Ф. М. Достоевский. Избранные сочинения в 2 томах (комплект)

Аудиокнига

Уже пыталась читать этот роман лет эдак 15 назад, но дочитала до середины и отложила, чтобы "отдохнуть", и с тех так и порывалась прочитать полностью.
Но вообще не удивительно, чтение и сейчас потребовало от меня немалых душевных и моральных усилий, и отложить хотелось неоднократно. Хотя слушать было интересно, отчасти еще и благодаря отличной озвучке. В этот раз и взялась то за книгу как раз благодаря озвучке, в игре Остров сокровищ выпал исполнитель Александр Андриенко. Он много книг Достоевского озвучил, и не только его, у него аудиокниг приличное количество и самых разных жанров. Конечно сначала накачала на выбор фантастики, фэнтези и детективов, но незавершенный гештальт так и приковывал именно к Достоевскому. Взялась послушать на пробу парочку треков, как пойдет, в результате опомнилась только после десятого (из 104х). Начало меня заворожило, особенно первый монолог князя в доме Епанчиных.

И отзыв свой не зря озаглавила именно так. С самого начала удивляло большое количество явно неадекватных персонажей в романе. У главных героев вообще настоящий треугольник, но вовсе не любовный, а психически болезненный, в котором каждый из участников был зависим от других, что накрепко связало этих людей и привело именно к такой концовке. Да и все эти паразиты-прилипалы, которые собрались вокруг Мышкина, из них только Келлер был более менее нормальный, хоть и не самый приятный человек. Что Иволгин, что Лебедев, что Ипполит. Про последнего под конец неоднократно думалось, ну когда же ты наконец-то помрешь, так долго и так театрально он собирался в мир иной. Да и Аглая тоже отличилась, показывая все прелести затянувшегося пубертатного периода. А этот ее поход к Настасье Филипповне, разрушивший их с князем ожидаемый брак. Но сейчас вот пишу и думаю, а не хотела ли она именно такого поворота событий, опасаясь союза с идиотом?
В общем, бедолага Мышкин действительно на свою беду приехал в Россию.

Очень много раз при прослушивании выпадала в размышления в сослагательном наклонении, после чего приходилось переслушивать пропущенные куски текста. Но сослагательное наклонение в книгах вообще бессмысленно, ведь если бы да кабы, то это была бы уже совершенно другая история. Так что и тут приходилось с собой бороться.
Некоторые моменты просто выводили из себя. Особенно происшествие с якобы сыном Павлищева Бурдовским, когда эта компания мошенников явилась к князю трясти с него деньги, и как они позорились сами и позорили всех окружающих, а князь еще и извинялся перед ними. Еле продралась через эту сцену, а она довольно долго длилась, как и все сцены в книге. И вся эта шайка в результате практически оказалась чуть ли в друзьях у князя. Подозреваю, что и прошлый раз отложила чтение именно на этом моменте, так как стих, прочитанный Аглаей, про Рыцаря бедного помнила, а вот дальше уже нет.
И еще в книге чудовищное количество монологов. И если монологи самого князя читать было интересно, чувствовалось, что все это размышления самого автора (что стоит автобиографичная сцена про чувства и мысли перед казнью), то пьяная философия Лебедева, или не менее пьяное вранье генерала Иволгина вызывали недоумение. Зачем они тут? И еще исповедь Ипполита, сначала было довольно-таки интересно, но она была такая длинная, тянулась и тянулась, устала слушать. И далеко не все восприняла, уже сейчас почти не помню, что там было.
Из всех персонажей книги, мне больше всего понравилась Елизавета Прокофьевна Епанчина. Как то очень близко по духу ее восприняла. И ее отношение к мужу и с мужем, и отношение к дочерям и с дочерьми, и отношение к князю и с князем. Замечательный женский образ получился и очень цельный.
В итоге, несмотря на все усилия, получила большое удовольствие от чтения. Даже хотя бы от победы над собой))

Озвучка отличная. Лучшего исполнителя для этой книги теперь не представляю. У исполнителя голос довольно резкий и временами порывистый (прослушивание с ускорением 1.3-1.4 еще и усилило это впечатление), но как раз такой он и должен быть, потому что все монологи были именно порывами души, особенно у князя Мышкина. Книгу читал Александр Андриенко.

Когда, моя дочь сказала, что ей нравится творчество Ф.М. Достоевского, честно говоря, очень удивилась. Решила в сознательном возрасте ещё раз перечитать "Преступление и наказание". Может быть, я что-то упустила. Скажу сразу, прекрасно помню данное произведение, помню все мысли, которые мне внушили в школе, как надо трактовать книгу и какие философские и гуманистические аспекты в ней раскрываются. Не могу сказать, что с ними не согласна. Но нравиться?!

Почитала в интернете отзывы, может быть, сейчас все трактуется по другому. Да нет, вроде все тоже и те же, только религиозная тема более акцентирована, чем в моё постсоветское школьное время.

Ну что ж, начнем.

