Ваша оценкаСоставленную из нескольких новелл книгу «Семь смертных грехов» (2002) Милорад Павич считал неделимым романом. Словно в старинном волшебном зеркале с дыркой, здесь отразился и загадочный «Ад» Данте, и причудливый бестиарий Босха, и лишенные гравитации миры Шагала, и, конечно же, другие произведения автора. Непостижимым образом повествователь фокусирует взгляд то на озере с крошечным островком, то на иконе с чудотворным источником, то вдруг он становится проводником в мировую литературу.
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,0
466 оценок
- 539%
- 437%
- 316%
- 25%
- 13%
Ваша оценкаПрочитали 520Хотят прочитать 554
Рецензии
Аноним14 июня 2012 г.Читать далееУникальный автор! Удивительная книга...
Ведь разговаривать о ней можно (и нужно) лишь цитатами!
Поначалу удивилась, почему у этой книги так много рецензий и так мало цитат. И стало за нее обидно. Немного исправила эту досадную оплошность...
Предупреждаю сразу: вы не будете читать эту книгу, вы будете ее писать и жить в ней!Кроме того, следует учесть, что вы подвергаете себя опасности, так как превращение читателя в героя книги дает писателю возможность причинить ему вред или даже убить, написав всего лишь пару строк.
Может быть, реакция у вас будет такая же как и у меня поначалу, мол, да причем тут этот рассказ? Здесь же должна идти речь о таком-то смертном грехе!
Но..Писатель, который умнее своих историй, ошибся в выборе профессии
И ведь вроде все понятно, НО:...читателя нельзя увидеть в бумажных зеркалах из книг...
Оценка: 4... Не потому, что не впечатлила, а потому что я ещё невежа читать такие хорошие книги)
35168
Аноним20 ноября 2022 г.Семь грехов рецензии
Читать далееСтарик Павич - приглашенный игрок Долгой прогулки. А его "Семь смертных грехов" - пример типичной дэпэшной рецензии.
Прокрастинация. Это доступно только лодырям-книжникам. Ну то есть тем, кто умеет забить на важные дела, уйдя в книжный запой. Плюнуть на рабочие отчеты ради священного дедлайна в ночь на первое. Кому не лень читать о сладких грехах, но лень их совершать. Ну или писать о них, помня о сладости, потому что забыл, как она создается. Кому свербит текст, а не родное причинное место. Прогульщикам реальности. Долго... долго... прогульщикам реальности.
Зависть. Это начинается с бездонной ревности. Зависти к себе, к своим былым успехам. Однажды попробовав это, невозможно отказаться, мгновенное привыкание. Чем они лучше? Однажды написав блестящий текст, легко поверить, что любой написанный тобой текст гениален. Это всё еще ты. Эти буквы скомпоновала не обезьяна Льва Толстого или Шекспира (в зависимости от страны происхождения байки), а твои собственные лапки. Так что всё, что ты напишешь, будет одинаково блестяще. Правда, автор?!
Гордыня. Можно придумать оригинальную структуру. Например, семь смертных грехов. Форма еще не содержание. В каждой части можно аккуратно натянуть сову на глобус и выдать за картину Босха. (Вообще считать, что можно пересказать Босха словами - гордыня, соизмеримая с люциферовской.) В итоге в каждой части пиши об одном и том же с преобладанием блуда, ибо читателей испокон веков больше всего интересуют секс - смерть - котики. Выезжай на своем имени, нике (метод зачетки отличника), повторяя собственные образы, апеллируя к своим (да, быть может, когда-то гениальным) текстам. Оценивая в мечтах каждый текст высшими баллами и Нобелевской премией.
Жадность. Это то же самое, что прелюбодеяние и высокомерие, но и Павич существенно их не отличает. Его "грехи" одинаковы (на самом деле все грехи одинаковы). Беспорядочные стариковские эротические мотивы (в них есть недоведенность до финиша), всё те же сны, зеркала, эротика, странные книги, более живые, чем люди. Больше книг, больше героев, больше зеркал, снов, связей, букв... И это всё про нас: больше книг, больше страниц, больше слов в этой рецензии, которую можно уместить в один абзац. Ты мог бы остановиться, но ты хочешь писать, ты хочешь стать автором еще одного текста, издать еще одну книгу.
