Записки из подполья

Это стало уже доброй традицией самобичевания: начитаться Достоевского, упиться кофе и ближе к пяти утра, трясущимися руками, писать рецензию. Самое время. Тело страдает, когда мозг дурак, когда слишком умный. Для меня каждый раз загадка, зачем я это делаю, когда это уже сотни-тысячи раз сделали до меня и я не скажу ничего нового. Каждый пропитый и прокуренный интеллигентишка этой обширной части света делал это, может не в письменной, но в устной или мысленной форме, но делал обязательно. Впрочем, Пашенька, если бы так все думали обо всём, то человечество давно бы вымерло. И это неимоверно порадовало бы Достоевского и ещё не одну сотню милейших людей.

Пять утра. Я проснулся двадцать шесть с половиной часов назад, но это не самое страшное в моей жизни. Самое время читать Достоевского и говорить о нём, переживать всю эту приятную грязь. Человеку как-то свойственно упиваться жалостью к себе. Если не к себе, то к окружающим или к человечеству в целом, так, абстрактно. Бедные мы, так всё плохо, болеем, умираем, воюем, дети страдают, не доедают, женщин насилуют, цены на бензин растут, панды вымирают, леса вырубают, сборная вообще скатилась, лучше бы уж они вымерли вместо панд и лесов. Ужас, всё плохо, всё очень плохо, но на самом деле не это нас страшит, а то, что всё может быть ещё хуже и оно не просто "может быть", а оно обязательно будет, только заботливая психика старается это блокировать, чтобы окончательно не добивать бренную тушку. В такие моменты я господина Кириллова вспоминаю. Всё хорошо, даже то, что плохо — тоже хорошо. Не знаю почему, но эта фраза мне очень нравится. В ней есть что-то успокаивающее. Не всё так плохо, всё может быть хуже, а потом и ещё хуже. И ещё хуже. Глоток кофе, кусочек шоколада. Вздох. И ещё хуже. Уровень "хуже" не имеет предела, у него нет дна, так что любое "хуже" это ещё не окончательное, всегда может стать ещё хуже. Такой пессимизм наполняет меня оптимизмом. Ты долбанный псих и извращаешь понятия! Нет, я просто иду к своему счастью с другой стороны планеты... Земля-то шарик! Когда-нибудь все эти хуже рекурсируют и вдарят окончательным коллапсом по всем понятиям, скрутят, свертят их, сожмут, растворят, изжуют, выплюнут и всё окажется настолько непонятно, что понятие "хуже" просто перестанет быть и мы будем жить без оценки. Или не будем, но это тоже не плохо... или плохо, но нам об этом уже никто не скажет.

Мне нравится читать Достоевского. Он как бы и классика, но при этом все его герои паталогические уроды, неуравновешенные истерики, психопаты и всё в таком духе, а мне это так знакомо, близко и понятно, потому что я ничего другого не вижу и не знаю; я сам такой и ты тоже такой. Это такая повседневная окружающая нас ежедневная классика. Это не классика, где дамы в пышных платьях скользят по блестящему дубовому паркету в прекрасных дворцах и лихие любовники совершают подвиги один за одним, лишь бы удостоиться взгляда прелестницы. Это немного другие герои. Они раздражаются, делают странные поступки, ведут себя абсолютно неадекватно, они некрасивы, они рябые, щербатые, морщинистые, плешивые, с протёртыми локтями на сюртучках, в несвежем белье, с грязными ногтями. Мир его героев маргинален, грязен и упадочен. Они все на шаг отстали от своего успеха и уверенно продвигаются в сторону от него, потому что они тоже решили прийти к этому успеху с другой стороны планеты, обойдя её вокруг. Ну что ж — это тоже путь к цели. Я верю в реинкарнацию, я верю, что Достоевский переродился и живёт среди нас. Уэлш — Достоевский. У него всё то же самое, только на новый лад.

