Живые и мертвые. Трилогия. Полное издание в одном томе

Обычно я стараюсь избегать книг про Войну - слишком тяжело их обычно читать. Но Симонов пишет о страшном не то чтобы легко - нет, но он пишет о жизни и смерти без излишнего драматизма. Ведь и так все события в книге одна сплошная трагедия, а в центре истории - обычные люди. Им страшно, они растеряны, им приходится сражаться, да и просто жить на износе, терпеть холод и голод, страдать от ран, видеть как горят родные деревни, умирают в бою товарищи, не знать что там с твоими родными.
Не цепляет Симонов на читателя и розовые очки, вид через которые иногда встречается в книгах о войне советского периода. Он задает те вопросы, ответа на которые нет до сих пор - как эта война могла застать нас врасплох, почему мы были не готовы, чья преступная халатность допустила такие огромные жертвы первого года войны?
Мне нравится ГГ - Синцов, он много думает о войне и о своем месте в ней, о долге и о многом другом. И я с нетерпением пролистывала страницы (что со мной случается не часто и при чтении увлекательного фэнтези) чтобы узнать что же дальше, куда его занесет, как еще он переменится. Это один из тех случаев, когда в общем то исход событий известен, но ведь главное в другом.

Хорошая книга. Нет, не то. Великая, честная - да, это уже ближе вроде бы.

Сложно подобрать верные слова, чтобы сказать о трилогии Симонова. Читать ее больно и страшно, читать ее обязательно нужно, чтобы понимать, как это было. Чтобы помнить, что это было. В какой-то рецензии на вторую часть встретила мнение, что надрыва у Симонова маловато. Не могу согласиться. Пишет он без надрыва, это верно. Пишет спокойно, чуть черство даже может - как чувствовали люди, проживающие каждый день этой войны. Пишет, как было, наверное. Надрыв и драма здесь не в реакциях, не в словах - а в событиях, которые, пусть даже в самом сдержанном тоне описанные, остаются чудовищными и великими одновременно. И в людях, которые остаются героями.

Я специально взялась за эту книгу в преддверии Дня Победы. Просто, как бы объяснить... Я знаю, что это победа моей страны. Я знаю, что это великий праздник. Я горжусь подвигом, который совершили мои предки. Я преклоняюсь перед ветеранами и считаю, что все мы у них у неоплатном долгу. Я знаю и понимаю все это постоянно. Я помню об этом. Но когда приходит сам праздник, когда наступает 9 мая, я не могу сразу принять его. Влиться, прочувствовать, что вот сегодня, прямо сейчас празднуется Победа, доставшаяся такой тяжелой ценой. И я завидую людям, которые вчера еще занимались своими повседневными делами, а сегодня уже всеми мыслями и чувствами ощущают этот праздник. Не знаю, как это объяснить, может быть это подсознательное чувство, что такой день не может уложится в одни сутки. Нельзя за 24 часа вспомнить и прочувствовать все, что происходило с 22 июня 1941 по 9 мая 1945 со страной, со всеми людьми, без раздумий встававшие на защиту своей Родины. И я хотела начать праздновать заранее. Вот таким вот способом, через книгу начать переживать все эти события.

Никто не сможет лучше, честнее, правдивее рассказать о событиях той войны, чем люди её пережившие. И если сравнить современные книги о войне с книгами фронтовиков - это ясно видно. Сейчас, получается или "пересерьезненное" произведение, или книга, больше напоминающая затянувшуюся байку. А в этой книге умещается все. И моменты, заставляющие читать дальше сквозь слезы, и юмор, который дарит улыбку.

Что можно рассказать о книге про войну? Ход военных действий, хотя бы приблизительно, надеюсь, знают все. А тут - судьбы людей на этом фоне. Людей, из чьих характеров и поступков из которых складывается этот фон. И решения, которые принимают эти люди. Вот, казалось бы, в начале книги плавал Синцов по полкам - дивизиям. Информацию собирал. Правда неясно было, для кого - редакция-то эвакуировалась куда-то. И все это время казалось, что все, что происходит вокруг него, какой-то статичный фон. Полотно художественное, которое в принципе и эмоций ярких не вызывает, не то, что чувств. И вот,он остался у Серпилина. Остался там, где были нужны люди. И вот уже вокруг него кипит жизнь, та самая, которая борьба. И вот он в этой жизни уже участвует. Не позволяет ей перейти в смерть. Или наоборот, способствует этому, для кого как. Но только он уже не зритель. Он уже полноценный участник событий. Он может уже смело смотреть в глаза всем этим людям на передовой, и потом в окружении, и дальше. Потому что он уже не просто наблюдатель. Не просто заехал посмотреть. И он нужен им. Всем этим людям. Именно в качестве участника.

Константин Симонов "Солдатами не рождаются".

