Леди Полночь

— Они отхлестали тебя, Эмма, ты приняла побои, предназначенные для Марка и для меня. Я ненавижу то, что ты сделала это; ты понимаешь - я ненавижу это.
Эмоции звенели и горели в его голосе, как бушующий огонь, который вышел из-под контроля.
— Как ты могла?
— Марк бы не выдержал удары, - сказала она. - Это бы сломало его. И я бы не смогла смотреть, как они избивают кнутом тебя. Это бы сломало меня.
— Ты думаешь, я не чувствую то же самое? Ты думаешь, я не сидел здесь весь день совершенно разбитым и разорванным на части? Я скорее отрежу себе руку, чем ты потеряешь хоть ноготь, Эмма.
— Дело не только в тебе, - сказала она. — Дети — они ожидают, что я буду сражаться, что мне будет больно. Они думают: там Эмма, снова исцарапанная, изрезанная и перевязанная. Но ты: они смотрят на тебя так, как не смотрят на меня. Если бы тебя сильно ранили, это бы их очень сильно напугало. И я не могу думать о том, что они находятся в таком состоянии.
Джулиан сжал кулаки.
Она могла видеть пульс, пробивающийся под его кожей. Она случайно вспомнила некоторые граффити, которые видела на той стороне Пирса Малибу: ваше сердце - это оружие размером с кулак.
— Боже, Эмма. Что я такого тебе сделал?
— Они и моя семья тоже, - сказала она.
Казалось, она задохнется от эмоций, но она их обуздала.
— Иногда я хочу… я хотел, чтобы мы были женаты, а они были бы нашими детьми, - сказал он быстро.
Его голова была опущена.
— Женаты? - повторила Эмма шокировано.
Он поднял голову. Его глаза пылали.
— Почему ты думаешь, что я...
— Любишь меня меньше, чем я люблю тебя? - перебила она его.
Он заметно вздрогнул, услышав эти слова. - Потому что ты так сказал. Я же сказала тебе на пляже, о своих чувствах, на что ты ответил: - Не в этом смысле, Эмма.
— Я не...
— Я устала врать друг другу, - сказала Эмма. - Ты понимаешь? Мне это надоело, Джулс. - Он провел руками по волосам.
— Я не вижу никакого выхода, чтобы все было в порядке, - сказал он. - Я не вижу ничего, кроме кошмара, где все разваливается, и где нет тебя.
— Сейчас у тебя нет меня, - сказала она.

Дверь открылась, Джулиан стоял на пороге. Его глаза расширились и на мгновение они были всем, что Эмма могла видеть, как сине-зеленые двери в другой мир.
— Эмма.
Его голос звучал грубо и надломлено.
Он был одет в джинсы и свободную белую футболку, под ней были видны очертания повязки, обернутые вокруг его груди. Его глаза были красными, волосы растрепанными, и была слабая щетина вдоль его подбородка и щек.
Джулиан никогда не ходил небритый, с тех пор как впервые он появился с щетиной и Тай сказал ему без всяких предисловий: «Мне не нравится».
— Джулс, - сказала Эмма, - Ты в поряд..
Но Джулиан бросился через комнату.
Казалось, он не видел ничего и никого кроме Эммы, он опустился на колени и обхватил ее руками, уткнувшись лицом в ее живот. Она дотянулась дрожащей рукой и погладила его кудри, поднимая встревоженные глаза на Кристину.
Но Кристина уже поднялась, бормоча, что расскажет другим, что Джулиан присматривает за Эммой. Эмма услышала щелчок замка, когда она закрыла дверь спальни за собой.
— Джулс, - пробормотала Эмма, ее руки запутались в его волосах. Он не двигался, был совершенно неподвижен. Он вдохнул, прежде чем неуверенно поднять голову.
— Во имя Ангела, Эмма, - сказал он надломленным голосом.