Блуд. Текст прочитан через насилие, обласкан неумелым читателем, раздет любительским анализом. Всё суета сует, а прелюбодеяние на самом деле та же гордыня и та же жадность. Не чужая ни Павичу, ни долгопрогульщику. Введение в текст любимого "я" - самоудовлетворение, неужели кого-то интересуют переживания автора от собственного текста. Попытки подлизаться и польстить читателю: ты, это ты сейчас читаешь эти записи, я приглашаю тебя в книгу, ты станешь моим героем, потому что ты потратился на мой текст. Диалогизирование автора с героями книг и читателями - групповое удовлетворение. Вот и мы обращаемся к судьям посредине нечитабельного простыни теста, зная, что только они вынуждены дочитать до конца (потому что вдруг где-то в глубине кто-то назвал судью дождевым червяком - ни в коем случае нельзя читать по диагонали!).
Самовлюбленность. Это уже было? Это всегда было и всегда будет. Самоцитирование. Повторение себя. Паразитирование на собственных текстах. Плюс взывание к текстам чужим. Ах, это называется постмодернизм! Отсылки, аллюзии, есть еще слово реминисценция (и семасиология, но если хвастаться редкими случайными терминами, можно получить антиплюшку). Всё уже было. И сны, которыми обмениваются, в которых гуляют герои. И зеркала, ловящие чужие отражения. Хазарский словарь когда-то ошеломил — это было новое: книга, в которой на каждом языке разная последовательность событий, потому что части надо располагать в алфавитном порядке. Книга-кроссворд и книга - комментарии к несуществующей книге - это было новое, это впечатляло. Хочется повторить. Но надо не повторять, а создавать новое. И автор бесконечно живет одним и тем же эротическим сном своей былой славы.
Суесловие. А, так мы говорим всё же о книге Павича? А как же! Мы об одном и том же - мутном тексте, порожденном мутной мотивацией и мутным языком. Сбиться с пути смысла, запутаться в двух прямых метафорах, заблудиться в туманном синтаксисе - и назвать это своеобразным стилем. Автор хочет повторить свою славу. Самовлюблённость, высокомерие, зависть и жадность правят словоблудием. Как и каждым из нас. Как и каждым из нас...
__________________________
Па-беларуску...На нейкім этапе ў Доўгую прагулку ўключыўся стары Павіч. А потым выдаў дэпэшную рэцэнзію як кнігу. Але ж у постамадэрнісцкім залюстроўі "Сем смяротных грахоў", наадварот, выглядаюць экстрактам доўгапрагулачнай рэцэнзіі.
Пракрастынацыя. Гэта даступна толькі гультаяватым. Ну, то-бок тым, хто ўмее забіваць на важныя справы дзеля таго, каб сысці ў кніжны запой. Забіваць на працоўныя справаздачы дзеля сакральнага дэдлайна ў ноч на першага. Хто гультаяваты настолькі, каб чытаць пра салодкія грахі замест таго, каб іх рабіць. Ну, або пісаць пра іх, успамінаючы слодыч, бо забыўся, як яна ствараецца. У каго свярбіць тэкст, а не роднае прычыннае месца. Прагульшчык рэальнасці. Доўга...доўга...прагульшчык рэальнасці.
Зайздрасць. Гэта адкрываецца разам з бяздоннем зайздрасці. Зайздрасць да сябе самога, свайго былога поспеху. Аднойчы пакаштаваўшы, з гэтага немагчыма выйсці. Чым яны лепшыя? Аднойчы напісаць геніяльны тэкст і паверыць, што любы твой тэкст геніяльны. Гэта ж усё яшчэ ты. Гэтыя літары скампанавала не мартышка Льва Талстога або Шэкспіра (у залежнасці ад краіны паходжання байкі), а ты ўласнымі лапкамі. Значыць, усё, што ты напішаш, будзе аднолькава геніяльна. Як гэта не значыць?!
