Чи любите ви Брамса?

В общем-то, название у книги вполне себе говорящее. Во время чтения накатывает откровенная меланхолия, с которой, впрочем, ничего не хочется делать, только расслабиться и позволить ей заполнить тебя целиком. Вообще говоря, эта книга совершенно необычайно атмосферна, и меланхолия, грусть - лишь часть ее тонкого букета, в котором еще можно найти солоноватый запах моря, тепло нагретого солнцем песка, пьянящие нотки первой любви, расслабленную томность, терпкий привкус серьезности и утонченности и острую, всепоглощающую горечь. Все это замешивается в совершенно невообразимый коктейль, увлекающий читателя в самую гущу книжных событий, не оставляя шанса выплыть на поверхность, пока не дочитаешь все, до последней строчки.
Герои настолько живые, что, пока я читала, возникало ощущение сродни вуайеризму, будто я подглядываю в замочную скважину за их жизнью и переживаниями, за их благородными стремлениями, грязными мыслишками, мечтами и надеждами. У каждого из них достоинства, недостатки и милые особенности переплетаются так тесно, что сложно отличить одно от другого. Отец Сесиль, с одной стороны, милый, веселый и щедрый человек, а с другой - поверхностный и не умеющий себя сдержать, сама Сесиль - яркая и беззаботная, как бабочка, но со всеми атрибутами переходного возраста, далеко не самыми приятными, Анна - спокойная, сдержанная, элегантная умница, но высокомерная, закрытая, не желающая понимать тех, кто рядом с ней - все они настолько многогранно и беспристрастно описаны, что остается лишь восхититься мастерством автора. Очень достойно, браво!
Что касается Сесиль... Во многих рецензиях я увидела осуждение ее поступка, откровенное и неприкрытое. Сесиль, дескать, плохая, избалованная, фу такой быть, как она посмела играть чужими судьбами, это же так безнравственно. Нет, ну я почти даже готова поверить, что все, кто ее осуждал, в 17 лет были святошами и премилыми людьми без вороха неприятностей пубертатного периода, но, тем не менее, это слишком однобокое суждение. Мы все читали сказки о "хороших" девочках и злых "мачехах", это история как раз о том, только вместо сказки - реальность, вместо злой мачехи - просто сильная женщина с чрезмерной склонностью к диктату, а вместо "Золушки" - своенравная девочка, которая не понимала, почему у нее отбирают свободу и какого, собственно, черта ей распоряжается чужая ей женщина, я уж молчу про то, что у нее никто не спросил, хочет ли она видеть в семье Анну, надо ли ей это. Я не говорю, что решение интриговать - это хорошее решение, я говорю о том, что решение бороться весьма предсказуемо и логично, а легитимных методов борьбы в руках подростка не так уж и много. Тянет лишь искренне сочувствовать всем участникам этого треугольника, столь талантливо выписанного Саган.
Достойная, интересная, сильная книга, которая смакуется, как чашка хорошего, крепкого кофе со сливками.

