Lust For Life

Кто я такая, что бы оценивать признанное произведение одного из основоположников биографического романа?
К своему стыду хочу признаться, что мне было невыносимо скучно читать эту книгу. В одной из рецензий встретила мнение, что роман похож на длинную статью из Википедии, и могу сказать, что я согласна с этим сравнением. Для меня это недостаточно художественная история о сложной и трагической судьбе талантливого человека. На протяжении всего повествования во мне боролись два чувства к Винсенту Ван Гогу: жалость из-за непонимания и неприятия его окружающими, а также раздражение от его нежелания приспособиться к жизни и хоть как-то обеспечить самого себя. Для меня главным героем во всей этой истории стал младший брат художника - Тео Ван Гог. Именно этот человек показал себя, как образец терпения и и стал для меня примером настоящей братской любви. Если бы не он, то возможно Мир вообще бы не узнал о талантливом художнике, который умер бы ещё до того, как обнаружил в себе желание быть живописцем от голода и болезней в городке углекопов в период неудачной карьеры проповедника. Именно Тео приходилось содержать ищущего себя брата: оплачивать жильё, пропитание, лечение и расходные материалы для работы; а иногда ещё и женщин, и друзей художника. Именно Тео ставил под угрозу свою успешную карьеру, пытаясь продавать картины брата и открывать новые имена. Именно его самоотверженность и посвящение своей жизни достаточно непутевому брату не дали возможности существовать ему после смерти Винсента.
Не могу не отметить, что при том, что я являюсь далеким человеком как от знаний об известных художниках, так и о живописи в целом, эта книга сподвигла меня на изучение работ художника по периодам его жизни и на дальнейшие изыскания информации о жизни и работах живописцев, упомянутых в данном произведении.

"Может быть, я и в самом деле рыжий дурак, – говорил он себе, – но что же делать?"

Такой талантливый, такой непризнанный. Рыжий, честный. Влюблённый в творчество и жизнь. Не дурак, просто перерос своих современников во многом и на много. Непризнанный гений своего времени, оцененный потомками много лет позже.
Винсент Ван Гог. Что я о нём знала до этой книги? Совсем мало, почти ничего. Просто только очень любила его работы. Вот уж не знаю, но мне очень близки его картины. А о его жизни я почему-то никогда и не задумывалась.
А путь его, оказывается, был короток и тернист. Ирвин Стоун показал нам часть этого пути. Да так умело и образно, что иногда просто заставляла себя отрываться от книги, потому что семья, в отличие от меня, не хотела питаться духовной пищей.
Очень тонко, просто таки до мелочей, автору удалось передать образ великого художника. Я не просто о нём читала, я его видела в каждом абзаце, в каждой строчке. Его переживания о тщетности своей работы, его метания, поиск себя, знакомство и дружба с другими художниками. В какую прекрасную эпоху он жил! Вот только жаль, что приходилось выживать: голодать, иногда без гроша в кармане, болеть, при этом помогая ещё и другим. Как часто его обманывали, насмехались, просто не считались, как с человеком.
Но какое счастье, что у него был Тео. Дорогой, близкий человек. Наверное, без него мы бы не узнали в полной мере талант Винсента. Он не просто был покровителем и благотворителем брата. Именно ему чудаковатый художник обязан и жизнью, и успехами в творчестве. Талантом, правда, наделил его Всевишний, но сколько пришлось работать, не досыпать, разочаровываться в себе и людях, чтобы теперь мы могли любоваться его работами.
Книга полна красок, солнца, света и ветров. Но в ней так же много безысходности, грусти и вяжущей меланхолии.
Что поделать, в мире так принято- таланты великих мужей воспринимать годы, а то и столетия спустя. Такова философия жизни. Такова участь гениев.

Гениальный безумец, страстный художник, обласканный музой, осмеянный людьми.  Он оставил после себя больше, чем память. Он оставил после себя жизни, свою и тех, кого запечатлил на своих картинах.
Он подарил нам волшебные краски своего искусства и тысячи и тысячи вопросов, на которые мог ответить только он, да и то не всегда.
"Винсент думал о художниках всей земли, – издерганных, больных, бедствующих: все сторонятся их, насмехаются над ними, они голодают и мучаются до смертного часа. За что? В чем их вина? За какие грехи стали они отверженными? Как находят в себе силы эти парии, эти гонимые души создавать что—то хорошее? Художник будущего – ах, это будет такой колорист и такой человек, каких еще не видел мир! Он не станет жить в жалких кафе и не пойдет в бордели, где бесчинствуют зуавы"

Мы проживаем с Винсентом целую эпоху. Его влюблённости, страсти, жизнь среди простых людей, дружба с шахтёрами.
Зря говорят, что один человек не может изменить мир. Может, если в нём бьётся горячее сердце и его жажда жизни сильнее обыденности. Может! Пусть для  этого потребуются сотни лет.

