The Selected Works of Joseph Conrad

Take up the White Man's burden, Send forth the best ye breed
Go bind your sons to exile, to serve your captives' need;
To wait in heavy harness, On fluttered folk and wild--
Your new-caught, sullen peoples, Half-devil and half-child.

Rudyard Kipling, "The White Man's Burden", 1899.

Польский классик английской литературы вычурно рассказал нам о распаде человеческой личности. Повесть коротка, но читается медленно и натужно. Нет, не из-за плохого языка или философских отвлечений. Все дело в тяжелой, давящей атмосфере, которая с первых страниц окутывает вас и не отпускает даже после прочтения.

Действие начинается в устье Темзы. Новиков-Прибой писал об этих местах так: «Отсюда через каких-нибудь три часа можно было добраться до Лондона, до огромной и туманной столицы, где какие-то таинственные воротилы заправляют всей мировой политикой». Удивительно, но Конрад писал почти о том же.

По форме повесть – лишь морская байка, рассказанная в ожидании отлива. Все как будто в тумане, узнаваемо, но не названо по именам. Тут и условная Бельгия, и условная река Конго. И, следовательно, условное Свободное государство Конго, печально знаменитое личное владение короля Бельгии.

Конрад пишет о том, как без других белых людей, без привычных условностей высокоморальные чиновники, агенты, сотрудники превращаются… В кого же они превращаются? В монстров? Дикарей? Нелюдей? Он и сам не знает, но именно это выпадение из цивилизации, возрождающиеся кровавые инстинкты, сюрреализм происходящего на «первобытной» реке повергает его героя в ужас, настоящий ужас, который не покидает его потом и в Лондоне, и в городе, похожем на «гроб повапленный».

Все функционирует плохо, люди проводят недели и месяцы в бессмысленном ожидании. Редкая сеть внутренних станций связана лишь рекой, по которой иногда ходит постоянно ломающийся пароход. А вокруг пространство, история которого еще не началась, застряла в «начале времен». Это странно перекликается со словами Федосеева о Сибири. Он говорил, что «эта земля еще не имеет сказаний, у нее нет даже прошлого».

И это наводит на другую таежную ассоциацию. Как отличаются ощущения Арсеньева, например, в книге "Сквозь тайгу" от переживаний героя Конрада! Оба они плывут по рекам в неизведанном краю, пытаясь отыскать какие-нибудь источники экономической активности. Однако в Конго целью было столь неприкрытое хищничество, что это давило на его участников, уродовало и убивало. Дистанция между туземцами и европейцами не просто больше, чем у Арсеньева и аборигенов Уссурийского края. Это пропасть, Марианская впадина, расстояние от Земли до Луны, астрономическая единица, все что угодно, но контакт в принципе не может состояться. И это действительно страшно.

Имя Конрада знакомо мне с достопамятных времён запойного чтения цикла вполне себе космических и никоим образом не маринистских рассказов ( Станислав Лем "Рассказы о пилоте Пирксе" ) — в рассказе "Условный рефлекс" в краткой ёмкой характеристике своего героя Лем пишет "Ведь он читал Конрада ...", и этого коротенького в четыре слова упоминания хватило, чтобы запомнить новое имя раз и навсегда. Наверное здесь заслуга пока что не Конрада, но в большей степени пана Станислава Лема, однако, будучи упомянутым таким великолепным и авторитетным Мастером литературного Олимпа, имя Конрада автоматически попало в список будущих "хотелок".
Правда хотелкость эта затянулась пожалуй что чересчур, потому что только теперь, по прошествии уже не лет, но десятилетий, пришла возможность познакомиться с классиком английской литературы поляком Конрадом что называется тет-а-тет и фейс-ту-фейс.

Наверное, есть смысл сразу остановиться на авторской манере изложения событий. Автор неспешно подводит читателя к тому, что речь идёт о каком-то происшествии, в котором так или иначе замешан герой романа. Эта процедура намёков и плавной подводки к трагедийно-драматическому происшествию длится довольно долго, отчего сначала возникает некоторая натянутость. А Конрад не спешит с событиями и подобно опытному артиллеристу ведёт огонь пристрелочно и затем уже вилочно, загоняя свой литературный снаряд в конце-концов в яблочко, в центр мишени, в колышек.