Восхитительная проза. Мне нравятся эти короткие романы XX века тем, как они просто написаны: они очень лаконичны, и, тем не менее, по мере чтения всё больше ощущается эта нарастающая тревога. Описания событий и персонажей незамысловаты, но за ними стоит смутное ощущение грядущей беды. Сложно так охарактеризовать слог автора, чтобы объяснить, за счёт чего создаётся это ощущение. Но одно точно: описания природы, её стихий и смены времён года, пасторальные пейзажи, которые, казалось бы, должны умиротворять, лишь оттеняют неизбежную катастрофу. Природа кажется такой гармоничной, почему же на её фоне так выделяется эта чудовищная тревожность? У меня она вызывает ощущение беспомощности - своей безучастностью, сама её суть хаотична. Поэтому и у Франсуазы Саган, и, например, у Набокова в "Камере обскура" - прекрасное лето, горы, зелень и шелест травы - это скорее мрачные предзнаменования грядущего, чем пейзаж, которым следует наслаждаться. Эти два романа вообще, на мой взгляд, похожи тревожной атмосферой, бесстрастностью автора, размеренным ритмом, за которым не замечаешь, как проносятся события, и неожиданным финалом. Ключевые персонажи выписаны не слишком подробно - схематично, но достаточно для того, чтобы быть "живыми". События происходят как в городе, так и в пригороде, и городские декорации также удачно оттеняют сюжет, они получились очень нуарными и камерными.
Главные герои, Жиль и Натали, обыграны на контрасте, как деревенское и городское, радость и печаль, жизнь и смерть. На мой взгляд, тут большой простор для интерпретации как разворачивающихся событий, так и финала. Но больший интерес представляет то, как этот роман вписан в традицию французской литературы: подсказку даёт автор, заставляя Жиля заметить, что его интрига с Натали могла бы принадлежать перу Бальзака (как же, интрижка с провинциальной замужней дамой). Ещё одно важное наблюдение, затрагивающее более глубокий пласт романа, это отречение Натали от своей прошлой жизни, напоминающее судьбу Русалочки у Андерсена. Ради спасения Жиля Натали, как и Русалочка, отказывается от своего дома (куда она так же больше не сможет вернуться), родных, всей прежней жизни и оказывается в чужеродной для себя обществе, где, метафорически говоря, оказывается немой (поскольку никто её не понимает и всерьёз не слушает). Натали буквально приносит себя в жертву ради спасения жизни Жиля, чего он не может оценить, предпочитая ей кого-то более близкого и понятного - из своего круга (как и принц из сказки в итоге выбирает другую принцессу, которую ему сватают). Жиль и Натали, как Русалочка и принц, представляют собой два мира, которые, в конечном счёте, не могут сблизиться, и это приводит к трагедии.
"Немного солнца в холодной воде" - очень достойный роман с поэтичным названием (после которого думаешь: "Я бы никогда не догадался назвать своё произведение так изящно!"). Он заинтересовывает и в достаточной степени держит в напряжении, но, кажется, будто в конце Саган несколько устала и смяла финал. Впрочем, это не слишком портит произведение.

Доводилось ли вам сталкиваться с махровыми эгоистами? А влюбляться в них? Те, кому "повезло", меня поймут: это мрак. Ужос-ужос, кошмар, убиться об стену, придушить подлую тварь... семантический ряд можно продолжать до бесконечности.
Никто не спорит: все мы в той или иной степени эгоисты. У всех свои желания, страхи, скелеты в шкафах и мечты. Мы с Саган не об этом, мы именно что о махровых эгоистах, так называемых нарциссических личностях,феномен которых очень точно описан в блестящей работе Сэнди Хотчкис
Это люди, которые органически не умеют считаться с другими, абсолютно поглощены собой и при этом очаровательны, легки в общении и совершенно неотразимы. Столкновение с подобными типами (пол здесь не важен, это верно подмечено у Саган) чревато и кончается, в лучшем случае, разбитым сердцем. А сердце - материя хрупкая, срастается плохо.
У Саган эгоистов двое - интересный мужчина лет сорока и его семнадцатилетняя дочь. Девочка помешана на папаше (всё в рамках приличия, любовь платоническая), он её друг, наперсник, сообщник, образец для подражания и идеал. Образ девочки, как и большинство характеров у Саган, абсолютно придуман: подростки не столь тонко разбираются в человеческих отношениях (особенно, если большую часть жизни провели в закрытой школе) и не столь изощрены в своих манипуляциях. Нет, они могут изощряться, но выглядит это точно по-другому. Однако диагноз - эмоциональная тупость - поставлен писательницей правильно. Анна, женщина на которой папаша собирается жениться, тоже образ абсолютно книжный. Она сочетает в себе черты малосочетаемые в принципе: уверенность в себе, отстранённость, ироничность, острый аналитический ум с тонкостью, хрупкостью и ранимостью. Слишком много достоинств, слишком наворочено, слишком неправдоподобно. Но если пафос Саган снизить и представить на месте Анны кого-то чуть менее интеллектуального, но столь же ранимого, история сразу вырисовывается.
Мораль, собственно, проста: хрупкие барышни, как увидите эгоиста, руки в ноги и бежать. Жизнь у нас одна, и прожить её надо. Чтобы не было мучительно больно.