Авторский стиль - все так же не нашел отклика в моей душе. Вроде бы все по делу, но, как длинно и витиевато изъясняются персонажи. Теория Раскольникова не нова, ещё А.С. Пушкин сказал:

Страницы, на которых Раскольников разъясняет свою статью следователю Порфирию Петровичу, по сравнению с остальным текстом, просто образец краткости и ясности. Сильные, одаренные, волевые личности имеют право на преступление ради высшей цели, светлого будущего, великого достижения. Их не пугают и не останавливают законы, нормы морали. Все остальные люди нужны лишь для того, чтобы быть "материалом" для рождения себе подобных. Последователи этой теории были, есть и будут. Но в романе Достоевского теория терпит крах. Убийство старухи-процентщицы, тянет за собой убийство её сестры Елизаветы...

Достоевский часто вспоминает Лазаря и читатель понимает, что Раскольников в конце повествования тоже воскреснет к новой жизни. Родион отказывается от своих бредовых идей и перестает глядеть в Наполеоны...

А меня в силу возраста, а может и каких-то феминистических идей, посетил одна мысль: по сути Раскольников "ничего не делает". Сначала выдвигает какую-то безумную теорию, потом её проверяет на практике, потом страдает и мучается. В то время как Дуня, а потом и Соня пытаются ему помочь.

Достоевский далеко не тот автор, книги которого я читала с радостью. Неет, читала только потому что его книги были в учебной программе. Не буду объяснять причины, почему книги Достоевского не доставляют мне радости, это личное.

Тут и Петербург, с его улицами, переулками и площадями. Петербург летний, когда в городе стоит жара, и понять эту жару, понять погоду в июле, в жаркий день можно только будучи в Питере (хм, даа, я загнула, но действительно, как ещё иначе понять что такое летняя питерская жара? Только ощутить её, почувствовать на себе).

И потом - эти мысли Раскольникова, его размышления, а рискнул ли бы он на убийство старухи-процентщицы? Что вообще значит отнять чью-то жизнь?

Он размышляет, колеблется и это чувствуешь, понимаешь, что у него был выбор. Он колебался, сомневался, но сделал. И что потом? Мучения совести - да... А это тяжело, продолжать жить и вспоминать, осознавать.

И заслуженное наказание. И прощение, искупление:

Верится, знается, что будет новая, лучшая жизнь у Раскольникова.

"Девушка-бесприданница выходит замуж за содержателя ломбарда. Семейная жизнь складывается неблагополучно. Супруги не понимают друг друга из-за разницы в возрасте и социальном положении. Развязка трагична."
После такой аннотации как не написать рецензию?:) Перед нами чудесный рассказ Достоевского, в котором фантастического не больше, чем в "Преступлении и наказании". Только здесь наконец история дана через призму сознания ростовщика... уже это само по себе очень интересно. Русский Гобсек не похож на бальзаковского, хотя тоже мечтает о власти над душами. Но нашему герою достаточно одной души и, в отличие от других ростовщиков, он согласен только на жертву кроткую и непорочную. Да, 16 лет и 42 года - большая разница. Наташа Ростова тоже не смогла принять годового испытания, которое было для Болконского таким несложным. Казалось бы, у юности больше времени впереди, но мироощущение иное, восприятие более острое, нетерпение сердца не позволяет ждать и догонять...
Достоевский в очередной раз показывает нам "подпольного человека", которому хочется женщину покорить, уничтожить как личность и осчастливить... И женщина совершенно чистая и кроткая начинает "бунтовать", даже мстить обидчику, терзая и себя за это, несвойственное ее личности поведение. В финале иногда кажется, что она просто не дождалась своего счастья, вот ведь уже и ростовщик готов отказаться от своего Дела и валяется уже у нее под ногами... Так в этот момент душа "подпольного человека" захотела добра, истосковалась по самопожертвованию... Но не обольщайтесь, после трагедии наш рассказчик не случайно будет кричать, что она "сама виновата", он так и не поймет, чего именно не выдержала эта непорочная душа... Он так и не поймет, что они вместе никогда не были бы счастливы...

Почему иные книги актуальны полтора века и чем отличается детектив «Преступление и наказание» от сегодняшнего бестселлера, который забудут через пару лет? Чем отличается классика от всего остального? cам себе задал вопросы - сам себе на них и отвечу Мне кажется, своей глубиной, многогранностью и многоуровневостью. И тотальной правдой, которая у каждого своя, но у всех при этом общая.

Когда я читал эту книгу будучи подростком, в школе, то был поражён терзаниями, сомнениями, страстями и противоречиями Раскольникова – до того они самому были близки тогда, актуальны. Вся эта экспрессия была очень в унисон со мной тогдашним. В сущности, я тогда только Родиона и заметил. Может быть, ещё бы вспомнил Разумихина, Авдотью и чуть-чуть Сонечку. Но вот спроси меня тогда, кто такие Лужин, Мармеладов, Порфирий, Катерина Ивановна, Елизавета или Свидригайлов, то я бы только рот раскрыл. Хоть убейте, но не заметил я их, хотя читал внимательно и старательно. Потому что не с той колокольни смотрел.