Однако оказывается, что само столь долгожданное драматическое событие вовсе не является центром повествования, потому что для автора это происшествие стало только лишь отправной точкой для некоего своеобразного литературно-психологического расследования. Конрад гоняет своего героя по карте и по глобусу, по жизни и по географии, по людям и встречам, но в конце-концов оказывается, что это не просто бегство от людей, а бегство за самим собой и одновременно от себя самого.

А затем наш герой довольно внезапно меняет чехарду поисков на своеобразное служение, на миссионерство и почти что на мессианство. Казалось бы всё, точка достигнута, вина искуплена и совесть успокоена. Но, как говорится "если хотите насмешить бога, то расскажите ему свои планы" — вмешивается ещё одна недобрая сила и ситуация выходит из под контроля нашего героя...

Конечно же, основным конфликтом романа является внутренний конфликт Джима с самим собой. Его индивидуальные характерологические особенности постоянно подпитывают в нём ощущение своей виновности, а свойственный ему романтизм понуждает его совершать поступки в том числе и такого плана, которые более нормальный и отчасти пофигистский человек может назвать позёрными и идеалистическими. Джим великий идеалист и романтик (о чём напрямую пишет в романе и сам автор, вкладывая эту характеристику героя в уста Штейна), и потому он не способен вести себя в предлагаемых автором условиях как-то иначе.

Наверное с точки зрения современного человека такое поведение Джима покажется дурацким. Но почему-то всё-таки приходят на ум слова Честь и Совесть и Справедливость и всякие другие высокопарные и кажущиеся смешными и выспренними. А ведь действительно, сейчас из-за карточного долга, пожалуй, никто стреляться не будет, и из-за пощёчины на дуэль никого не вызовет... Куда всё это делось? И было ли оно в нас?..
Но вот в Джиме было точно!

"Сердце тьмы" как-то странно наложилось на то, где и как я его читала, поэтому не стало для меня настоящей книгой, а перевоплотилось в некое подобие эссе. Впрочем, это мои тараканы, это я туки-туки за себя, перестраховываюсь и объясняю, почему я на книжку смотрю даже более поверхностно, чем обычно.

Метафора, в общем-то, тоже не настолько сложная, чтобы в ней утонуть. "Сердце тьмы" — это не только сам чёрный-пречёрный континент, где творятся всякие непотребства, не только мучения оказавшихся там и бред лихорадки, но и попытка проанализировать собственные внутренние помыслы на фоне точно такого же переваривания самих себя другими персонажами. Конрад несколько специфичен в своём стиле, так что не всем он понравится. Если его читать прямо так, с наскоку, то можно и плюнуть в недоумении: джунгли-шмунгли, негры-шмегры, лихорадка-шмихорадка, что вообще такое происходит, где экзистенциальная бездна и тайны самобытия, на которые фапал Генри Миллер, это же просто какой-то нэшнл джиографик без гламурного глянца, а со всеми прелестями жизни в климате, где гниёшь заживо. Вот поэтому и не надо его читать с наскоку и залпом (как я, надо было растянуть), лучше по чайной ложке, чтобы выработать в себе постепенно иммунитет к этой лихорадочной атмосфере и, конечно, к нежному аромату гниющего гиппопотамьего мяса, куда же без него.

Прочитать "Сердце тьмы" я бы советовала перед "Путешествием на край ночи", чтобы иметь возможность провести аналогии. Душная влажная тьма, мерзкая жара, всё с неприятными эпитетами. На фоне этого жаркого, влажного марева смутно виднеются какие-то персонажи, которых без рюмки не поймёшь. Главный герой (точнее, рассказчик) маловнятен, все остальные - тоже. Более-менее в костяк плоти облачён некто Куртц, но и эта его телесность сомнительна, потому что всё его существование и величие мы знаем с чужих слов, сомнительные рассказчики, верить им никак.

Интересно, что можно рассмотреть "Сердце тьмы" под другим углом. Если "не другой" угол — это тот факт, что без налёта цивилизации человек постепенно звереет и превращается в странное и неприятное нечто, то "другой" — да ведь ничего не изменилось. Африка, да, но люди всё те же, просто немножко изменился антураж и сфера их интересов стала более выпуклой для нашего незамыленного глаза. Всё так же они хотят материальные блага (слоновую кость), хотя с собой в могилу её не унесёшь (тут можно поспорить, в могилу-то унесёшь, но вряд ли она тебе там пригодится). Всё так же распыляются на низменные страстишки, дают себе волю быть агрессивным по отношению к более слабым и подчинённым, стремятся посильнее накрячить тех, кто наседает на них сверху. И "сердце тьмы", оказывается, вовсе не зависит от географии или чёрного континента, оно всегда где-то здесь с нами за пазухой.

