Война и мир. Том 4

• 

  Аноним15 января 2012 г.

  СПОЙЛЕРЫ!

  Я всю книгу залила слезами... На часах второй час ночи, дочитана первая часть эпилога. Вторую оставила на потом, там опять о войне, об истории. Я сейчас хочу о героях высказаться, о сюжете.

  Во-первых (да и в-последних!), смерть Болконского меня убила. Я уже три дня после этого хожу, как в бреду, ничего не осознавая. Я не устаю задавать себе вопрос: "Почему так случилось? За что?.. Почему Пьер остался жить? Отчего не он?"

  
  

  — Вы не спите?
  — Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, не дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
  Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
  — Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
  — А я? — Она отвернулась на мгновение. — Отчего же слишком? — сказала она.
  — Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
  — Я уверена, я уверена! — почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
  Он помолчал.
  — Как бы хорошо! — И, взяв ее руку, он поцеловал ее.

  <...>

  — Кончилось?! — сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.

  «Куда он ушел? Где он теперь?..»

  
  Меня душили рыдания, я убежала к себе в комнату и не могла поверить, что это случилось. Это единственная сцена Болконский-Ростова в 4 томе. Единственная!!! Еще одна сохранилась в воспоминаниях Наташи, которую она потом изменяет в своем воображении: придумывает слова, которые она могла бы ему тогда сказать, которые он мог бы ей сказать в ответ...

  
  

  Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь... Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя... тебя... люблю, люблю...» — говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.

  
  И вот я сижу и надеюсь, что все будет красиво... Она пронесет это через всю жизнь, будет воспитывать вместе с Марьей его сына и т.д. и т.п. Но появился Пьер (аки черт из табакерки) и я не смогла сдержать слез, когда Наташа, вдруг забыв про все свои горести, бросилась в его объятия. Только тогда я поняла, что она не любила Болконского. И что он умирал один, и что его сын точно так же остался один, никому не нужный. Все вокруг счастливы, у всех семьи (все это время я тоже сидела и недоумевала: Боже, как они все могут быть так счастливы???). А он так же как и его почивший родитель начинает мечтать о том, как его все полюбят: "Отец! Да, я сделаю то, чем бы даже он был доволен..."

  Сколько в этом романе горя! Сколько смертей! Сколько счастья, построенного ну чужом несчастье! После подобных вещей не хочется ни жить, ни любить, ни трудиться. Все кажется бессмысленным и не имеющим достойной цели. Соня, маленькая княгиня, Петя Ростов, молодой Болконский - за что их всех так? Пьер, радующийся смерти своей жены (!!), не сделавший решительно ничего полезного во время войны, а только разглагольствовавший на протяжении всего романа остался жив и сделался... счастлив? Жизнь жестока и несправедлива - вот, что я поняла, перелистнув последнюю страницу книги. Печаль...

  Читать далее

  109

  583
• 

  Аноним5 января 2015 г.

  Вот и подошла к концу эта грандиозная эпопея. Серьезно, вот без дураков, грандиозная. Монументальная глыба. Колосс Толстовский. Мне и грустно, и радостно расставаться с героями. Радостно оттого, что все сложилось так, как надо, как должно было быть, как этого, очевидно, и задумывали история и судьба. Если что, то это реверанс в сторону детерминисткой направленности Толстого. Кто-то умер, кто-то жив, кто-то тихо доживает свой век, кто-то только что родился, кто-то счастлив, кто-то нет, все как в жизни, и оттого радостно. А грусть - от тихой тоски по ушедшему, опять. Моя сентиментальность (или чувствительность?) с точностью радара выхватывает эти щемящие нотки повсюду, малейшую примесь, в любом произведении, в любом романе, и щиплет, и щиплет мне глаза словно луковые фитонциды. В "Войне и мире" тоже есть.

