М. Е. Салтыков-Щедрин. Избранные произведения

С первых же слов, с первых же мгновений во мне проснулась любовь к Салтыкову-Щедрину (которая пламенем горела при чтении Пошехонки), невероятное удовольствие я получила от книги. Но почему? xD Еще совсем недавно я ругала французов за отрицательных персонажей, за пьянки и беспутства, таки чем Головлевы лучше? Все герои здесь сплошь отрицательные, а ежели и не отрицательные, то просто никакие, без своего мнения, без воли жизни, без права голоса. Чем занимаются герои? Ругаются, обзываются, делят имущество, пропивают его, проигрывают, теряют нить жизни, кончают с ней. Детей не любят, мужей и жен не любят, дворовых не любят, для кого ропщут сами не знают, для чего живут - не ведают (и от бессилия порой от жизни и избавляются). Но этот язык, эта живость человеческой души, предпосылки к страданиям от глупости. Сердце мое рефлексировало без конца, улыбка не сходила с лица от всей это иронии, от столь знакомых типажей.

Почему-то очень смеялась над

• Нынче, маменька, и без мужа все равно что с мужем живут. Нынче над предписаниями-то религии смеются. Дошли до куста, под кустом обвенчались – и дело в шляпе. Это у них гражданским браком называется.

  И не мало думала над:

В Пошехонке основной акцент был несчастье крепостных, в данной же книге про крепостных мало, весь упор на дворянство и его несчастную жизнь. Так и хочется все время спросить - так кому на Руси вообще жить хорошо? И понимаешь, что в наше время, наши дни, жизнь ну очень хороша.

Удивительная особенность все-таки у русской классической литературы создавать в сюжете свою неповторимую атмосферу, которая со временем, при потускнении, а то и по мере забывания сюжетной линии, остается в памяти совершенно уникальным явлением. Царит в сюжете дух, химию эмоций которого не охарактеризуешь иначе как "головлёвщина", так как это явление одного порядка с "обломовщиной" и, достаточно противоположной ей по состоянию, "карамазовщиной", с которой, кстати, если хорошо покопаться, можно будет найти много занимательных аналогий.
"Головлёвщина" - довольное сильное психологическое явление, которому свойственно саморазрушение, постепенно нагнивающее в душе. Выход этих эмоций, чаще всего, происходит на ближайших людей, в виде недовольства ими, попреканиями, а позже и вовсе угнетением. Медленно, "головлёвщина" затягивает, отравляет душу и подталкивает к мучительному саморазложению. Если бы "головлёвщину" можно было интерпретировать как болезнь, то ее сравнительно легкая стадия была только у Арины Петровны, которая благодаря тому, что имея перед собой цели в жизни (например, накопительство), "головлёвщина" не оказывала такого губительного воздействия, как на других членов семьи Головлевых. Такие выводы появляются, слушая ее воспоминания о, в некоторой мере, маниакальном собирании земель в округе, о бурных торгах и аукционах, в которых Арина Петровна участвовала с долей безумства отчаянного игрока.

Причиной такого бурного расцвета "головлёщины" также можно еще объяснить сложившейся исторической ситуацией, когда в середине ХІХ века происходит отмена крепостного права. Можно только представить, какой колоссальный переворот происходит в привычном жизненном укладе таких дворянских семей, как Головлевы и, надо отметить, это достаточно ярко раскрывает Салтыков-Щедрин сначала через восприятие своей героини, Арины Петровны, а позже, и самого Иудушки Головлёва. На этом фоне и в новых условиях, разворачивается стремительная гибель некогда богатого дворянского рода, который погубили потребительское отношение к своим ближним, безответственная праздность, совершенная беспомощность и непригодность к работе, в следствии отсутствия привычки жить своим трудом.

Дальше...