Когда читал книгу двадцатипятилетним, то поражён был как раз незамеченным Аркадием Ивановичем Свидригайловым. Вот это герой! Очень сложный, неоднозначный. Весь из полутонов, противоречивый, рефлексирующий, роскошный, могущественный, но мягкий и добрый не от добра. Стихийное явление, пожар в холодном зеркале. Тот, кто не желает ничего, но несёт добро. Считающий вечность банькой с пауками, но бесстрашно в неё уходящий. Невольный благодетель, который всё решил.

— Как же вы... как же вы-с, теперь же в такой дождь и пойдете?

— Ну, в Америку собираться да дождя бояться, хе-хе! Прощайте, голубчик, Софья Семеновна! Живите и много живите, вы другим пригодитесь. Кстати... скажите-ка господину Разумихину, что я велел кланяться. Так-таки и передайте: Аркадий, дескать, Иванович Свидригайлов кланяется. Да непременно же.

Он вышел, оставив Соню в изумлении, в испуге и в каком-то неясном и тяжелом подозрении.

Знаете, меня этот эпизод просто сводит с ума, до того это беспощадно круто. Нет, мне кажется, что это самое лучшее описание пика человеческих переживаний - то самое белое каление и тихий ужас, сковавший душу человеческую. И это самое полное и глубокое описание одного из самых страшных грехов, которые только есть. Я о грехе уныния. Тут вся разрушительная мощь этой страсти. Во фразе «В Америку собираться да дождя бояться» собрана вся мудрость «Исповеди» Толстого и «Хагакурэ». Но только тут она не в двух томах с сотнями страниц, а в шести словах, в тридцати двух буквах – сверхтяжёлая литературная и философская материя.

Теперь же, перечтя книгу в свои тридцать два, я посмотрел на неё ещё немного иначе. Я всё также сочувствую Раскольникову, я всё также восхищён Свидригайловым, я всё ещё снимаю шляпу перед Порфирием, но теперь я разглядел ещё одну грань.

Это книга об унынии, гордости и промысле Божьем. То есть не о гордости конкретно Родиона Романовича, который возжелал в наполеоны, а о губительном коктейле из двух страшных страстей человеческих, которые и выстилают для людей дорогу в ад.

Смотрите, вот есть Катерина Ивановна и она выходит замуж за неказистого чиновника Мармеладова, который вовсе ей не ровня. Она эта делает для того, чтоб облегчить участь своих детей, но в итоге делает только хуже, ведь те крохи, которые могли бы улучшить положение, пропиваются, а здоровье и надежды утекают сквозь пальцы, вынужденные каждую ночь стирать белье, которому нет перемены. В итоге обезумевшая Катерина Ивановна умирает от чахотки и горя.

Или есть Соня Мармеладова, которая не без лепты Катерины Ивановны тоже приносит себя в жертву. Мерзко, страшно, больно и бессмысленно. Заработанное ей оказывается опять же пропито отцом или потрачено в угоду новой профессии: на апартаменты, соответствующий наряд и на макияж. Сальдо отрицательным выходит!

Это жертва тоже оказывается бессмысленной.

Авдотья Романовна готова принести жертву ради брата, но мы-то понимаем, что едва ли Лужин оказал бы хоть какую-то протекцию Родиону(при первой же встрече они ссорятся смертельно), да и в каком бы она оказалась положении, если бы уже вышла замуж за Лужина и только тогда узнала, что получила по завещанию от Марфы Петровны состояние? Ещё одна драма, которой, слава богу, не произошло.

Раскольников приносит себя в жертву ради того, чтобы сестра не приносила в жертву себя и чтобы помочь абстрактным несчастным униженным и оскорблённым. В итоге совершает преступление против того, кого он этим преступлением хотел облагодетельствовать. Натурально вынужден топором рубить тихую, безобидную, блаженную и, вероятно, беременную, Лизавету.

Единственное, что нужно было делать этим людям, это не делать ничего. Авдотья не знает, что она невеста с приданным, Родион не знает, что вот-вот придут деньги от матери, а Соня не в курсе, что её очень обаятельного, но от этого только более чудовищного родителя насмерть переедет каретой. Просто люди в своём унынии дошли до того, что решили в гордыне своей ускорить неисповедимый Божий промысел. За что и поплатились.

Мораль такая выходит: «Делай, что должно и будь, что будет».

Но можно подумать на ещё один ход вперёд. Представим на минуту, что Раскольников не убивал старуху, а положился на судьбу и зашёл к Разумихину ДО, а не ПОСЛЕ.

Тогда получится, что юноша с открытым, добрым сердцем и обострённым чувством справедливости избавлен от нищеты переводами с немецкого, а после и вовсе укреплён родительским переводом. Авдотья Романовна в любом случае не принесла бы себя в жертву ради него, а нашла себе достойную пару в лице того же Разумихина. Сироты Мармеладовы остаются облагодетельствованные Аркадием Ивановичем, а Родион и Соня вполне способны сами прокормиться честным образом. Родион восстанавливается в университете и, кто знает, быть может, он был бы Плевако, Белинский или Флоренский. Какова пастораль, а?