Что-то мне подсказывает, что Франсуаза Саган втайне увлекалась русскими пословицами и поговорками, сублиминальными отсылками к которым пестрит весь роман. Вполне возможно, у неё даже собралась внушительная коллекция, которую она перелистывала с фонариком ночью под одеялом.
Поль тридцать девять лет. Она привлекательна, обаятельна и элегантна. У Поль замечательная работа - она декоратор в нескольких магазинах; и благодаря своему утончённому вкусу обрела также частных клиентов, желающих облагородить квартирный декор. У Поль есть постоянный молодой человек, Роже. Ну не то чтобы совсем молодой - Роже чуть-чуть за сорок - но он приятен в общении, умён и владеет транспортным агентством. С Поль у них полное взаимопонимание, и молодая женщина искренне любит Роже. Но, как говорится, хороша Маша - да не наша, Роже слишком дорожит своей свободой и не желает связывать себя брачными узами в столь юном возрасте. С Поль хорошо и удобно, с ней приятно выйти в свет и представить друзьям, но ведь это ещё не повод добровольно опутать себя узами Гименея. Тем более Поль усиленно делает вид, что её всё устраивает, так почему бы к тому же не повеселить её увлекательными историями о своих нынешних любовницах. Саган была бы не Саган, если герои её произведений были бы довольны жизнью и всеми имеющимися у них благами цивилизации. Но всем известно, что на обиженных - воду возят и много чего кладут. Поль всё больше угнетает сложившаяся ситуация, она всё чаще чувствует себя одинокой и всеми покинутой. Поэтому неудивительно, что случайное знакомство с двадцатипятилетним Симоном Ван ден Бешем вскоре переросло стадию "знакомства" и вышло на новый уровень. Вера Симона в народную поговорку глаза боятся, а руки делают и его пылкие заверения, что Поль прекрасна, обворожительна и искренне им любима попали на благодатную почву. Седина в голову - бес в ребро: устав от бесконечных измен Роже, страшась одиночества, Поль бросается в омут головокружительной страсти. Мне кажется, однако, что со стороны Симона это была не только первая влюблённость, усиленная сознанием своеобразной "запретной" любви (на чужой роток не накинешь платок - общественное мнение ещё никто не отменял). Его также стимулировал тот факт, что Поль любит Роже и искренне ему предана. На чужой каравай - роток не разевай - но для Симона это вызов; он хочет доказать, что сможет заставить Поль забыть её мужчину, убедит выбрать его, Симона. Однако может ли продлиться долго такой мезальянс? Дело даже не в том, что Поль старше Симона на четырнадцать лет. Симон скоро понимает, что не по Сеньке шапка, да и гусь свинье не товарищ - у Поль совсем другие жизненные ценности, устремления, отличные от его стиль мышления и образ жизни. Будучи влюблённой в бойкого юношу, Поль сама это прекрасно осознаёт. И в какой-то момент - укатали сивку крутые горки - она понимает, что конец - всему делу венец, и не стоит терзать себя смутными надеждами на призрачное счастье. Прекрасен финал, тут с сублиминальными посылами автор прям разгулялась: "что в лоб, что по лбу", "горбатого могила исправит", "бог не выдаст - свинья не съест".

Прочитала, закрыла. Для себя отметила, что уже с самого начала романа знала, о чем будет эта история и чем она закончится. И тут я задумалась над тем, что мы с мадам Саган кардинально не сходимся во взглядах относительно любви и отношений.

У Саган любовь – это надрыв, это кувшин, переполненный страданием и танцами на краю пропасти. Это танго двух игроков на шахматной доске – вот только один из них по какой-то глупости мира изначально был ферзем, а второй был и остается пешкой, которую рано или поздно просто отбросят в сторону.

Героини Саган безжалостно рвут на куски тех, кто их обожает и ценит. Им становится скучно, если их действительно любят - им хочется играть, видеть, как умирает светлое чувство и тускнеет взгляд. Они придумывают для себя нелепые постулаты, исполняют их, чтобы страдать и плакать. Ее героини не ищут счастья и покоя, они постоянно проворачивают нож в своей ране, чтобы было еще больнее. Они не достойны всех тех, кого погубили. И за это я их ненавижу.

