Колымские рассказы

Варлам Шаламов отсидел в лагерях 17 лет. Он на себе узнал, что такое холод и голод, работал на угольных забоях, несколько раз оказывался в госпитале, в том числе и в тифозном карантине, арестовывался по доносу солагерников за «антисоветские высказывания», чудом устроился на курсы фельдшером и работал им даже после окончания срока, чтобы заработать денег на отъезд с Колымы. Но даже после возвращения в Москву, его не оставили в покое. У него сложилась непростая судьба.

«Колымские рассказы» невозможно читать без комка в горле, без слез на глазах. Как только не называли Колыму Шаламова и минус опыт, и антимир, и отрицательный фильтр, я же могу назвать это менее оригинально, зато емко – ад. Как вообще люди могли выжить в таких условиях – работая на морозе по 14-16 часов, без теплой одежды, с отмороженными пальцами рук и ног, получившие на завтрак только кусочек хлеба и селедочный хвостик? Нужно читать «Колымские рассказы» хотя бы для того, чтобы помнить о жертвах лагерей, и чтобы подобное больше никогда не повторилось.

Есть такое выражение «После Освенцима писать стихи – невозможно». Думаю, взгляды Шаламова на литературу близки к этому тезису. Шаламов считал, что пришло время для новой прозы, что старые литературные схемы и типы просто не могут осмыслить трагический опыт двадцатого века. Он выступал против условностей и украшательства «беллетристики», как он ее понимал. Шаламов много писал о документальности прозы, понимая под этим прежде всего «выстраданность» прозы ( «Не проза документа, а проза, выстраданная как документ» ). При этом произведение не превращается просто в документ, оно по-прежнему остается произведением искусства. «В рассказ должны быть введены, подсажены детали — необычные новые подробности, описания по-новому. Это всегда деталь-символ, деталь-знак, переводящая весь рассказ в иной план, дающая «подтекст», служащий воле автора, важный элемент художественного решения, художественного метода» Например, в тех же «Колымских рассказах» мы можем найти множество ярких образов, символов, метафор (Каждый из нас привык дышать кислым запахом поношенного платья, пота, — ещё хорошо, что слёзы не имеют запаха)

Колыма – это особый мир, антимир, если быть точными, где меняются законы времени и пространства. Нет часов, минут, секунд, нет будущего. Прожитый день – это уже достижение, загадывать дальше просто нет смысла. Кто знает, доживешь ли ты до завтра? Пространство тоже живет по своим законам. У Шаламова тоже появляется метафора «лагерь-остров». Просто невозможно представить, что где-то существует обычный мир, обычные люди.

Колыма – место, которое ломает человека. Ломает не только физически, но и нравственно. Как метко пишет автор, здесь замерзает душа. Причем разрушающее воздействие лагеря отражается не только на заключенных, но и на конвоирах, на вольнонаемных.

Дальше...

Человек теряет свой человеческий облик, озлобляется. Моральные барьеры отодвигаются или стираются вовсе.

Понятия жизни и смерти приобретают другое значения. Здесь нет надежды, есть только инстинкт. Инстинкт выжить несмотря ни на что. Даже лошади не выдерживают таких условий, а человек живет. Если уж умирать, то не так. Не в грязи, не под сапогами конвоиров, не как один из номеров.

Если пишешь о лагере, то нельзя не писать о голоде. Это одни из самых пронзительных страниц в рассказах. Еда – становится священным актом. Нужно успеть съесть свое, пока не отняли, пока конвоиры не опрокинули котелок. Есть рассказ о заключенном, отправленном на хлебозавод. Изначально он назывался «Счастье», а потом был переименован в «Хлеб». Когда ты читаешь, то ты понимаешь, почему рассказ изначально назывался именно так.

Что же придавало человеку силы? Не надежда, Шаламов не очень «доверяет» надежде. Это доброе слово, сказанное врачом, это молитва, это день легкой работы, это наряд на хлебозавод, это Слово.

Можно бесконечно долго говорить о Шаламове, но пора заканчивать. И хочется закончить словами Ирины Сиротиной (друг Шаламова, мемуарист, она много писала о Шаламове):

Дорогие критики, исследователи, мемуаристы, прежде чем писать — прочтите, прочтите Шаламова! Там многое есть, если присмотреться, что и не снилось нашим мудрецам.

То отвесят комплимент, мол, Солженицын и Шаламов — самые знаменитые зеки.

Да не зека Шаламов давно — выпустите его из зоны в мир, он пишет о более глубоком и широком, чем зона — о Боге и человеке, в котором при насилии над его телом остается так мало от вложенного Творцом.

Знаю, что слова мои тщетны. Но прочтите, прочтите Шаламова, не пишите о нем, играя двумя-тремя цитатами, да еще собственными придумками, не старайтесь плюнуть в него ради острого словца .

Будьте честны с ним — он этого заслуживает.

Для меня в этом сборнике главным стали даже не рассказы - пронзительные, честные, трагичные - а очерки преступного мира.

В. Шаламов знал его не понаслышке, оттого он так громко говорит: "Блатной мир должен быть уничтожен!", оттого это так важно для него! Он яростно призывает людей открыть глаза и увидеть правду: нет никакой "преступной романтики"! Преступники - не непонятые люди, пошедшие против государства в личном протесте, нет! Преступники - это подонки! Нет никакого "честного слова вора", которому так часто верят наивные следователи, уповающие на "перековку" преступника в порядочного гражданина! "Честное слово вора" - нонсенс, оксюморон.

Блатной мир, который воспевают т. н. "барды" - царство грязи, мерзости и подлости! Он убивает любого, кто туда попадает, поэтому блатной мир должен быть уничтожен!