Главный "абсцесс" давно притаился внутри семьи Головлёвых и все давно, как-то интуитивно, ожидали беды от Порфирия Владимировича, но действительно ли всему виной был Иудушка? Глядя на детство трех сыновей Головлевых, сложно не заметить, что Арина Петровна отнюдь не нежная матушка, окружавшая своих детей лаской и уж тем более способная на мелкое баловство. Чаще всего она ими недовольна, ворчит, держит на голодном пайке (что старшему, Степке-балбесу, не раз перепадало за воровство из кухни), что глядя на складывающую картину не приходится удивляться, что у нее выросли не особо благодарные сыновья. При таком раскладе не удивляет и отношение к сироткам, родным внучкам от единственной дочери, все детство просидевших в каморке на кислом молоке. Арина Петровна закладывает эти ростки тьмы в души младших Головлевых своим не родственным отношением, которого от нее никак не ожидаешь, отрицанием семейных ценностей, которое и приводит к аморальности. В такой семье нет взаимоподдержки, участия, любви и прощения, здесь считают каждую отданную копейку, бесстыдно меряют категориями "выгодно - не выгодно", лгут, лицемерят, и родной человек прежде всего соперник, конкурент и, в итоге, враг! Семья становится отвратительной благодаря своей общей низменной цели, как бы урвать себе "кусок" побольше.
Все подлое нутро этой семьи видно в сцене семейного суда над Степаном. Сам суд, кстати говоря, состоялся секретно от самого Степана, что тоже показатель всеобщего малодушества и лицемерия. Кажется, что все-таки какие-то остатки совести остались в этой семье, которые не дадут спокойно спать хозяйке Головлёво, проблема только в том, на кого бы переложить решение о судьбе Степана и поступить бы как-нибудь по незатратней. И не приходит в голову ведь ни одному, что то, зачем на самом деле пешком пришел блудный сын Степан в гиблое Головлёво, вовсе не измеряется в денежном эквиваленте, оно гораздо дороже и роскошь эта не водится в их имении - это человеческое участие, прощение и покой. В родной угол шел Степан, зная, что на земле уже скоро не жилец, но пришел ведомый, будто по генетической памяти, когда отчаявшись, испокон веков возвращались дети в отчий дом.

Чисто по-человечески Степана невероятно жаль, особенно глядя на его наивную веру в родных. На счет отношения матушки он сразу не обольщался, но был благодарен за любые крохи, с каким рвением принял участие в дворовых делах, с какой надеждой ожидал приезда братьев, которые уж точно, как он думал, сжалятся и непременно побалуют табаком.

Неизвестно еще, какое отношение братьев можно назвать более жестоким к участи Степана - равнодушие среднего брата Павла, будто к пустому месту, или плохо скрываемая ненависть Порфирия, вероятно переживавшего, чтобы непутевому брату ничего лишнего не обломилось. Зачастую нелюдимый, прямолинейный и вспыльчивый Павел ожидает угрозу только со стороны Иудушки и это постоянное ожидание, бесконечная "накрутка" себя, сделала за Порфирия всю черную работу.

Так ли ужасен Иудушка, каким его зачастую представляют себе Головлёвы? Порфирий Владимирович несомненно ключевая фигура всего романа, по началу неявный отрицательный образ которого в литературе сравнивают с Тартюфом Мольера, Плюшкиным Гоголя и Смердяковым Достоевского. Этот "последний представитель вымороченного рода" обладает лицемерием колоссального масштаба, когда умеет обращаться к человеку с очевидно преувеличенной добротой и лаской, имея за душой самые низкие мотивы. Долгое время у меня складывалось впечатление, что все герои романа преувеличивают злодейскую натуру Иудушки, который чаще всего производил впечатление пустослова и попросту мелочной душонки, трусость которой не позволит своему обладателю решиться на причинение кому-нибудь большего вреда. Конечно, долго ждать пока "ласковый и искренний друг" сменит свою личину, не пришлось... Да, Иудушка - подлец, способствующий скорейшему разрушению семьи, чтобы достигнуть вожделенного наследства, но и половина сделанного и сказанного Иудушкой, не раскрывают полностью всей настоящей сущности его души до одного определенного момента. Холодный ужас от бесчеловечности этого персонажа начинает пробирать, когда казалось бы, что Иудушке уже нечего и не с кем делить - в сцене, где раскрывается ужасающий поступок Иудушки со своими сыновьями.