Мне Достоевский напоминает водку. Я всегда её пью с удовольствием и отвращением одновременно, она меня расщепляет во времени и я одновременно существую во всех временных пластах и испытываю все эмоции одновременно. На меня накатывает мрачное оживление, такая тупая буйная радость, восторг, усталость, печаль и азарт, но потом мне плохо и я всё это ненавижу и понимаю, что ненавидел я это уже до того, как выпил первую рюмку. Я ненавидел это всегда, потому что знал, что нету никакой первой и последней рюмки, они просто есть бесконечной чередой в жизни и значит всё это есть всегда. И я это всё ненавижу значит всегда, без остановки, без просвета. Вот прямо всё, да, даже то, о чём понятия не имею и тех кого не знаю и никогда не узнаю и даже тех, кого нет и даже чисто гипотетически быть не может по законам физики, логики, фантазии. Последний раз второго января я валялся трупом на полу большой комнаты и ненавидел всё, настолько ненавидел, что словил себя на мысли, что мне так плохо, что я даже ненавижу все возможные реинкарнации в параллельных мирах и эта мысль меня немного оживила и придала сил, ведь если я так сильно могу ненавидеть, значит я ещё не совсем сгнил на этом долбаном паркетном полу и этом долбаном ворсистом ковре, во мне остался какой-то инстинкт борьбы против этого всесильного рока. И Достоевского после прочтения я также ненавижу каждый раз столь же сильно, как ту водку и всех остальных второго января и тихо радуюсь тому, что он уже больше ничего не напишет, но это ничего не меняет, потому что он, как и те рюмки, идёт сплошной чередой, он был, есть и будет; и ещё есть Уэлш, который, кстати, тоже тот же самый Достоевский; а потом будет кто-нибудь ещё другой. Вечное возвращение, вечная история, и слава яйцам. Тут опять всё как с водкой. Формула есть, заводы гонят, магазины продают и мне каждый раз будет бесконечно плохо потом, потому что уже что-то "было", что-то "есть". Это просто какая-то кармическая бесконечная штука без начала и конца. Шайтан дал людям водку для страдания физического и Достоевского для метафизического. Боль по всем фронтам существования и для нашей жалкой всего лишь трёхмерной вселенной этого вполне достаточно.

Художественная вселенная Достоевского это настоящая альтернатива и контркультура, если сменить антураж и декорации. Если Достоевский попал в ад, то он там стал не жертвой и не мучителем, он там тот, кто постоянно разжигает везде огонь, расширяя границы ада, больше ада, больше ада. Он жил в аду и немножко делился этим адом с нами всеми. Щедро так делился, на все века хватит, на все миллиарды людей хватит и даже когда мы переберёмся жить в другие галактики, его всё равно хватит, потому что он был, а потом будет кто-то ещё. Его мир трущоб, подвалов, грязных улочек будет хвостиком виться за человеком, куда бы тот не попытался себя деть. От этого не убежишь. Некоторые его герои ещё живут в мебилерованных комнатах, но в этих комнатах мебель пошарпанная, стол хромает на одну ногу, зеркала затемнились, пахнет сыростью, а на окнах налёт копоти. Лестницы и прихожие с грязью, во дворе материться пьяный дворник, избивая метлой какого-нибудь сиротку. В воздухе перегар, хозяин потихоньку желтеет, пропивая печень и просиживая свои геморройды. Всё плохо, все умирают, кто не умирает сам, тому помогают.

Когда говорят, что раньше трава была зеленее, люди добрее и не было столько зла и грязи, я буду отвечать — нет, не было этого тогда, хер вам! — почитайте Достоевского. Раньше всё было гораздо хуже, чем сейчас, а если вы думаете, что сейчас плохо, то дай вам Бог, Люцифер или Йог-Сотот прожить ещё сто лет и познать истинную сущность слова "хуже".

/экспромт от С. П.