Но с этой дорожки Родион свернул, а там его уже ловко вёл сам дьявол. И вышло так, что и про отсутствие Лизаветы он услышал, и топор в дворницкой нашёлся, и старухины кредиторы за дворником убежали, а маляры, наоборот, из квартиры выбежали. Пойди по той дороге Раскольников дальше и, быть может, был бы новый Наполеон, Рокфеллер, Бисмарк, а то и Столыпин. Но эта дорога была заведомо не для Родиона Романовича, который презирал сухую логику, ненавидел проценты и расчётливость. На том он и свернул с дороги бесовской, по которой вовсе зря пошёл. И понял это. Поэтому, может статься так из каторги выйдет Человек. Может, в том и был промысел?

Обязательно перечту эту книгу ещё лет через пять. Посмотрю, что изменится.

Сложная оказалась для меня повесть.

С одной стороны - очень понятный и близкий герой, к которому я сразу прониклась симпатией.

С другой - легкомысленная и непостоянная героиня, которая поступила с героем хоть и понятно, но плохо. Он, одинокий, никогда в жизни не решавшийся с девушками заговорить, мечтатель - естественно, проникся всей душой первой девушкой, с которой смог не просто поговорить, а даже встретиться больше одного раза. А она - юная вертихвостка - любит одного, потом не любит, готова полюбить другого, хотя даже имени его не спросила, а потом вдруг снова любит первого. И это так нелепо и больно, особенно когда герой, несмотря ни на что, желает этой девушке быть счастливой с другим. Искренне и высоко. Но что же он? Зачем вообще весь этот текст, чтобы показать, что такие люди - замкнутые мечтатели - вечно будут одиноки?

Есть еще и третье - книга очень не попала мне в настроение, душа просила что-то про любовь с хэппи-эндом, а тут такое... Но не буду учитывать это при оценивании, повесть вызвала эмоции, пусть негативные, но я ценю такие... не пустые произведения, не так уж их много.

Нет-нет, Достоевский сегодня положительно невозможен. Вот эта фраза, что я взяла для эпиграфа, невыносимая смесь умильности с утомительным многословием, рождающая в душе читателя раздраженное желание ответить: "Да и умри, одним занудным дураком меньше будет." А между тем, это кульминация повести, концентрированная боль и горечь горькой и больной истории, собранная в прощальной фразе человека, у которого отнимают смысл жизни.

Рукопись "Бедных людей" принес Некрасову для "Отечественных записок" Григорович, они читали вместе и не думаю, чтобы изначально имели намерение растянуть удовольствие до четырех утра, а после вламываться на квартиру Достоевского, и сообщать, что он гений, но вышло именно так. "Новый Гоголь явиился", - аттестовал автора Некрасов, передавая Белинскому рукопись. И оценка великого критика не разошлась с некрасовской. Н-ну, потому что это великое произведение. Было и остается им. И будет таким еще через двести лет, несмотря на всех, чуждых нашему избалованному слуху "маточек" с "ангельчиками". Несмотря даже на дурацкую фальбалу, занимающую в тексте не меньше места, чем история жизни, борьбы за доброе имя и смерти бедного чиновника Горшкова.

Я, кстати, посмотрела в словаре, что такое была эта фальбала. Широкая оборка для отделки юбок и чепцов, придававшая одежде пышность и дополнительный объем. То, посредством чего бедная девушка могла сделаться в глазах окружающих барынькой, хотя бы не всерьез и не надолго. Контекст имеет значение и его надо учитывать, когда берешься читать книги, написанные полтора столетья назад. Это в наше время всеобщей грамотности и усредненных стандартов (у олигарха мобильник и у бомжа) все говорят приблизительно на одном языке, ориентированном на скороговорку дикторов ТВ. Россия середины XIX века имела пласт грамотных людей, взращенных единственно для роли, которую сегодня выполняет офисная техника.

То есть, смотрите, мелкий чиновник того времени выше крестьянина или мастерового по статусу, но по уровню доходов сопоставим, как бы еще и не ниже. При этом он не имеет возможности ходить на службу в партикулярном платье, необходим мундир и шинель (драма Акакия Акакиевича еще и в том, что тулупа он не имел права надеть зимой по статусу и без теплой зимней шинели замерзал). А это дополнительные расходы. Нужно нанимать жилье, в большом городе. как Петербург, снять пристойную квартиру никогда не стоило дешево. Таким образом, жалованье, без того небольшое, существенно урезывалось. А от крупного чиновничества тогдашний офисный планктон отделяла пропасть как по уровню доходов, так и в целом в уровне жизни, и я не имею теперь в виду один только материальный достаток. Возможность посещать культурные мероприятия, покупать книги, общаться с умными людьми - все это, доступное письмоводителю, было отсечено от Макара Девушкина.

