип явился в искусстве прежде всего в типах простых и смирных, по-видимому чуждых всего героического, как Иван Петрович Белкин, Максим Максимыч у Лермонтова и пр. Наша художественная литература представляет непрерывную борьбу между этими типами, стремление найти между ними правильные отношения, – то развенчивание, то превознесение одного из двух типов, хищного или смирного.В отличие от Страхова Достоевский считает, что между хищным и смирным типом нет жестких границ и что возможно превращение смирного типа в хищный. И я с Федором Михайловичем совершенно согласна. Тот, кто в какой-то момент есть "жертва", будет в другой момент "агрессором", "спасателем" и наоборот. Если человек играет в эти игры, он неминуемо будет переходить из одной роли в другую, пока не выйдет из этого порочного круга. А играют в них в той или иной степени все.
Еще любопытна концепция характера Трусоцкого из черновых набросков Ф.М.:
В человеке этом видна была роль и маска, но он до того был нагл, что иногда совсем и не заботился о том, что роль на нем видят и что маска сваливается“. Этот человек, с своей прячущейся и мстительной душой, с своей полнотой жизни с своими правами жить и занимать место, со своим стыдом и со своею радостию, с своей страшной трагедией в душе и злодейством.А вот из рассуждений Вельчанинова, которые должны были быть в финальной сцене «Вагон»:
Это подпольное существо и уродливое, но существо это есть человек, с своими радостями и горем и своим понятием об счастье и об жизни. Зачем я врезался в его жизнь? Зачем покраснели мы друг перед другом, зачем смотрели друг на друга ядовитым взглядом, когда все дано на счастье и когда жизнь так коротка? О, как коротка! как коротка, господи, как коротка!И закончу словами Страхова Н.Н.: «По-моему, это одна из самых обработанных Ваших вещей, – а по теме – одна из интереснейших и глубочайших, какие только Вы писали: я говорю о характере Трусоцкого; большинство едва ли поймет, но читают и будут читать с жадностью».
Я, как и большинство, не поняла, но читала с жадностью. Извлекла для себя пока только, что невозможно понять Достоевского после первого прочтения. Он настолько многослоен, что надо читать еще и еще раз, вчитываясь в каждое слово.
Сейчас для меня в этом рассказе много цепляющего. Особенно, муки рассуждения, сны и бессонные ночи. Как это описано, пробирает до костей… И я чем дальше читаю, тем больше убеждаюсь, что в каждом человеке есть все это. И добродетельное, и отвратительное.
И еще хотела написать о работе филологов. Я как технарь долго не понимала, зачем вообще филологи нужны. Есть книга, есть исторический контекст – пожалуйста… читай и понимай. А сейчас задумалась и ощутила, какая должна быть проделана долгая и кропотливая работа по разбору произведения. Чтобы понять, что автор заложил в свой труд, что зашифровал… и филологи – это такие подсказки, указатели, которые обывателю экономят время и дают эту возможность приблизиться к пониманию. Волшебно. Спасибо, что вы есть)Рекомендую к прочтению комментарий из Тома 8 сочинений Ф.М. Достоевского. Для меня этот ресурс оказался большой находкой.
Содержит спойлеры12249
Аноним27 апреля 2023 г.Униженные и... отвратительные.
Читать далее"Все мы вышли из гоголевской "Шинели". Помните такое изречение?
"Шинель" - это повесть о маленьком человеке, о его маленьких проблемах и маленьких трагедиях. Но жизнь все равно жизнь и смерть все равно смерть. И то, что для великих людей - неприятность, для маленького человека - коней света. В самом прямом смысле слова.
Достоевский тоже в какой-то мере идет по тому же пути. У него многие герои "без героики". Те же маленькие люди. Какие-то пугают, как Смердяков. Какие-то вызывают брезгливую жалость, как Мармеладов, какие-то так и просят леща (Раскольникову хотелось надавать по роже, чтоб перестал быть такой тряпкой). Но чтобы были противны... даже Макар Девушкин - он жалок, да. Но не отвратителен.
