Колымские рассказы

Прекрасные тексты об очень тёмном периоде русской истории. На страницах рассказов показаны разного рода примеры того, как в нечеловеческих условиях люди ломаются, как ломают других. Находясь в постоянном дефиците базовых ресурсов, таких как тепло, отдых от тяжелого физического труда, люди готовы пойти на всё. Еда, которая будет способна хотя бы немного утолить голод - здесь является грёзой, частью далёкого сна, который видит арестант во время отбоя.

Варламу Шаламову удалось передать читателю те ощущения, которые испытывали лагерные заключённые, речь не только о постоянном дефиците, но и о страхе смерти, о всепоглощающем насилии, которое становится простой частью реальности, особым языком, на котором говорит каждый, кто наделён властью по закону или по праву сильного. Центральным образом текста, в этом отношении, кажется сотрудник НКВД по фамилии Смертин.
Эта книга выходит за рамки лагерной прозы, основанной на личном опыте автора. Это большое эмпирическое исследование насилия. Почему там, где один заберёт чужое на правах сильного, другой будет жить по совести, вопреки обстоятельствам? Почему один ломаются, а другие принимают правила этой ужасной игры? Именно эти вопросы возникали у меня при прочтении каждого из рассказов Шаламова. Очень рекомендую к прочтению.

Книга пугающая. Я далеко не самый легко впечатлительный  читатель, но мне было тяжело читать «Колымские рассказы», приходилось откладывать книгу на несколько дней, чтобы как-то отойти от прочитанного. Все, что нужно знать о книге, автор очень точно выразил в предисловии - ничему этот опыт не учит и никого он не делает лучше, это адская государственная машина, молох, уничтожающий человеческие судьбы. Самое страшное, что никто не в безопасности в таком государстве, сегодня ты в партии, завтра - на каторге, сегодня твой срок - 5 лет, завтра - уже  все 10 и хорошо если не расстрел. Все что мы, как поколение, не заставшее этого ада, можем делать это быть человечнее и стараться строить мир, в котором не будет такого равнодушного и уничижительного отношения к человеческой жизни.

Шаламова всегда вспоминают вместе с автором "Архипелага". Оба сидели, но Солженицын в местах несравненно более мягких, чем потерявший здоровье (в первую очередь – зубы) Варлам Шаламов. Колыма – место ужасающее. Это не шарашка для инженеров, которая на фоне Колымы – пятизвёздочный отель с блэк-джеком и куртизанками.
Да и в оценках своего тюремного опыта Шаламов и Солженицын расходились. Как раз-таки из-за различных условий содержания. Если Александр Исаевич считал тюрьму «очищающей душу», был ей даже благодарен за своё становление как художника, то Шаламов называл тюремный опыт уничтожающим душу, убивающим нутро и унижающим человеческое достоинство. Пытки. Суровые условия содержания. Голод, недоедание. Отсутствие каких-либо витаминов в «еде» и, как следствие, выпадающие зубы, волосы, ногти. А ведь ещё – изнуряющая работа, которая только усугубляет положение.
Само собой, все рассказы Шаламова автобиографичны. Но берёт он не только и не столько свою судьбу, сколько судьбы людей, его окружающих. Он не говорит от лица всех, но они говорят через него. Он принёс в ничего не знавший о ГУЛАГе мир слова из самих глубин ада. Чтобы их не забыли. Чтобы люди знали о тысячах аналогичных судеб. Благодаря автобиографичности рассказы стали причислять к новому жанру – рассказ, сочетающий документальность и художественность. Шаламову категорически не подходила для его нужд привычная форма – и он создал новую. Удивительно, как много нужно убить в человеке, чтобы в литературе появился новый, особенный жанр…
А что нужно, чтобы выдержать Колыму? Шаламов отвечает – небывалая сила духа. Варлам Тихонович 14 лет провёл в самом настоящем аду. И, к сожалению, не «в круге первом», как наш предыдущий писатель, а гораздо глубже, на самом адском дне. Если вы хотите узнать о настоящей силе человеческого духа, несгибаемой воле, трагедии осужденного на трудовой лагерь – прочтите «Колымские рассказы». Для вас это станет настоящей шоковой терапией.