Изначально я хотел прочитать первую часть трилогии "Живые и мертвы"' более того у меня была серьезная мотивация, недалеко от того места где я живу родился прототип генерала Серпилина ( Полковник Кутепов). Но судьба распорядилась по другому. Как это часто бывает в последние время обнаружил на помойке треть часть трилогии "Солдатами не рождаются" - прочел.
Сказать что не интересно, было бы неверно. Вещь писалась в 1960-1964 годах. Был в тот период такой термин - мелкотемье, это когда нет широты образов и событий или все произведение посвящено переживанию по поводу одного прыщика (утрировано). Так вот Симонов не страдал мелкотемьем. Расстроило вот что, чувствуется что автор искренне передает свои чувствами и ощущения, но после войны прошло уже почти двадцать лет, эмоции по стирались, стали более казенными. В общем не смог донести живость чувств. А так добротно, мастито.

Эта вещь показалась мне картонной. В ней совсем нет жизни, по крайней мере, она - жизнь - не передаётся читателю. Идёт война, умирают люди, происходят моральные и физические драмы - но это описано так, что душа не болит. Если кого-то убивают, кого-то просто убивают. А у читателя нет кома в горле, он не потерял близкого человека. Просто строчки на бумаге.

И ещё - вещь очень длинная. Для столь картонного произведения, это минус. Она надоедает. Она - однотипная. Из-за того, что персонажи не становятся близки, события не окатывают болью и радостью, от книги - её длины - устаёшь.

Вот такие впечатления. Первая часть была совсем другой. Так что повременю пока читать третью. Отложим её.

Симонов – честный журналист, и этим объясняются все достоинства и недостатки книги. Он с документальной точностью рисует картину Великой Отечественной, подмечая и подвиги, и бытовые детали, такие привычные современникам и такие интересные для нас. Наверное, именно так и надо писать о той войне, на которой подвиги и были такими бытовыми, ежедневными. Здесь есть и тыл, и фронт в масштабе от армии до роты, и всякая дрянь, типа Надиной матери, всплывшая на поверхность. И невольно думается: а как сейчас живут внуки и правнуки таких сахарных спекулянтш, что знают о «подвигах» своих бабок и прадедов, как оценивают их дела и наступившую расплату?
Симонов - честный военный корреспондент. Сейчас в книге он пишет о том, о чём о не мог писать, будучи фронтовым журналистом, и тогда это было правильно. Он пишет и о трусах, тоже попадавших в общую копилку павших смертью храбрых – и это было правильно. Он пишет о Дегтяре, погибшем герое, бабнике и трепаче – и это одно другому не противоречит, и Дегтярь тоже совершенно справедливо отправляется в общую книгу памяти всех, победивших фашизм. И в этом и состоит главная правда о той войне: мы сейчас уже и не знаем, чей дед или прадед погиб, не успев ни разу выстрелить по врагу, чей погиб по ошибке от своей же мины, чей попал на фронт, потому что откосить не получилось, чей был награждён высшей мерой за самострел, а чей честно отпахал на фронте, сколько ему было отмеряно - все они теперь победители, представители поколения героев и титанов - и это правильно.
Но Симонов – всего лишь журналист, профессиональный рассказчик о том, в чём не компетентен. От собратьев по цеху его отличает, конечно, недюжинный литературный, писательский талант, но всё же… Когда Симонов пишет о том, что видел своими глазами, пишет как хроникёр, у него получается логичная законченная философия. Когда он, будучи честным человеком, но не будучи ни военным, ни историком, пытается рассуждать о действительно сложным вещах, то он не тянет. А уж когда на некрепкие журналистские мозги да двадцатым съездом – пиши пропало. И, поймите меня правильно, я не хочу сейчас устраивать дискуссии сталинизм vs антисталинизм, не хочу оправдывать репрессии или гневно порицать за них или проводить сравнительный анализ политической борьбы после английской, французской и нашей революций, не хочу сравнивать политическую практику наших тридцатых годов и западных: объёма рецензии не хватит; но методологическая безграмотность симоновских рассуждений меня угнетает. Здравствуй, прекрасный романтический девятнадцатый век, здравствуй, карамзинская история-результат деяний великих личностей. Даже Толстой во второй части эпилога «Войны и мира» от этого убожества ушёл, а Симонов снова к нему вернулся. А литературный талант позволяет свою точку зрения продвинуть. Ведь что приятнее и проще, прочитать скучные книги профессиональных историков, в которых историческая реальность оказывается сложной и неоднозначной, или несомненно талантливый, эмоциональный симоновский журналистский очерк? Вопрос риторический. И если Симонову, как современнику, пережившему это всё на своём горбу, пишущему критику изнутри, его точка зрения ещё была простительна, то часть его нынешних последователей развила его идею до абсурда: у нас уже и победившая армия менее профессиональна, чем армии побеждённые, и в жертвах войны виноваты не фашисты, а советское руководство - и потому я не могу с таким сочувствием читать эти главы, как, наверное, читали современники-шестидесятники.