Жаль только, что в правдивости «Жажды жизни» нельзя быть полностью уверенным. Стоун опускал или переиначивал многие факты из жизни реального Ван Гога ради цельности художественного образа того «Ван Гога», которого выдумал и полюбил сам.
Я могу его понять. Как говорил Барнс, всем нам знаком этот порыв: желание защитить любимого автора. В случае со Стоуном точнее было бы: желание показать, насколько одухотворён Ван Гог, насколько выше он пошлости закостеневших, ограниченных обывателей. Насколько он гений. Но я всё равно я мучаюсь сомнениями, не привело ли это желание Стоуна к тому, что Винсент Ван Гог превратился у него в одержимого безумца уже на первых страницах романа?

Впрочем, Стоуну как художнику слова, мне кажется, удалось ухватить самую суть своего героя. Тысячей деталей быта словно крошечными мазками он обрисовал мучительный путь и судьбу Ван Гога, а диалогами — вдохнул жизнь в него самого, показав мыслящего и страдающего человека, страстного и одержимого творца. И в той мере, в какой Стоун придерживался правдивости, а не фактов, в такой мере этот роман и прекрасен.

Незадолго до «Жажды жизни» я дочитала «Бремя страстей человеческих», но сейчас не могу с уверенностью сказать, где заканчивается одна книга и начинается другая. Мне повезло прочитать обе книги именно в таком порядке, поэтому когда я знакомилась с людьми, окружавшими Ван Гога, — узколобыми, ограниченными обывателями или наоборот слепыми идеалистами, — благодаря размышлениям Моэма и его персонажа Филипа Кэри, я уже точно понимала, в чем именно эти люди ошибаются, и почему они мне столь ненавистны. В обеих книгах жизнь и искусство неразрывно связаны, жизнь во всём своём безобразии и уродстве становится объектом искусства — и люди не могут этого принять. Отрицают, осуждают, презирают и никак не могут уяснить, почему же всё правдивое — прекрасно. Ван Гог и Кэри сильнее всего похожи тем, что понимали, почему. Для этого обоим пришлось пройти через ужасные муки.
Был ещё один интересный эпизод с другой книгой. В какой-то момент Ван Гог хотел попробовать себя в роли проповедника, ради чего и отправился в бельгийский шахтёрский городок. Эта часть биографии в изложении Стоуна постоянно напоминала мне «Жерминаль» Золя, но я всё же не подозревала о связи между ними, пока Стоун не заставил Золя на страницах своей книги признать, что частично его роман основывался и на тех историях, которые тот услышал про Ван Гога, пока собирал в шахтёрских посёлках материалы для книги. Не знаю, сколько правды в этом признании, но знаю наверняка, что сам Стоун точно пользовался «Жерминалем» для описания вангоговской жизни среди углекопов. И это забавно, потому что лишь от Стоуна я узнала, как близки были импрессионисты с Эмилем Золя. Парадоксально, но я терпеть не могу Золя в той же степени, в которой обожаю импрессионистов.

Однако вернёмся к Стоуну и его «правдивости». Интерпретировать чью-то жизнь можно по-разному. Если забыть на секундочку о том, что прожитую кем-то жизнь глупо интерпретировать, оценивать, втискивать в рамки — всё равно не получится сделать это объективно и достоверно, — окажется, что у интерпретации как таковой есть множество целей и достоинств. Она может создавать нужное автору впечатление — часто выгодное и ложное, — или, как я уже говорила о Стоуне, коверкая реальность, создавать максимально правдивый образ. Интерпретация, которую сделал Стоун, мне не по душе. Он мог сделать из Ван Гога кого угодно.
Например, блаженного мученика. Эта книга была написана в то время, когда Бог уже шестьдесят лет как умер. А Ван Гог жил в то самое время, как мысль об этом зарождалась. Ужасное было время, и Винсент очень остро чувствовал то, что Ницше потом выразил в двух словах. При этом на саму жизнь Ван Гога можно смотреть именно как на житие святого. Он был добр, и неизменностью своей доброты к несчастным и бедным постоянно совершал духовный подвиг.