Это не та книга, о которой хочется кричать, рассказывать, вести споры. О ней хочется молчать. Хочется тихонько сесть в углу и попытаться переварить свалившиеся на тебя, почти физически ощущаемые, страх, боль и мрак. И уж тем более не хочется верить, что всё это - правда. Убийства, насилие, голод, болезни, холод, безысходность. Неужели это и впрямь было!? Неужели люди проходили через это? Неужели смогли выжить? Было, проходили, выжили.

Небольшие рассказы, короткие зарисовки, которые ранят душу и не укладываются в голове. Но ты не можешь остановиться, читаешь и читаешь, потому что "живёшь" вместе с героями, а они хотят лишь одного - выжить. Им нельзя останавливаться, нельзя спать, нельзя не думать, нельзя. Кто знает - смогут ли они выдержать ещё одну ночь в бараках, смогут ли не упасть на завтрашних работах, смогут ли выйти на волю, смогут ли жить вне приисков. Их жизнь, если это можно назвать "жизнью", сплошной вопрос - "смогу ли?"
И ты ставишь себя, изнеженного, вечно мёрзнущего и отказывающегося от маминой домашней еды, на их место, и понимаешь - ты бы не выжил. Подох бы, может, не в первую и не во вторую ночь, может продержался бы неделю. А если бы и не умер, то нашёл бы способ самоубийства. Потому, что морально не выдержал бы, потому, что слаб. Но...
В "Колымских рассказах", конечно, и о таких отчаявшихся и слабых говорится, и о закалке характера. Ведь человек может привыкнуть ко всему, главное цель. А она у заключённых точно была... Меняются люди и характеры, подстраиваются организм и мысли. И редко кому удаётся остаться, хотя бы наполовину, собой...

Прочитав данное произведение Шаламова, задумываешься о ценности жизни, анализируешь себя и эту чёртову гречку, которую терпеть не можешь, начинаешь есть. Потому что читал, потому что понял.

Ни для кого не секрет, что с ужесточением мер безопасности, а также с усилением авторитарных замашек в любой случайно выбранной стране, растет и популярность антиутопических и non-fiction романов о терроре. Но если на Западе резко увеличиваются продажи Оруэлла и Хаксли, то у нас заново обретают популярность писатели, не по наслышке знающие об ужасах диктатуры.
С этого открывается страница моего знакомства с Варламом Тихоновичем Шаламовым и его сборником очерков "Колымские рассказы".

Протагонистом всего цикла является сам автор, что в общем-то становится понятно с первых строк. И уже этот факт заставляет волосы встать дыбом - есть люди, которые СМОГЛИ пережить такие несовместимые с жизнью условия. Сами рассказы по началу предстают как отдельные истории из обычной жизни и обычной смерти заключенных ГУЛАГа. Но по мере повествования становится понятно, что все они написаны в линейном временном порядке и являются "вспышками воспоминаний" из лагерной бытности автора.
День сменяется ночью, лютый мороз в -50 (по словам Шаламова, при минус пятидесяти пяти плевок замерзал на лету, не успев коснуться земли) сменяется удушающей жарой, но не меняется только одно - заключенные Севвостлага не перестают работать свои шестнадцатичасовые смены в золотоносных шахтах.

"Ясно было одно: мы будем возвращены в лагерную зону, опять в войдем в ворота с обязательной, официальной, казенной надписью: "Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства". Говорят, что на воротах немецких лагерей выписывалась цитата из Ницше: "Каждому свое". Подражая Гитлеру, Берия превзошел его в циничности.
Лагерь был местом, где учили ненавидеть физический труд, ненавидеть труд вообще. Самой привилегированной группой лагерного населения были блатари - не для них ли труд был геройством и доблестью?"
Варлам Шаламов был трижды осужден "по тогда модной 58-й статье", за контрреволюционную троцкистскую деятельность. В общей сумме он отсидел двадцать(!!!!)лет в лагерях. Вы только вдумайтесь в эти цифры!
"Колымские рассказы" он начал писать уже после возвращения из лагерей, а чуть позже начал писать стихи, которые вошли в сборник "Колымские тетради".