Жалко, что моя любовь с Конрадом не сложилась, но я перемещу локус вины на этот чёртов-чёртов внешний мир и попробую ещё разочек позже. Даже при моём спокойном отношении к повести нельзя не отметить, что она хороша и по достоинству занимает своё место в пантеоне вечного и незыблемого мастрида классики для всех-всех-всех.

Определенно, если бы где-то проводился конкурс на максимальное несоответствие обложки содержанию книги, мы бы сейчас созерцали победителя − всё равно что издать классификацию психических болезней под обложкой "Доктора Айболита". Я здесь даже ни на йоту не утрирую, просто диву даюсь − бывает же.

"Сердце тьмы" я не просто люблю: я считаю его, несмотря на малый объем, одной из лучших прочитанных за всю жизнь книг. В ней мне равно ценны достоинства и недостатки − точнее то, что, по привычке к оценке экстерьера, на первый взгляд можно счесть недостатками: навязчивые описания удушающего африканского пейзажа (вечные "темный", "мрачный", "глушь" etc − не самая богатая словесная палитра, казалось бы) или периодические забегания рассказчика вперёд фабулы. На деле недостатками это, конечно, назвать нельзя, поскольку "Сердце тьмы" в практическом смысле − очень действующая штука. Иными словами − хотя, отдам должное, стиль Конрада хорош и даже очень, − эта книга по сути своей настолько не текст, насколько не являются им лучшие романы человечества. Производимый эффект выходит за рамки возможного эстетического воздействия − недаром история о поисках лучшего агента компании по добыче слоновой кости представлена именно как история, изустный рассказ очевидца со всеми его огрехами и несовершенствами. Там не надо ничего украшать, литературно обрабатывать; там нечего украшать.

Вязкое, засасывающее повествование о путешествии на пароходе в сердце Африки − "сердце тьмы" − к таящемуся в глубине его царю демонов под личиной лучшего агента компании господина Куртца отчасти основывается на биографии Конрада − он и сам в неполные тридцать поднимался на пароходе по Амазонке и чуть не умер от малярии. Риск, если, конечно, можно так выразиться, он оправдал целиком и полностью − на страницах его повести благодаря все тем же навязчивым описаниям и тошнотворным подробностям оживают первые века человечества; время течет вспять; в дикаре-каннибале узнаешь собственное лицо; глушь, разговаривая с человеком, затягивает его душу в себя и преображает, отдирая психические напластования нескольких десятков тысяч лет, обнажая то, что таится под ними. Писал об этом не только Конрад: можно вспомнить замечательную новеллу Цвейга "Амок" о сумасшествии белого человека в африканских джунглях. Однако именно у Конрада удалось мне этот процесс не воспринять как концепт, но ощутить на себе, на собственной психике − и это был бесценный опыт, возвращающий к детскому наивному восприятию равно мира и искусства.

Достигается такой эффект, как обычно и достигаются такие эффекты: разум уступает место древнему чутью, перо шифрует под происходящее вовне происходящее внутри. Не надо быть психологом, чтобы в путешествии по реке видеть путешествие вглубь себя, а под "сердцем тьмы" понять средоточие собственного бессознательного: это идея не бог весть какой новизны. (И не устаревает − сразу вспоминается пара фильмов: "Агирре − гнев божий" о плавании одержимого конквистадора в поисках Эльдорадо и вольная экранизация повести − "Апокалипсис сегодня", где место Африки занимают пораженные войной джунгли Вьетнама.)

Вопрос в том, как реализована эта идея. Цепляется ли автор за "психологическую" оболочку, логическим образом выстраивая костяк сюжета? О нет. Сюжета как совокупности действий − "приключений", вернемся к обложке, прости Господи − здесь практически нет, если, конечно, не считать действиями мимолетное нападение дикарей, вечный ремонт парохода и безостановочные размышления рассказчика о сущности господина Куртца. Да, здесь не будет ничего, поражающего взор: даже головы на колышках вокруг домика Куртца будут мирно улыбаться читателю (и я опять нисколько не утрирую), а сам читатель к концу повествования отучится воспринимать эти жизненные мелочи иначе, нежели в качестве частных реализаций общей, ммм, атмосферы. И даже тот самый Куртц, путешествие к которому занимает три четверти книги и чьи бесчисленные дарования роднят его разве что с Аполлоном − не потому ли и стал он Дионисом, запутавшимся в собственном кошмаре? − не удостоит нас потрясающей речью: пара коротких диалогов, упоминание здесь и там; и кончено. И только потом приходит понимание, что иное здесь и невозможно, иное превратило бы страшную и блаженную в своей естественности историю в натянуто искусственное литературное произведение.