Я читаю прозу Саган, и мне хочется прокричать в лицо ее героиням, которые мнят себя богинями и химерами одновременно, что любовь – это то, что должно приносить тепло и покой, это твоя крепость и твой оплот. Что самое ценное в жизни – это видеть счастье на лице близкого тебе человека, что отношения – это союз равных или почти-равных, где нет места предательской лжи и притворству ради притворства.
Но они все равно меня не услышат. И пусть они будут несчастны, героини романов Франсуазы Саган. Ведь они слепы в своей самоуверенности, в несравненной «правоте» взглядов, пусть. Они заслужили свои слезы.

Творчество Франсуазы Саган занимает особенное место в моём сердце. Несколько лет назад я познакомилась с её произведениями и могу сказать, что это была любовь с первого "взгляда", а точнее, прочтения. Данный роман мне тоже понравился, хотя первые две трети повествования я думала, что именно это произведение автора оставит меня равнодушной. Но нет, последняя треть всё же тронула моё сердце.

Главный герой романа — журналист Жиль Лантье, молодой мужчина 30-ти с небольшим лет. У него есть всё, чтобы наслаждаться жизнью: стабильная работа, отношения с привлекательной женщиной, комфортная жизнь, верные друзья. Но Жиль не чувствует себя счастливым. Наоборот, всё его тяготит, все раздражают. Отношения с Элоизой он принимает как должное и совсем не дорожит ей. Она ему не интересна, он видит в ней лишь красивую женщину, но чувствует, что как личность она довольно обычная. Он не слишком заботится о её чувствах и в первую очередь думает о себе.

Встретив Натали во время своей поездки в Лимож, Жиль с головой окунается в новый роман. Поглощённый страстью, он уверен, что с Натали всё будет по-другому, ведь она, в отличие от Элоизы, образованная и интеллигентная женщина, с которой непременно будет о чём поговорить. Вот только со временем и она начала тяготить главного героя. Эрудиция Натали, которой он когда-то восхищался, стала поводом для раздражения. Когда-то он обманывал Элоизу, теперь пришла очередь новой возлюбленной. И вот уже Натали, которую ещё недавно Жиль превозносил до небес, вынуждена беспокоиться о том, где он проводит ночь, и не спать, ожидая его возвращения.

Жиль не был мне приятен, но я его понимала. Это человек с большими эмоциональными проблемами. Ему было плохо наедине с собой и он надеялся, возможно, даже неосознанно, что кто-то или что-то может заставить его почувствовать себя лучше. Но все его действия лишь разрушали жизнь его самого и других людей ещё больше. История Жиля Лантье — словно замкнутый круг, из которого нет выхода. Никто не мог помочь ему, как бы сильно его ни любил. Ни Элоиза, ни Натали, ни друзья, ни сестра, никто. Жиль должен был помочь себе сам, понять, кто он и чего хочет, вот только сам он этого не осознавал.

Грустная история, но такая жизненная, как и большинство романов Франсуазы Саган.

"И я поняла, что куда больше подхожу для того, чтобы целоваться на солнце с юношей, чем для того, чтобы защищать диссертацию."

В этом предложении можно глагол "целоваться" заменить на "писать что-то типа "Здравствуй, грусть!"

Что мне всегда нравилось у Саган - это названия, которые она давала своим произведениям. Этой женщине настолько плевать, что там на обложке ее книг, вот она и лепит что попало. С таким же успехом произведение могло называться не "Здравствуй, грусть!", а "Прощай, печень!"

Обдурив Эльзу, юная Франсуаза Саган в лице еще более юной Сесиль, пытается таким же образом обдурить и читателя. Девушка, использующая людей для своих только собственных целей, довольно вольно использует термин "совесть". Вернее, он вроде бы и соответствует ситуации - девушка типа хочет отказаться от своих нелицеприятных планов и совесть здесь вроде бы очень уместно упомянуть. Но затем она составляет про себя четкий план дальнейшего, все также, в духе интриг, цинических целей и вдруг ее "совесть" от этого успокаивается. И что это была за совесть? Внешне, опять же, и возраст, и тема вполне соответствуют метаниям девушки в поиске "что правильно, а что нравится", но сама для себя и Сесиль, которая притворяется, и Саган (тем более) давно уже все решили. Все это очень похвально, ибо "Здравствуй, грусть!" увидела свет, когда Франсуазе Саган было 19 лет, писалась в возрасте Сесиль (в районе 18), что говорит о многом. Перед нами не только раннее взросление, но и практика, практика, практика.