Я часто повторяю, что у меня много пробелов в литературном образовании. Вот и до Шаламова я добралась лишь сейчас. И мало таких слов, чтобы описать эти впечатления...

Недавно, в воспоминаниях Лилианны Лунгиной я прочла о том, насколько разное впечатление на нее произвели Солженицын и Шаламов. Первого она обозначила как "проповедника", что вещает не обращая внимания на тех кто вокруг, а вот Шаламова она увидела как мученика, как сломленного человека и возможно, от того что так и было, его рассказы особенно пронзительны и невозможно, невыносимо трагичны.

Я хочу привести цитату, она вроде из письма Шаламова Солженицыну, но и в нескольких рассказах эта мысль так или иначе им озвучена: "Помните, самое главное: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть. Но уж если ты его видел — надо сказать правду, как бы она ни была страшна"

Я читала эти рассказы понемногу, потому что это могло стать критической дозой отчаяния и ужаса. Но добил меня факт из биографии самого Варлама Тихоновича - последние десять лет срока, ему дали за то, что он назвал Бунина великим русским писателем...

Помню в школе в выпускном классе, был урок истории посвященный гражданской войне, мы читали вслух воспоминания очевидцев и когда всем знакомые фразы о брате шедшем на брата ожили в нашем представлении, нас просто "пробило", даже мальчишки сидели со слезами на глазах, и даже не очень хорошие и не очень умные люди были в тот момент поражены трагичностью тех событий. Хочется верить, что это знание сделало всех лучше. Уверена, Шаламова надо читать молодежи, чтобы они знали чего надо постараться никогда не допустить...

2013

Сложно писать...поскольку сразу в голове проносится то, что видел, слышал, пережил на себе автор в лагерях. К сожалению, не в пионерских. Страшно читать, страшно окунаться в реалии той жизни, страшно, что такое было, и мозг при чтении абстрагируется, отказывается местами принимать и осознавать ту реальность, те события, которые рассказывает Шаламов. Рассказывает простым, красивым языком, если слово "красиво" может быть применено к Сибири и её пятидесяти-шестидесяти градусными морозами. "Если плевок замерзал на лету - значит на улице минус пятьдесят"...и люди работали, адски работали при такой температуре, голодные, злые, живущие по настоящему одним днем, поскольку "завтра" могло и не наступить. Шокирующая правда, которую по настоящему больно читать, и не хочется верить, что так может быть, до последнего отказываешься верить в то, что человек может пройти через такое...зацепил за душу Шаламов, ой как зацепил...это нужно читать, пусть и больно, трудно, сложно...

Если вы хотите прочитать о том, как плохо сидится в заключении убийцам, рецидивистам, ворам и прочей мягко сказать неблагополучной прослойке общества, а если сказать словами автора - людским отходам, то вам жизненно необходимы "Колымские рассказы". У меня в них необходимости не было, так сложилось.

Очень жуткая, до дрожи, страшная книга о людях, которые теряют облик человека и как выживают, несмотря ни на что.
Кто борется, держится за жизнь, кто опускает руки.
Мир, где могут убить за свитер, и окружающим на это плевать.
Мир, где сгущёнка - настоящее сокровище, а умирающего просят не есть свой кусок хлеба, чтобы он достался другим.
После таких историй вспоминаются люди, пережившие блокаду Ленинграда, которые не выбрасывали крошки от хлеба, потому что знали им цену.
Да, возможно, часть из этого ложь, и среди политических заключённых есть и настоящие бандиты, для которых данный ад - самое место.
Конечно, автор не писатель, но очень красиво описывает природу, холод, что видишь всё.
Очень сильно. Но перечитывать вряд ли душа попросит.

5 из 5.

Лагерная проза довольно своеобразный литературный жанр(если это можно так назвать). Солженицын, Жигулин, тот же Достоевский описывали в своих текстах(художественно и мемуаристично) лагерную жизнь, особей, которые там присутствовали, свои мысли в то время, взгляды, свормировавшиеся под вечным надзором и тяжелой работой. Шаламов несколько иной, его рассказы куда глубже, чем может показаться на первый взгляд. Шаламов изображает мир духовно мёртвый, в символе замерзшей колымской земли проглядывается абсолютная бессмысленность, серость и упадок окружающего мира. Но самое жуткое происходит с человеком, он теряют свою индивидуальность, более того, он перестаёт существовать как отдельная единица, он сливается с холодным пейзажем вокруг себя. 

Шаламов, будто бы, напрочь лишен саморефлексии. Он ведь и правда был троцкист, и лагерный мир, в котором он оказался, и был тем прекрасным будущим, за которое он боролся, и то, что карта истории легла так, что это не он пытал сталинистов, а наоборот, - для него самого должно было восприниматься как случайный поворот судьбы не в его пользу. Но нет. ”А нас-то за що?” Видимо, это и есть та самая “энергия заблуждения”. Нигде ни на миллиметр не отходит он от восприятия себя как невинной жертвы. Возможно, именно эта слепота помогла ему “сидеть в тюрьме”. Не задается он и вопросом, что же это за имманентный признак дал ему это качество, которое ометил Андреев, – эсер, коорый в борьбе стремился обрести право бросить в мясорубку вековую культуру и соперников в борьбе за это право – то есть, и Шаламова тоже; и который стал для Шаламова ролевой моделью. Видимо, только таким святым слепцам, как Андреев, Шаламов и его отец, и удается пережить, сохранив себя, бесконечный ужас. Я бы удавился в первые же дни.

да даже и не такой страшный, как трудовые армии и война со всем миром во имя Мировой Революции. Шаламов ведь критиковал Сталина за поворот ВПРАВО.