А здесь, в записках из подполья, показан такой вот отвратительный персонаж. Сам себя он считает невинно пострадавшим, мол, он хороший и добрый, но кругом злые люди, которые нарочно только вредят, оскорбляют, ненавидят... Давит на жалость, не просто просит, а нагло и зло требует сочувствия. И не понимает, что он сам по себе отвратителен. Ведет себя как... ну, в общем, я понимаю его бывших школьных приятелей, которые его сторонились. Будь у меня такой одноклассник, я бы тоже держалась от него подальше, и, если бы он стал навязывать мне свое общество...
Нет, черт побери. Была у меня такая знакомая. Вечно унылая, вечно нудная, вечно вся такая несчастная-обиженная. Вечно все у нее виноваты, все ее не любят, на работе козлы и уроды, общая знакомая - "обезьяна" (потому как эта общая знакомая была ей отвратительна) и так далее, и тому подобное. Сперва мне было ее жалко - одинокая, некрасивая, работает за мизерную зарплату, пишет в стол какую-то скучную повесть, страдает от того, что ее никто не любит. А потом поняла, что ей и не надо, чтоб ее любили. Ей нравится страдать и ничего не делать. нравится во всех своих бедах обвинять других и только жаловаться на жизнь. Прервала я с нею общение и не жалею. Легче дышать стало. Ничего не знаю о ее судьбе и знать не хочу.
Тут такая же история. Читала "Записки..." и не могла заставить себя переживать за главного персонажа. Все окружающие его люди - совсем другие. А он - какое-то грязное пятно. И даже хорошо, что автор (издатель) вот так оборвал записки. Мол, есть еще несколько глав, но читателю и того достаточно.
Да уж. Вполне.12673
Аноним10 ноября 2021 г.Сам себе приключения выдумывал и жизнь сочинял, чтоб хоть как-нибудь да пожитьЧитать далееИсповедь "маленького человека", безвестного петербургского чиновника. В повести он много размышляет о смысле жизни, о человеческой сущности. Герой погряз в самокопании, в разоблачении человеческой природы, он страдает от своей ничтожности. Он совсем не стар, но уже удалился от мирской жизни, в так называемое "подполье", как он сам его определяет. Его рассуждения построены в злобно-ироничном тоне, с большой долей сарказма.
Я даже думаю, что самое лучшее определение человека – это: существо на двух ногах и неблагодарное.Конечно симпатии такой герой не вызывает, но все же было интересно прочитать и лишний раз убедиться, что Достоевский - кладезь мудрости, что то полезное да извлечешь.
121K
Аноним3 марта 2016 г.И колокол звучал по нашим душам - и в первый, и в последний раз...
Читать далееBang bang, he shot me down
Bang bang, I hit the ground
Bang bang, that awful sound...Да простит меня Фёдор Михайлович, но он умудрился сбить меня с ног без всякого оружия и оставил меня, беспомощную и всхлипывающую от испытанного потрясения, там же, без помощи с его стороны. Мы только-только с ним познакомились, я не успела морально подготовиться к его мощи и величию, я была ошеломлена, восхищена и подавлена глубинами моего визави, хотела обнять его колени и найти утешение, но он не дался, а после и вовсе исчез, бросив меня изнывающей от собственных противоречивых чувств.
Отныне я его боюсь. Боюсь снова с ним встретиться. Не знаю, смогу ли...12305
Аноним14 июня 2015 г.Читать далееВпервые со школьных годов я взяла в руки Достоевского. Честно говоря, я побаивалась окунуться в Его мир одиноких и философствующих образов. Я и окунулась, но в очень необычном виде...
Несчастная мышь кроме одной первоначальной гадости успела уже нагородить кругом себя, в виде вопросов и сомнений, столько других гадостей; к одному вопросу подвела столько неразрешенных вопросов, что поневоле кругом нее набирается какая-то роковая бурда, какая-то вонючая грязь, состоящая из ее сомнений, волнений и, наконец, из плевков, сыплющихся на нее от непосредственных деятелей, предстоящих торжественно кругом в виде судей и диктаторов и хохочущих над нею во всю здоровую глотку. Разумеется, ей остается махнуть на все своей лапкой и с улыбкой напускного презренья, которому и сама она не верит, постыдно проскользнуть в свою щелочку. Там, в своем мерзком, вонючем подполье, наша обиженная, прибитая и осмеянная мышь немедленно погружается в холодную, ядовитую и, главное, вековечную злость. Сорок лет сряду будет припоминать до последних, самых постыдных подробностей свою обиду и при этом каждый раз прибавлять от себя подробности еще постыднейшие, злобно поддразнивая и раздражая себя собственной фантазией.Перед нами как раз такая мышь. "Подпольный" герой размышляет о собственной жизни, о своих неудачах, которые его, коллежского асессора, преследуют всю жизнь. Он винит всех и вся, постоянно говорит, что он злой на всех и вся. Он обижен на жизнь, на судьбу, на коллег, да и на простых людей, которые встречаются ему на улицах и в тавернах. Достоевский показывает нам образ такой мышки, человека подполья, который хочет "ринуться в общество", но у него ничего не получается. Потому что проблема в нем самом.
