Выше стропила, плотники. Симор — введение

Я очень люблю рассказы Сэлинджера, особенно если эти рассказы о семье. Среди строк тут и там мелькают настоящие, неподдельные эмоции - любовь, привязанность, гордость, печаль, отчаяние, веселье и грусть. И вот они, словно живые, перед тобой - непоседливые Фрэнни и Зуи, старина Бадди собственной персоной, таинственный и загадочный Симор, справная милая Бу-Бу, старина Уолтер - огромная семья со своей собственной историей, в которой найдется место каждому. Закрываешь книгу, потому что хочется растянуть это чтение на подольше, затем открываешь - и будто снова оказываешься в гостях у старого друга, который всегда готов продолжить свой рассказ с того места, где вы остановились, неспешно и вдумчиво.

Здесь Сэлинджер не просто автор, участник событий, умелый рассказчик, сын-брат. Он еще и философ, мыслитель, который расставляет все свои и не только воспоминания по местам, ищет то, что могло оказаться сокрыто ранее, ищет ответы, но так редко их находит. Рассказы были прочитаны в период, когда у меня самой было все не ахти как, и я пряталась от всего в семье. И в эти дни семья Сэлинджера стала для меня второй семьей, где меня всегда примут в шумную компанию, где вместе с Симором мы лежим на полу и слушаем рассказы Бадди, где Фрэнни выдает, что умеет летать, а Бу-бу не успевает приехать на свадьбу брата.

"Выше стропила, плотники" - рассказ из той же серии, что и "Рыбка-бананка", вот только, в отличие от последнего, он более развернут и содержит больше подробностей. Наверное, неслучайно в одном из первых изданий он выходит вместе с рассказом "Симор: Введение", потому что сам он тоже ближе к введению-разъясняловке, в него несколько проще "въехать". Что совсем не означает, что он менее интересен. Если говорить о хронологии, то его однозначно стоит читать после "Рыбки-бананки", хоть и события, которые в нем описываются, происходят раньше. Во всяком случае, большая часть событий: рассказ построен на приеме монтажа, т.е. состоит из воспоминаний брата Симора, Бадди. Собственно, он начинает с того, чем заканчивается "Рыбка-бананка", а затем описывает свадьбу Симора и Мюриэль.

Почему этот рассказ в некотором смысле проще? Потому, что почти все из того, что в "Бананке" дается намеками и потому имеет множество толкований, в "Выше стропила, плотники" преподносится прямее, будто объясняя первый рассказ. В нем больше и подробнее говорится о жизни Симора, о том, как и чем он отличается от остальных, а также приводятся несколько основных аспектов философии Сэлинджера: например, дзен-буддистская притча о познании сути вещей. Или упоминаемые несколько раз психоаналитики и визиты к ним. Причем, что интересно - притча относится к семейству Гласс (любимая история Симора, которую он читает младшей сестренке на ночь), а психоаналитики - больше к невесте Симора Мюриэль и ее окружению (это именно ее мать регулярно посещает психолога, об этом подробно говорит ее подруга, именно Мюриэль позже - в "Бананке" потащит на прием Симора). В каком-то смысле рассказ очень семейный и рассказывает даже не столько о Симоре, сколько именно о семье Глассов - и в противовес им ставится семья Мюриэль.

И чем дальше читаешь, тем этот противовес становится отчетливее: он выражается в образе жизни, во взгляде на мир. Семья и друзья Мюриэль представляют обычных людей, в каком-то смысле мещанство: это ясно уже из речей подружки Мюриэль, особенно о том, с какой презрительностью она отзывается о том, что Симор - вундеркинд. У такой все, что отличается, что не похоже на ее привычный круг, вызывает презрение и даже ужас. Ее возмущает поведение Симора, она даже не пытается его понять и не стесняется сплетничать и с неприкрытой злобой отзываться о нем, даже зная, что рядом сидит его брат. В день несостоявшейся свадьбы эти два мировоззрения вступают в конфликт, и, даже не зная, чем заканчивается рассказ о рыбке-бананке, можно догадаться, что ни к чему хорошему этот брак не приведет.

Интересно, что по первому, "в лоб", запросу в Гугле литературоведческих статей об этом рассказе находится значительно меньше, чем о той же "Бананке". Хотя нельзя сказать, что он не столь глубок и менее интересен для анализа.