Мы. сегодняшние, можем найти в интернете круг общения. который устроит, если жизнь сложилась таким образом, что в реале нет этой возможности. Мы можем читать, да не всегда легально (хотя есть и недорогие сетевые библиотеки), но вот я, к примеру, читаю книг триста пятьдесят за год, если бы каждую из них покупала выкладывая по тысяче, что сталось бы с моей квартирой и моим бюджетом? С другой стороны, если бы за свои отличные тексты получала что-нибудь, кроме морального удовлетворения, это было бы здорово. Однако я отклонилась. Суть в том, что спектр наших нынешних возможностей, в том числе находить людей для достойного общения и оттачивать стиль - неизмеримо шире, чем у бедного питерского чиновника, перебелявшего бумаги в присутствии, двести лет назад.

И такой Макар Девушкин, всю жизнь проживший затянутым до последней ременной дырочки, в скудости, которая недалека от нищеты, но все ж не она. Такой чиновник под пятьдесят встречает милую скромную и красивую девушку, к которой проникается, как ему прежде кажется, отеческими чувствами. И начинает заботиться о ней, и жизнь его расцвечивается волшебными красками. А чтобы посылать Вареньке скромные подарки: бальзамин и герань в горшках, гроздь винограда, он переезжает из приличной отдельной комнаты за отделенный ширмой угол кухни в грязной смрадной общаге. Ну вот так. Девятьсот девяносто девять из тысячи не пошли бы на такое ради любви, а он идет. И, пока все спокойно, радуется занавеске, угол которой она отгибает поутру, да ее запискам, да редким встречам во время церковной службы.

Но вот Варя заболела, а здоровья она слабого, и приходится продать мундир, чтобы платить за лечение. И денег взять негде, и жалованье, выданное вперед, потрачено. И, ох, как же это все невыносимо. А потом она выйдет замуж за богача Быкова, уедет, а для него жизнь кончится. Не самое комфортное в психологическом смысле чтение и уж точно не духоподъемное. Великая книга о маленьких людях.

Человек приезжает из Швейцарии в Петербург с одним узелком в руке. В никуда. Ни о чем будто не переживая. Идиот? Человек один к однофамильцам. Не денег и протекции просить, а просто поздороваться как последний носитель фамилии с последней носительницей. Идиот? Человек открывает дверь вместо лакея и оторопело смотрит на гостью. Идиот же?

Человек не придаёт значения светским условностям. Не верит наговорам и злословию. Сострадает. Он милостив и правдив. Он готов подставить вторую щеку. Он не судит. Он умеет прощать.

Человек, рядом с которым каждый, даже абсолютно разуверившийся в себе, может тоже почувствовать себя человеком.

Идиот?

С моей последней встречи с Достоевским прошло полжизни. Это совсем новое впечатление, очищенное от слепого слежения за сюжетом, выискивания исторической подоплёки, сличения с критикой и мыслей о правильном сочинении. Это было переживание - со-проживание истории. Это была попытка вместе с Мышкиным смотреть вглубь, за маски, за образы. И тоже попытаться научиться понять, а не судить.

Достоевский как будто создал коридор зеркал: одна история зеркалит другую, один персонаж отражает другого, а все вместе воспроизводит задумку автора. И вот тут, на мой взгляд, и кроется ключ к неизбежности финала: можно ли спасти себя, растворившись в спасении ближних?

В духовном смысле - вероятно, но только вот "вполне прекрасный человек" рассыпается...

Впрочем и на это Достоевский дал ответ словами Пушкина:

"Между тем как он кончался,

Дух лукавый подоспел,

Душу рыцаря сбирался

Бес тащить уж в свой предел:

Он-де богу не молился,

Он не ведал-де поста,

Не путем-де волочился

Он за матушкой Христа.

Но пречистая сердечно

Заступилась за него

И впустила в царство вечно

Паладина своего."

В конце коридора зеркал читателя ждёт самое большое и самое точное зеркало. Кого вы увидите в нем - идиота или хотя бы отчасти прекрасного человека?

После первого прочтения романа в 14 лет я решила, что это моя любимая книга, но никогда не могла ничего путного про него сказать. На выпускном экзамене в 9 классе, могла попасться одна из трех тем: "Военная тема в современной литературе", "О самостоятельно прочитанном рассказе" и "Мои любимые книги". Это был 2010-ый и ставку я делала на "Военную тему" как самый вероятный вариант в год 65-летия Великой победы, но прорабатывала все. Разумеется, в сочинение о любимых книгах не включить Достоевского было невозможно, но т.к. я довольно хорошо понимала, что мне выгодно, а что нет, я писала не об "Идиоте", а о "Преступлении и наказании", обосновывать свое отношение к которому было гораздо легче.