Пыхлівасць. Можна прыдумаць арыгінальную структуру. Напрыклад, сем смяротных грахоў. Форма - яшчэ не змест. У кожнай частцы можна старанна нацягваць саву на глобус і выдаваць гэта за карціну Босха. (Увогуле меркаваць, што словамі можна пераказаць Босха - пыхлівасць сувымерная з Люцыферавай.) У выніку ў кожнай частцы пісаць прыблізна пра адно і тое з перавагай блуду, бо чытачоў спрадвеку найбольш цікавіць сэкс - смерць - коцікі. Выязджаць на створаным раней, на сваім ніку (прыёмчык залікоўкі выдатніка), паўтараючы ўласныя вобразы, апелюючы да ўласных жа (так, магчыма, некалі геніяльных) тэкстаў. Ацэньваць кожны свой допіс у мроях найвышэйшымі баламі і нобелаўскай прэміяй - мы ўсе, і гульцы, і суддзі, і тэксты, тут сабраліся выключна праз пыхлівасць.
Сквапнасць. Гэта тое самае, што пералюб і пыхлівасць, але вось і Павіч сэнсавай розніцы не робіць. Ягоныя "грахі" ўсе аднолькавыя (насамрэч усе грахі аднолькавыя). Усё тыя самыя беспарадкавыя эратычныя матывы старога (ёсць у іх нейкая недаведзенасць да фінішу), тыя самыя сны, люстэркі, эратызмы, дзіўныя кнігі, больш жывыя за людзей. Непераборлівасць, празмернасць, заглытванне тэкстаў... і гэта ўсё пра нас: больш, больш кніг, больш старонак, больш слоў у гэтай рэцэнзіі, якую можна было б змясціць у адным абзацы. Можна было б спыніцца, але хочацца пісаць, хочацца стаць аўтарам яшчэ аднаго тэксту, выдаць яшчэ адну кнігу. (Я яшчэ люблю вычварэнскі малакарыстаны дыягназ - "гортанобесие" - але гэта для гурманаў, а не сквапнікаў.)
Пералюб. Згвалчаны чужы тэкст, абласканы няўмелым чытачом, распрануты аматарскім аналізам. Усё марная марнасць, а пералюб насамрэч - тая самая пыхлівасць, тая самая сквапнасць. Не чужая ні Павічу, ні доўгапрагулачніку. Увядзенне ў тэкст сябе дарагога - самазадаволенне - меркаванне, што некаму цікавыя перажыванні аўтара ад уласнага тэксту. Спробы дацягнуцца і прылашчыць чытача: ты, менавіта ты чытаеш цяпер гэтыя літаркі, я запрашаю цябе ў кнігу, ты станеш маім героем, бо выдаткаваўся на мой тэкст. Аўтар дыялагізуе з героямі кніг і чытачом - групавое задаволенне аднаго. Так і мы апелюем да суддзяў у сярэдзіне нечытэльнай прасціны, ведаючы, што толькі яны адны змушаныя чытаць усё (бо раптам недзе ў глыбіні нехта назаве суддзю земляным чарвяком - ні ў якім выпадку не чытайце па дыяганалі).
Самазакаханасць. Самацытаванне. Самапаўтор. Паразітаванне на ўласных тэкстах. Плюс апеляванне да чужых тэкстаў. А, гэта ж называецца постмадэрнізм! Адсылкі і алюзіі, яшчэ ёсць слова рэмінісцэнцыя (і семасіялогія, але калі будзеце хваліцца рэдкімі выпадковымі слоўцамі, можаце атрымаць антыплюшку). Усё ўжо было. І сны, якімі абменьваюцца, у якіх шпацыруюць героі. І люстэркі, якія ловяць чужыя адбіткі. Хазарскі слоўнік некалі ашаламіў - гэта было новае, кніга, якая ў кожнай мове мела іншую паслядоўнасць падзей, бо часткі мусілі размяшчацца па алфавіце. Кніга-крыжаванка і збор каментароў да няіснай кнігі - гэта было новае, гэта ўражвала. Але для гэтага трэба стварыць новае. А ён бясконца пражывае адзін і той эратычны сон сваёй даўняй славы.
