Голодарь

Небольшой очерк Кафки о давно забытом развлечении - наблюдении за запертым в клетке голодающим человеком, где только небольшая табличка с цифрами, отмеряла дни его публичного аскетизма. Книга ведется от лица "ненасытного" голодающего, который не жаждал "пищи и зрелищ", а жаждал и не мог утолить свой голод по славе, любви и признании, ради которых он был готов истязать свое тело.

Но люди, в большинстве своем, были недоверчивы и предвзяты, вскоре им стало скучно наблюдать за унылым ростом цифр на табличке у клетки, и человек, сидящий в ней, не выглядел больше привлекательным экспонатом для изучения. И искусство голодающего, обернулось для него просто новым стилем жизни - вдали от пищи, людей, закрытому под замок, с конечностями тоньше, чем прутья той самой клетки, в которую он сам себя запер. Так, самообреченный на изгнание, он все еще пробуждался на внимание людей, которые иногда замечали его существование, но очевидный исход в потери рассудка от опьянительного полузабытья голода, слабости и одиночества настигли его. Он обрел все: и славу, и любовь и признание. Только он обрел все это в том страстном безумии, к которому стремятся все поэты и мистики.

Короткий рассказ, который заставит каждого задуматься и увидеть в этом небольшом произведении что-то своё. В моем понимании это рассказ об «артисте» - писателе, художнике, музыканте, который создаёт своё искусство на «потеху публике». С одной стороны он хочет чтобы его признали и полюбили, но понимает что его искусство слишком сложно для толпы, которая быстро теряет интерес и ищет новых более простых развлечений. Когда его не понимают, он злится, обижается, ищет оправдания (клетка слишком близко к зверинцу). А с другой стороны - он просто не нашёл ту пищу, которая бы насытила его, не готов остановиться, делать что-то другое, остаётся верен себе и своему искусству хотя оно убивает его.

Название рассказа лучше переводить хотя бы как "Мастер голода", поскольку в оригинале стоит слово "художник". Художник у Кафки обречён на вечное голодание, так как в мире нет такой пищи, которая могла бы удовлетворить его. А если бы нашлась, то он стал бы таким же, как люди из толпы. Голод это лишь выражение неспособности не голодать. Это отсутствие того, что может насытить, пустота материи. Именно поэтому голодание даётся художнику так легко. Это не само искусство, но сопутствующее состояние. Само искусство неуловимо, оно требует терпения и веры, которых всегда недостаёт толпе, жаждущей зрелищ. Поэтому импресарио устанавливает 40-дневный срок голодовки, в течение которого можно удерживать внимание публики. Эта цифра скорее всего отсылает к сюжету искушения Христа в пустыне. И в этом случае художника искушают мирской славой. Это тот конфликт, который составляет в том числе и сущность искусства. С одной стороны, оно жаждет признания, а с другой - понимает, что это восхищение ничего не стоит. Ведь в каком-то смысле он не хозяин собственного таланта, а его заложник. Он оспаривает границы возможного, но при этом является своим единственным свидетелем. Все остальные так или иначе не верят тому, за чем не могут проследить. Но дело даже не в проверяемости, а в изначальной неспособности поверить. Ведь кульминаций его номера всегда был тот день, когда его выводили из клетки и кормили, тем самым расколдовывая фокус. И в конечном счёте непонятность, инаковость искусства становится его приговором. Вместо мастера голода в клетку помещают пантеру - как неопровержимое доказательство торжества сытого мира над голодающим художником.

Вообще не очень люблю мрачные произведения, но мрачность Кафки воспринимается по-особенному. Это не мрачность современных максималистов, выдавленная, надуманная, лживая, преувеличенная, это - реальное состояние души, возможно, странной, возможно, больной и искаженной, но, несомненно, гениальной. Такое впечатление, что он лично видел этого Голодаря или сам сидел в клетке на его месте.

И самое мучительное в этом произведении - все в нем описано, как нечто вполне естественное и само собой разумеющееся.