Читатель с явным неодобрением взирает на тщетные попытки автора оправдаться во всеобщих глазах и тоже врет, ибо в итоге все равно Франсуазу простит. А уж Сесиль и подавно. Не потому простит, что ее одобрил, а потому что поверил в ее якобы попытку говорить правду. А правдивость в данном случае красива, органично заволакивающа, очень по-женски эмоциональна, но здесь как раз тот случай, когда нужно думать, чего форма женского романа совсем не предполагает. Одно из важнейших мест, где читателя снова обманули. В итоге женский романчик Саган превращается во что-то большее. Он остается женским на основании содержания, но основывается на стройном и серьезном мышлении автора. Казалось бы, перед нами истерия юной девицы, которая сама не знает чего хочет, ибо произведение раскрашено в переливчатые цвета и блещет полной палитрой эмоциональных всплесков и нелепостей. Но везде, даже за кажущимся малозначимым, проступает довольно холодный, совсем не девичий рассудок.
(хотел написать "мужской" - передумал. Затем хотел написать именно "женский" из тех соображений, что цинизм мужской - дело обыденное, а проявленный женщиной входит в историю).

Произведение подкупает если не честностью мышления Франсуазы (написано от первого лица), то честностью событий. Что-то подобное автору удалось пережить, основа так и плещет реалом. Зато все остальное создано специально для того, чтобы запутать саму себя, а заодно и читателей. Саган уверяет, что заварила сюжетец "Здравствуй, грусть!" исключительно "против воли, из беспечности и любопытства". Последнее еще как-то похоже на правду, ибо размеренный и четкий текст, очень приземленный на самом деле, сдобренный только пьяными слезами, говорит об авторе гораздо больше, чем то, какой она пытается себя изобразить (равно и Сесиль). Фразы типа "ее доброта была утонченной формой ума, а то и просто равнодушия" определяют. Кстати, если девушка постоянно восторгается собственным папашей, то, кроме явных фрейдистских интерпретаций, здесь присутствует откровенное косвенное самовосхваление. Не очень тонкий понт.

Где-то в середине произведения наконец-то появился более правильный термин "стыд". Не "совесть", а "стыд". Стыд - это то, что принимаешь на свой счет, его нельзя успокоить, подобно совести. Переживая стыд, ты меняешься. И тебе решать - хочешь ли ты меняться, соответственно, если не хочешь, то не делай ничего такого, что повлечет за собой стыд. Зато совесть способна всегда искать успокоение, чтобы со временем стать резиновой зиной.

В произведении очень сочно и очень скрупулезно изображен внутренний враг, который имеется у каждого. Проходят годы, десятилетия, порою - вся жизнь, а тень этого врага все довлеет над чьей-то личностью. Сложно бороться с тем, что неубиваемо тем оружием, которым наделила тебе природа. Но это иллюзия. Достаточно умения что-то анализировать (или неумения). Сопоставьте глобально сущность этого врага со своей собственной и вы поймете, что у вас нет ничего общего. Если не анализировать, то еще легче - признать его "плохим". Основное же здесь - врагов жалеть нельзя. Потому нельзя давать ему и шанса. Следовательно - никаких переговоров с врагом. Конечно, врага следует уничтожать исключительно в самом себе. Избавиться от его влияния. Но кому-то будет проще убить его физически. Франсуаза Саган разделалась со своим очень умело, элегантно, ни оставила ему ни шанса, по возрасту довольно рано, еще и умудрилась при этом завоевать популярность самобытного и молодого писателя.

Уравновешенность в итоге так никогда и не станет приоритетом для автора, которую по жизни будет штормить от Москвы до самых до окраин островов Лесбос. Уже довольно сложная, противоречивая на избранном этапе, система мышления, описанная в "Здравствуй, грусть!" более чем рациональна и продуманна. Самобичевание необходимо для зрителей, логические доводы тоже, еще можно прилюдно лишиться невинности, поведать всем о теле собственного отца и простоте окружающих примитивных человеческих организмов. Люди вообще кролики и существуют исключительно для опытов. Сам крольчатины переел. Высокомерие, финансовая свобода, недоверие к окружающим ( в дальнейшем равнодушие), практический подход, скука - это то, на чем вырастет громаднейший монстр женского рода по имени Франсуаза Саган. А всего каких-то 140 страниц, хотя текст очень насыщенный, читается как легко, так и очень трудно - зависит от того, как это все воспринимать самому.