N-ое количество минут назад было у меня озарение, что книга эта (только не падайте со стульев) вовсе не о «повелителе сэлинджеровских дум» - Симоре Глассе. Очаровательно. Непроизвольно сделал реверанс в сторону тех, кто не читал книгу и сообщил о чём она. (Ах, ёлки. Нужно ли ставить перед «о чём она» какое-нибудь двоеточие?) Вернее, возвращаясь к сути дела, не до конца о нём.
Этой красной строкой я, вероятно, только усугубил ваше разочарование, вызванное первым абзацем, но ничего не могу поделать, ибо связан по рукам и ногам, так как должен перед раскрытием своей мысли (ха-ха, порой термин «мысль» звучит очень забавно) немного рассказать о книге. Итак, внутри с какой стороны ни плюнь, эстетично выглядящей книги находятся две повести и суть их, уж поверьте, вовсе не в названиях. Повествование, в связи с различием ситуаций и, страшно сказать, опыта рассказчика (я не про Сэл.) очень различно в плане формы и ведётся оно от лица Бадди Гласса. И если читать внимательно, то от этого становится не по себе, ибо Джером Д. как-то не так, как все другие писатели прячется в своих произведениях. Ты понимаешь, что он там, но где конкретно? Над всеми драмами и перипетиями, над различиями слов и характеров будут возвышаться силуэты Гюго, Диккенса, Набокова и пр. – это нормально. Но у Сэлинджера, понимаете ли (?), герои получаются более реальными, чем того требует жанр. Они (я перечитал это предложение и оно мне тоже не шибко нравится) не занимаются тем, чем занимаются люди «из офисов», уверенные, что их проблемы не иллюзорны и ведут себя они не так, как полагается вести себя цивилизованным людям, дабы сойти за нормальных, но при этом они сногсшибательно естественны.
Новый абзац не обоснован ничем, кроме как усталостью от предыдущего. В повести «Зуи» Бадди присылает герою письмо и в нём он абсолютно отличается от Зуи, а в этих двух повестях Бадди такой же, как в письме (!). Я говорю не только о характере или даже о подаче персонажа, здесь какая-то разность в философии (воплощении) мысли. И это, если вдуматься, пугает. Такое впечатление, что не автор их выдумал, а он просто носит у себя в кармане вполне отдельную и состоявшеюся личность Зуи и такого же автономного Бадди, который за еду строчит повести.
Вы ещё здесь? Разве моё «некоторое количество разговоров» не заставило вас усиленно вдавить палец в колесико (колесико (!), это было бы менее пошло, если бы мы говорили о детских велосипедах) мыши и листать, листать, листать? Если же вы по-прежнему здесь, то смею вас заверить, что в самом ближайшем будущем я намерен удовлетворить ваше терпение.
Сразу скажу, что первая повесть, всё равно, что рыбий жир, опасна, вторая – занимательна. Но моя ошибка, как читателя, заключалась в том, что я читал её со слишком серьёзной миной. К слову сказать (для не любителей подобных фокусов), Д. Д. С. (как обычно) вроде бы сказал что-то, но при этом не сказал ничего. Но если (кладите валидол под язык, ибо сейчас будет эпохальная фраза) усиленно подумать, то выяснится, что Д. Д. С. не сказал ничего путного, но при этом сказал нечто, что можно разглядеть, если идти (выдыхаем) путём абсурда.
Не появилась ли у кого-нибудь из вас шальная мысль, что эта книга интересная? Ничего, конечно, подобного тут и близко не околачивалось. Книга не просто не интересная – она сверх всякой меры нудная, о чём не преминул упомянуть в повествовании сам Бадди. Там же говорится о необходимости такого тягомотного повествования – и это так. Если бы эта книга не была такой нудной и обзавелась парой-тройкой голливудских фортелей, а то и того хуже – унылых постмодернистских штампиков, то она бы сильно потеряла в весе.
Как бы странно это ни было, но я, кажется, подхожу к эпилогу всего этого повествования.
Итак, самое интересное в этой нудятине вовсе не Симор и не (Эрих Марии) ремарки, которые Бадди, прошу заметить, весьма щедро отпускает направо и налево. Самое интересное… пожалуй ещё немного выдержу интригу. Смотрите, когда мы читаем книги, верно ли, что мы проживаем чужие жизни? Без сомнения, мы погружаемся в чужие жизни, а в этой книге мы медленно и методично исторгаемся из чужих историй и погружаемся в свою жизнь.
Бадди постоянно давит на мозги сотней ненужных мелочей, которые ни один популярный писатель никогда не станет описывать, потому что это триста лет никому не нужно. Через немыслимые гроздья отступлений он описывает нос, уши, одежду Симора, мелкие зарисовки из жизни, удаляется в размышления о стихосложении и истинной поэзии и впоследствии читатель вдруг, словно и перестаёт интересоваться Симором и начинает следить за своими внутренними ощущениями, регистрировать те мелкие события жизни, о которых только что читал. Мне, например, вдруг показалось необыкновенно важным, чтобы в книге было не 256 страниц текста, а 254. Когда так и оказалось, то было в этом какое-то странное успокоение. Или я вспомнил, как не знамо зачем прикоснулся в храме к батарее и, почувствовав на руке тепло почему-то подумал, что это красивое тепло. Вы понимаете - красивое тепло. И когда я исправил на «приятное тепло», то оказалось, что эта «правильная» фраза вообще не описывает того, что я тогда почувствовал. В каких-то мелочах обнаружилось доселе невиданное чувство жизни. Равно как и Симор, сумевший открыть в мелочах новые горизонты.
p. s.
Раз уж все мы здесь сегодня собрались, то я возымею наглость отнять ещё немного вашего времени и скажу, что ничему не учитесь у Сэлинджера! Серьёзно заявляю. Дядька «с грустными карими глазами» закрутил себя лихо, но только себя и никого с собой не звал. Но во всей книге есть лишь одна хорошая фраза, говорящая о том, что (только избавьте меня от необходимости дословного цитирования) лучшие произведения Бетховена были написаны тогда, когда слух перестал ему мешать. Вот это здорово! Но теперь вам – любители отыскивать тайные смыслы - просто незачем даже брать в руки эту книгу.
И кстати – вот и всё. Пара повестей, пригоршня рассказиков и один роман, прочитав который некоторые почему-то считают, что познакомились с автором. Да, Глассы может и славные малые, но что делать с чувством недосказанности?
p. s. s
Очень важным мне кажется тот факт, что по прочтении бумага в книге потемнела и если посмотреть на книгу сверху, то цветом она похожа на кофе с молоком. Мелочь, но до чего приятная.