Словаблуддзе. А, дык мы пра кнігу Павіча? А як жа! Гэта ўсё пра адно - пра цьмяны тэкст, спароджаны цьмянай матывацыяй і цьмянай свядомасцю. Згубіцца з дарогі сэнсу, заблукаць у дзвюх прамых метафарах, напусціць туману праз заблытаны сінтаксіс. І назваць гэта адметным стылем. Аўтару хочацца паўтарыць сваю славу, словаблуддзем кіруюць самазакаханасць, пыхлівасць, зайздрасць, сквапнасць. Як і кожным з нас. Як і кожным з нас...
32477
Аноним26 ноября 2022 г.и даже не про ёжика
В моих снах никто не смеётсяЧитать далееЯкобы Босх
Сами понаблюдайте и увидите: во время непринужденной беседы люди часто смеются вообще ни над чем – ни над шуткой, ни над каламбуром, ни над странной ремаркой. Смех просто встраивается в поток разговора и, как правило, подхватывается собеседником. Не юмор лежит в основе смеха, а социальные отношения. Наша шумная вокализация, похожая на лай, говорит о взаимной симпатии и хорошем самочувствии. Коллективный смех свидетельствует о сплоченности и солидарности, прямо как волчий вой.Книга с привкусом одиночества, которое есть самый большой грех для такого социального вида как человек. И вот эти кружавчики Павича эмпатического действия на меня не произвели, они скорее отчуждают, чем привлекают. Его интертекстуальный онанизм, призванный доставить удовольствие в основном автору, представляющему себе восторженного читателя, эти тайнописи, нырки из реальности в разного рода эфемерность, тормошение читателя за пуговицу - все эти игры постмодерна своих, гурманов так сказать, может и впечатляют, но слабо привлекают непосвященных. Если Босх притягателен не только образами, загадками, но и чистотой цветов, их идеальным сочетанием, то книга Павича оказалась бесцветной. Она украла у меня читательский задор, жадно его сожрала, а взамен ещё и какашкой кинула - это не писатель виноват, что нам скучно и грустно, это читатель ленивый попался:
Речь идет о недосказанных историях или недочитанных рассказах и о людях, которые бросают книги на полпути. В основном из-за того, что ленятся. Такие истории отличаются от остальных рассказов и книг. <...> Предполагаю, что и вы один из таких ленивых читателей. В этом зеркале вашего отражения нет, и нет его скорее всего потому, что когда-то вы совершили ошибку, не дочитав до конца ту книгу, которая была очень важна для вас, для всей вашей жизни, хотя сами вы для этой книги не имеете ровным счетом никакого значения.Милорад, просто ты не смешной, вот и не смеётся никто в твоих снах, где мозг взбалтывает и перемешивает образы реальности и фантазии. Читать и смеяться можно, конечно, и заставить, но внутри этих процессов будет пустота. Если бы Павич жил сегодня, он непременно стал бы паразитирующим на форме блогером, широко известным в узких кругах. Я бы на него обязательно не подписалась и закатывала глаза на восторги коллег, уверяющих, что надо прочитать, потому что мне-то как филологу точно должно понравиться!
Каждый человек всегда и везде пытается хоть чуть-чуть понять, кто он такой. Вот и вы сейчас пытаетесь это сделать. Всякое чтение — это попытка узнать, кто ты есть на самом деле. Ну что же, я вам скажу:Я тот человек, что закрыл для себя Павича.