  На протяжении четырех месяцев я следила за эволюцией героев. Вернее будет сказать, за чьей-то эволюцией, за чьей-то деградацией, хотя автор несомненно и деградацию задумывал как приближение к идеалу, к его идеалу, ну что же, идеал этот со мной оказался несовместим. Ох, Наташа, Наташа, что же сделал с тобой Лев Николаевич? Как было приятно наблюдать за юной Наташей в первом томе, танцующую, поющую, горящую огнем, живую, и как же ее развернула на 180 градусов семья. Реакция на эпилог у меня была примерно такая же, как у Денисова. И это Наташа? Опустившаяся бабенка с жирными патлами, ревнующая мужа и не видящая себя без него, полностью растворившаяся в семье? Это идеал? Вообще не знаю, с чего я взяла про идеал, где-то прочитала, в самой книге про это ни слова, только факты. Или все-таки семья ни причем? Наверное, эту зависимость Наташи от мужского восхищения, от любви можно было увидеть еще и в первом томе, но, каюсь, была близорука, не разглядела, во что это могло вылиться и вылилось.

  Про Пьера тоже можно много рассуждать, о невиданном доселе переломе в психике, или, что ближе к тексту, об обретенной вере, но такой... не стандартной русской вере, скорее о такой, лютеранской, не требующей посредников, вера есть любовь, жизнь есть любовь, и, кстати, слепая Наташина любовь его вполне устраивает. Мне же хочется придираться. Я не верю, что люди могут ТАК измениться ни с того ни с сего. Пьер обрел практически другую личность. Да, он долго маялся, долго мыкался, не мог обрести себя, веру, любовь, не мог себя понять, наступил тяжелый кризис, еще более тяжелый плен, последовали разговоры с Платоном Каратаевым с его крестьянской, народной сущностью в роли психотерапевта. Но другая личность? Звучит, как безумие, или таковым и является на самом деле. Такое замещение личностных свойств возможно только после мощнейших психических травм, была ли неслучившаяся казнь такой травмой? Скорее всего, да, в этом все дело. Так что это уже не тот Пьер Безухов, потерянный и растерянный, с тихим близоруким взглядом за круглыми очками, это другой человек, уверенный в своих суждениях, знающий, что такое хорошо и что такое плохо. Совсем другой.

  Вы, кстати, заметили это страстное желание обсуждать персонажей вместо достоинств и недостатков книги практически у всех рецензентов на "Войну и мир"? Сдается мне, это связано, во-первых, с тем, что герои на редкость удались, это живые люди со всеми их пороками и добродетелями, пороков, как и в жизни, намного больше, отсюда и язвительные комментарии в их адрес, и неприятие поступков, та же измена Наташи, то же высокомерие Андрея, та же почти идиотия Пьера... А что, кто-то хочет читать книгу про идеальных героев? Может, раскраску? Все поступки логичны, объяснимы, точны настолько, насколько они в жизни логичны, объяснимы и точны. И, во-вторых, как можно обсуждать мастерство автора, когда и так уже все сказано? Все собственные слова восторгов кажутся никчемными в сравнении с мощью автора, остается как Моська лаять, а это глупо. Можно лишь соглашаться или не соглашаться с идеями Толстого.

  К концу четвертого тома я, наконец, определилась, что мне в этом эпике не понравилось. Это низведение личности Наполеона ниже нижайшего солдата в его армии. Лев Николаевич объясняет все (буквально ВСЕ) успехи Бонапарта случайностями, совпадениями, почти чудесами. Извините, не верю. Чтобы за тобой люди,и какие, явно не последние, шли в неизвестные страны в погоне за непонятной, новой идеей, нужно что-то большее, чем случайность. Харизма, дар убеждения, вера в собственную идею (в данном случае о Единой Европе) и тэ дэ и тэ пэ. В Толстом же, как ни странно, говорит патриотизм, неплохое качество по нынешним временам, в романе оно уместно, но это чувство завело его немного не туда.