Образ Куртца занимает меня давно. Это "универсальный гений" (ораторское искусство, политика, музыка, рисование, писательство, а в "Апокалипсисе..." у него на столе недаром лежала "Золотая ветвь" Фрезера и подобные труды), подпавший под власть низменных инстинктов своей души, заблудившийся в собственном психозе − не потому, что он злодей, а потому, что изначально он умен и на редкость чуток. Он способен всматриваться в себя и себя слушать. Ему не указ никто из людей − все, собственно, только и делают, что поют ему дифирамбы: "он добр", "у него большие планы", "он изменит всё" − сила его дарований по праву возвышает его над другими... и она же делает его одиноким.
"Но дикая глушь рано его отметила и жестоко ему отомстила за фанатическое вторжение. Думаю, она шепотом рассказала ему о нем самом то, чего он не знал, о чем не имел представления, пока не прислушался к своему одиночеству, и этот шепот зачаровал его и гулким эхом отдавался в нем, ибо в глубине его была пустота..."
В "Апокалипсисе сегодня" та же мысль выражена предельно лаконично: "Он мог бы стать генералом, но вместо того он ушёл в себя".

Я очень не люблю, когда из таких историй пытаются вывести простую мораль a la "не стоит долго смотреть в бездну" или "гений и злодейство суть две грани одной монеты" − как правило, это ярлыки, скрывающие за собой избыток умственной и недостаток душевной работы. Говорят, что Куртц представляет собой освобожденное бессознательное рассказчика, одновременно плодотворное и ужасное в своей дикости, − возможно, именно поэтому логический и ценностный анализ здесь пасуют. Как писал Конрад, принципы сползают с человека первыми, ну а эти категории, попробую продолжить, идут сразу же вслед за ними. Не то чтобы попыток истолкования и оценки не было − они есть и в самом романе, но четкой картины нет и не будет. И это хорошо. Попробуйте понять более глубоким образом. Куртц оступается, зайдя очень далеко на пути самопостижения − в те области, до которых мало кто доходит, поскольку обыкновенно нет на то желания. (Пробудит ли его книга, зависит, верно, от читателя.) Если бы он вернулся оттуда, он был бы Героем уровня мифов. Но он оттуда не вернулся; его личность раздавил океан, поглотили джунгли. Пусть так, но это была та самая пропасть, которая всегда лежит рядом с высотой.

Что до меня, то я люблю книги, которые выводят человека за пределы его личности, и в целом, со всей доступной мне искренней наивностью, полагаю в этом главное назначение искусства. Посему даже книжка с таким финалом на фоне литературы, чествующей эмоции, действия и прочие злоключения личностей с легким налетом душевных порывов, воспринимается просто как глоток воды в пустыне. Джозеф Конрад, ты моя любовь. Недаром лет в 17 я хотела отпраздновать медовый месяц в дельте Амазонки, ахаха.

Напоследок занимательный факт: на удивление прекрасен в книге... юмор. Да-да. Хорошим юмором, как видно, каши не испортишь. (Этот подход напоминает мне, в частности, мелвилловского "Моби Дика" .)

P.S. Если вы хотите глубже погрузиться в атмосферу африканских джунглей, но живете, так уж сложилось, в мегаполисе развитой страны, рекомендую: +30, час езды в набитой маршрутке. Не знаю почему, но в какой-то момент я отчетливо поняла, как же пахнет пресловутое гниющее мясо гиппопотама.

P.P.S. "Апокалипсис сегодня": Марлон Брандо и Мартин Шин в ролях агента/полковника Куртца и рассказчика/капитана Уилларда.

Совершенно небольшая повесть оказалась для меня практически неподъемной ношей - стеной, к которой я подступалась огромное число раз и которая поддалась, но не открылась для моего восприятия. По сути сюжет ясен, но постичь смысл написанной истории - мне, на мой же собственный взгляд, не удалось.