Нельзя не выделить манеру письма Шаламова. Она шокирует. Она поражает до глубины души. Все дело в том, что о страшных унижениях, об отношении с людьми как со скотиной, о смерти он пишет совершенно ...
...буднично. Именно это равнодушие по отношению к умирающим от цинги, дистрофии и пеллагры людям, эта обыденность смертей - они заставляют здравомыслящего человека ужаснуться.
Убить за несогласие отдать последний бушлат в -50? Ерунда.
Отрубить себе пальцы, чтобы перестать мучиться от обморожения? Да кто этого не делал?

А ведь среди заключенных лагерей далеко не все были убийцами и насильниками. Очень многие были нормальными людьми, но сели по доносу или из-за мелочи, которую в то время приравнивали к измене родине. Так среди рассказов можно встретить упоминание парня, попавшего на Колыму из-за того, что он зарезал свою единственную свинью.
Особенно меня впечатлила ситуация, когда Шаламов с еще одним заключенным вызвались работать в помощники к плотнику, лишь бы хоть ненадолго побыть в тепле, а не в промерзлом забое шахты. Чуть позже выяснилось, что ни Шаламов, ни его новоприобретенный товарищ абсолютно не умеют плотничать. И высказывание этого заключенного меня просто поразило: "- Я, видишь ли, - сказал Григорьев, - аспирант Московского филологического института. Я думаю, каждый человек, имеющий высшее образование, тем более гуманитарное, обязан уметь вытесать топорище и развести пилу."

Самое пугающее во всем вышеперечисленном то, что это не плод больной фантазии, а реальные факты, которые ни за что нельзя предавать забвению.
И нам в назидание остаются рассказы Шаламова и Солженицына, как жуткое напоминание, к чему может привести диктатура, беспросветная слежка и "охота на ведьм".

Варлам Шаламов отсидел в лагерях 17 лет. Он на себе узнал, что такое холод и голод, работал на угольных забоях, несколько раз оказывался в госпитале, в том числе и в тифозном карантине, арестовывался по доносу солагерников за «антисоветские высказывания», чудом устроился на курсы фельдшером и работал им даже после окончания срока, чтобы заработать денег на отъезд с Колымы. Но даже после возвращения в Москву, его не оставили в покое. У него сложилась непростая судьба.

«Колымские рассказы» невозможно читать без комка в горле, без слез на глазах. Как только не называли Колыму Шаламова и минус опыт, и антимир, и отрицательный фильтр, я же могу назвать это менее оригинально, зато емко – ад. Как вообще люди могли выжить в таких условиях – работая на морозе по 14-16 часов, без теплой одежды, с отмороженными пальцами рук и ног, получившие на завтрак только кусочек хлеба и селедочный хвостик? Нужно читать «Колымские рассказы» хотя бы для того, чтобы помнить о жертвах лагерей, и чтобы подобное больше никогда не повторилось.

Есть такое выражение «После Освенцима писать стихи – невозможно». Думаю, взгляды Шаламова на литературу близки к этому тезису. Шаламов считал, что пришло время для новой прозы, что старые литературные схемы и типы просто не могут осмыслить трагический опыт двадцатого века. Он выступал против условностей и украшательства «беллетристики», как он ее понимал. Шаламов много писал о документальности прозы, понимая под этим прежде всего «выстраданность» прозы ( «Не проза документа, а проза, выстраданная как документ» ). При этом произведение не превращается просто в документ, оно по-прежнему остается произведением искусства. «В рассказ должны быть введены, подсажены детали — необычные новые подробности, описания по-новому. Это всегда деталь-символ, деталь-знак, переводящая весь рассказ в иной план, дающая «подтекст», служащий воле автора, важный элемент художественного решения, художественного метода» Например, в тех же «Колымских рассказах» мы можем найти множество ярких образов, символов, метафор (Каждый из нас привык дышать кислым запахом поношенного платья, пота, — ещё хорошо, что слёзы не имеют запаха)

Колыма – это особый мир, антимир, если быть точными, где меняются законы времени и пространства. Нет часов, минут, секунд, нет будущего. Прожитый день – это уже достижение, загадывать дальше просто нет смысла. Кто знает, доживешь ли ты до завтра? Пространство тоже живет по своим законам. У Шаламова тоже появляется метафора «лагерь-остров». Просто невозможно представить, что где-то существует обычный мир, обычные люди.