Может ли быть что-нибудь святое для такого человека? Семья никогда не была для Порфирия Владимировича особенной ценностью - изгой среди братьев, даже матушкину, не особо искреннюю, благосклонность, удавалось заработать пресмыкаясь перед ее авторитетом и наушничая на братьев. Своя семья тоже не оправдала надежд - рано умершая жена, два сына (несомненно, головлёвской породы - гонористые барчата, также склонные к богатой жизни, безответственности и совершенной беспомощности в случае лишения финансовой поддержки), питающих отвращение к низменной натуре отца, и отчего не имеющие к нему уважения. Родственные узы у Иудушки стираются в пыль, едва речь заходит о надобности потратиться во благо кого-нибудь и что не сулит ему, Иудушке, выгодного вложения.
Ничто, не семья, не власть, не религия (которая, в сочетании с мастерским словоблудием, играет в жизни Иудушки роль "морального щита" от общественности) не способны разбудить в его душе хоть маленький проблеск совести перед совершаемыми им деяниями и образом жизни. Хотя, возможно, тот небольшой укол совести, что и был описан в конце романа, может и есть надежда, что не все было безнадежно, что и до таких, как Порфирий Владимирович, можно достучаться?

Обычно я на такие книги рецензии не пишу, потому что и так большинство прочитает, а кто не прочитает - сам себе злобный буратина, но раз уж положено отчитаться, признаюсь, что более всего меня поразило тягостное ощущение загнанности, тупика и безысходности, которое пронизывает каждую строку этого романа. Книгу эту не зря относят к шедеврам русской классики, но это такой шедевр, читать который стоит немало моральных сил.
Сразу признаюсь, что сатиру не отношу к числу любимых жанров, а уж морализаторство некоторых русских писателей, считающихся просветителями, вообще нагоняет на меня тоску, так что я приступала к чтению этого романа с некоторой опаской. Оказалось - совершенно напрасно.
Конечно же, совсем без воспитательно-просветительских бесед Михаил Евграфович обойтись не сумел, но и в тоску вогнать не успел, и достоинства книги своими небесспорными рассуждениями не заслонил.
К достоинствам отнесу, прежде всего, удивительно точные характеры, и блестящий язык. Тут только ленивый не сказал, что такое количество ласкательных суффиксов на единицу пространства даже предположить было сложно, но смотрятся в тексте они абсолютно органично, и атмосферу взаимоотношений в головлевском семействе передают невероятно достоверно. И да, я тоже некоторое время вздрагивала, встречая в книгах и чужой речи слова с такими "миленькими" суффиксами...
Приятно и то, что несмотря на вполне однозначную оценку автором своих героев, их истории можно додумывать, в результате чего и сами герои, да и обстоятельства их жизни воспринимаются не настолько однозначно, как может поначалу показаться. И Степка-балбес, и Павел, и внучки, и Пелагеюшка. О каждом из них есть, что досказать, и додумать.
И, конечно, Арина Петровна, которая своими действиями во многом запустила маховик семейной деградации, тоже не так очевидно виновата во всех своих бедах. Это ведь безусловно талантливая женщина, фактически в одиночку создавшая головлевское благополучие. Вот только зачем? Наверное, просто, чтобы без дела не сидеть. Потому что и любить не умела, и дальше собственного комфорта думать не хотела.
Кстати, одна из важнейших мыслей этой книги как раз и состоит в том, что любая деятельность должна иметь достойную цель. Иначе, как и у каждого члена головлевского семейства, итогом станет тоска, одиночество, пустота и сумасшествие... Ну или фосфорные спички.
Ничего не пишу про Порфирия Петровича. Слишком тягостно. Потрясающий образ. Гримпенская трясина. Пусть такие нам только в книгах встречаются.
А вообще, это надо просто прочитать. Такой яркий срез повседневной провинциальной жизни достоен пристального внимания. Тем более, что книга, кроме пары отвлечений в рассуждения, читается очень легко, а эмоционально долго не отпускает.
Очень страшно.

Бедный. Бедный, бедный Иудушка Головлёв.
Бедная Арина Петровна.
Бедный Сётпка-Балбес.
Бедный Павел.
Бедная-бедная Аннушка.
Всех их невероятно жалко и никого не хочется осуждать.

Салтыков-Щедрин написал книгу о том, на что мы тратим свою единственную жизнь, как мы не замечаем времени, как обманываемся в своих устремлениях, как деятельность наша – и не деятельность вовсе, а так, заполнение времени абы чем.

Мне очень понравились авторские, назову их, отступления. Про крестьян, про различие «французского лицемерия» и «русской лжи», их было много, но я почему-то не делал заметок пока читал – сейчас уже всех не помню. Жалко, там были хорошие мысли.