Перечитывание "Идиота" воспринималось как что-то волнительно святое, для которого должен наступить час X. Нельзя сказать, что я почувствовала, "время пришло", и взялась за роман, к этому подтолкнули обстоятельства. Недели полторы я вертела книгу в руках, не способная пройти дальше первых 20-и страниц, что очень огорчало и разочаровывало, я даже подумывала отложить и ждать того самого сокровенного Часа. Не знаю, что и в какой момент произошло, но это было схоже с "Карамазовыми", за которых я взялась после 4 лет паузы в отношениях с Достоевским. За эти годы я стала капризна, непоследовательна, неверна книгам, которые не могли меня заинтересовать настолько, чтобы все свое внимание сосредотачивать на одной из них: "Сегодня я тебя читаю, но следующие недели две я проведу с другими, когда и они мне надоедят, я, возможно, вновь вернусь к тебе". Я задвинула все прочие книги и читала "Братьев Карамазовых". Я читала их на бумаге дома, читала в электронке вне него, слушала в аудио, когда занималась уборкой и зарядкой. Мы вновь встретились и узнали друг друга. То же произошло с "Идиотом" вскоре после тех тягомотных полутора недель. Разве что я использовала не разные форматы, а повсюду таскала с собой книгу 1985 г. издания, такую же я брала в библиотеке в 2008. Специально искала.
Эти семь месяцев я откладывала написание рецензии, но нужно когда-нибудь собраться и написать. Третий раз может быть (и будет) нескоро.
Начнем с того, что я ясно поняла еще в первый раз. Основная идея романа - это создание положительно прекрасного героя, что было бы, если иисусоподобный человек появился бы в наше время XIX веке.

"Идиот" для меня стоит немного особняком среди прочих романов Достоевского. Он не проводит нас через все самые темные стороны человеческой сущности - донельзя банальная фраза, когда речь заходит о Достоевском, и в таком виде в корне неверная - хотя и этого здесь достаточно. В центре него стоит человек искренний и светлый. Князь, да и большинство героев, не вызывают отвращения, иногда негодование, но и это из-за сочувствия. Однако в отличие от более "темных" историй, он не завершает ее на оптимистичной ноте, не дает надежду, все кончается таким крахом, что, когда я читала впервые, по юности своей была в ошеломленном недоумении и не могла поверить, что книги могут вот ТАК заканчиваться.

Этот роман такая галерея характеров, что не знаешь, с какой стороны подступиться. "Идиот" - по-шекспировки траги-комичная, в мнимом единстве времени, места очень камерно – драматическая вещь, где все знакомы через одно рукопожатие.
Женщины. Настасью Филиповну нередко относят к типу "инфернальниц", но ничего подобного в ней нет. Достоевский не дает своим героям имен просто так. Это "говорящие фамилии". Анастасия Барашкова - не демоница, не соблазнительница, а жертва. У Достоевского женщина всегда возведена. У него героини спасают мужчин, как сам он был спасен женщиной. Но Настасья, погубленная, несчастная, лишена животворящей силы. В ней нет страстей и желаний, внутри нее все пожухло и умерло, она стала игрушкой, жертвой мужских страстей. То один тянет за веревочку, то другой. А князь покоряет тем, что у него нет страсти, обращенной на нее. Только любовь, любовь-жалость, как она потом поймет.

Другая героиня, неравнодушная к князю – Аглая Епанчина. Исходно это совершенно другой образ. Тоже красавица, тоже гордячка, но если в первом случае гордость - это бунт против унижения, болезненная реакция уязвленного достоинства, то во втором - это амбициозная гордость, уверенная в том, что не заслуживает меньшего и способна на большее. Вообще Дагмара в 14 лет понимала и разделяла все в Аглае. От "я хочу сбежать из дому" и "не хочу, чтобы меня без конца замуж выдавали" до влюбленности в Мышкина. Когда тебе кажется, что все обыденность и обреченность, и клетка, и непонимание, и фальшь - кто этого не проходил в подростковом возрасте - единственный, кто готов быть искренним, светлое пятно на фоне серых декораций, кто говорит, как думает, будь он хоть посмешищем, не может не вызвать чувства в барышне, вроде Аглаи. Но в чувстве к князю она гораздо ниже Настасьи Филиповной. В сцене, где две соперницы сходятся, младшая Епанчина ведет себя менее достойно, князь не зря качает головой и бормочет, что это все не то. Аглая не могла думать так, как она говорила, она могла чувствовать ревность, недовольство, но сказанные слова были преднамеренны, с целью задеть, показать, что они не равны друг другу. Не знала что ли про себя этого Н.Ф.? Она переоценила Аглаю, а последняя показала себя хуже, чем есть на самом деле.
Секундное замешательство князя перед выбором - это уже оскорбительно. И тут я ее тоже понимаю. Конечно, Мышкин бросился за ней, потому что по склонности выбирал ее, но она-то этого не узнала.