Колыма – место, которое ломает человека. Ломает не только физически, но и нравственно. Как метко пишет автор, здесь замерзает душа. Причем разрушающее воздействие лагеря отражается не только на заключенных, но и на конвоирах, на вольнонаемных.

Дальше...

Человек теряет свой человеческий облик, озлобляется. Моральные барьеры отодвигаются или стираются вовсе.

Понятия жизни и смерти приобретают другое значения. Здесь нет надежды, есть только инстинкт. Инстинкт выжить несмотря ни на что. Даже лошади не выдерживают таких условий, а человек живет. Если уж умирать, то не так. Не в грязи, не под сапогами конвоиров, не как один из номеров.

Если пишешь о лагере, то нельзя не писать о голоде. Это одни из самых пронзительных страниц в рассказах. Еда – становится священным актом. Нужно успеть съесть свое, пока не отняли, пока конвоиры не опрокинули котелок. Есть рассказ о заключенном, отправленном на хлебозавод. Изначально он назывался «Счастье», а потом был переименован в «Хлеб». Когда ты читаешь, то ты понимаешь, почему рассказ изначально назывался именно так.

Что же придавало человеку силы? Не надежда, Шаламов не очень «доверяет» надежде. Это доброе слово, сказанное врачом, это молитва, это день легкой работы, это наряд на хлебозавод, это Слово.

Можно бесконечно долго говорить о Шаламове, но пора заканчивать. И хочется закончить словами Ирины Сиротиной (друг Шаламова, мемуарист, она много писала о Шаламове):

Дорогие критики, исследователи, мемуаристы, прежде чем писать — прочтите, прочтите Шаламова! Там многое есть, если присмотреться, что и не снилось нашим мудрецам.

То отвесят комплимент, мол, Солженицын и Шаламов — самые знаменитые зеки.

Да не зека Шаламов давно — выпустите его из зоны в мир, он пишет о более глубоком и широком, чем зона — о Боге и человеке, в котором при насилии над его телом остается так мало от вложенного Творцом.

Знаю, что слова мои тщетны. Но прочтите, прочтите Шаламова, не пишите о нем, играя двумя-тремя цитатами, да еще собственными придумками, не старайтесь плюнуть в него ради острого словца .

Будьте честны с ним — он этого заслуживает.

Я часто повторяю, что у меня много пробелов в литературном образовании. Вот и до Шаламова я добралась лишь сейчас. И мало таких слов, чтобы описать эти впечатления...

Недавно, в воспоминаниях Лилианны Лунгиной я прочла о том, насколько разное впечатление на нее произвели Солженицын и Шаламов. Первого она обозначила как "проповедника", что вещает не обращая внимания на тех кто вокруг, а вот Шаламова она увидела как мученика, как сломленного человека и возможно, от того что так и было, его рассказы особенно пронзительны и невозможно, невыносимо трагичны.

Я хочу привести цитату, она вроде из письма Шаламова Солженицыну, но и в нескольких рассказах эта мысль так или иначе им озвучена: "Помните, самое главное: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть. Но уж если ты его видел — надо сказать правду, как бы она ни была страшна"

Я читала эти рассказы понемногу, потому что это могло стать критической дозой отчаяния и ужаса. Но добил меня факт из биографии самого Варлама Тихоновича - последние десять лет срока, ему дали за то, что он назвал Бунина великим русским писателем...

Помню в школе в выпускном классе, был урок истории посвященный гражданской войне, мы читали вслух воспоминания очевидцев и когда всем знакомые фразы о брате шедшем на брата ожили в нашем представлении, нас просто "пробило", даже мальчишки сидели со слезами на глазах, и даже не очень хорошие и не очень умные люди были в тот момент поражены трагичностью тех событий. Хочется верить, что это знание сделало всех лучше. Уверена, Шаламова надо читать молодежи, чтобы они знали чего надо постараться никогда не допустить...

2013