Но Стоун предпочёл расставить акценты иначе. Возможно, потому что в его время мученики уже не впечатляли, а Библия читалась сугубо по привычке. У Стоуна Ван Гог — борец, бешеное сопротивление которого в конце концов сломили. Такой вот понимающий обездоленных, близко к сердцу принимающий их беды, живущий их жизнью, полной лишений, отрицающий мещанское потребительское искусство, которое создают лишь затем, чтобы продать, чтобы умаслить покупателя, не знакомого со страданиями. Ван Гогу хотелось отринуть фальшь, он считал себя не в праве рисовать что-то кроме голой, неприкрытой правды, — и в итоге рассорился со всеми, кто этого не понимал и пытался перекроить художника на свой лад. А потом сбежал от тех, кто как раз понимал, но сам погряз в суете. Вероятно, всё было так или почти так, но слишком уж явно социалистическим, коммунистическим героем Стоун сделал художника, в то время как он, на мой взгляд, просто страстно хотел выразить в искусстве жизнь без прикрас. Может, Стоун делал это неосознанно, впрочем, трудно в это поверить после замечания, сделанного Винсенту одним из персонажей. Винсент всегда придерживался определённого образа мыслей:

– Ты что, Ван Гог, снова умираешь в себе?

Иной раз, рождается человек и не важно в какой семье, и не важно с какими способностями, а такой - точно удача и успех его поцеловали с самого детства. И всегда где-то рядом, прокладывают путь к безмерному счастью.

А случается, родился человек для одних провалов и неудач, для страданий и боли. И вроде семья у него благополучная, и все располагает к успешной и счастливой жизни. Но мрачная туча с надписью «страдай!» так и висит всю жизнь над головой…так и манит сводя с ума.
А бонусом, как у нас принято в обществе на все времена – падающего да подтолкни – нечего надеяться на сострадание и терпимость. Даже сейчас, имея в обиходе модное и приятное на вкус слово – толерантность, общество не очень то торопится её практиковать.
Вот так и Ван Гог, предпосылки к успешной и счастливой жизни огромны, а итог, как всем известно, весьма печален.
Биографический труд Стоуна не банальное описание жизни общепризнанного гения с датами родился/женился/умер.
Да может и не биография вовсе. Скорей тернистый творческий путь.
Описание характера, образца настырность, местами переходящей в упрямство, трудолюбия, целеустремленности. Это всё до такой степени гипертрофированно, что даже у меня иногда было желание его стукнуть.
Это путь с поиском счастья… такого, которое он сам определил для себя, какого требовала его тонкая, ранимая, воспаленная душа художника.
Он, вопреки всему, мечтал о признании, что бы люди через его картины узнали, какая она – настоящая жизнь, увидели ее глазами Ван Гога.
Даже если сделать вывод, что он был отнюдь не талантливым от рождения художником, нельзя не признать, что живопись была его смыслом,страстью, религией, его жизнью.
Он не просто любил писать, он был одержим этим.
Ван Гог, с упрямством ослика, всю сознательную жизнь опускался все ниже и ниже. И хотя рядом был человек с какой-то космической привязанностью и любовью, даже его попытки вытащить Винсента из ямы изначально были обречены.
Тео Ван Гог – вот человек, восхитивший меня, человек, которому хочется аплодировать стоя. И если судьба дарует кому-то такого человека, берегите его.

Если сказать о книге в целом - это конечно не развлекательно и не быстрочитаемо.
Это совсем не весело, совсем не слезовыжимательно.
Просто жизнь как она есть… без прикрас и утрирования.
Потому местами скучно, местами грустно.
Но, как известно - из песни слов не выкинешь.

А такая плеяда фигурирующих в романе личностей - Анри Руссо, Поль Гоген, Эмиль Золя, Поль Сезанн, Антон Мауве – это же просто сундук с сокровищами…это ооочень интересно.

Читайте… и узнаете, какой он - Винсент Ван Гог.
Каким остался с нами на века…пока знаем… пока помним и восхищаемся его творениями.
Полотнами, на которые он перенес весь свой разум, все свои чувства.
Ведь каждую картину он пропустил через себя, он их прожил и выстрадал.

И, знаете, нет художника, который был бы нормален: тот, кто нормален, не может быть художником. Нормальные люди произведений искусства не создают. Они едят, спят, исполняют обычную, повседневную работу и умирают. У вас гипертрофированная чувствительность к жизни и природе; вот почему вы способны быть их толкователем для остальных людей. Но если вы не будете беречь себя, эта гипертрофия чувствительности вас погубит.

наглядно...