Итог по сюжету (хотя сюжет имеет примерно такое же значение, как и название произведения): Сесиль все сделала верно. Если отец заводит новую жену, то отношения их не касаются исключительно совершеннолетних детей (читай "живущих отдельно"). А приводить доченьке всяких уродливых теток, которые будут ребенка запирать на ключ и указывать - через какое отверстие им дышать - на это ни у какого папаши прав нет. Если говорить конкретно об Анне, которую папаша и привел, то пусть радуется благополучному исходу, ибо Сесиль не запирала ее на долгие годы в подвал с последующим медленным расчленением. "Я прижалась губами к жилке, которая все еще билась на его шее". А ведь могла и зубками полоснуть.

Жизнь одна и допускать в нее всякое дерьмо типа Анны ни к чему. Если, конечно, вы не копрофиллист. Понятие о дерьме, собственно, у каждого свое, поэтому для оценки людей всякое определение типа "хороший" или "правильный" не годится. Основное здесь - "нравится". А дальше оно уже может совпадать с чем угодно. Потому, немногочисленные Анны, возьмите себе за правило, вы так их любите, эти правила, каждое утро убиваться лбом о стену где-нибудь подальше от Сесиль. В этом подальше как раз находится лес. Он совпадет и с "правильно", и с "хорошо", и с хвойной листвой, щекочущей конечности.

Как верно замечено Сесиль, среди многочисленных проблем отношений, любви и трагедий отношений и любви, главное - пойти искупаться, если тебе этого захотелось. Любовь подождет. Женщины и мужчины подождут. Весь мир подождет, куда ему деваться. Только пиво ждать не станет. Брымс.

Напоследок несколько слов об Анне. Женщинам типа Анны необходима обезьяна, которая вокруг них прыгает. Несмотря на кажущееся легкомыслие, отец Сесиль совершенно не такой. Причин для замужества у Анны довольно много, но ни одна из них не касается отца Сесиль конкретно. Анне нужно замуж, быстрее, ибо старость не за горами (ей, кстати, 40 с хвостиком, Саган еще не научилась придавать женскому возрасту обтекаемый вид - у нее всем женщинам 19,29,39, 49 и т.д.. Как будто не возраст, а цена в магазине), замуж нужно за состоятельного, а самое главное - она не умеет заводить близких отношений, боится неправильно себя вести, такие на улице никогда не знакомятся, по существу у нее единственный вариант - бывший муж подруги. Либо отец Сесиль становится мужем, либо - снова одна, что неправильно. Везде тупик. В общем, здесь что угодно, только не любовь к отцу Сесиль.

Типа спойлеры.

В итоге - уязвленное самолюбие, несоответствие того, что происходит в Правилах Жизни на ближайшие 100 лет, а потому и крах всех планов. Концовку Саган настругала, естественно, сугубо коммерческую, мифологическую. Это с одной стороны. С другой, если следовать канве вышесказанного о внутреннем враге, то концовка радостная и логически выдержанная. Чтобы задурить голову читателям добавлена только всякая слезливая фигня о том, что "она же живой человек" (Анна). Живой? Ну да, она ходит и дышит. Только это еще не означает, что человек живой. Я бы не удивился информации о том, что Сесиль поковырялась в машине Анны. Тогда и название произведения может пригодиться. Действительно, если какая-то овца вдруг покончит с собой, то это может стать поводом, чтобы иногда по-пьяни взгрустнуть. Чем Сесиль и занялась. Не все ли равно - из-за чего грустить.

Франсуаза, что же ты делаешь! Нельзя же так звучно, так горько, так больно! Нельзя наотмашь... Вот только есть во мне, видно, глубинная грусть, то и дело требующая внимания, понуждающая тонуть уже в третьем твоем романе. Как же тебя не любить?