  Что-то я не могу остановиться, HELP. Так много еще не сказано, а уже длинно. Некоторые моменты я так и не поняла до конца. Читаешь и понимаешь, что происходит что-то очень важное, но что именно - непонятно. Смирюсь, что невозможно понять и объять необъятное. Это не роман даже... музей. Тут вам и грандиозная панорама Бородинского сражения, выпуклая, объемная, с запахами пороха и навоза, обойти три раза, тут и картины на любой вкус: и большие художественные полотна военных баталий, как у Верещагина, и роскошные зарисовки на тему светской жизни, вроде Фрагонара, и исторические лекции из рупора в правом углу, наподобие Пуанкаре, но милее всего мне уютные домашние миниатюры-зарисовки и камерные портреты, как у Брюллова. Каждый найдет в этой эпопее что-то на свой вкус. Я уже нашла, и непременно перечитаю.

  Читать далее

  82

  500
• 

  Аноним8 мая 2025 г.

  Финал и два эпилога

  Тихие гитары, стыньте. дрожа.
  Синие гусары под снегом лежат.

  С Четвертым томом стойкое ощущение выхода на финишную прямую и радостного предвкушения конца: сколь бы ни был хорош роман, как ни сжились мы с его персонажами, полторы тысячи страниц на круг - серьезная читательская работа, а человек так уж устроен, что хорошей работе всегда предпочтет плохонький, но отдых. Героям, однако, отдыхать не приходится. Пьер в плену и готовится быть расстрелянным, но в последний момент помилован. Здесь он знакомится с удивительным человеком, Платоном Каратаевым, квинтэссенцией лучших качеств русской души. В нем незлобивость, хитринка, умение безропотно переносить тяготы, талант к ручному труду; всякие умения, без особой тщательности в отделке, и присказка на каждый жизненный случай. Спокойный оптимизм этого человека становится для Безухова источником внутренней силы, какого не находил ни в кутежах, ни в масонстве, ни в деятельном добре, которым занимался по обязанности. Парадоксально, но в последующей жизни Пьер вспоминал плен как лучшее время.

  Петербург равно занимают вести с театра военных действий (противоречивые и неточные, о московском пожаре узнали только через девять дней) и болезнь графини Безуховой, которую называют ангиной и от которой она скоропостижно умирает. Так устранив одно препятствие к счастью Наташи и Пьера, Толстой двигается дальше, но прежде надобно позаботиться о Николае Ростове, накануне Бородина командированном в Воронеж и потрясавшим губернских барышень особенной развязной манерой танца, какой он сам никогда не танцевал, но здесь необходимо было выказать особый столичный шик. К слову, на том же балу Николай волочится за миловидной блондинкой, делая снисходительные намеки ее мужу, совсем в долоховском стиле, что лишний раз убеждает: даже лучшим из нас трудно дается отказ от самоутверждения за счет слабейших. Тут-то его и находит дальняя родственница, губернаторша, которая рассказывает, что здесь сейчас спасенная им княжна Марья и неплохо бы спасителю засвидетельствовать ей почтение.

  Николай прекрасно понимает, что женитьба на богатой наследнице, княжне Болконской, могла бы стать спасением Ростовых от разорения, он чувствует себя виноватым перед семьей за тот проигрыш Долохову. И, что не менее важно - княжна Марья запала ему в душу, он видит не ее общую некрасивость, а прекрасные глаза, сегодня мы сказали бы, что между ними химия. Но как быть с Соней? Ее он тоже любит и обещал жениться. И вот, в самый этот момент приходят письма из дома, одно из них Сонино, которым освобождает Николая от данного ей слова. На самом деле, бедную девушку просто сжирала графиня, которая требовала отказаться от сына. Кроме того, князь Андрей пошел на поправку, замужество за ним Наташи закрывало для Николая возможность женитьбы на Марье, Честно говоря, мне такие условия странны, почему брат не может быть женат на сестре мужа своей сестры, это ведь не кровное, а in low родство, но очевидно в тех условиях (время, место, общественный класс) были запрещающие протоколы. Бедная Соня покупает этим формальным отказом благорасположение покровительницы, тем открывая Николаю дорогу к сватовству за княжной. И нет, на то Лев Николаевич и гений: Ростов, проводив до Ярославля княжну, которая отправляется ухаживать за братом, возвращается в войска.

