Леди Полночь

— Люди – больше, чем просто вещь, - сказал Марк, его глаза скользнули по Кирану, - и маги тоже.
Эмма стояла, всё ещё держа в руках клинки серафима. Джулиан ощущал её эмоции, как и всегда, как будто его сердце было отражением её – горячая волна гнева поднималась сквозь чувство отчаяния и потери. Больше всего он сейчас хотел подойти к ней, но он не доверял самому себе, особенно перед всеми.
Они увидят его насквозь в тот момент, когда он коснётся её, увидят его настоящие чувства. И сейчас было не время так рисковать, ни тогда, когда его сердце заживо съедал страх за его маленького брата, страх, который он не мог показать остальным родственникам.
— Все – больше, чем просто вещь, - сказал Киран, - мы больше, чем одно действие, которое предпринимаем: плохое оно или хорошее.
Его глаза мерцали, серебряный и чёрный, когда он посмотрел на Марка. Несмотря на полную комнату вещей Сумеречных охотников, дикость охоты и фейри сохранялось в Киране как аромат дождя или листьев. Эта была та дикость, которую иногда чувствовал Джулиан в Марке, которая скрывалась с тех пор, как он вернулся к ним, но иногда показывала себя, как резкая вспышка выстрела из ружья вдалеке. На мгновение они стали двумя дикими существами, которые совсем не соответствовали окружающей обстановке.
— Стихотворение, написанное на телах, - проговорила Кристина, - то, которое упоминало чёрную книгу. История говорит, что оно было отдано Малкольму в Неблагом дворе.
— Так и говорится в истории фейри, - кивнул Киран, - сначала Малкольму сказали, что его любовь стала Железной сестрой. Позже он узнал, что она была убита собственной семьёй. Заживо похоронена в могиле. Знание привело его к Королю Неблагого двора, где он спросил, возможно ли воскресить мёртвого. Король дал ему этот стих. Это была инструкция – он потратил почти целый век, чтобы понять, как ее использовать и найти чёрную книгу.

— Смотрите! Там кто-то в небе.
Эмма посмотрела вверх. Стрела пролетела сквозь куполообразное стекло, оставляя в нем отверстие, открывающее вид на ночное небо. Эмма увидела промелькнувшее бледное лицо.
Марк бросился вперёд и резко вскочил на кривой скат. Он прыгнул к куполу - мелькнули расплывчатые движения - он спрыгнул обратно на выступ, его рука захватила воротник худощавого силуэта с тёмными волосами. Марк закричал; они боролись, вокруг них было битое стекло. Они катались по выступу, нанося удары друг другу, пока вместе не упали на пол библиотеки.
Темноволосая фигура оказалась стройным парнем в поношенной и окровавленной одежде; он двигался с трудом. Марк сидел на нём, когда он потянулся за кинжалом, Эмма заметила вспышку золота - незванным гостем был Киран.
Марк прижал кинжал к горлу Кирана. Фейри замер.
— Мне следует убить тебя прямо сейчас, - прошипел Марк сквозь зубы, - перерезать тебе горло.
Дрю издала тихий звук. К удивлению Эммы, Диего был тем, кто подошел к Дрю и в успокаивающем жесте положил руку ей на плечо. Казалось, будто между ними установилась какая-то связь.
Киран оскалил зубы, откидывая голову.
— Давай, - сказал он, - убей меня.
— Зачем ты здесь? - Марк прерывисто дышал.
Джулиан сделал шаг вперёд, держа руку на бедре, ближе к метательному ножу. Эмма знала, что он достанет до Кирана с этого расстояния. И сделает это, если Марк окажется в опасности.
Марк сжал кинжал; его рука была уверенной, но лицо выражало страдание.
— Зачем ты здесь? - повторил он, - зачем ты явился в место, прекрасно зная, что тебя здесь ненавидят? Почему ты хочешь, чтобы я убил тебя?
— Марк, - проговорил Киран.
Он схватил Марка за рукав. Его лицо было полно тоски; волосы, упавшие на лоб, были тёмно-синими.
— Марк, пожалуйста.
Марк выдернул руку из хватки Кирана.
— Я мог бы простить тебя, если бы ты причинил боль только мне, - сказал он, - но это касается и тех, кого я люблю. Этого я простить не могу. Ты должен истекать кровью, как истекала Эмма.
— Не нужно... Марк, - позвала Эмма, не ради Кирана - одна её часть хотела увидеть, как он будет мучиться - но ради Марка.
Киран сделает для Марка всё, даже если это убьет его.
— Я пришёл помочь тебе, - сказал Киран.