Перечитав роман, я пришла к выводу, что никто в нем никого по-настоящему и не любил, кроме Настасьи Филиповной - Мышкина. То, что происходит между ним и Аглаей, это влюбленность, зарождающееся чувство, не оформленное, и потому не смогшее перенести удара. А так теплело и приятно волновало сердце от ее метаний то в слезы, то в смех, его смущения, радости, улыбок самому себе, когда он от нее уходил. Мне вспомнилась и Наталья из "Униженных и оскорбленных", которая в финале спрашивает Ваню, зачем мы разрушили счастье? «Мы бы могли быть навеки счастливы вместе!». И Таня из "Онегина": "А счастье было так возможно, так близко". Пускай это обманчивое чувство, князь нездоров, обречен... Но это предчувствие возможности счастья, даже во второй раз, зная заранее исход, одна из причин моей любви к книге.

Очень хочется сказать о Лизавете Прокофьевной, замечательнейшей женщине с большим сердцем, которую так хорошо видит Мышкин, и так заслуженно любит. Это проскальзывает раз, но и своенравная Аглая хорошо знает достоинства своей maman. Не зря мать семейства приходит к мыслям, что у них в семье все не так, как у других. Ощущаемая любовь каждого члена друг к другу, смешанная со стыдливостью, неспособность серьезно относиться к чинным правилам светскости от живости, человечности в каждом из них. Лизавета Прокофьевна, конечно, ворчлива, капризна, как ребенок, но в ней есть природный ум, принятие оригинальности вопреки желанию и большая способность к состраданию.
Многое в дочерях от нее. Аделаида - веселая, легкая, обаятельная - мне очень нравится; Александра - старше и строже, а такая же положительная. И меж ними всеми решено, что Аглае полагается больший успех, как младшей, как самой красивой, как самой незаурядной. Однако конец - унизительный для нее. Все ее достоинства, вся ее личность уходит в никуда. Чем же было ее опрометчивое замужество за польским революционером? Желанием отомстить, избавиться от болезненного прошлого с князем? Или действительно увлечением? Если последнее, то так скоро после описанных в романе событий, это оскорбительно для всякого чувства, претендующего на глубину.

Дальше...

Через последний женский персонаж, умницу Веру, я подведу к одному из важнейших моментов книги - речи Ипполита - юного чахоточного нигилиста. И противного, и интересного, и жалкого одновременно. У меня перед глазами стоит момент, как я так же, как он, среди глубокой ночи перелистывала страницы 8 лет назад, читая его исповедь.
А его болезненный сон про насекомое?! Читаешь и сам больной лежишь! Хорошее воздействие, которое тоже не из воздуха взялось. Как раз, когда писатель был занят романом, случился инцидент, что вбежали женщины и сообщили: в дом вполз тарантул. Этот кошмар перед страшной тварью вылился в значительнейший образ.

Какая ужасная сцена! Как это верно бывает, что столько вкладываешь в свои слова, а они как об стенку горох. Не люблю Ипполита, но зачем так безжалостно "дразнить" и быть равнодушным? Да, именно одна вера умница! (и я искренне рада была прочесть в эпилоге о ней и Евгении Павловиче) "Князь, слетали вы когда-нибудь с колокольни?" - да, Ипполит сам лучше всех дал определение своему положению. "Какие они все негодяи!"

На этой исповеди присутствуют почти все мужские персонажи романа, в том числе один из основных - Рогожин. Я откажусь от параллели с Митей Карамазовым, которую могла бы провести ранее. Потому что взглянула на него по-новому. Не с другой стороны, нет, но глубже. Это вообще одна из черт книг Достоевского - мне никогда не казалось, что я их не поняла или поняла неправильно, я никогда не меняла отношения к героям его книг при перечитывании - ты читаешь и снимаешь с нее пару верхних слоев, и в этой плоскости ты все понимаешь, но проходит время, и ты готов снять смысловой отпечаток слоя, расположенного глубже. А иной только пленочку сверху снимает, составляет свое поверхностное мнение, и им удовлетворяется.
Парфен живет в доме со скопцами - религиозной сектой, которую, как он говорит, почитал его отец. Его имя, так же как и у Настасьи, "говорящее" - означающее девственный. Не зря Н.Ф. говорит, если бы не я, был бы ты с ними. Парфен не безудержный сладострастник, его единственное наваждение – «эта женщина», чье имя в свою очередь является русской версией греческого имени Анастасия - воскресшая. Парфен - тоже имя греческое. Что же получается: воскресшая Барашкова да девственник, живущий подле "агнцев божьих". Какие страсти, какая чертовщина, откуда взяться карамазовщине? Трагичный треугольник Мышкин- Н.Ф. - Рогожин, в котором вершины втянуты в страсти со стороны, но не склонны к ним по своей натуре.
Аглая, к слову, это младшая из трех харит, чье имя на греческом означает "великолепная". Я в младших классах сильно увлекалась античной мифологией, но это, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем, как хорошо Достоевский знал греческий язык.
Жаль только воскресения не получилось.

Роман начинается Рогожиным и Мышкиным напротив друг друга. Они встречаются в поезде, чужие миру, и контрастные между собой, оба в скором времени неожиданные миллионеры; и заканчиваются их истории вместе, в одной парфеновой комнате, где, кроме них ни одной живой души. Они зеркальные отражения, но одной и той же сущности.