Эмме снились ее родители.
Они были в маленьком белом венецианском домике, в котором они жили, когда она была ребенком. Она могла видеть слабый проблеск водных каналов из окна.
Ее мать сидела за кухонным столиком, скатерть расстилалась перед ней. На ткани лежало множество ножей, отсортированных в порядке от маленьких к большим. Самой крупной была Кортана, и Эмма глядела на нее жадно, впиваясь в гладкую золотоватость, резкое свечение клинка. По сравнению с тем, как свет играл на лезвии клинка, ее мать казалось поникшей. Ее волосы и руки светились, пока она была занята делом, ее очертания были нечеткими, и Эмма боялась, что если она прикоснется к матери, та исчезнет. Откуда-то возникла музыка.
Отец Эммы, Джон, вошел в кухню, его скрипка лежала на плече. Музыка полилась из скрипки, как вода, и…
Раздался резкий звук, словно удар от хлыста, оставляя боль, как от ожога огнем.
Эмма ахнула. Ее мать подняла голову.
— Что-то случилось, Эмма?
— Я… нет, ничего. - Она повернулась к отцу. - Продолжай играть, папа. - Ее отец ласково улыбнулся.
— Ты уверена, что не хочешь попробовать?
Эмма покачала головой. Когда она однажды коснулась смычком струн, получился звук, будто кто-то душит кота.
— Музыка в крови Карстаирсов, - сказал он, - Эта скрипка когда-то принадлежала Джеймсу Карстаирсу.
«Джем», - подумала Эмма.
Джем, который помог ей пройти через церемонию парабатаев, человек с нежными руками и задумчивой улыбкой. Джем, который дал ей своего кота, чтобы тот присмотрел за ней.
Боль прошла сквозь кожу, словно лезвие. Где-то вдалеке зазвучал голос Кристины: «Эмма, Эмма, почему они так сильно избили тебя?»
Ее мать подняла Кортану. - Эмма, я уверена, что твои мысли за тысячу миль отсюда.
— Может быть, и не так далеко.
Ее отец опустил смычок.
«Эмма» - Это был голос Марка. – «Эмма, вернись. Ради Джулиана, пожалуйста. Возвращайся».
— Доверяй ему, - сказал Джон Карстаирс. - Он придет к тебе, и ему потребуется твоя помощь. Доверяй Джеймсу Карстаирсу.
— Но он сказал, что должен уйти, папа.
Эмма не называла отца «папой» с тех пор, как она была очень маленькой.
— Он сказал, что ему нужно кое-что найти.
— Он собирается найти это, - сказал Джон Карстаирс. - И тогда тебе нужно будет приложить немного больше усилий.
«Джулс, иди что-нибудь поешь»
«Не сейчас, Ливви. Мне нужно остаться с ней»
— Но, папа, - прошептала Эмма. - Папа, ты мертв.
Джон грустно улыбнулся.
— Пока есть любовь и память, нет истинной смерти, - сказал он.
Он положил смычок на струны и начал играть снова. Музыка поднялась, и начала кружиться вокруг кухни, как дым. Эмма встала со стула. Небо снаружи потемнело, заходящее солнце отражалось в воде канала.
— Мне нужно идти.
— Ох, Эм.
Ее мать обошла кухонный стол и подошла к ней. Она несла Кортану.
— Я знаю.
Тени двигались внутри ее разума. Кто-то держал ее за руку так крепко, что было больно.
«Эмма, пожалуйста», - сказал голос, который она любила больше всего на свете. – «Эмма, вернись»
Мать Эммы вложила меч в ее руки.
— Сталь и душа, дочь, - сказала она. - И помни, что клинок, выкованный Вейландом, может разрезать что угодно.
— Возвращайся.
Отец поцеловал ее в лоб. - Возвращайся туда, Эмма, где в тебе нуждаются.
— Мама, - прошептала она. - Папа.
Она усилила хватку на мече. Кухня исчезала, теряясь где-то в ее сознании. Ее мать и отец потонули в ее воспоминаниях, как слова, что были написаны давным-давно.

— Мне жаль, - сказал Джулиан.
— Тебе жаль? Все это, Джулс, конвой, если бы я не рассказал Кристине о тайнах Гвина...
— Они бы нашли что-то еще, за что наказать тебя, - сказал Джулиан. - Киран хотел причинить тебе боль. Ты причинил боль ему, поэтому он хотел сделать то же самое. Мне жаль, жаль насчет Кирана, потому что я вижу, что тебе не плевать на него. Мне жаль, что я не знал, что ты оставил кого-то, о ком заботился. Мне жаль, что в течение многих лет я думал, что ты был тем, у кого была свобода; что ты наслаждался тем, что делал у фейри, пока я пытался изо всех сил поднять на ноги четверых детей, управлять Институтом и держать в тайне секреты Артура. Я хотел верить, что с тобой все в порядке, я хотел верить, что один из нас был в порядке. Так сильно.
— Ты хотел верить, что я был счастлив, так же, как и я хотел верить, что вы счастливы, - сказал Марк. - Я думал о том, были ли вы счастливы, преуспевали, жили. Я никогда не переставал задумываться, каким человеком ты бы мог вырасти. - Он помолчал. - Я горжусь тобой. Я не особо принимал участие в вашем воспитании, но я горжусь тем, что ты мой брат — называть вас моими братьями и сестрами. И я не оставлю вас снова.
Глаза Джулиана округлились. Глаза Блэкторнов всегда были яркими во мраке.
— Ты не вернешься обратно к фейри?
— Что бы ни случилось, - кивнул Марк, - Я останусь здесь. Я всегда, всегда буду здесь.
Он крепко обнял Джулиана.
Джулиан выдохнул, как если бы он отпустил что-то тяжелое, что он носил долгое время, и, опираясь на плечо Марка, он позволил своему старшему брату взять чуточку его бремени.