"...зачем же прекращать голодовку как раз теперь, когда она достигла – нет, даже еще не достигла – своей вершины? Зачем его хотят лишить чести голодать еще дольше и стать не только величайшим мастером голода всех времен – им он и без того уже стал, – но и превзойти самого себя, ибо он чувствовал, что его искусство голодать непостижимо, а способность к этому безгранична".

Кафка — удивительное явление в мировой литературе.
Его рассказы кажутся небольшими по объёму, но какая огромная философская глубина в них заложена! Они похожи на деревья с небольшой разветвленной кроной, но мощной корневой системой.

"Да и можно ли назвать это пением? Не просто ли это писк? Правда, все мы пищим, это наша природная способность и даже не способность, а наше самовыражение. Все мы пищим, но никому и в голову не приходит выдавать это за искусство, мы пищим бездумно и безотчетно, многие даже не подозревают, что писк — наша особенность".

Часто это просто какая-то метафора о жизни, развернутая причудливым образом в рассказ, обретающая таким образом абсурдную форму и новые грани известного содержания. Это всегда звучит завораживающе, как будто не можешь не следовать за образами разума в горячке. И конечно придумываешь свое толкование (при этом все кажется о тебе).
В маленькой недовольной всегда женщине видишь свою душу или что-нибудь в этом роде. В акробате, живущем под куполом цирка, - художника, вызывающего минутное восхищение публики и обреченного на одиночество и оторванность от других (нельзя всю жизнь цепляться за одну перекладину). В аскетизме голодаря, как всякого человека в духовном поиске, - самоотречение, которое начинается с не вполне осознанного желания достигать и нравится и заканчивается только осознанием поиска, бесконечности дороги. В мышиной певице - отношения личности и общества, которые всегда и смешные и печальные, и обречены на забвение, в которых никогда не ясно какое место среди множества вариантов остается, собственно, самой музыке и существует ли она вообще?
Тяжелее всего, что все истории остаются без конца и без ответа, без рецепта как все исправить. Это просто наблюдения, то, что причиняет боль. И читатель «махнув на все рукой, следует велению своей неотвратимой судьбы, ибо судьба в нашем мире может быть только очень печальной».

Человек не может найти в мире то, что ему нужно, и отказывается принимать то, что в наличии. В общем-то, я думаю, это намного лучше, чем покорно "есть, что дают".

Это просто - перестать видеть то, что неприятно. Достаточно закрыть глаза. Это сложнее - перестать слышать звуки, действующие на нервы. Не всегда удаётся отгородиться от шума. Но, в конце концов, человек способен оглохнуть. А перестать чувствовать вкус практически невозможно.

Хотя, пожалуй, умение мгновенно устанавливать тишину всё же было бы полезнее, чем возможность не ощущать вкуса по желанию. Вспоминается "Колыбельная" Паланика...

Было бы интересно узнать, каким был бы наш мир, если бы основную информацию о нём мы бы получали не через зрение, а, например, через слух... или через вкус? Каким было бы творчество, язык, само восприятие окружающей действительности? Может, существовали бы "вкусовые книги"? Кто знает...

Совсем короткое произведение, но по-честному емкое для 11 страниц электронной версии. Я несколько иначе поняла образ "главного" героя, нежели предыдущий рецензент. По началу действительно складывается впечатление о маленьком гоголевском человеке, одиноком и хрупком перед тяжбами системы, но подумать только, как последние две страницы показывают подноготную многих из таких людей. Оказывается это не просто бренное маленькое тело - а тело, требующее. Требующее от системы почтения. Ее благ.
Кафка, как и в других своих рассказах, не выставляет героя только как жертву обстоятельств, вызывая инстинктивное - пожалеть, обогреть, он наказывает человека за неспособности борьбы, за сломленный дух, за неправильные решения, неправильную "пищу", придающую неверный вектор в жизни. Маленький человек сам виноват в том, какой он есть.
Возможно есть толика биографичной линии, налет трагизма жизни Кафки нельзя не принимать во внимание, но то, чем заканчивается который, мною прочитанный, его рассказ мне искренне доставляет удовлетворение. Одновременно есть ощущение неожиданности и в тот же момент авторского предрешения судьбы героя.