Эта книга – она всё-таки о смерти, не о чём другом. Смерть, она приходит не в секунду – она вползает в душу и начинает жить в теле. А человека уже нет. Он спит. Аннушка понимала, что она умерла уже давно, задолго до того, как умрёт её тело. И лишь ждала физического воплощения того, что и так уже давно случилось. Смерть по Салтыкову-Щедрину – это «пустоутробие», бесплодная, неплодотворная жизнь, существование бездеятельное и полное «праздномыслия».
Все герои, как бы они ни начинали, заканчивают запертыми, отгородившими себя от мира в своих кабинетах(И.), спальнях(А.П.), мезонинах (П.), избах (С.-б.). Не видя людей, уединившись, они «думают», мечтают, как бы живут внутри себя, но за пределами сознания их деятельность никак не выражается. Очень интересно пересечение мечтаний Стёпки-Балбеса, Павла и Иудушки. Такие разные люди, а заканчивают одинаково – запершись в своей комнате, мечтая об одном.
Угасание жизни в деятельной, предприимчивой Арине Петровне, наверное, самый точный, подробно описанный пример этого. Как ей что-то вспоминается, а что не помнит; как она плачет, над чем – не помнит; её обидели, а кто – не помнит. Её пустые, страшные ночи, её бездеятельные дни.

Я не знаю, насколько очищающий, примиряющий финал у книги (неважно, что он несколько надуман, вся литература несколько надумана), но мне было хорошо. Может быть, так и надо – поступать, как Стёпка, как Иуда, как Любонька. Может быть, этот один поступок искупает всю их непутёвую жизнь. А может быть, и нет – не знаю.

Тёмные стороны души есть у каждого, не так ли? Недостатки, пороки, желания, грехи и огрехи. Сознательный выбор предать. Неистовое желание забрать. Или отомстить, или причинить боль, или быть жестоким. Эта сторона души может быть скрыта за семью печатями, а может заявлять о себе не скрываясь и не стесняясь. И тогда изъян души покрывает язвами кожу. Человек исходит ядом буквально. И люди вокруг отдаляются, отодвигаются, уходят, бегут. Одиночество поглощает и не остаётся никого вокруг. Или все-таки кто-то рядом есть?
Есть. Но не из-за большой любви и преданности, а от безысходности и слабости.

«Господа Головлевы» – классический роман XIX века о темной стороне души человека мелкого, мерзкого и мстительного, роман о тех, кто остался рядом с ним.

История упадка одной семьи? Мерзкие картины нравственного падения и разложения? Похоронить себя заживо? Нет ничего святого? Ничего человеческого? написано в 1875–1880 годах? Эмм… Если мне дали такие исходные данные еще месяц назад мой ответ был бы однозначным. Ругон-Маккары Золя, конечно! Пфф… Ну конечно, вы чего? Это же саммари «Западни». А если там еще сексуальные извращения, то «Нана». И тени сомнений у меня бы не было. А теперь я сначала уточню – какая страна? И если Россия, то отвечу «Господа Головлевы».

Реализм и натурализм XIX века искал выход и находил его в творчестве писателей готовых сделать этот смелый шаг. А это в самом деле шаг смелый. Надо быть готовым к тому, что о вашей книге будут столетия спустя писать «мерзкая, грязная, дочитав, хочется помыться, главный герой вызывает отвращение, грязь, трэш, это ужасно». Салтыков-Щедрин, я думаю, вполне осознавал на что идет. Нельзя описать настолько неприятного и отталкивающего главного героя, а потом ждать признания публики. Публика реагирует не умом, публика описывает чувства, первые реакции, публика реагирует нормально, адекватно. И можно писать послесловия и пытаться что-то объяснить, донести, о… напрасно. Это уже не поможет.

Можно сказать, что я никогда раньше не читала Салтыкова-Щедрина (повесть про мужика и генералов из школьной программы мозг благополучно стер из памяти, ничего не помню. Ни единого слова). Я была морально готова к вот этому остро-социальному, разоблачающему, яростно-реалистичному, критика и литература как протест, инструмент общественной борьбы. И морально готовилась к тяжелому и невыносимому чтению. Но нет. Ничего тяжелого, ничего невыносимого, а остальное всё было – и остро-социальное и протест. Я читала об ядовитых, отравленных отношениях, о зависти, лжи, подлости, мстительности, погружалась в пучину жизни Иудушки и не могла оторвать глаз. Уродливая красота – вот что такое этот роман. Предельно отвратные и подлые характеры, их поступки описаны таким прекрасным русским языком, что оторваться невозможно. Очень странное чувство, правда.