Читалась повесть очень тяжело, но не всегда - как на аттракционе с американскими горками были взлеты (моменты, которые даже увлекали) и падения (когда ты в десятый-двадцатый раз перечитываешь страницу, потому что буквы видишь, но ничего не понимаешь вообще), но последних было больше. Нет, даже не так - падения приходились на важные сюжетообразующие моменты, тогда как взлеты описывали незначительные связующие детали. Конечно же, это субъективный взгляд человека, который редко читает классику - ТАКУЮ классику, но - как есть.

Повествование ведется как рассказ-воспоминание в кругу моряков, ожидающих отлива. Марлоу рассказывает о своей молодости и о путешествии в сердце Африки, которое оказало на него большое влияние. Меня увлек персонаж в самом начале путешествия - паренек, которому нравилась география, контурные карты, который грезил новыми землями, неизученными и дремучими; и огромная река-змея, пересекающая загадочный континент. Его мечты и надежды на этом отрезке пути очень понятны: он прямо-таки горит идеей и для ее воплощения затрагивает все доступные ему средства.
Африка пугает буквально с первого момента - и нет, не природой, не опасностями фауны и даже не жуткими лихорадками и антисанитарией. Она пугает жестокостью. Взирая на рабов, закованных в цепи, и погибающих в тяжелом труде; слыша стоны в роще смерти; глядя как все это стало привычным и до омерзения правильным и незначительным в глазах тех, кто живет там уже очень давно становится правда жутко. Понимаю, что скорее всего такое же ощущение было бы от описания любой другой колонизированной страны, поэтому ощущения двойственны.
А вот легендарный Куртц, о коем слагали сладкие песни буквально все, как чуть ли не о Боге, глас которого закон - меня не сильно заинтересовал с самого начала, потому и не прониклась я его историей до конца. Жаждущий власти, добившийся ее таким странным путем, он будто сам сгинул для всех, погрязнув в жизнь этакого вождя аборигенов, забыв и про старую мать, и про невесту, и про миссию, с которой он собственно и отправился на континент.

Книга, возможно, хороша для знатоков и любителей символизма, философии души, самопознания и поиска смысла жизни, но я искала иного - атмосферы места и проникновенной проблематики. И не получила этого (возможно, плохо искала) - даже каннибалы и боль, страх людей, которые бок о бок живут с ними в ограниченном пространстве; дилеммы прокорма их после гибели рулевого и вот это вот все - было написано так сухо и прозаично, что не оставило эмоционального отклика..

И, пожалуй, только почти-финальная сцена с девушкой Куртца передана очень трепетно и трогательно. Вот ее в этой всей истории было жаль больше всех.

Не нашёл аудиоверсию сборника Конрада с нужным мне содержанием, потому отзыв на прослушанное (прочитанное) будет помещена под этим изданием.

Начнём с того, что это моё первое знакомство с Конрадом. Английским писателем польского происхождения, уроженцем Российской империи. Знакомство первое, а вот имя писателя у меня на слуху, так чтобы не соврать, вот уже с полстолетия — страстно обожаю лемовские «Рассказы о пилоте Пирксе» и как раз в рассказе «Условный рефлекс» Лем упоминает Конрада в качестве одной из характеристик своего персонажа, который «... читал Конрада и с пылающим лицом мечтал о великом молчании Галактики». Имя нового писателя запомнилось, но вот составить с ним более тесное знакомство пока не получалось. Однако время пришло.

Первые две повести («Сердце Тьмы» и «Юность») связаны между собой фигурой рассказчика, который, будучи бывалым моряком, рассказывает своим слушателям некоторые странные и яркие происшествия из своей бурной морской жизни. Поскольку всё происходит в начале XX столетия, то речь идёт о парусно-моторных судах и иногда о пароходах. Мир на тот момент хотя и был открыт практически весь, однако исследован не полностью, да и полудикарских народов ещё хватало (хотя для них это белые скорее являются дикарями), и потому некоторые рейсы были наполнены странными происшествиями и встречами с самыми разными и порой не менее странными людьми. Например, чего стоит белый, который сумел проникнуть в самое Сердце Тьмы и стать там некоронованным королём одного из африканских племён, стать для них едва ли не полубогом — ну как же, ведь он с лёгкостью распоряжался жизнями негров и не чурался украшать частокол отрубленными головами (чего не сделаешь ради слоновой кости!). Вот вам конкретный пример поведения цивилизованного европейца, который вовсю пользуется дикарскими методами устрашения и покорения…

А повести «Юность» и «Тайфун» повествуют нам о трудных рейсах с происшествиями и непогодами: в первом случае на судне вспыхивает пожар груза, во втором корабль попадает в самый центр тайфуна. И конечно же всё содержание повестей состоит из описаний поведения людей в этих обстоятельствах и об испытываемых ими чувствах и переживаниях.