Повесть"Вечный муж" Фёдора Михайловича Достоевского о человеческих отношениях. Муж (Трусоцкий) после смерти жены узнаёт об её изменах, и он едет в Петербург, чтобы встретиться с бывшим любовником - Вельчаниновым.
Ни Трусоцкий, ни Вельчанинов не вызывают симпатии, они оба мерзкие. Трусоцкий - это "вечный муж", который всегда будет угождать своей жене, выполнять все её капризы, закрывать глаза на её измены. Не мог же он не догадываться о том, что у жены есть любовник, он просто закрывал глаза, ему было так удобно жить. Он женится не по большой любви, а для того, что ему комфортно жить в браке, ему так удобно. А дочь Лиза? Трусоцкий узнает после смерти жены, что девочка не его. Что же он делает? Издевается над ребенком просто, легко бросает. Но если он любил её как родную дочь, то не мог же в одночасье разлюбить? Неужели такое возможно? Это мерзко... Достоевский описывает даже с каким-то удовольствием все мерзости, на которые способен человек. Лизу очень жалко... Бедный ребёнок, она не смогла вынести "отцовской" ненависти.
Вельчанинов - полная противоположность Трусоцкого. Он красив, пользуется популярностью у женщин, промотал два состояния. Вельчанинов предпочитает роль любовника, а не мужа. Но он тоже мерзкий, как и Трусоцкий. Их отношения оказались странными, запутанными, в них переплелись любовь и ненависть. Каждый из них обладает и положительными, и отрицательными качествами. Достоевский с маниакальным удовольствием "ковыряется" в "темных закоулках" человеческой души.

Вот что нужно читать у Достоевского в школе: коротко, вполне отражает стиль автора, есть что обсудить, а первая часть для юных бунтующих душ так вообще что доктор прописал. Сейчас подобные плевки яда читались мной скорее с зевком и лёгкой усмешкой. И да, мсье Селин, опоздали вы, оказывается, со своей яростной "прожаркой" человечества, тут зародыш экзистенциализма уже прошёлся по всем и вся. Здесь вам и размышления о свободе воли, и бунт против обезличивающих и принижающих тисков социальных условностей, и рассуждения о невозможности быть добрым.

Неприятно, конечно, осознавать, что поганое поведение запросто может быть от внутренней невозможности человека выразить себя как-то иначе, но ведь иногда так действительно бывает. Подобные мысли позволяют отойти от заманчивого, но, как и почти всё упрощённое, ложного способа резко делить людей на плохих и хороших. Они намного сложнее устроены, и приём очеловечивания таких вот "бюрократов" может сохранить нервные клетки при очередном неизбежном столкновении с ними. Хотя мне в таких ситуациях больше нравится представлять себя героиней пьесы абсурда и воображать, как ещё "чудесатее" всё можно было бы завернуть.

Достоевский всегда хорош, что-бы не написал. И если вначале я не очень прониклась произведением, то конец просто раскрывает и его и все , что хотел сказать автор.
В центре внимания человек, который ушел в "подполье", он страдает, он чувствует себя не таким, лишним, отсюда и его поведение и его беды. Он ведет себя просто отвратительно, порой наказывает себя , так как зная , что есть хорошее в жизни, но он не может этого хорошего достичь, и потому страдает и не хочет даже пробовать исправить ситуацию, а наоборот усугубляет ее.
Так4ая книга исповедь, ведь в ней вначале и нет вроде как сюжета, и герой произведения ничего и не делает.Затем он описывает два эпизода со знакомы и наконец самое интересное- встреча с проституткой и последующий за ней финал.
Произведение маленькое, и если вчитаться вначале, то потом не заметишь, как пролетит время. Написано вроде от первого лица, и герой один, но ему постоянно как бы отвечает оппонент, на все его вопросы пытается дать ответ.