Я не ожидала от этой книги таких сильных реакций. Я не думала, что она меня настолько сильно зацепит. Я читала каждую свободную минуту, читала и удивлялась тем бурным чувствам, что пробуждали во мне главные герои. Я читала и думала – так, уже конец, правильно? Но книга не заканчивалась и не заканчивалась, хотя логически финал был прописан минимум трижды. Писатель разворачивал повествование на 180, смещал фокус и начинал заново… На самом деле, эта книга три в одном (если не больше) – каждая глава достойна отдельного романа.

Можно ли скрыть свою темную сторону? Или это бесполезно, и она все равно даст о себе знать? Я верю во второе. Случайным словом, одним-единственным поступком, взглядом можно выдать себя и своих демонов. Темная сторона есть у всех, вопрос только в том насколько вы готовы признать этот мрак?

Ну, и придурки, скажу я вам!
Кунсткамера, ей-богу.
Несмотря на всю мою огромную любовь к русской классической литературе, это произведение далось нелегко. Я скучала и бесилась, пожалуй, это две особо выраженные эмоции во время прочтения. Лишь иногда находила что-то до крайности забавное, даже гротескное и вычурное в своей абсурдности.
Счастливы те люди, которые в своей жизни не встречали таких Иудушек-кровопийцев, а у меня был такой директор на работе, все соки, скотина, высасывал четыре года. И скупердяй еще тот был. Спасу от него не было, пока в ответ его же методами не начала, но там он и уволил меня. В романе Салтыкова-Щедрина только Евпраксеюшка, глупая и тугодумная, додумалась изводить барина его же способом - канючила, ныла, терзала как самая заправская современная женщина-пилка, которая со своего избранника выпиливает шубку-тухольки-платьичко... чем несказанно меня умиляла.
Для себя: попробовать перечитать произведение в другое время в другом настроении.

Шедевр. Ни больше и ни меньше.

Что безмерно восхищает. Богатейшая русская речь. Старинная, виньетчатая, с тончайшей иронией. Просто нет слов. Как говорил Михаил Задорнов: "Готовы испытать гордость?.."

В рамках коллизий города Глупова -вся многострадальная российская действительность, все национальные черты и программы: первобытная жестокость обывателя и детская наивность..."вот приедет барин...", "всё равно накормят какой-нибудь гадостью", "виноват стрелочник" и "о русский бунт-бессмысленный и беспощадный"...

В лекции Д.Быкова (которая побудила меня к прочтению этой книги), признаюсь, меня сильно заинтересовала аналогия с маркесовским "Сто лет одиночества". Быков даже называет "Сто лет" "парафразом на щедринские темы".
Что ж. В этом что-то есть.
Летописи Мелькиадеса- и летописи глуповских летописцев.
Мистические стихийные бедствия.
Изъеденные муравьями младенцы- и женщина, таким же образом пострадавшая от клопов.
Кампания по перекрашиванию домов в голубой цвет в Макондо- и глуповские кампании за употребление горчицы, прованского масла и постройки фундамента.
Много общего.А уж финал-просто идентичен. Одним словом-"Есть города обречённые ...
Интересно другое.
Если у Салтыкова-Щедрина-сие- желчная сатира на соплеменников...
То у Маркеса-романтическое, созерцательное философско-магическое...повествование.
И тогда: либо русские в своё духовном развитии на ступень выше -столь сурово осознавая собственное несовершенства...
Либо латиноамериканцы- философски-мудро принимая свой народ и бытие такими, какие они есть.

И напоследок. Я очарована. Читала всем. Всех достала. Здесь и язык,и стиль произведения,и менталитет, и затронутые темы...Итак: Готовы испытать гордость?

• Всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе таковое печение и будни.
• Начинку всякий да употребляет по состоянию. Тако: поймав в реке рыбу — класть; изрубив намелко скотское мясо — класть же; изрубив капусту — тоже класть. Люди неимущие да кладут требуху.

• По положении начинки и удобрении оной должным числом масла и яиц, класть пирог в печь и содержать в вольном духе, доколе не зарумянится.
• По вынутии из печи всякий да возьмет в руку нож и, вырезав из середины часть, да принесет оную в дар.
• Исполнивший сие да яст".