Мне всегда интересовала, задевала за живое тема Великой Отечественной войны, но я никак не могла основательно к ней подступиться. Учебники казались местами скучны и донимали обилием цифр, мало давая представления о чувствах людей и их быте, о том, как они выживали - военные и гражданские. Кроме того, мой мозг категорически отказывался принимать информацию о том, что, когда, где и сколько. Я читала, акцентировала внимание, пыталась запомнить, а через год в памяти - практически чистый лист. Фильмы же, благодаря излишней впечатлительности, напротив, оказывались для меня чересчур тяжелыми из-за красочной демонстрации боев, смерти, трагедии. А дедушек-бабушек, прошедших войну и способных рассказать, как они это сделали, у меня нет. Когда же ко мне в руки попали "Живые и мертвые", я поняла, что вот он - мой способ узнать, понять и запомнить на всю жизнь то, что происходило в те страшные годы. Художественные книги. Как ни запомнить, что Битва за Москву была в конце осени, когда ты так подробно проживаешь вместе с Синцовым его тяжелую судьбу, буквально мерзнешь с ним в лесах в октябре, идешь по шоссе в Москву, ведешь бои и хорошо различаешь темные фигуры немцев на первом выпавшем снеге? Как забыть ход военных действий, когда автор - военный корреспондент, и это очень чувствуется! - буквально втягивает читателя в сюжет и дает возможность переживать не только за героя, но и вместе с ним? Ведь книга не только о войне, но и о людях. О простых советских мужчинах и женщинах, жаждущих защитить свою Родину и готовых на все, о тех, кто, наоборот, стремится во что бы то ни стало сохранить свою жизнь, мало заботясь о других, о дружбе и доверии, о самоотверженности и о любви. Как мало места уделено в романе отношениям Синцова и его жены, но как много в этих абзацах удалось Симонову сказать о любви! Их неожиданная, случайная встреча в Москве пропитана такой нежностью и так трогательна, что у меня на глаза наворачивались слезы. И как скоро им снова пришлось расстаться, погрязнуть в неизвестности, страхе, неуверенности в завтрашнем дне... С нетерпением жду, когда узнаю из последующих книг, как закончится их история.

Трилогия "Живые и мёртвые" - вне сомнения, произведение эпохальное. Это огромное историческое полотно, "Война и мир" 20 века. Хотя тот самый "мир", то бишь светскую жизнь, писатель стал дозированно добавлять лишь во втором томе. Да и то, каждые две строчки одёргивая себя обратно к военной тематике. И вот этому я и хотел бы посвятить свою рецензию.

Безусловно, война показана писателем во всех деталях, неприглядных и страшных. Безусловно, подвиг народа пронесён сквозь страницы. Безусловно, лишь чёрствый не содрогнётся читая. Но... в том то и дело, что "Живые и мёртвые" будто бы написаны исключительно для мёртвых, не для живых. Нет важного писательского посыла, сколь мерзка, грязна и бесчеловечна война. Есть только поверхностное "мы и они", "прав и неправ", "свой и чужой". Врождённая ли это близорукость Симонова? Или по иному никак в советской литературе?

Меня давно уже не прельщают советские книги о войне. Там герои умирают едва ли не с улыбками и радостью. Война у коммунистов чем-то напоминает священный джихад. Будто бы умираешь - и путь в рай тебе открыт. Смерти так чёрство рисуются, что за ними не чувствуешь трагедии. Как в том афоризме, смерть миллионов - это только статистика. Наученные октябрем советские писатели мыслят лишь категориями государств и наций, но не масштабом одной человеческой жизни. Она лишь крупинка на жерновах истории.

От этого колко, от этого тошно. Страна - лишь границы на карте. Идеология - лишь строчки на бумаге. Им не больно, им не страшно. Они не кричат, как солдат с оторванной ногой. Они не скорбят, как мать, получившая похоронку. Реальна лишь боль человеческая. А Симонов о каких-то сверхнормах на заводах, самозабвенной вере в товарища Сталина, сюрреалистичном массовом рвении на фронт. За этим массовым, "народным" терялось истинно важное, человеческое. Не умели советские писатели мыслить категориями одного человека, одной судьбы.

Коробило то, что весь огромный спектр человеческих качеств сводился писателем лишь к дуэту "трус или смелый". Только это будто бы должно определять отношение к человеку. Но неужели трусливый доктор не спасает жизни в больнице? А робкий станочник не даёт стране снаряды? Люди не делятся на одних лишь героев и отъявленных злодеев. Не всем дано быть смелыми. Не все хотят быть коммунистами. Но у Симонова на поверку оказывается чувственный дальтонизм - он не видит всего огромного массива роящихся в голове мыслей, сомнений, тревог, всего того, что и делает нас людьми.

Знаете, какой самый запоминающийся эпизод для меня во всей книге? Посреди рассказов о женщинах, которых заставили вырывать руками мины, сожжённых деревнях, искалеченных детях? Всего одна фраза среди тысячи страниц. Столь важная, что навсегда определит моё отношение к этому писателю, книге и СССР. Невзначай (!) обронённое генералом Кузьмичем воспоминание о том, что последний раз он видел погоны, когда ТОПИЛ ОФИЦЕРОВ В ЯЛТЕ! Вот так вот грубо и черство, как будто речь о ненужных башмаках, заброшенных в речку... Оказывается, что мерило ценности человеческой жизни лишь в преданности определённой идеологии?