— Кем она была, - сказал Тай. - Наша Леди Полночь. Книга Тавви напомнила мне историю, которую я прочитал в одной из хроник Блэкторнов.
— Но мы просмотрели все хроники нашей семьи, - сказал Джулиан. Тай посмотрел на него снисходительно.
— Мы просмотрели все столетней давности, - ответил он.
— Но в книге Тавви говорилось о том, что Леди Полночь была влюблена в кого-то, кого ей запрещалось любить. И мы подумали: что такое запретная любовь? Я имею в виду, люди, которые родственники - мерзость, или люди гораздо моложе или старше друг друга - что тоже мерзко, и люди, которые являются заклятыми врагами - что не так мерзко, но как-то грустно…
— Люди, которые любят «Звездные войны» и люди, которые любят «Стар трек», - сказала Эмма. - И так далее. К чему ты клонишь, Ливс?
— Или парабатаи, как Сайлас Пэнгборн и Элоиза Рэйвенскар, - продолжила Ливви, и Эмма мгновенно пожалела, что пошутила. Она почувствовала, где стоял Джулиан, насколько близко он был к ней, и как сильно он напрягся.
— Но это не кажется вероятным. Итак, мы подумали о том, что было абсолютно запрещено влюбляться в жителя Нижнего мира до того, как приняли Соглашение. Это был бы большой скандал. Поэтому мы порылись в более ранней истории, - сказал Тай. - И мы кое-что нашли. Была семья Блэкторнов и у них была дочь, которая влюбилась в мага. Они собирались бежать вместе, но ее семья их поймала. Ее отослали, чтобы она стала Железной сестрой.
— Ее родители заперли ее в "железном замке". - Марк, поднял книгу Тавви. - Вот что это значит.
— Ты говоришь языком сказок, - сказал Диего. - Не удивительно, я полагаю.
— Так она умерла, - сказала Эмма. - Как ее звали?
— Аннабель, - сказала Ливви.
— Аннабель Блэкторн. - Джулиан выдохнул. - Где же все это произошло?
— В Англии, - сказал Тай. - Двести лет назад. Перед тем как написали «Аннабель Ли».

— Эмма, - сказал Марк, оттолкнувшись от стены.
У него был уставший голос. - Джулиан сказал, что ты в порядке. Мне так жаль.
— Это не твоя вина, Марк, - сказала она.
— Моя, - прошептал он. - Я доверял Кирану.
— Ты доверял ему, потому что ты любил его.
Он посмотрел на неё удивленно. Он выглядел полностью выбитым из колеи: как если бы кто-то забрался ему внутрь и встряхнул его укоренившиеся убеждения. Она все еще могла слышать его крики, когда Иарлат хлестал сначала Джулиана, а потом ее.
— Это было так очевидно?
— Ты смотрел на него, как я смотрю на Джулса. Как ты смотришь на того, кого любишь. Мне жаль, что я не поняла этого раньше.

Он направился к двери. Схватил дверную ручку — на мгновение она подумала, что он собирается покинуть комнату — он захлопнул дверь маленькой комнаты.
Затем запер ее, закрыв их внутри. Повернулся к ней. Его глаза сверкали в тусклом свете.
— Я пытался остановиться, - сказал он. - Вот почему я отправился в Англию. Я подумал, если буду далеко от тебя, может быть, перестану чувствовать то, что я чувствую. Но как только я вернулся, в первую же секунду как я увидел тебя, я знал, что ничего не изменилось.
Он оглядел комнату, выражение его лица было побежденным. - Почему на всех картинах изображена ты? Потому что я художник, Эмма. Эти картины – отображение моё сердце. И если бы мое сердце было холстом, каждый его дюйм был бы изрисован тобой. – Она задержала свой взгляд на него.
— Ты имеешь в виду… - сказала она. - Ты это серьезно?
— Я знаю, что солгал тебе на пляже. Но клянусь нашими клятвами парабатаев, что я говорю тебе правду сейчас.
Он говорил четко, обдуманно, словно он не смог бы вынести, если бы его слова, которые он говорил, были бы не поняты ею. - Я люблю все в тебе, Эмма. Я люблю то, как я узнаю твои шаги в коридоре за дверью, даже когда я не знаю, что ты придешь. Никто другой не ходит, дышит или движется, как ты. Я люблю твое затрудненное дыхание во время сна, будто твои сны удивили тебя чем-то. Я люблю, когда мы вместе стоим на пляже, и наши тени сливаются в одну. Я люблю, когда ты пальцами пишешь что-то на моей коже, и я могу понять это лучше, чем если бы кто-то прокричал мне это в ухо. Я не хотел любить тебя вот так. Это худшее, что могла произойти, что я люблю тебя так сильно. Но я не могу перестать. Поверь, я пытался сделать это.