Дробила эту новую крохотную быль на абзацы, строки, знаки, словно дорогой шоколад на кусочки в надежде продлить удовольствие… Удовольствие от созерцания… любви? Ну конечно, Любви! Помилуй бог, не всегда же быть ей равнозначной, спасительной, всепрощающей, красивой! И разве заслужила она меньшее внимание потому, что стала не маяком, разрезавшим прожектором тьму невзгод, а лишь последним лучом солнца в остывающей волне? Конечно, нет.
Не судите да не судимы будете. Оседлав любимого конька и жаждая справедливости, можно долго винить Жиля Лантье: «Боится ответственности, осуждения и рамок! Вот и оставался бы свободным! Искалечил жизнь Натали!» Примерив личину добродетели, можно долго жалеть Натали Сильвенер: «Любящая, бесстрашная перед осуждением толпы… жертва!» И все же на поверку перед нами все те же люди с их сильными сторонами и слабостями, памятью побед и поражений. Журналист с амбициями и провинциальная умница. Разлетевшийся на осколки, нервный и, пожалуй, чуточку больной волк-одиночка и цельная смелая натура. Она вернула его к жизни, он не смог спасти ее.
А ведь беда, черт возьми, все в том же! В глупой разрушительной неспособности просто поговорить по душам. Позвонить и не соврать. Донести мысль и чувства, а не тонуть в самобичевании. Закатить скандал, а не хлопнуть дверью. Схватить за руку. Остановить! И все так же хочется решительных мудрых поступков от героев, и все так же обретается понимание, что жизнь не терпит идеальных сценариев. Много ли героев насчитается в толпе? Много ли мудрости в финальном поступке Натали?

И вот так каждый раз, Франсуаза! Спешно, живо, ярко ты создаешь образы, лишь приоткрываешь на мгновение занавес, а я болею. Думаю за чашкой кофе и в пути, бог с ним, даже на приеме у врача думаю о тебе. Погружаюсь в холодные воды, предчувствую горечь финала, дроблю и дроблю историю, чтобы с последней страницей в очередной раз восхититься и обрести нечто ценное.

Иногда до счастья всего один шаг и как все-таки важно успеть его сделать.

Влюблена точно. Капельку в Брамса и сиюминутно, сиюкнижно в Франсуазу Саган. В эту утонченную, звонкую, парящую по жизни француженку. Уж не похитила ли она ключик от тайников человеческой души? Уж не выведала ли заветный секрет?

И вот снова я обращаюсь к ней и обретаю откровение. Все равно что сырым осенним вечером за чашкой кофе поговорить с близким человеком на кухне, а может, в полуосвещенной гостиной. Блики света от лампы на стенах и задремавшая кошка свернулась у ног клубком. Слова льются рекой, и ты болеешь, сопереживаешь, веришь.
Герои Саган словно твои далёкие близкие знакомцы. Вот ты только услышал имя, а страницу спустя кажется, что знаешь его половину жизни. Знаешь и беспредельно одинокую Поль, вечно жаждущую, собирающую по капле остатки тепла, и эгоиста Роже, вновь выжимающего в телефонную трубку нелепые ненужные оправдания, и порывистого Симона, сбегающего по лестнице. Горе застит глаза.
Дела твои, любовь… Я не берусь осуждать Поль. Каждый имеет право на счастье. Была бы счастлива она, не верни все на круги своя? Была бы нужна, была бы любима… Но счастлива? Тот еще вопрос. И, конечно, Франсуаза Саган права в своих рассуждениях – для кого-то жертвенность и ожидание уже счастье, истинная единственно верная цель в жизни. Только ничего не поделаешь с тем, что веришь, веришь до последнего что что-то изменится, перемкнет в сознании и не будет горечи.
И до внутренней дрожи жаль Симона. Красивого влюбленного мальчика. Пусть беспечного, но способного одарить теплом, способного на любой подвиг во имя любви. Стоит ли сравнивать его с Роже, для которого ночь с ее приключениями, возможность быть свободным дороже всего на свете? Конечно, нет.

Стара история, стара как мир. Она от слова к слову пропитана сомнением, одиночеством, тоской по утраченной молодости. Она похожа на печальную фортепианную симфонию, услышанную в осеннюю ночь. Взывает к сердцу, бередит. Призрачное многоликое переменчивое счастье, поймать бы тебя как синюю птицу за хвост! Поймать и не ошибиться в том, что это действительно ты.