Когда повесть впервые появилась в печати, то не вызвала никакой реакции у современников, она прошла незамеченной. Героя Записок многие сравнивали с самим Федором Михайловичем, возможно, благодаря Льву Николаевичу Толстому, который писал об этом в одном из своих писем.

Повествование ведется от имени антигероя, так подпольщик, кстати, сам себя называет. Книга делится на две части. Первая представляет собой монолог маленького, рефлексирующего человека, несчастного и жалкого с непомерной гордыней. Человека, жаждущего психологической власти над другими.

Сразу даже непонятно к кому обращается рассказчик и только после он поясняет, что мысли изложены на бумаге для читателя, но напечатаны эти записки никогда не будут. Известно, что самый откровенный разговор человек ведет наедине с собой и подпольщик вытаскивает из подполья своей души все самое потаенное, мерзкое, грязное. Записки можно считать даже не монологом, а диалогом. Герой сначала излагает свою мысль и тут же оппонирует себе от лица невидимого собеседника. Удивительно, но ловила себя на том, что как раз в том месте где у меня возникал вопрос, он тут же звучал из уст рассказчика.

Вторая часть событийная. Действие в ней происходят до того, пока герой стал вести исключительно уединенную жизнь, загнал себя в "подполье". Первая часть помогает понять почему именно так, а не иначе ведет себя рассказчик. В его отношениях с одноклассниками, офицером, во время обеда с "друзьями" и встречей с Лизой он готов быть подлым, грубым, злым, но только не смешным. Самый большой страх вызывает то, что над ним будут насмехаться и в то же время сам выстраивает события так, что именно это и происходит.

Замечательная и очень глубокая книга, требующая размышлений. Думаю каждый читающий в рассуждениях главного героя найдет что-то для себя или же о себе), а если нет, то возможно у вас не получилось быть откровенным с самим собой.

Теперь-то я знаю откуда растут ноги символистского романа и экзистенциализма! Очень много пересечений по духу повествования с «Улиссом» и «Портретом художника в юности» Джойса, например. А по впечатлению от книги очень близко к «Тошноте» Сартра и «Назову себя Гантенбайн» Фриша. История маленького человечка, рассказанная им самим, грустная история потерянного и потерявшегося человека. История честная, хотя современники и уверяли, что ФМ выдумал своего подпольщика – такие люди невозможны. Ещё как возможны.

Боюсь соврать, но, кажется Гёте говорил, что «Исповедь» Руссо абсолютно фальшивый документ эпохи ввиду невозможности человека быть к себе объективным – Руссо оговаривает себя, чтобы не сказать о себе правды. Красивая мысль. Она работает и в истории с подпольщиком. Цинизм, разочарование, неверие застилают глаза правде. История, рассказанная автором грустная, но красивая - тихая история на пределе душевного крика. Важно не то что рассказывает антигерой, а то как он это рассказывает.

Это книга об иллюзиях, о разрушениях иллюзий и разрушителях иллюзий. Главный персонаж – эдакий «человек в футляре», замкнутый на себя, ибо мир враждебен, ибо с миром плохо, а в себе хорошо. Понравилась выбранная форма повествования – заметок о себе. Заметки носят терапевтический и «исповедальный» характер, именно так – в кавычках – как у Руссо.

А ещё «Записки из подполья» мне показались очень актуальными именно сегодня, когда таких подпольщиков как грибов после дождя, а такими «исповедями» завален весь интернет. Фёдор Михайлович – очень внимательный наблюдатель и дотошный рассказчик, а это всегда интересно.

Вот вы говорите Маркес или этот, как его, Педро Парамо . Да у нас свой макабр есть от Федора Михайловича. Спасибо Бахтину - проинформировал. Я думала, что я все у Достоевского читала, но попадаются еще иногда подобные перлы о жизни на местечковом кладбище.

Честно говоря, такого бардо я бы врагу не пожелала. Упокоился человек, похоронили, а через три дня он очухивается в гробу - не во плоти, правда, а только сознанием - и оказывается в гуще какой-то болтовни. Как в гостиной, только циничнее, потому как не нужно приличий соблюдать.