На мой взгляд это вполне добротная качественная интересная маринистика, сопряжённая ещё и с человековедением и человекознанием. Однако на меня особого впечатления эти произведения не оказали. Возможно потому, что прочитаны не в том возрасте (раньше надо было читать Конрада, раньше!), но скорее просто из-за полюбившегося мне отечественного писателя-мариниста Станюковича. Как говорится, сравнение оказалось не в пользу польско-английского автора. Просто Станюкович и ближе, и понятнее и теплее, что ли.

В общем, так. Свое знакомство с господином Конрадом я начал с совсем другой книги, название и смысл которой моя память милостиво не сохранила. При чтении оной я совершенно завяз в потоке совершенно неинтересной для себя информации, лишних имен и посторонних событий. Да и слог писателя пришелся мне не по душе, даже учитывая мою многолетнюю закалку господином Сарамаго (кто читал – тот меня поймет). В общем, Христос с ней, с той книгой. Перебирая на Вики библиографию Конрада, я ненароком обнаружил роман «Ностромо». Уж не знаю, как вам, а мне это слово напрямую указывает на эпопею Ридли Скотта, к которой я с большим почтением отношусь. В общем, восприняв это как знак Божий, я решил узнать, чьим же именем назван тот замечательный космический корабль. И на свою голову узнал.
В предисловии к своему дебютному роману старина Джозеф Конрад рассказывает об одной истории, которую он когда-то от кого-то слышал и благополучно забыл. Через некоторое время Конрад вновь вспомнил об этой истории и его осенило. «А не написать ли мне про это роман?» - подумал, а, может быть, даже вскричал он. И немедленно выпил написал. «И что же это за дивная история такая?» - спросите меня вы. А я вам расскажу, только никому не говорите. А то обзовут меня спойлерщиком и больше никогда не будут со мной водиться. Короче. Однажды, одному работнику мореходного транспорта где-то Бог послал баркас, груженый серебром. Волею судеб тот баркас посчитали погибшим, а славный малый, моряк, все это серебро принял на ответственное хранение. А потом выносил из тайника по слитку-два, изображая постепенно растущее благосостояние. И был этот моряк всеми любим на берегу, и даже каждая портовая…дворняжка при встрече сразу подавала ему лапу. Поэтому, даже если бы правда стала достоянием общественности, этому богатею ничего бы не было. Все. Теперь с полной уверенностью могу сказать, что вам уже не надо читать «Ностромо». Конрад рассказал эту историю в предисловии к своему роману, а потом описал ее же в своем романе, но подробней и художественным языком. А, видимо, посчитав, что даже в растянутом виде эта история на роман не тянет, а тянет лишь на повесть или длинный рассказ, решил дописать длинное «введение» про то, как главный герой дошел до такой жизни и украл чертову уйму серебра, а также еще про все на свете. Об этом могу и поподробнее.
В романе много разных персонажей. И как жаль, что памятуя о том, что этот роман у Конрада дебютный, я все же не могу относиться к нему со снисхождением. Персонажи в романе НИКАКИЕ. Это, конечно не значит, что Конрад плохо прописал своих персонажей, отнюдь, герои неплохо описаны, читателю не стоит большого труда представить себе каждого из них. Но лично мне этого недостаточно. Действительно, можно написать с десяток раз в романе, что некий капитан Митчелл – душка и премилейший малый. Но это не заставит читателя вроде меня относиться к этому персонажу с подобными чувствами, извините. И каждый из персонажей вызывает навязчивый вопрос «А ты тут зачем?». И правда, когда персонаж на определенном этапе романа оказывается не нужен, о нем забывают навсегда, будто и не было никогда. Да мне и не было за них обидно, ибо, повторюсь, симпатией к героям я не проникся. Исключение, пожалуй, является чета Гулдов. Муж, так называемый «король Сулако», построивший практически в одиночку империю по добыче серебра, богатеющий с каждым днем, вот он мне понравился. Читатель видит историю этого человека с самого начала – с того, как отец ежемесячно пишет в письмах: «Сына! Не приезжай в Костагуану! Не трогай эти рудники! Добром это не кончится!» А сын все же решил поступить наперекор и, выучившись на горного инженера, с нуля создал и свое состояние и свое имя и, что уж тут греха таить, свою страну. И основным помощником в этом деле была его жена – прекрасная, честная и бескорыстная женщина, по совместительству второй интересный и трогающий за душу персонаж романа. Из этих двух героев и их судьбы можно бы было, кстати, создать неплохой роман, благо всякие истории про self made man всегда в моде. Ан нет, Конрад пошел другим путем. И роман называется не «Гулды», а «Ностромо».
Кстати, Ностромо. Главный герой романа мне совершенно не понравился. Во-первых, в силу физиологических причин, я не люблю красавцев-усачей в латиноамериканской одежде – сомбреро, уздечка в серебре, серебряные пуговицы... И на большой револьвер Ностромо мне, если честно, плевать. Больше всего в Ностромо мне понравилась его серебристая лошадь, но про нее писали как раз очень мало. А много писали сначала про «Ностромо - славный малый, и забесплатно наведет порядок и в порту, и вообще будет чем-то вроде местного ГУВД», а потом занялись морализаторством про угнетение и попрание справедливости и честных имен. В общем, собаке собачья смерть, что уж тут.
А вообще, читая «Ностромо», я все время вспоминал про игру «Tropico», особенно про четвертую ее часть. Если отбросить описания персонажей и их диалоги, в книге останется только занятная южноамериканская стратежка – мятеж, потом перемирие, потом мятеж, потом перемирие и строят железную дорогу и телеграф, потом смена правительства и открывают рудники, потом опять мятеж. Суетятся портовые грузчики и извозчики, отбывают и прибывают дилижансы и пароходы. И над всем этим опять мятежи, погромы и перевороты. Темперамент, что уж тут скажешь. Как говорится, нам, татарам, наплевать: отступать - скакать, наступать – тоже скакать. И нет этому ни конца, ни края.
В общем, не советую я вам читать роман. Довольно пустая трата времени. Тем более, что Чужими тут и не пахнет. Доклад окончен.