Быть может, надо было читать этого кругопряда раньше, когда страдательно мечталось, мечтательно страдалось и нравился блаблабсурд. А сейчас что? Абсурд вокруг, он воплотился в действительности, а если кто и смеётся, то как раз во сне.
Очень зря Павич напрашивается на сравнение с Босхом, слишком неуниверсально, нет главного ядра , красочности и четкости линий. У Босха нереальность реальна, здесь же наоборот. Да и смешного у Босха всегда есть, не забавного, но сатирического, и этот смех всегда осмыслен, он призван заставить человека рефлексировать, сплотить общество вокруг неких моральных ориентиров, уберечь от бесславной гибели.
Семь смертных грехов мне посчастливилось увидеть воочию в Мадриде, рассматривать их можно довольно долго, поэтому приходится довольствоваться несколькими минутами, пока другие почитатели таланта великого и непостижимого не выпнут тебя гневно из кольца счастливцев, которые словно ослик на мукомольне курсируют вокруг расписной столешницы. Не знаю, был ли Павич так же везуч как я, но он оказался явно амбициознее, он решил зафигачить Босха буквами. Но "Босх изображает гордецов в виде лошадей" (нет), которые в общем-то родственники тем самым осликам, что в поте морды и длинных ушей крутят жернова. Но среди них нет Милорада, он, кажется, соблазнился более безумным и ярким шедевром мастера, ведь хранящийся в том же Прадо триптих захватывает зрителя и тянет его в многофигурную бесконечность. Если мы сравним Сад с Грехами, то увидим в колесе грехов вопиющее отсутствие безуминки, строгую простоту образов, соответствие воплощения конкретному заданию, странную невозможность параллельной трактовки. Недаром спорят эксперты, приложил ли мастер руку к грехам или это ученики под его руководством, а то и подражатель какой талантливый..
Словесные рисунки Павича походят по стилю на Семь смертных грехов - простотой сюжета и наивным символизмом, а вот влияние Сада проступает в той путанице, издёвке и подмигивании, которое Павич пытается выдать за глубину босхианской бездны. Но где же смысл? Я даже начала было подозревать автора в тонком намёке на бессмысленность подделки, которая вместо интеллектуального вызова стала лишь очередной религиозным реквизитом.. Но слишком тонко, не вяжется с уровнем самой книги. Она, книга, немного напомнила мне Киньяра, но если француз травит байки, созданные образами исторического нарратива, и на этом материале пытается осмысливать выбранный предмет, то серб рассказывает притчи, но не размышляет и философствует, а как бесёнок скачет, морочит, томит и измождает. Игра ради игры. Не спасают ни Босх ни Шагал, ни Пушкины с Тостыми. Знаете, бывает, открыл книгу, моргнул, а уже 200 страниц пролетело? Так вот тут каждая страница (звонок только для учителя!) стоила мне двух больших зевков, поэтому суд присяжных в составе меня единогласно признает его виновным в грехе уныния.
Закончить хотелось бы цитатой из другой книги Вааля, которая идеально определяет мое видение цели написания сей финтифлюшки:
О получаемом удовольствии лучше всего свидетельствует регулярная мастурбация самок бонобо. Лежа на спине, они ритмично двигают пальцем ноги или руки по вульве, глядя при этом вдаль. Это неторопливое занятие, которое длится гораздо дольше обычного спаривания, не имело бы никакого смысла, если бы это не доставляло им удовольствия.31743
Цитаты
- Аноним13 июня 2012 г.
Когда приходит время ужина, будь добр, думай обо мне. Это станет для меня пищей. А утром, на завтрак, улыбнись мне…
11837
Подборки с этой книгой
Азбука-классика (pocket-book)
- 2 451 книга
Книжные ориентиры от журнала «Psychologies»
- 1 629 книг
Флэшмоб 2011. Подборка глобальная :)
- 2 165 книг
Сеанс одновременного чтения!
- 36 книг
Ривенделл. Подборка для игры "Бесконечное приключение"
- 221 книга
Другие издания