Боль в его голосе убедила её. Это была та же боль, которую она чувствовала в ее собственном сердце так долго, что уже и забыла, что было тому причиной.
Она отпустила стойку. Она сделала шаг к Джулиану, а потом еще один.
— Ты любишь меня? - Его улыбка была мягкой и печальной.
— Ты даже не представляешь, как сильно.
Мгновение спустя она уже была в его объятиях и целовала его. Она не могла сказать, как именно это произошло, просто это казалось неизбежным. А всё из-за того, каким тихим был голос Джулиана, когда он говорил, его губы такими горячими, а тело жаждущим и отчаянным.
Он прижал ее к себе, его губы обводили контур ее рта. Ее руки яро потянулись к его волосам — она всегда любила его волосы, и теперь она могла свободно коснуться их, она зарылась руками в густые волны, обматывая их вокруг пальцев. Его руки скользнули вниз по спине к ее бедрам, и он поднял ее на руки, словно она была пушинкой. Она обняла руками его шею, прижимаясь, так как он держал её одной рукой.
Она видела, как он схватил документы, лежавшие на стойке, отбросил их на пол вместе с тюбиками красок, расчистив пространство, где он мог положить ее.
Она притянула его, обернув ноги вокруг его талии. Он не был похож на того зажатого, сдержанного Джулиана сейчас; их поцелуи становились все более глубокими, дикими, горячими.
— Скажи мне, что я не облажался навсегда, - выдохнул Джулиан между поцелуями. - Я был таким идиотом на пляже, и когда я увидел тебя с Марком в твоей комнате...
Эмма скользнула руками по его плечам, широким и сильным под ее ладонями. Она была пьяна от поцелуев. Это было то, ради чего люди вели войны, то, ради чего убивали друг друга, и то, ради чего уничтожали свои жизни: это был щекочущий нервы микс страстного желания и наслаждения.
— Ничего не происходит. - Он гладил ее волосы. - Я знаю, что это смешно. Но когда ты была влюблена в Марка, в двенадцать лет, это был первый раз, когда я испытывал ревность. Это бессмысленно, я знаю, но вещи, которых мы больше всего боимся…не можем заставить себя отмахнуться от них. Если ты и Марк когда-нибудь... Я не думаю, что смог бы пережить это.
Что-то в неприкрытой искренности его голоса тронуло её.
— Каждый из нас чего-то боится, - прошептала она, прижимаясь к нему сильнее. Она скользнула пальцами под край его футболки. - Это часть бытия человека. - Его глаза наполовину закрылись.
Его пальцы проскользнули вниз через ее волосы; его руки ласкали ее спину легкими движениями, затем нашли ее талию, притягивая сильнее к нему. Голова Эммы откинулась назад, почти упираясь в один из шкафов; его губы чувствовались горячим отпечатком на ее ключице. Его кожа горела от ее прикосновений.
Она вдруг поняла, почему люди говорили о страсти как об огне: она чувствовала, словно были в огненной ловушке, и горели, как сухое Малибу Хиллз, перед тем, как обернуться в пепел и смешаться вместе навсегда.
— Скажи, что любишь меня, Эмма, - сказал он напротив ее горла. - Даже если это не так. - Она ахнула; как он мог думать, как он мог не понять? В студии послышались шаги.
— Джулиан?
Голос Ливви был слышен сквозь дверь.
— Эй, Джулс, где ты? - Эмма и Джулиан оторвались друг от друга в панике.
Они оба были растрепанные, их волосы спутались, губы опухли от поцелуев. Эмма не могла представить, как они объяснят, почему заперлись в комнате Джулиана.
— Джуууулс!
Весело крикнула Ливви.
— Мы были в библиотеке, и Тай отправил меня за тобой…
Ливви замолчала, скорее всего, оглядывала комнату.
— Серьезно, Джулиан, где ты? - Ручка двери повернулась.
Джулиан замер. Ручка снова затряслась дверь задребезжала от того, что была закрыта. Эмма напряглась. Послышался вздох. Ручка перестала трястись. Было слышно, как Ливви уходит прочь, и затем дверь студии захлопнулась.
Эмма посмотрела на Джулиана. Она чувствовала, будто ее кровь застыла, а затем вдруг вновь побежала; колотя по ее венам, как весенний поток.
— Всё нормально, - выдохнула она.
