Сравнительные жизнеописания

Раз­врат­но­му ста­ри­ку он [Катон Старший] ска­зал: «Послу­шай, в ста­ро­сти и так мно­го урод­ли­во­го, зачем же ты еще силь­нее уро­ду­ешь ее сво­ей гнус­но­стью?»

Некий люби­тель наслаж­де­ний поже­лал стать его дру­гом, но Катон в друж­бе отка­зал, объ­явив, что не может жить рядом с чело­ве­ком, у кото­ро­го нёбо чут­ко­стью пре­вос­хо­дит серд­це.

Душа влюб­лен­но­го, гово­рил он, живет в чужом теле.

Он [Катон Старший] гово­рил, что умным боль­ше поль­зы от дура­ков, чем дура­кам от умных: пер­вые ста­ра­ют­ся не повто­рять оши­бок вто­рых, а вто­рые не под­ра­жа­ют доб­ро­му при­ме­ру пер­вых.

Он [Катон Старший] гово­рил, что пред­по­чи­та­ет не полу­чить награ­ды за доб­рый посту­пок, лишь бы не остать­ся без нака­за­ния за дур­ной; и что готов про­стить ошиб­ку каж­до­му, кро­ме само­го себя.

...доб­рота про­сти­ра­ет­ся шире, неже­ли спра­вед­ли­вость.

...рим­ляне вос­хи­ща­лись Като­ном, видя, что иных над­ло­ми­ли тяготы, иных изне­жи­ли наслаж­де­ния и одно­го лишь его ни те, ни дру­гие не смог­ли одо­леть — не толь­ко в ту пору, когда он был еще молод и често­лю­бив, но и в глу­бо­кой ста­ро­сти, когда и кон­суль­ство и три­умф уже были поза­ди.

...мно­гие ста­ли назы­вать его [Катона Старшего] рим­ским Демо­сфе­ном... Ведь искус­ство речи было для всей рим­ской моло­де­жи вожде­лен­ной при­ман­кой, слов­но награ­дой победи­те­лю в состя­за­ни­ях.

...наслаж­де­ние — вели­чай­шая при­ман­ка, вле­ку­щая ко злу, а тело — пер­вая опас­ность для души, кото­рая осво­бож­да­ет­ся и очи­ща­ет­ся лишь с помо­щью раз­мыш­ле­ний, как мож­но даль­ше уво­дя­щих ее от стра­стей тела, — слу­шая эти речи, он [Катон Старший] еще боль­ше полю­бил про­стоту и уме­рен­ность.

Пла­тон, из всех афи­нян почи­таю­щих­ся вели­ки­ми и слав­ны­ми, одно­го лишь это­го мужа объ­яв­ля­ет достой­ным упо­ми­на­ния: Феми­стокл, Кимон и Перикл напол­ни­ли город пор­ти­ка­ми, день­га­ми и все­воз­мож­ны­ми пустя­ка­ми, меж тем как Ари­стид, управ­ляя государ­ст­вом, вел его к нрав­ст­вен­но­му совер­шен­ству.

В кон­це кон­цов уси­ли­я­ми Аристида Афи­ны при­об­ре­ли власть над вели­ким мно­же­ст­вом людей, но сам он остал­ся бед­ня­ком и сла­ву о сво­ей бед­но­сти все­гда ста­вил ничуть не ниже, чем ту, что при­нес­ли ему воз­двиг­ну­тые тро­феи.