Когда он вошел в комнату, она лишь бегло скользнула по нему взглядом, отметив копну ярко– рыжих волос и крупное, грубоватое лицо. Теперь она разглядела полные губы, глубоко посаженные горящие глаза, высокий ван—гоговский лоб и могучий подбородок, направленный прямо на нее.

Он назвал свой рисунок «Скорбь». Это была женщина, из которой выжаты все соки жизни. Внизу он написал строчку из Мишле.
"Comment se fait-il qu'il y ait sur la terre une femme
seule desesperee?" ["Как это могло случиться, что на свете живет такая
одинокая, отчаявшаяся женщина?" (фр.)]

На душе у него был полнейший покой и умиротворение. Двенадцать дней лихорадочных волнений остались позади. Он посмотрел на свою работу. Она попахивала ветчиной, дымком и картофельным паром. Он улыбнулся. Он создал свой «Анжелюс». Он уловил то непреходящее, что живет в преходящем. Брабантский крестьянин никогда не умрет.

Клянусь тебе, когда я показал ему панно с подсолнухами, которые ты написал в Арле для Гогена, у него слезы навернулись на глаза. Он посмотрел на меня и сказал: «Господин Ван Гог, ваш брат – великий художник. За всю историю живописи еще никто не находил такого желтого цвета, как на этих подсолнухах. Один эти полотна сделают имя вашего брата бессмертным».
Винсент почесал в затылке и смущенно улыбнулся.

Второй раз - прочитала ее в начале третьего десятка своей жизни. В тот период я много ездила по Франции - так совпало, что я закончила книгу, настало лето, и я отправилась в путешествие по Провансу. Воздух, пропитанный солнцем, яркие разноцветные домики, изнуряющая духота, раскаленные выстланные булыжником улочки - тот самый Арль и его окрестности, каким описал его Ирвинг Стоун. Ничего не изменилось с тех времен. Разве что туристов стало гораздо больше. Это была удивительная возможность - по свежим следам визуально сопоставить текст атмосфере города. Своя собственная экранизация никогда не будет неудачной!

Ну а третий раз пришелся на постдепрессивный период: обнаженные нервные окончания подчеркнули эмоциональное восприятие истории - человеческой истории: истории борьбы за жизнь, свой профессиональный путь, любовь, идеалы и взгляды. Повторю заголовок рецензии: книга не меняется, но меняешься ты. За этот многолетний отрезок моё "я" претерпело кардинальные изменения: я стала взрослым человеком - человеком, который пережил взлеты и падения, научился видеть свою внутреннюю силу, быть смелым, стойким, а главное, научился понимать, что изменения контролируем мы сами. И нам подвластны любые изменения - именно мы управляем своей жизнью, своими решениями, своим выбором. И, часто, чтобы понять себя, понять чего мы хотим, нужно много раз упасть и набить синяки. А еще осознать и принять тот факт, что ошибки и неудачи - это лишь уроки, и они, наравне с победами, дают тот самый бесценный опыт.

История Ван Гога, блестяще рассказанная автором, вдохновляет на ту самую жажду жизни, на умение возрождать ее в себе в самые темные и безысходные времена.

Я еще вернусь к этой книге. Обязательно. Ведь я снова поменяюсь, вырасту и набью новые синяки. А она неизменно скажет мне что-то новое - что-то, что мне еще предстоит узнать о себе.