Повесть Конрада о том, как цивилизованный белый человек превращается в одного из дикарей: как только он перестаёт быть скованным общественными и культурными ограничениями, им начинают владеть подлинные страсти, животное начало.
В повести есть два героя, которые приковывают наши взгляды: романтично настроенный молодой моряк Марлоу, от чьего лица ведётся повествование и который направился на встречу приключениям, и легендарный Курц,  обуреваемый алчностью и жаждой власти, живущий на осваиваемой территории.  Автор показывает варварское вторжение на африканские земли, хищническое разграбление другой культуры, которые облекаются в красивые слова цивилизаторских идей европейцев.
Мы видим, как меняется человек,  сливаясь с дугой культурой, чуждой ему, наблюдаем душевную трансформацию европейца, попавшего в дикие джунгли, где живут африканские племена, такие непонятные и загадочные для человека западной культуры.
Перед читателями Африка предстает призрачной страной, самым сердцем тьмы.  Души дикарей словно сплетаются с этой тьмой. Она окутывает, обволакивает, притягивает и уже не хочет отпускать. Слияние ненависти и желания - именно так мы видим мир дикарей глазами англичанина того времени. Также символичен образ реки Конго (прочитывается как загробные реки Стикс или Ахерон) и Марлоу, плывущего по ней в глубь Чёрного континента к Курцу, словно Данте, спускающийся по кругам Ада к Люциферу.
Книга динамичная, можно даже сказать ритмичная, особенно это ощущается при появлении представителей племени или погони. А ещё автор с потрясающей точностью передаёт атмосферу диких, непролазных джунглей, этой необузданной и будоражащей кровь природы, первозданный океан древнего хаоса. Местами  слог Конрада буквально пробирает до мурашек. И среди этой природной мощи так нелепо и чужеродно  возникают следы европейской цивилизации, такие как станции, дамбы, отрезки будущих железных дорог, изгороди и покосившиеся дома и сараи.
На мой взгляд, повесть Конрада "Сердце тьмы" как нельзя лучше показывает предчувствие гибели цивилизации, страх перед пробуждением древней иррациональной силы, томящейся в человеке, поиск истока мыслей, чувств цивилизованных людей. Попытки упорядочить мир обречены на неудачу, разум растворяется в хаосе бессознательного, а стихия заглатывает людей.

Моя оценка 8/10