  Князь Андрей же, переживший самадхи (катарсис, эпифанию, богоявление - не знаю, как сказать точнее, в русском либо нет для этого точного обозначения, либо оно дискредитировано семью десятками лет государственного атеизма и тремя - пошлости государственной религиозности); так вот, то прощение и любовь, что он прочувствовал, глядя на Курагина с отрезанной ногой, изменило его. Это уже не мирской человек, и, случись ему выздороветь, мне естественнее представляется настоятелем монастыря или монахом. Рана изначально была плохой, но лечение и забота Наташи с приехавшей Марьей, казалось бы, совершили невозможное. Однако Андрей не хочет жить и умирает, осиротив сына, оставив безутешными двух молодых женщин и завершив самую романтическую линию Главной русской книги.

  Пьер, вместе с другими пленными и со всей отступающей французской армией, снимается с лагеря, условия в пути все более ужесточаются. Нехватка продовольствия и теплых вещей, все простужены, все недоедают и озлоблены, больных убивают. Застрелен и Платон Каратаев, которого Пьер сторонится со времени его болезни - таки да, это Лев Николаевич - в миллионе сопливых книжек наш герой кинулся бы самоотверженно ухаживать за крестьянином. В это время 15-летний Петя Ростов послан с пакетом в партизанский отряд Денисова, всеми здесь восхищается, всех хочет одарить, а подлинный его кумир - славный беспощадностью к врагу герой Долохов, он тоже партизанит. Младший брат не знал о роли, которую этот человек сыграл в судьбе Николая, как приблизил семейный финансовый крах? Или: подросткам свойственно ниспровергать авторитеты, братнин в семье уже незыблем. Так или иначе, он просится поучаствовать под долоховским началом в стычке с французами и погибает в первом своем бою. "Готов" - говорит Долохов, с каким-то удовольствием проговаривая это двусложное слово, как же я его в этот момент ненавижу! В том бою отбиты русские пленные, среди них Пьер. ЛН никак не обыгрывает встречу прежних соперников, неизбежную в тех условиях. Как бы и не было ничего. Не стоит говорить.

  Первый эпилог. Мир. Наташа, тяжело переживавшая смерть Андрея, теперь замужем за Пьером, и это брак по любви. Умер старый граф Ростов, оставив Николаю наследство, состоящее из долгов, от которого знающие люди советовали ему отказаться, но Николай берет на себя все обязательства, бьется рыбой об лед, не умея свести концы с концами и не прибегая к очевидному, казалось бы, выходу женитьбы на богатой наследнице. Княжна Марья сама приезжает в Москву, преодолевая сухость его первоначального приема, плачет, спрашивает: "Почему?" Слезы красили ее, Ростов делает предложение. Семь лет спустя две счастливые семьи: Наташа с Пьером, их пятеро детей и Николай с Марьей, их трое, новая графиня Ростова беременная четвертым. Старая графиня здесь же, гибель Пети и смерть мужа в одночасье сделали бодрую женщину старухой, довольно несносной, но ее любят. Соня остается приживалкой в доме Николая и Марьи (рискованная близость, но она никого не смущает). Опыт бедности сделал Николая отменным хозяином. все его стада тучны и пажити колосятся. Наташа красивая зрелая самка - в это естественно переплавилось эльфийское обаяние ее юности. Она рачительная хозяйка, заботливая мать и обожающая жена. Вообще Наташа пример идеального попадания: смолоду молодая порывистая, феерически яркая, взрослой идеальная жена и мать, сделавшая подкаблучником мужа, счастливого такой опекой. Остается надеяться, что тот круг, с которым он ездит встречаться в Петербург - не "Северное общество", в самом деле, мало ли тогда было прожектеров обустройства России?