Ирвинг Стоун написал книжку про Ван Гога, которая покорила пользователей лайвлиба, и только на девятой странице рецензий я нашла оценку в три звезды, да и то рецензия была положительной. И это вызывает во мне океаны недоумения. Неужели одного имени великого художника достаточно для хвалебных песен? В процессе прослушивания аудиокниги, на втором часу мой разум вознегодовал: это что еще за Мартин Иден ? Гениальный художник не может быть настолько плоским: правдоруб и праведник, восстающий против системы – это, конечно, очень хорошо, и я ничего не имею против героя Джека Лондона, но Ван Гог не мог быть настолько плоским. Он живой, он сложный…он псих, в конце всех концов! Выбора мне не оставалось: нужно было познакомиться с реальным Винсентом, и я открыла его Письма к брату Тео . И тут-то зарытые собаки повыскакивали то тут, то там, из каждой кочки.
Стоун в авторском послесловии утверждает, что он написал достоверную биографию, добавив от себя только два эпизода. Но нет, слово достоверность тут явно лишнее. Ирвинг, безусловно, очень проникся жизнью, судьбой и творчеством художника, и решил написать его таким, каким его увидел (или захотел увидеть), цели своей ради пренебрегая фактами, искажая их и вообще выкидывая части биографии, дабы его образ «идеального Ван Гога», которого он в середине книги сменил на «сумасшедшего Ван Гога» был безукоризнен. Но, милый Ирвинг, речь идет не о идоле, не о кумире, не о «втором Христе», как вы не погнушались сбогохульствовать, а о живой огромной личности.
Начнем с того, что Стоун делает из своего героя эдакого мальчика-самоучку. Для этого он полностью выкидывает из своей книги значительные факты:
1) Ван Гог не был неучем, он обучался рисунку в детстве
2) Ван Гог начал рисовать не после отстранения от проповедничества, он еще в ранних письмах из Боринажа присылает брату зарисовки местности, а все его описания цветов, образов и мест выполнены исключительно в сравнении с полотнами известных художников
3) трогательной сцены возвращения братом лихорадящего, изможденного Винсента в лоно семьи не было вообще, после Боринажа он поехал в Амстердам учиться рисовать, и лишь после поехал к родителям
4) Ван Гог учился рисованию в университете
Небольшое отступление от фактов – и вот он готов самородок. Штрих в образе кумира.
Количество таких «небольших» отступлений просто зашкаливает: искажены его отношения с отцом, с семьей Кэй (к слову, после эпизода со свечей, старенькие родители Кэй провожают Винсента до самой дешевой гостиницы, а не вышвыривают вон, да и эпизод это был продолжительным), с Син, с Марго (а у нее был брат, ляляля), с Гогеном, и все ради какого-то сомнительного обожествления своего персонажа. Автор как будто боится наделить его простыми человеческими чувствами. Подгоняет всех персонажей под жестокий мир, ополчившийся против бедолаги Винсента и сведший в результате бедолагу с ума.
Где-то с середины Ирвинг Стоун решает перейти ко второй части: сумасшедший художник. После чего наш Винсент становится просто-таки одержимым. Одержимым приездом Гогена (а ждал он, кстати, еще и Бернара), одержимым спорами с Гогеном, угнетаемым страшной психушкой и супом с тараканами (да не было там никаких тараканов, он только сравнивает пищу с едой из кафе, в котором бегают тараканы), но, конечно, апофеозом является якобы единственная, полностью сочиненная автором сцена с Майей. Это уже было настолько пошло, что даже не смешно. Мне уж показалось, что я оттенки серого читаю:

Но нет, порнография еще не конец. Абсурдность сцены явления галлюциногенной женщины на этом не завершена:

Но воу-воу, паринь, палехче, что же мы видим у самого Ван Гога:

Стоун не парится. Он делает со своим героем все, что ему хочется, и это, в общем-то его право, но с одной гигантсткой оговоркой: в таком случае не нужно давать героям реальные имена. Сомерсет Моэм берет за основу жизнь Гогена и вершит гениальный роман Луна и грош . Ирвинг Стоун же берет восхитительные, многогранные, пропитанные удивительной, чудесной братской любовью письма Винсента и делает какую-то пошлятину. Но огромной плюс для меня этой книги – это, конечно, то, что эти письма я прочитала. И Ван Гог прекрасен, бесспорно. Просто книга – нет. А кто тут идиот из первой цитаты – судить вам.

Не так давно я бросил юрфак. С шумом, со скандалом, едва переборов все свое семейство, считавшее, что я делаю страшную глупость, ничего не добьюсь без их помощи и искалечу себе всю жизнь. Может, так оно и есть, и я поступил глупо, отказавшись от престижной специальности в пользу кота в мешке, даром что от юриспруденции меня уже воротит, но жалеть о том точно не стану. Я не хочу всю жизнь заниматься тем, что мне неинтересно, когда ощущаю свое призвание и силы идти к нему.

Для меня история жизни Винсента Ван Гога оказалась внезапно знакомой, понятной и актуальной, а сам он - неожиданно близким. При всей моей пылкой любви к живописи я никогда не был поклонником импрессионизма, но теперь, кажется, взгляну на картины Ван Гога совсем новым, посвежевшим взглядом - с пониманием, чего стоил художнику каждый мазок кисти, какие события и чувства стояли за его работами, видя его самого за картинами. Ну и просто как на то, чего добился человек, по одному пути с которым я иду, пусть к разным целям - чтобы не было искушения опускать руки.

Честно - прежде никогда не задумывался даже о том, что, чтобы понять по-настоящему творчество человека, стоит узнать его жизнь. Был дурак, каюсь.