Сэлинджер волшебник. На 60 страницах он заставляет меня и улыбаться, и плакать, и размышлять, и предаваться ностальгии, и все эти эмоции сменяют друг друга с какой-то истеричной, головокружительной скоростью. Он пишет так, как человек, узнавший о своей скорой смерти, рассказывал бы случайному попутчику или бармену историю своей жизни. Откровенно, наивно и без прикрас. Но так, что оторваться невозможно, хочется ловить каждое слово и вслушиваться в каждую интонацию. Он именно такой писатель, которому хочется снять трубку и позвонить. И кажется, что это действительно можно сделать. Тот, о ком мечтал Холден Колфилд.
А сама повесть о любви. И о войне. О семье. О человеке. И о том, как важно и как сложно быть собой. И о том, что все мы разные. Не знаю. Обо всем. Но в первую очередь о любви к Человеку.

• Я прошу вас принять от меня в дар сей скромный букет первоцветов-скобок: (((()))). ©

Благодарю вас, господин Сэлинджер. С радостью приму ваш букет. Не хочу, конечно, вас огорчать, молодой человек, но вы меня жутчайше расстроили! Представьте себе, какое дело! - два года назад читала я Ваш роман, "Над пропастью во ржи" - и была приятно удивлена им, особенно языком, который пришелся по вкусу и, можно даже сказать, запал в душу. Вы мне даже стали интересны, но... ах, как легко может разбиться первое впечатление о молодом человеке! Я и представить себе не могла, что вы этакий словоблуд, а к словоблудам, знаете ли, у меня иное отношение, нежели к просто-хорошим-молодым-людям. Сим подтверждаю, что вы меня очень и преочень огорчили, знакомство с вами мне придется прервать на некоторое время, чтобы познакомиться с другими мужчинами. Потом я, возможно, дам вам еще один шанс.

Нет, ну вы только посмотрите на него! Стоит и улыбается. А что вы улыбаетесь? Не могу сказать ничего - ну... почти ничего - против вашего рассказа "Выше стропила, плотники" - надо сказать, мне было очень даже интересно наблюдать за ситуацией якобы-неудавшейся свадьбы. Мне очень нравится этот старый человек, что был "глух и нем", но искренне и живо улыбался. Во мне вызывала бурные чувства подружка невесты, отнюдь не приятные чувства, но ведь чувства - уже что-то! И сюжет есть в вашем рассказе - а такое не всегда и бывает, даже у вас. Но вот в чем загвоздка. Искренне, честно, я не увидела никакого смысла. И восприняла "Выше стропила, плотники" лишь как зарисовку, один день из жизни семьи, что разбросана по разным уголкам страны; такие разные и похожие братья и сестры, но, скажите же мне! А в чем мораль?