  Второй эпилог - философские рассуждения Толстого о причинах и следствиях Отечественной Войны - те, что стяжали ему славу занудного морализатора. На деле интересные, умные и точные, по крайней мере, так их восприняла я. Хотя, по сравнению с художественной частью романа, идут тяжело, даже в аудиоверсии от Александра Клюквина, конгениальной Главной русской книге. Если вы, как я, боялись "Войны и мира" - то его чтение лучший из возможных способов свести, наконец, знакомство.

  Читать далее

  34

  144
• 

  Аноним26 октября 2017 г.

  Я думаю, этот труд заслуживает того, чтобы перечитывать и перечитывать. Уверена с возрастом и накопленным багажом опыта и знаний я каждый раз буду находить что-то новое и поражающее. Очень мне понравился Пьер, как впрочем, все персонажи прототипы Толстого в его книгах, эти размышления за рамками законов социума, стремления помочь, не подлечивая симптомы, а вылечивание болезни. Бегство от богатства, как самой жуткой и тяжелой ноши. Мне показалось, что большая часть книги не сколько сюжетная/художественная, сколько представляет собой размышления в области философии истории. О том, как происходят все эти ужасные события, как люди позволяют управлять собой, идут на войну не желая этого или как они могут действительно этого желать? Опять же, размышления о том, что есть законы, есть «болезни», а мы все плывем и не задумываемся, что можно просто сойти на берег и вообще уйти в перпендикулярную сторону событий. А еще мне было совершенно наплевать на все романтические линии, и это очень странно. Вот, почитываю рецензии других людей, они все про Наташу, да Наташу. А что мне эта Наташа? Их тысячи каждый день вокруг, а вот таких как Пьер – один на несколько эпох.

  Читать далее

  30

  381
• 

  Аноним9 мая 2012 г.

  Об этом произведении Льва Николаевича Толстого можно много говорить, но все самое лучшее уже было сказано до меня. Единственное, что можно добавить - это та книга, которую должен прочитать каждый. Не обязательно тогда, когда ее проходят в школе. Это можно сделать и в сознательной жизни.
  Недостаточно знать о чем почувствуется в "Войне и мире", надо прочитать роман-эпопею, не пропуская не единой главы.

  
  

  Есть тут вещи, которые не умрут, пока будет существовать русская речь. В этом романе столько красот первоклассных, такая жизненность, и правда, и свежесть, что нельзя не сознаться, что с появлением «Войны и мира» Толстой стал на первое место между всеми нашими современными писателями

  Читать далее

  26

  340
• 

  Аноним30 октября 2016 г.

  Петербургский цензурный комитет при Министерстве народного просвещения Российской империи представляет
  LЕСОРУБ XXL
  Специальный выпуск «Пожар Москвы 1812 года»
  Комментарии специалистов и свидетельства очевидцев