• <...>Черт возьми, ведь значит же что-нибудь могила! Мы все будем вслух рассказывать наши истории и уже ничего не стыдиться. Я прежде всех про себя расскажу. Я, знаете, из плотоядных. Все это там вверху было связано гнилыми веревками. Долой веревки, и проживем эти два месяца в самой бесстыдной правде! Заголимся и обнажимся!
• Обнажимся, обнажимся! - закричали во все голоса.
• Я ужасно, ужасно хочу обнажиться! - взвизгивала Авдотья Игнатьевна.

  В общем, да. Фельетон удался. Единственный живой свидетель, правда, впал в отчаяние.

СПОЙЛЕРЫ!
Конечно же,мне понравилась книга. Очень. Ведь Достоевский,на мой взгляд,совершенен во всем. Повесть "Записки из подполья" - это еще одна страница его заслуженной всемирной славы.
В этом издании очень хорошая вступительная статья (ясное дело, со спойлерами,но она и правда очень хорошая),которая помогает войти в резонанс с повестью Фёдора Михайловича. А повесть очень глубокая. Она затягивает словно водоворот. Ты читаешь каждое слово и проникаешься им во всей полноте. Разговор главного героя с Лизой я читала,затаив дыхание... Вот о Лизе я хочу поговорить отдельно. Мы почти ничего не знаем об этой девушке. Но мы видели ее сердце и душу. Разве этого мало? Она пришла к "подпольному человеку" и,услышав от него резкие слова и оскорбления,не ушла,хлопнув дверью,как поступила бы любая другая девушка. Нет. Она осталась,потому что увидела страдания другого человека,которые сильнее ее собственных,увидела всю мрачность и бездонную глубину его добровольного "подполья". Лиза осталась,чтобы утешить,исцелить и воскресить (если только это возможно) "подпольного человека". Но ее отталкивают. И Лиза уходит. Лишь мокрый снег заметает ее следы... А главный герой понимает,что не хочет больше писать "из подполья". Что его ждет? Открытый вопрос.

Также в книге помещены "Три речи в память Достоевского" Соловьева. Мне очень понравился его стиль. Кажется,я нашла своего любимого философа.

Сначала я совершенно случайно наткнулась на фильм с Любшиным и Костолевским в главных ролях. Фильм моментально приковывает внимание запутанным сюжетом и обволакивает этим "мороком достоевскости" -нарастающая тревога, мучительные беседы, рефлексирование, пронзительная жалость. Все как мы любим. Осталось только скачать книгу и разобраться в деталях.
Два главных героя : "вечный муж" Трусоцкий, человек, которому в жизни (по мнению Вельчанинова) кроме как  вступить в брак, и отличиться-то  нечем, и подзахиревший светский лев Вельчанинов. В последнее время Вельчанинова (с чего вдруг?) преследуют воспоминания о собственных прошлых грешках.

Достоевский обрывает корочки с раны, пододвигает читателя к бездне и приглашает заглянуть... Пытает трогательным ножичком.

Вот девочка, умирающая в тоске по отцу. Вот муж, требующий у любовника жены сатисфакции в форме.. поцелуя. Вот топор палача и звяканье колокольчика, возвещающего о казни.

Один жалок, другой великолепен в обществе, один любит, другой глумится, один живёт в блаженном неведении, другого уже корежит горькая нестерпимая правда; но каждому зазвенит колокольчик, каждый услышит приговор.

Достоевский, кажется, тем и мил, что резонирует  в такт с израненым сердцем читателя, видишь-не только тебе так больно и страшно жить в этом мире, где обычная семейная жизнь способна принести столько разнообразного несчастья.
Классика, по моему, недооцененная. Небольшой объем, но глубоко и многогранно. И неоднозначно, как все гениальное.