Ну да ладно, перейдем к "Симору. Введение". Ах, мой друг, какой же вы словоблуд! Вот тут как раз и нет сюжета - одна тягомотина, читать трудно - лишь движение авторской мысли; но это движение настолько мизерное, что поражаешься вашему словоблудию! Вы, маэстро, конечно, прекрасны в расстягивании одной фразы со смыслом на всю страницу, но, простите, к чему же это?! Вам не дали "насловоблудиться"? Надо это выдавать за рассказ? Вы написали в своем рассказе: "Вот я и кончил свой рассказ. Точнее, это он меня прикончил". А я добавлю - меня прикончили вы оба. Уважение надо иметь к девушке. Зачем же вы так жестоко?! Где ваша совесть!? Да, вы даже пытались шутить своими, точнее - Симоровскими - "желтенькими зубками", но... простите меня, маэстро. Я в восторге от вашего "Над пропастью во ржи", но из-за него одного я не могу сказать, что люблю вас. Вы не убили мою любовь, нет. Вы ее немножечко убавили.

До встречи. Когда - не знаю. Но мы еще обязательно встретимся!

Татьяна

Книга о неспособности понять тех, кого ты любишь, тех, кто с тобой рядом. Ты можешь обожать любимого человека, молиться на него, сдувать с него пылинки, писать ему дифирамбы и оды, жертвовать для него всем и вся... а вот полностью ПОНЯТЬ, ты его не сможешь, как наверно и любого другого... и дело не в циничности и бездуховности того общества в книге (красивая и умная отмазка), и конечно не в дзен -буддизме (не фига нет никакого там буддизма) ... дело просто в нашей врожденной неспособности понять БЛИЖНЕГО...

«…В конце концов, мы не можем утверждать, что наше мнение единственно верное, ведь так? И потом – некоторые неожиданные решения в итоге оказываются очевидными!» – Да. Мне стороннему наблюдателю истории Симора Гласса все казалось очевидным. Влюбившись в Мюрриэль главный герой, Симор Гласс одномоментно оказывается в окружении идеальных декораций идеальной американской семьи. Здесь девушки выходят замуж за красивых принцев, любят все красивое и правильное, здесь нет никаких нервных расстройств (в этом заслуга хорошего психотерапевта), здесь жизнь пойдет по восходящей прямой и все обязательно будет как должно быть. Как у всех. А Симор с его незаурядным, критическим умом, с его уникальностью, неповторимостью, с его свободным воспитанием, с его внутренней свободой вообще - не вписывался в этот мир. Он всегда был наблюдателем, он видел всю условность этих традиций, фальшь этих чувств, глупость этих людей. И оказавшись внутри этого мирка, оказавшись в центре этих традиций, надев розовые очки любви, он оказался главным героем такого правильного сценария. И читателю очевидно, что Симор не мог оставить все как есть. Очевидно, что он сорвал свадьбу, очевидно, что он сомневался в своем счастье. Очевидно, что потом он не выдержал такой идеальной жизни…. Иллюзия счастья мира Мюрриэль притягивала его, ему было любопытно, интересно, его увлекала иная форма жизни, если так можно сказать. Но видимо со временем эта иллюзия оказалась ловушкой, из которой он не видел выхода…

Да. Наше мнение не единственно верно, и когда мы понимаем это и идем на уступки другому человеку – это хорошо. Но иногда уступая, мы теряем частицу себя. А уступая всегда - мы можем однажды обнаружить, что от нас ничего не осталось. Совсем.

Кто любит отсылочки? Я.

Трудно описать чувства после прочтения. Специально подождала пару-тройку дней, но не пошло вообще. Скажем так, либо повесть не по возрасту, либо я просто не моя. Один из тех случаев, когда перечитываешь предложение бесчисленное количество раз, но все равно не понимаешь смысла (да-да, привет Достоевский и школьный учебник по истории).
Для начала немного запуталась в том кто покончил с собой, а кто жениться. Похоже, в этой игре я была тем членом супергеройской команды, который не понимает куда он попал и что вообще происходит.
Жених оказался сбежавшей невестой, необычно, подумала я, но вот облом, все наладилось. В конце все напились и здорово побуянили - это главное.
Ну, зато узнала интересный факт.

Классик мировой литературы, известнейшее произведение, а в итоге - обманутые ожидания. Хотя, как известно благодаря великому отечественному философу А. Аршавину, наши ожидания - это наши проблемы. Авторский стиль мне не понравился, как построение рассказа (как можно в начале рассказать о дальнейшей судьбе героев, с которыми еще даже не познакомил), так и манера изложения (слишком сумбурно). Какой-то замечательной смысловой нагрузки я не заметил. Как демонстрация ситуации из жизни среднестатистических американцев, ну, может быть и не плохо, но меня совершенно не впечатлило.
В повести имеется:

• свадьба;
• глухонемой дед;
• шикарная даосская притча.

• юмор;
• внятность;
• глубокая идея.