  
  1. Не жизнь, а загогулина. Тихон Щербатый о ситуации на фронтах.
  Вечер в хату, часик в радость, служивые. Пусть день наполнится волей золотой, да гревом теплым. Рассудите по понятиям армейским, а не по законам царским. Имел удовольствие припухать я под Аустерлицем с войсками русскими и далее по всему этапу прошелся от сих до сих, так что имею право базар молвить. Вот ведь, отец родной, Кутузов – он всю дорогу ведь в отказку и назад перед французом сдавал, не в масть совершенно. И видно было, что играет граф не на интерес, потому и леди удача по ходу всей пиесы была не на его стороне. А отчего, почему матушка Москва-то Златоглавая, чьи купола у меня на сердце наколоты, французу отдана? Вот ведь ежели ты, батюшка, не какой-нибудь там вася, а Инператор Александр, если ты в стране коронованный, то не по понятиям, чтобы француз в твоей хате такой беспредел творил. А потом, значит, нам на позиции этакий опухший клоп вылезает, Безухий, и мешает всю дорогу. Безухого, понятное дело, баба на гражданке кинула, а он и сам после будто простудился и стал шляпу на буче носить. Баба, понятно, фартануло ей с безуховских миллионов, начудила по незнанке, да и какой спрос с бабы. А Безухий с того сделался не Пьер, а петух зашкваренный, слышишь, в жидомасоны подался. Вот и вышло так, что француз как только матушку Москву оприходовал, Безухого первым же этапом под шконарь рядом с парашей определили. Другое дело – Коленька Рост и Граф Балкон, мир в дом бродягам, за царя до последнего вздоху бились и оба хвосты откинули. В этом месте, братан, вся наша дивизия ры-да-ла. А Безухий, этот фуфлыжник ушатый, мало того что валетом полным оказался, так ещё и у Наташеньки Ростовой сейф лохматый вскрыл как в банке. Совсем плохо и не по понятиям поступал наш Пьер, не по-боевому, не по-солдатски, за что и припух в итоге в Сибири за бузу свою декабристскую. Засим амба, служивые, не судачьте за меня сильно, там где я мотался, русскому не обучали. Удачи вам, любви и терпения.

  2. Капитан Жан-Батист Рамбаль. Городские заметки.
  Я выхожу на променад на Смоленскую дорогу, будучи в новых трофейных панталонах цвета бедра испуганной нимфы. Глаза мои налились кровью от недосыпа и голода. Когда император Наполеон милостиво повелел московитским крестьянам и торговому люду возвратиться в город и на честных денежных основаниях обеспечивать нашу победоносную армию провиантом, в город не вернулся никто. Вот такая парадигма.
  Мираж – толпы мрачных портретов стоят на Поклонной горе, а жесть все поет свою песню, поет мне голодную песнь, невзирая на сны. Костёр – вечный спутник безмолвия кричит опалённый водой. А жесть всё поёт свою песню, зарываясь в песок. Эй, ты, а ну, давай, тащи, быстрей, laissez-moi, donne-moi. Моё, хочу, отдай, ко мне, la merde. Убью, подонок, слышишь, жрать должен я. Нет, недаром, нет-нет, недаром, нет. Тараканов тихий шорох, чаепитие в Филях, кулаком по краю блюдца, забивая бычий пыжик. Кровью вексель разрушен дружбы мирный договор будет жить обычай страшный рад коварный миротвор.
  La victoire en chantant nous ouvre la barrière. La liberté guide nos pas et du Nord au Midi la trompette guerrière a sonné l'heure des combats. Tremblez ennemis de la France, rois ivres de sang et d'orgueil. Le peuple souverain s'avance, tyrans descendez au cercueil. Назад, это всадник незримый принёс весть о дне перемен, дубина народной войны душит дорогу, схватив все пути мёртвой рукой.

  3. Правила жизни Платона Каратаева.
  (отрывки из интервью, данного им Якову Алпатычу в рамках ежегодных каратаевских хитиновых чтений)
  

  • Как, не скучно, соколик? Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище. Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики.
  • Положи, Господи, камушком, подними калачиком.
  • Лёг – свернулся, встал – встряхнулся.
  • Уговор – делу родной братец.
  • Картошки важнеющие, ты покушай вот так-то.
  • Где суд, там и неправда.
  • Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть.
  • Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае.
  • Жена для совета, тёща для привета, а нет милей родной матушки.
  • Лошадиный праздник, и скота жалеть надо. Вишь, шельма, свернулась и угрелась, сукина дочь.
  • Солдат в отпуску – рубаха из порток.
  • Родимая, берёзанька и тошненько мне.
  • Ах, запропала да ежова голова да на чужой стороне живучи.

    4. Светская хроника. Отчёт о вечеринке «Пожаръ года» в столичном клубе Паштетъ.