Джулиан поймал ее и отчаянно прижал к себе, дрожащими руками она обхватила его за плечи. Он сжимал ее так крепко, что она едва могла дышать. Затем отпустил. Он сделал это так, словно заставлял себя; будто он голодал и отложил в сторону последний кусок еды, что у него был.
Но он сделал это.
— Нам лучше уйти, - сказал он.

Джулиан пошел достать ключ из ящика у окна. Она увидела, как он вздохнул, его плечи расправились. Он выглядел так, как когда готовился, к избиению хлыстом. Собрав всё свое мужество, он подошел к двери запертой комнаты, той, в которую никто кроме него не входил. Он повернул ключ в замке, послышался щелчок и дверь распахнулась. Он стоял в стороне.
— Входи, - сказал он. Годами въевшаяся привычка к уважению частной жизни Джулиана не позволяла Эмме войти.
— Ты уверен?
Он кивнул. Он был бледен.
Она пересекла комнату с ощущением тревоги.
Может у него здесь есть трупы. Как бы там ни было, это должно было быть нечто ужасное. Она никогда не видела, чтобы он выглядел таким, как сейчас.
Она шагнула внутрь комнаты. На мгновение подумав, что вошла в комнату кривых зеркал. Её изображения смотрели на неё со всех сторон. Стены были покрыты прикрепленными эскизами и картинами, там был мольберт, стоявший в одном углу возле окна, с наполовину законченным рисунком.
Две столешницы вдоль восточной и западной стен, и те были покрыты картинами. Каждый образ был ее. Там она тренировалась, держа Кортану; там играла с Тавви; на другой читала книгу Дрю. На одной картине, нарисованной акварелью, она спала на пляже, положив голову на руку. Тонкость наклона ее плеча, отдельные песчинки, что прилипли к ее коже, как сахар, нарисованы с такой любовью, что она почувствовала, как у неё начала кружиться голова. В другой - она возвышалась над Лос-Анджелесом.
Она была раздета, но тело ее было прозрачным — можно было увидеть только его очертания, и звезды ночного неба просвечивали сквозь нее. Ее волосы спадали вниз, словно яркий свет, освещающий мир. Она вспомнила, что он говорил ей, когда они танцевали.
«Я думал нарисовать тебя. Нарисовать твои волосы. Мне пришлось бы использовать титаново-белый, чтобы получить нужный цвет, так как твои волосы почти светятся. Но это ведь не совсем сработает? Твои волосы - это не только светящейся золотой шелк: они янтарные и рыжие, карамельные, а также цвета пшеницы и меда.»
Она потянулась вверх, чтобы коснуться волос, которые она всегда считала просто белыми, а потом уставилась на картину, закрепленную на мольберте. Она была наполовину закончена, образ Эммы шагающей из океана, с Кортаной привязанной к ее бедру.
Ее волосы были распущены, как это было на большинстве картин, и он сделал их похожими на брызги океана на закате, когда последние лучи дневного света превращают воду в исключительное золото. Она была красивой, жестокой, убийственной, как богиня. Она закусила губу.
— Тебе нравится, когда мои волосы распущены, - сказала она.
Джулиан усмехнулся.
— Это все, что ты можешь сказать?
Она повернулась, чтобы взглянуть на него. Они стояли близко друг к другу.
— Такие красивые, - сказала она. - Почему ты никогда не показывал их мне? Или кому-нибудь?
Он выдохнул, и расплылся в грустной улыбке.
— Эммс, любой, кто посмотрит на них, поймёт, что я к тебе чувствую.
Она положила руку на стойку. Ей было необходимо опереться на что-то, чтобы держаться крепко на ногах.
— Как давно ты рисуешь меня?
Он глубоко вздохнул.
Мгновение спустя его рука зарылась в ее волосы. Его пальцы накручивали пряди.
— Всю мою жизнь...
— Я помню, как ты рисовал, но потом перестал. – Она смотрела ему в глаза.
— Я никогда не прекращал. Просто научился это скрывать. - Его улыбка исчезла. - Мой последний секрет.
— Я сомневаюсь в этом, - сказала Эмма.
— Я лгал, лгал и лгал.
Джулиан говорил медленно. - Я сделал себя экспертом по лжи. Я перестал думать, что ложь может быть разрушительной, даже злой. Пока я не стоял на берегу и не говорил, что я не испытываю к тебе тех же чувств.
Она так крепко ухватилась за стойку, что её рука заболела.
— Каких чувств?
— Ты знаешь, - сказал он, отходя от нее.
Вдруг ей показалось, что она сделала слишком много, слишком на него надавила, но отчаяние - знать, отвергло это.
— Мне нужно услышать это. Скажи это для меня, Джулс.