— Я пытался. - сказал Марк. - Я пытался принять удары. Гвин бы не позволил это.
— Я знаю. Я видел, как ты пытался. - Сказал Джулиан бесцветным голосом. - Но Эмма убивала фейри, а ты нет. Они бы не отказались от такого шанса – отомстить ей за смерть своих собратьев. И не важно, что ты сделал.
Марк выругался про себя. Он понятия не имел, какими словами он мог бы утешить своего брата.
— Если бы она умерла, - Джулиан сказал тем же пустым голосом, - Я бы тоже захотел умереть. Я знаю, что это звучит неправильно, но это правда.
— Она не умрет. - Сказал Марк, - Она будет в порядке. Ей просто нужно восстановиться. Я видел, как выглядят люди, когда умирают. Взгляд, который появляется у них на лице. И это не он.
— Я не перестаю удивляться, - сказал Джулиан. - В этом всё дело. Кто-то пытается вернуть любимого человека, человека, который умер. Это странное ощущение. Будто мы должны отпустить их.
— Джулс, - сказал Марк.
Его эмоции ощущались так остро, как прикосновения бритвы на коже, давно покрытой бинтами.
«Вот что значит быть семьей», - подумал он. – «Чувствовать боль, когда кто-то пострадал. Хотеть защитить их».
— Они забирают жизни. Ты не можешь расплачиваться счастьем за несчастье, или черпать жизнь из смерти.
— Я просто знаю, что если бы они выбрали с самого начала ее, если бы выбрали Эмму, я бы сделал то же самое. - Глаза Джулиана были испуганными. - Я бы сделал всё, что нужно было.
— Нет, не сделал бы. - Марк положил руку на плечо Джулиана, притянув его. Джулиан нехотя повернулся к брату. - Ты бы поступил правильно. Всю свою жизнь ты поступал правильно.

Марк не хотел помнить выражение лица брата, когда тот пришел в себя около рябины и увидел Марка стоящего на коленях над телом Эммы, дрожа, он наносил на её рваную кожу исцеляющие руны ее стилом, неопытной рукой, которая давно отвыкла чертить на языке ангелов.
Он не хотел помнить то, как выглядел Джулиан, когда они вошли в Институт, Марк нес Кортану, а Джулиан Эмму, ее кровь заливала его рубашку, ее спутанные волосы были в крови.
Он не хотел помнить, как Эмма кричала, когда хлыст ударял по её спине, и как она перестала кричать, когда рухнула.
Он не хотел помнить выражение лица Кирана, когда Марк и Джулиан мчались обратно в сторону Института.
Киран попытался остановить Марка, положив свою руку на его. Его лицо было бледным и полным мольбы, его волосы – это буйство черного в сочетании с безнадежно синим.
Марк стряхнул с себя его руку.
— Еще раз коснешься меня и ты больше не увидишь своей руки никогда, - он зарычал, Гвин оттащил Кирана от него, разговаривая с ним суровым и одновременно сожалеющим голосом.
— Оставь его в покое, Киран, - сказал он - Сегодня мы достаточно сделали.

Эмма закрыла глаза. В темноте, за веками, она увидела Джулиана, и огонь вокруг него. Огонь в комнате Города Молчания. Она услышала, как его голос шептал слова, эти старые слова из Библии, взятые и переделанные Сумеречными охотниками, чтобы составить клятву парабатаев.
Куда бы ты ни пошел, я пойду…
Кнут опустился. Если она думала, что испытывала боль раньше, то сейчас была чистая агония. Казалось, будто на ее спине плясали языки огня. Она стиснула зубы, чтобы заглушить крик.
Не принуждай меня оставить тебя…
Снова. Боль на этот раз была еще хуже. Ее пальцы впились в кору дерева.
Или отказаться следовать за тобой…
Снова. Она скользнула на колени.
Так повелел мне Ангел, и еще больше – ничего, кроме смерти не разлучит меня с тобою.
Снова. Боль поднялась, как волна, заслоняющая солнце. Она закричала, но она не могла слышать себя - ее уши были заложены, мир уменьшился в своих размерах. Кнут опустился в пятый раз, в шестой, в седьмой, но теперь она едва чувствовала это, тьма поглотила ее.