Надо признать, что не появись князя в жизни этих людей, она могла бы сложиться лучше. Только Настасья Филиповна была обречена на гибель при всяком раскладе. Мышкин изо всех сил пытается не вмешиваться, держаться в стороне, боится испортить, но все прямо тянется к нему. И нигилисты, и гордые девицы, и скандалы, и китайские вазы. Не сумев осчастливить ни одного из них, он, разумеется, оставил глубокую и горькую рану в их душах (вазу так и вовсе вдребезги разбил). Такие трагедии, если случаются с тобой ли, на твоих глазах ли, не забываются. И это подтверждает не только идею о повторном "распятии", но и проблему второго пришествия. Мы сегодня, как и они тогда, живем так, что появление Иисуса - не только радость, избавление, осуществившаяся надежда и воплотившаяся вера, но и большая проблема, расшатывающая наш порядок вещей. Такая, какой она была и 2 тыс. лет назад.
Я читала эту книгу не одна, а одновременно с несколькими знакомыми. Один из них обратил внимание на фразу "социализм - порождение католичества и католической сущности". Я прошла мимо этого в первый раз, отмахнулась во второй, потому как не сосредотачиваюсь на политических суждениях Ф.М., он жертва политической борьбы, от социалистического и либерального движения, к которому он принадлежал, его в том числе отвернуло и то, что он из-за него перетерпел. Я как социал-демократ не схожусь в политической позиции ни с ним, ни с Толстым. С этим надо просто смириться. И я чуть не отмахнулась в третий, мол, зачем это принимать всерьез. Но что-то заставило меня взглянуть на присланный фрагмент еще раз: "...не смей иметь собственности, не смей иметь личности, братство или смерть". И подумала: "Конечно!"

Раннее христианство носило секулятивный характер, "Я принес не мир, но меч и разделение". Сейчас это выглядит необычным, но тогда эта религия была гонимой не из-за проповедуемых установок, а именно из-за отрицания существовавших догм и своей внесистемности. Когда пророки говорят о том, что надо возлюбить их больше своих отца и матери, имеется в виду, что стремление к истине и Христу, в данном случае, должно быть сильнее родственных и общественных связей. Христианство, как меч, отсекает человека от тела человечества, потому как не стремится спасти всех, оно спасает каждого, по отдельности. Для Достоевского братство людей под сводом церкви (или другой идеологии) без внутреннего стремления к истине, хуже, чем внешняя слабость института веры. Бердяев - первый признанный либерал в России говорил, что Достоевский либерален в высшем смысле этого слова. И он абсолютно прав.
Достоевский не боится идеи внутри человека, не боится сомнения внутри человека, а другого. Человек не должен проецировать на себя сумму общественных практик, он должен начинать внутри с себя с самого начала, и если этот путь приводит его к Христу - хорошо, не приводит - ну что ж, для самого христианства это лучше, чем если бы под его знаменем собирались люди приходящие в церковь ввиду общественной установки, и им этого было бы достаточно. Именно с утверждением монотеистических религий распространилось понятие "пустыни", потому что с ней пришло право на отдельность, право выбора. Католицизм тоталитарен, а у человека должен быть выбор определять себя как католика, как христианина вообще, или как социалиста. Ни христианин, ни социалист не должны существовать только потому, что они родились в этой культуре. Это потом будут мысли о церкви-государстве, но то, что это направление сделало с христианством для писателя уродливо: масштаб, изящество, власть, единство... Подмяла религию, сделала из нее политический инструмент, с тех пор человек может в ней существовать без внутренней эволюции. Войти в любую систему, в которой ни о чем не надо задумываться - вот что для Достоевского ужасно. И кто скажет, что опасение это не было обосновано?
Личная ответственность, личная свобода, никакой уравниловки, к которой стремятся эгалитаристические идеологии. Будь то католицизм, с греческого переводящийся как "всемирный", с его "молодежными съездами" и "социальными доктринами" или "общественный" (лат.) социализм.
Начинаю верить исследователям, утверждающим, что у Достоевского ни одного случайного слова в произведениях не стоит.

Полюбить она может человека, место, время, книгу. Полюбить и постоянно думать о предмете обожания. Полюбить и отдаться полностью: душой и телом.

Вы сидите на кушетке, и перед вами восстает театр. Реалистичные декорации, пыльный пол, имитирующий асфальт. И все такое поблеклое, выцветшее, отдающее желтизной. Пред вами люди - студент Раскольников с крючками под мышками в дряхлом пальтишке, румяная Сонечка в драдедамовом платке, укутывающим ее шею, Мармеладов с красным от алкоголя лицом. И все такие настоящие - протяни руку и дотронься.

Родион Раскольников позволяет заглянуть к себе в душу, покопаться в ней, зарыться и сидеть там до его первых слез, пролитых на ноги Сонечке. Софья Семеновна молится за этого человека, верит в него, широко раскрывая руки для объятий, получая царапины на ребра.

Это великолепный роман, философский, сложный, в чем-то есть нотка экзистенциализма, но это интересно и приятно читать.