Я удивлена, почему эта книга проходит мимо школьной программы. В ней очень много философски-значимых мыслей, которые надо "вдолбить" школьнику. Очень и очень "правильная" книга, со всех сторон правильная.1299
Аноним23 апреля 2015 г.Читать далееЯ ещё раз убедилась, что Достоевский не только на любителя, но и очень под настроение. В этот раз мы не встретились.
К языку, когда одно предложение растягивается на треть страницы и ты к его концу не помнишь, что за мысль была в начале, быстро привыкаешь, втягиваешься и настраиваешься на подходящую волну. И уж чего кривить душой, написано здорово. Но до чего же мне противна тема супружеской измены, брр!
Читаешь и понимаешь, что автор рассказывает о человеческих душах, которым так сложно меняться, несмотря на тысячи обещаний, данным самим себе. Что проходит время, утихают бушующие вокруг страсти и попытки изменить самого себя к лучшему уже не так актуальны, о них можно забыть и не напрягать свои силы попусту. Понимаю. Но история, которая кладётся в пример и исток этих мыслей, меня до дрожи раздражала и заставляла кривиться. Читать я такое могу, понять, принять и согласиться - нет.
И ещё бОльшую часть книги хотелось, чтобы П.П и А.И. уже наконец-то занялись чем-то полезным, а не копались в себе и от нечего делать не отравляли жизнь друг другу и окружающим.
Маленькую Лизу я им не прощу.12588
Аноним2 апреля 2015 г.Читать далее«Я был злой чиновник. Я был груб и находил в этом удовольствие. Ведь я взяток не брал, стало быть, должен же был себя хоть этим вознаградить».
Впервые я столкнулся с этой повестью и этой шикарной цитатой в театре Сатирикон на моноспектакле «Константин Райкин. Вечер с Достоевским». Это было тяжелое для (неподготовленного) восприятия сценическое переложение и так не самого легкого произведения. Из всего увиденного и услышанного действа я вынес только эту цитату. Цитата гениальна своей универсальностью и безвременностью.
Федор Михайлович порой очень точно и болезненно задевал некие потаенные струны мой души и наверное это произошло не случайно. « ... я только доводил в моей жизни до крайности то, что вы не осмеливались доводить и до половины». Подобное двойное зрение, когда одновременно смотришь на героя и на себя, соотнося его мысли и поступки со своими мыслями и поступками, не покидало меня на протяжении всей повести.
Первая часть повести я бы охарактеризовал как теоретическую, вторую как практическую. Первая более сложная для понимания, но более внятная. Вторая же, легче, но сумбурней.
Все кто читал эту повесть, понимают, что произведение это непростое и свести все истолкование лишь к исповеди лишнего человека у меня не получилось.
Я не чувствую себя в философской терминологии как в родной стихии, но все же уловил в этих записках намек на развитие как минимум трех философских концепций. На ум пришли сразу же три персоналии: Эммануил Кант, Зигмунд Фрейд и Жан-Поль Сартр. И если с трудами первого он мог бы быть знаком, то часть идей двух других он, наверное, выхватил раньше времени из ноосферы.
Иммануил Кант. Критика чистого разума, т.е. критика знания приносимого разумом. «Видите ли-с: рассудок, господа, есть вещь хорошая, это бесспорно, но рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотенье есть проявление всей жизни, то есть всей человеческой жизни, и с рассудком, и со всеми почесываниями. И хоть жизнь наша в этом проявлении выходит зачастую дрянцо, но все-таки жизнь, а не одно только извлечение квадратного корня».