— Вместо порки двух Блэкторнов, - сказала она, - вы можете выпороть Карстаирса. Разве так не будет лучше?
Гвин не двинулся по приказу Иарлата; сейчас его зрачки были расширены. Киран вздохнул.
— Джулиан говорил тебе, что он убивал фейри во время Темной войны, - сказала она. - Но я убила намного больше. Я перерезала им глотки; я облизывала их кровь со своих пальцев. Я бы сделала это снова.
— Молчать! - Голос Иарлата был пропитан гневом. - Как ты смеешь хвастаться такими вещами?
Она вытянула руки и сорвала с себя рубашку. Глаза Марка расширились, когда она уронила ее на землю. Она стояла перед ними только в лифчике и джинсах. Ей было все равно. Она не чувствовала себя голой – она чувствовала себя одетой в гнев и ярость, словно воин одного из рассказов Артура.
— Выпори меня, - сказала она. - Согласись с этим, и все закончится здесь. Иначе, клянусь, я буду охотиться за тобой в землях фейри вечно. Марк не может, но я могу.

— Прекрати! - кричал Марк. - Разве ты не видишь, что причиняешь боль им обоим? Это не наказание! Отпусти меня, у меня нет парабатая. Отпусти меня, выпори меня вместо...
Его слова проникли в голову Эммы. Боль все еще пульсировала в ее теле.
Гвин, Иарлат и Киран перевели взгляд от нее на Джулиана. На его спине была длинная, кровавая рана, он вцепился в ствол дерева. Волосы стали еще темнее от пота.
Сердце Эммы раскололось. Если то, что она чувствовала, было муками, то что чувствовал он? В два, в четыре раза больше?
— Отошли ее подальше, - услышала она раздраженные слова Иарлата. - Ее плач - это смешно.
— Это не истерика, Иарлат, - сказал Киран. - Это потому, что она его парабатай. Его напарник воин – они связаны…
— С Леди столько возни, - зашипел Иарлат и снова опустил кнут.
В этот момент Джулиан издал звук. Сдавленный звук, еле слышимый. Он сполз на колени, все еще вцепившись в дерево. Боль снова пронзила Эмму, но сейчас она была готова к удару. Она закричала – не просто закричала, в этом крике было эхо ужаса и предательства, вопль гнева, боли и ярости.
Гвин выбросил руку в сторону Иарлата, но смотрел на Эмму.
— Стоп, - сказал он.
Эмма ощутила тяжесть его взора, а потом легкость, когда чары, которые приковывали ее к месту, с треском рассеялись.
Она метнулась к Джулиану и упала рядом с ним, доставая стило из-за пояса. Она могла услышать, что Иарлат протестует, а Гвин грубо говорит ему оставить их. Она не обратила внимания. Все, что она могла видеть, - был Джулиан: Джулиан на коленях, его руки вокруг ствола дерева, лоб тоже прижат к стволу. Кровь бежит по его обнаженной спине. Мышцы его плеч напряглись, когда она дотронулась до него, словно он готовился к третьему удару.
«Джулс», - подумала она, и как будто он услышал ее, наполовину повернув лицо к ней. Он прокусил нижнюю губу. Кровь капала с его подбородка. Он посмотрел на нее слепо, как человек смотрит на мираж.
— Эм? - выдохнул он.
— Тише, - сказала она, положив руку на его щеку и коснувшись пальцами его волос. Он был мокрым от крови и пота, его опухшие глаза широко открылись. Она видела себя в них, видела свое бледное, напряженное лицо.
Она приложила стило к его коже.
— Я должна исцелить его, - сказала она. - Позволь мне исцелить его.
— Это смешно, - Иарлат протестовал. - Мальчик должен принять порку…
— Оставь его, Иарлат, - сказал Гвин. Его руки крепко держали Марка.
Иарлат затих, бормоча; Марк боролся и задыхался; стило было холодным в руке Эммы, и стало еще холоднее, когда она поднесла его к коже Джулиана.
Она нарисовала руну.
— Спи, любовь моя, - прошептала она, так тихо, что только Джулиан мог ее услышать. На мгновение его глаза затрепетали, широко раскрытые, ясные и удивленные. Затем они закрылись, и он упал на землю.