  
  Сегодняшним вечером в клубе Паштетъ проходит вечеринка «Пожаръ года» в ознаменование пятилетия со дня начала знаменитого московского пожара, ставшего самым модным хеппенингом 1812 года. Всем пришедшим на входе раздаются Владимирские ленточки. На вечеринке, по слухам, присутствуют все сколь-нибудь известные выжившие участники тех экстраординарных событий, только Пьер Безухов оставлен женою дома ухаживать за детьми. Сама же m-lle Bezouhoff в тяжелом бархатном платье и в высокой причёске царственно вносит свои телеса в помещение клуба около одиннадцати вечера.

  Супруга одноногого Анатоля Курагина, пани Пламена Стойнова, тоже присутствует на рауте. Обмениваясь оценивающими взглядами, обе барышни сразу становятся центрами притяжения множества курсирующих по залу лиц, ни на секунду, однако, не упуская друг друга из виду, искусно следя краем глаза, фиксируя даже самый незаметный доносящийся оценивающий шопоток. В душе Натали всё ещё кровоточит стыдная рана, нанесённая во времена оны даже не Анатолем лично, но вообще всем тем поворотом её личной жизни, косвенно причинёнными теми всеми давно позабытыми перипетиями её с Анатолем. А Пламена очень хорошо помнит, во что вылилось всё это романтическое безрассудство, и, будучи не в силах винить обожаемого Анатоля, всегда всю вину возлагает на наташиного супруга, простодушного Пьера, в том числе и косвенно – на потерю анатолевой ноги тоже. Не было бы в Пьере тогда его правильности и желания его справедливости, было бы всё в жизни Пламены куда обустроеннее.

  Как на огонь реагирует Натали на чуть слышный комментарий, оброненный кем-то из собеседников Пламены о том, что monsenior Bezuhoff жене своей ни в жизнь перечить не смеет, потому и остался дома сегодняшним вечером. Мгновенно рассеча своим мощным телом собрание Наташа является прямо пред глаза Стойновой и пламенеющим голосом высказывает той, что не в положении её касаться имени её супруга в досужих разговорах и вообще чего-либо связанного с её семьёй. На что Пламена, мигом вспыхнув, отвествует, что уж не графине Безуховой указывать ей, учившейся в трёх лучших европейских университетах, на то, о чём можно, а о чём нельзя быть говорену в светском собрании. Наташа, криво усмехаясь, ведает собравшимся, что три высших образования-де не особо помогли Пламене в обретении семейного счастья, и что поразительно она для своего-то возраста бездетна, так что не учила бы её, Безухову, за пять лет принёсшую Пьеру трое детей. Пламена выражает мысль, что в странах цивилизованных женщину и её достоинство меряют никак не по количеству воспроизведённых отпрысков, а по интеллекту в совокупности с тем, сколь гармонично и слаженно выглядит она с проистечением возраста, а о графине Безуховой совсем нельзя сказать, что для женщины её возраста достойно столь «столичное» - хохотнула Пламена – разрастание телес.

  (Далее обе дамы переходят на французский, благодаря чему мы можем полностью и без купюр привести их последующий диалог в нашем издании)
  Натали на такую неприкрытую дерзость резко одёргивает:
  

• Ах ты le putain moron, следи лучше за своим одноногим!

• Mange d’la marde, графиня, приготовленное вашим conard мужем.
• Va te faire enculer et le con fils de pute sous la cloture, suce ma bite le roupettes, le cul brode de nouilles.
• Nique ta mere la pute, merdeux.
• Je vais te niquer ta gueule, de bordel de merde et ta soeur.
• La tabarnac de pute!
• Mon chien de sale!

5. Слово редактора.
Он читал свой роман всем желающим вслух
Он был чудный старик, говорю напрямик
Он ушёл поутру злой тоской обуян
От родимых афин и от ясных полян

Он в трёх соснах не брёл, он плутал между двух
Он не знал, кто здесь стадо, а кто здесь пастух
Он любил свою глушь, не писал мёртвых душ
А женился и стал доброй женщине муж

Лев Николаич Толстой
Убегай и не стой