« … человек хоть и научился иногда видеть яснее, чем во времена варварские, но еще далеко не приучился поступать так, как ему разум и науки указывают». Эту цитату с таким же успехом можно повторить и в начале XXI века, на мой взгляд, с конца XIX века ничего кардинально в этом вопросе не изменилось.
«Цивилизация вырабатывает в человеке только многосторонность ощущений и … решительно ничего больше». Да, крайне отрицательную аттестацию получил человек со стороны Достоевского «... самое лучшее определение человека — это: существо на двух ногах и неблагодарное».
Зигмунд Фрейд. На слово подполье первой же аналогией так и просится подсознание. Психологическое подполье Достоевского не стройная модель психики человека по Фрейду, так как намешано там преизрядно. В черепной коробке этого неназванного мелкого чиновника одновременно смешалось все и «Я» и «Оно» и «Сверх-Я». Смешалось, но временами все же читается, что вот здесь говорит «Ид», вот здесь «Эго», а вот здесь «Супер-Эго».
Жан-Поль Сартр. Парадоксальная реакция на рационализм сроднит это произведение с экзистенционалистами. Хотя Достоевский по-своему решает проблему свободы. Свобода в каждом человеке, этот синоним сознания у Сартра. Если разум отрицает свободу воли и ставит во главу угла «хотенье» то нам зачастую становится сложно понять свободу воли (выбора), постулированную Сартром. Если уж наш человек сам примется выбирать, то выбор его будет точно не рассудочным. Человек Достоевского априори несвободен, так как всецело подчинен страстям, желаниям, «хотениям».
12108
Аноним30 июня 2014 г.Читать далее"Записки из подполья" - мозговыносящая повесть Достоевского.
Здесь есть та же особая нервическая (шизофреническая) ритмика, которая присуща поздним романам автора. В небольшом произведении Достоевский предвосхитил технику "потока сознания" (в основном, первая часть повести), рассуждения о сознательном и бессознательном:
Ведь я, например, совершенно естественно хочу жить для того, чтоб удовлетворить всей моей способности жить, а не для того, чтоб удовлетворить одной только моей рассудочной способности, то есть какой-нибудь одной двадцатой доли всей моей способности жить. Что знает рассудок? Рассудок знает только то, что успел узнать (иного, пожалуй, и никогда не узнает; это хоть и не утешение, но отчего же этого и не высказать?), а натура человеческая действует вся целиком, всем, что в ней есть, сознательно и бессознательно, и хоть врет, да живет.основные черты будущего экзистенциализма: отчуждение, страх, предсуществование, свободу, абсурдность существования:
Зачем же я устроен с такими желаниями? Неужели ж я для того только и устроен, чтоб дойти до заключения, что всё мое устройство одно надувание? Неужели в этом вся цель? Не верю.рассуждения о хрупкости мира и о живом/неживом (присущие позже модернизму):
Что же собственно до меня касается, то ведь я только доводил в моей жизни до крайности то, что вы не осмеливались доводить и до половины, да еще трусость свою принимали за благоразумие, и тем утешались, обманывая сами себя. Так что я, пожалуй, еще «живее» вас выхожу. Да взгляните пристальнее! Ведь мы даже не знаем, где и живое-то живет теперь и что оно такое, как называется? Оставьте нас одних, без книжки, и мы тотчас запутаемся, потеряемся, — не будем знать, куда примкнуть, чего придержаться; что любить и что ненавидеть, что уважать и что презирать? Мы даже и человеками-то быть тяготимся, — человеками с настоящим, собственным телом и кровью; стыдимся этого, за позор считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками. Мы мертворожденные, да и рождаемся-то давно уж не от живых отцов, и это нам всё более и более нравится. Во вкус входим. Скоро выдумаем рождаться как-нибудь от идеи.Повесть сильная. Всем рекомендую, особенно интересующимся экзистенциализмом.
P. S. "Подполье" - это аллегория, некая атомарная сущность индивида, его "Я".
12123
Аноним30 сентября 2013 г.Мне очень нравится творчество Достоевского, но данное произведение у меня как-то не пошло. Возможно, начала читать не в то время или по какой-то другой причине, но повесть я прочитала со скрипом.
Я понимаю, что это гениальное произведение, но не могу поставить больше, чем 3/5.
Все же в дальнейшем вернусь к этой книге.1297